Надо улыбаться

Снова я лишен покоя: Что с тобой моя душа? Просишься на небеса, Да кому ж ты там нужна?! Из какой-то темной бездны Голоса меня зовут. Все стремления бесполезны - Здесь меня нигде не ждут. Боль терзает, Затуманив взгляд Затуманив взгляд Время тает... Нет пути назад! Нет пути назад...

Иван слышал плеск воды, словно она была повсюду, а он - плыл. Потом он осознал, что лежит спиной на чем-то. Над головой раскинулось широкое и необъятное небо. Он смотрел, как легкие облачка плывут по голубизне, мысли текли слишком неспешно, и в душе была подозрительная легкость. Потом он услышал песню, льющуюся поверх воды и приподнялся. Так и есть - он лежал в лодке, длинной и узкой лодке. У его ног стояла фигура, целиком и полностью завернутая в черное. Она и правила этой лодкой, держа в руках весло. Почему-то Смерть, к которой он привык, точнее привык видеть ее рядом с собой теперь постоянно, не вызывала того самого священного ужаса, что был у него в первый раз. Вера, в которую он послушно, по своей воле, погрузился, отринув мирское и земное, помогала ему, согревая изнутри. - Теперь не боишься, - прошелестел в воздухе ее голос, разбавленный плеском воды. Она прервала свое пение. Иван неотрывно смотрел на водную гладь, которая была почти черной. Лодка скользила по ней, повинуясь легким взмахам весла. - Нет, не боюсь. - Славно. Многие боятся меня... - Я боюсь не этого, а того, что меня ждет в дальнейшем... - Иван отвел свой взгляд от воды и взглянул на темные одежды, развевающиеся на несуществующем ветру, - скажи: я - мертв? - Нет... - Ладно. Иван вновь начал вглядываться в гладь. Ему казалось, что это и не озеро и не река, а целое море. Что-то мелькнуло в толще воды и исчезло с глаз. - Это твоя жизнь. У некоторых это река, у других - поле, а у тебя просто море. - Может, ты скажешь, что там, за гранью? Смерть усмехнулась, а потом и засмеялась. Ее смех был холоден. - Тебе пора... Но скоро, очень скоро, ты вернешься ко мне. Навсегда. Иван судорожно задышал и открыл глаза. Над ним оказалось знакомое лицо. Андрей. Он был испуган. - Ты потерял сознание на молитве и сейчас в лазарете. Ты был мертв целых четыре минуты. *** Белое море. Иван приехал сюда именно тогда, когда на этот простор ползла черная-пречерная туча. Она постепенно закрывала небо, и ему вдруг подумалось, что это весьма символично. Сурово и прекрасно. Ветер дул слабыми порывами, словно он не мог решиться на что-то большее. Солнце уже закатывалось за линию горизонта, и края тучи чуть золотились. Сквозь ее просветы тоже падали водопадом лучи света. Андрей в монашеской рясе ожидал его, стоя у лодки. Он тоже невольно оглянулся на тучу. - Иван, скоро начнется буря, и мы не успеем переправиться на остров! - И так ты встречаешь меня? - Отец! Если мы не поторопимся, - с нажимом на первое слово произнес Андрей, - то ночевать придется здесь! Он оглядел Ивана с ног до головы так, что того пробрала дрожь. Так на него смотрела только Беларусь. Он единственный, кто заставлял Ивана ощущать самое сильное чувство вины. И вообще - Андрей очень странное его создание, воплощение. Его недаром Москва звала "голосом совести". Андрей появился у Ивана во времена СССР и почти сразу же завоевал в большой славянской семье прозвище "Странный". Он был почти во всех исправительных лагерях того времени, на всех объектах, которые строились тогда в советской стране. Иван думал, что он работает на КГБ разведчиком, и докладывает о том о сем. Но, как только он явился домой и громко заявил, что уходит в монахи, поднялся грандиозный скандал. В те времена всех, кто уходил туда, поджидали крупные неприятности и препятствия. Но Андрей, проявив всю настойчивость, сдержанность, просто в один день ушел из дома и не вернулся. Беглое воплощение искали бы долго, если бы не Иван. Иван, с которым Андрей побеседовал еще до своего побега, отпустил его на все четыре стороны. Иван понял свое воплощение. Понял как никто стремление к покою, тишине. Он запретил искать его. В итоге, после развала союза, воплощение в рясе пришло само в его дом и поставило пьющего как сапожника Брагинского на ноги, запретив прикасаться к бутылке. Так же следом последовал разговор по душам и прочее, прочее... И Андрей после ушел обратно. Туча выросла как на дрожжах и заняла большую часть неба. Но все равно: солнце упрямо светило в той части, что была еще свободна. Да, лучи с трудом пробивали себе дальнейший путь, но... Это небо было так красиво и так незабываемо. И этот берег... Песчаная коса, камни и горизонт, на котором вдалеке виднеются разбросанные как попало острова. Иван улыбается. Андрей хмурится и снова глядит на тучу. - Иван! - Уже иду, - вздохнул Иван и пошел следом за Андреем, который иногда увязал в мягком песке. *** Разговор с настоятелем вышел серьезный, но Иван справился. Но Андрей после разговора повел его в другую часть монастыря. Это здание было косвенно знакомо Ивану - бывшее здание тюрьмы. Старые стены, широкие ступени, холод. И таинственный шепот, доносившейся со всех сторон. Иногда мимо них проходили закутанные в черное другие священнослужители. Они не обращали на новенького никакого внимания, разговаривая о своем. - Куда ты ведешь меня? - Увидишь, - бросил Андрей, через плечо не оборачиваясь. Он втолкнул его в округлую комнату, подозрительно похожую на бывшую башню, просто переоборудованную под жилую комнату. И вошел сам. Стол, два стула, икона и кровать - вот вся скудная обстановка этой комнаты. На столе - пара свечей, одна из которых зажжена. И стены, стены, которые изо всех сил, со всех сторон, угнетали... Андрей жестом показал на стул и сел на второй. Их лица оказались друг напротив друга. - Давай, - произнес Андрей, глядя прямо в глаза Ивану. Иван невольно скользнул по лику иконы над кроватью. Богородица, довольно сурово взиравшая на него. - Что "давай"? - О, Господи! Тебе нужно исповедоваться и прочее... - Андрей красноречиво поднял глаза к потолку. Ивана это сильно задело. - Чем ты слушаешь? - А... разве тебе можно? - Теперь можно. В твоем случае, я готов слушать тебя и твою историю хоть с сотворения мира. Тем более, что все равно остаешься персонификацией страны, - грубо отрубил Андрей. Иван тяжело вздохнул: отступать некуда. Видя реакцию, Андрей встал со стула, подошел к двери и повернул ключ. Тайна исповеди - есть тайна исповеди. За стеной послышался глухой удар. Это начала бесноваться буря. *** Иван не помнил, сколько времени у него это заняло. Глаза не единожды за их беседу наполнялись слезами, раны прошлого воспалялись и болели; ворошить старое и неприятное, казалось бы напрочь забытое, оказалось нелегко, даже очень трудно. Говорить иногда было трудно: язык немел, губы с трудом шептали, говоря об очередном грехе. Он без какой-либо жалости к себе высказывал все. Он сжигал мост один за другим. Назад возврата нет. Андрей видел, что ему трудно говорить, но не прерывал его ни на минуту. Он вслушивался в иногда хриплый и срывающийся голос своего названного отца, и осознавал шаг за шагом всю его долгую трагедию. О многих фактах он догадывался, о других - мог был только гадать, о третьих... Лучше бы благоразумно промолчать. Под конец Иван уже просто не выдержал и заплакал, не в силах сдержать боль, которая накатила на него. Но он сквозь слезы и рыдания продолжал говорить. С трудом, но продолжал. Андрей, по мере проведения исповеди, все больше и больше жалел несчастного. Иван был лишь несчастен, ни более того. Он слишком запутался в череде этих серых дней своей жизни. Иван кончил, вытирая слезы со своего лица. Многие свои тайны он сказал сейчас вслух, но... Андрей будет хранить их. Ивану стало легче. Ему показалось, что из него словно что-то вытащили, гадкое и ядовитое. Разум, который иногда был в дымке, прояснился. Слезы на глазах высохли. Андрей же пришел в ужас. Быть может, это его крест - теперь хранить тайны Ивана, которые ему теперь принадлежать не смогут? Иван неожиданно рухнул у его ног на колени и произнес ломким голосом: - Я надеюсь, что ты никому не сможешь рассказать, что услышал. Это не только мои тайны. Андрей взглянул на белое как снег лицо, на котором уже была видна печать болезни, тяжелого недуга. Иван твердо глядел ему прямо в глаза. Он открыто покачал головой. - Я знаю. Иван... Нам нужно еще в одно место. Все равно вечернюю молитву мы с тобой пропустили... - Андрей встал со своего места и помог ему подняться с колен. Немного удивленный Иван встал. Они вновь вышли из комнаты и начали спускаться вниз по узкой лестнице. Андрей держал в руке зажженную свечу. Иван уловил свист ветра за твердой каменной стеной: ветер разгулялся не на шутку. Видимо там, за стеной, погода окончательно испортилась. Они прошли в узкий и очень длинный коридор, и Андрей толкнул очередную дверь, которая оказалась незапертой. В этой комнате была просто огромная чугунная ванна. Она была наполнена водой. Дверь он затворил на засов. - Тебя очистить и крестить надо. Раздевайся. Ширма там. Иван окунулся в ледяную воду. Андрей читал свои молитвы, и неожиданно по телу Ивана побежали мурашки. Потом стало очень холодно, а затем - очень жарко. По лицу заструились негаданные-нежданные капли пота, и Иван дрожащими руками омыл лицо. Вода резко показалась ему колючей как тысяча иголок. Голос Андрея стал ударять по барабанным перепонкам, и он закрыл уши руками. В это миг глаза полоснуло такой сильной болью, словно его ударили по глазам кнутом. Он не сдержал болезненного вскрика. И, забыв об ушах, прикрыл глаза руками. Из глаз что-то явно сочилось, в полутьме Иван не видел и не различил, что именно. На губах стало неожиданно солено. Все тело схватило, скрутило болезненной судорогой. Голос Андрея окутал его, и он провалился во тьму. Очнулся он все в той же ванне. И от плеска воды. Андрей, бледный как бумага, выжидающе уставился на него, но молчал, не говоря ни слова. - Что произошло? - спросил Иван, не понимая. - Ты... - тут Андрей замялся, - ты... В общем, был не в себе. В тебе, оказывается, бес сидел. Мне удалось его изгнать. Ивана неожиданно охватила дрожь, но уже от холода. Как он себя вел, если Андрей до сих пор дрожит? Андрей достал большое полотенце и протянул ему. - В воду не смотри! - предупредил Андрей, хотя Иван хотел, - на меня! Иван немного поразился его повелительным тоном, но не стал возражать. Он выбрался с его помощью из чугунной ванны, ощущая себя как никогда чистым. Свеча горела слабым огнем, но в другом конце комнаты, поэтому цвет воды так и остался для него загадкой. Вытираясь полотенцем, Иван уже увидел ожидающий его наряд - такая же как и у Андрея, черная ряса и темные туфли, без всяких изысков. Андрей, как только Иван переоделся и вышел, быстро несколько раз перекрестился, глядя на воду. Вода в ванне вместо прозрачной стала кровавой. *** - У тебя глаза изменились, - произнес к его полной неожиданности Андрей, будя его на молитву, - они стали голубыми как небо. Здорово... Пошли на молитву, опаздывать нельзя. Так потекла новая жизнь Ивана в монастыре. Он привык к тому, что здесь нужно работать: например, готовить еду, убирать монастырь, кормить животных, молиться и прочее,и прочее. Так же он помогал и в строительстве: все было изрядно ветхим и требовало хотя бы обновления. Электричества на острове не было - все обходились дизельными генераторами, свечами и дровами. У Ивана было время и подумать. Он думал о том, как именно покинет этот мир. Болезнь его прогрессировала, лекарства старательно привозили ему на лодке - единственная связь с большой землей, но лучше ему не становилось. Боль становилась постоянной спутницей, и приходила все чаще. Даже дышать - и то становилось все труднее. Кашель раздирал легкие. Но Иван все время упорно отказывался покидать это место, которое теперь стало почти родным. Он со многими монахами познакомился, узнал и их истории. Сдружился почти со всеми... Он много читал. Помимо молитв, он читал и откровения, жития многих святых - тут была неплохая библиотека. Это так хорошо - он сидел на кровати, завернувшись в тонкий плед (он теперь постоянно мерз), читая очередную страницу в полной тишине под свет мерцающей свечи. Ему нравилось все это. Он принял всю ношу и все, что на него свалилось. Это его крест, и нести он его будет до самого конца. Вера - это единственное, что у него осталось. Он слишком многое понял с этих самых дней... *** - Ты потерял сознание на молитве и сейчас в лазарете. Ты был мертв целых четыре минуты. - Значит, - произнес Иван, поднимаясь с жесткой койки, - пора мне прощаться со своими союзниками и недругами. Время пришло. - Я узнаю, когда будет встреча и спрошу насчет самолета, - Андрей становился все мрачнее и мрачнее. - Иван... Ты решил все окончательно? - Да, Андрей. Не суди меня слишком строго. Я обязан это сделать. Так чувствую. Принесли Ивану очередную порцию лекарств и пару шприцев, Андрей заставил себя выйти из лазарета и прислонился лбом к холодному стеклу, пытаясь прийти в чувство. - Почему так скоро, Господи? - взмолился тихо-тихо Андрей. - За что ты его отнимаешь у нас? Но все эти вопросы остались без ответа...