Синяя борода и солнечный зайчик

Слова Ванессы жгли сердце и бередили душу. В них была не только злоба, но и горькая правда. Они действительно вместе всего неделю, и он действительно никто для Доминика, просто его воспитанник. По его словам, у него уже есть несколько воспитанников. А вдруг и он такой же очередной воспитанник, может Тео все придумал себе про большую и искреннюю любовь? Чем больше думал, тем больнее становилось, будто яд растекался по венам. Проходя мимо окна, он увидел свое отражение. Он подошел поближе и присмотрелся. Ведь минуту назад он был так счастлив, а сейчас у него такое выражение лица, будто кто-то умер. Тео забрался с ногами на широкий подоконник, задернул тяжелые гардины, отгородившись от окружающего мира. Он тронул пальцами свое отражение в окне. Ванесса хотела сделать ему больно и у нее это получилось! Но, почему? Он ведь и сам все знал, и то, что он будет пятым мужем, тоже для него не новость. Тео поежился, так ужасно звучит! И про то, что они знакомы всего неделю, хотя нет, знакомы они несколько больше, просто они вместе всего неделю, зато какую неделю! Омега довольно зажмурился. В самом начале он его опасался, было страшно с ним оставаться, а теперь, похоже, альфа сам его боится. Теодор довольно хихикнул. Охотник и добыча поменялись местами! Настроение опять поднялось! Вот, пойду и поймаю своего саблезубого тигренка и почешу его за ушами! Тео опять посмотрел на свое отражение. Вот, назло ей буду улыбаться! Надо найти Доминика. Только как найти человека в таком большом доме? Может спросить у кого-нибудь? Но Доминик сам нашел Тео. Отодвинув складки гардины, он с тревогой посмотрел на омегу. - Добрый вечер, Теодор. Все в порядке? Я весь день чувствовал, как ты счастлив, а вечером тебя кто-то расстроил. Что произошло? - Добрый, - Тео потянулся навстречу и обнял альфу, зарывшись носом в рубашку, вдыхая любимый запах, - ничего страшного, столкнулся с Ванессой. Она велела снять портрет твоего отца и хочет повесить туда свой. А я велел повесить портрет обратно. Вот сижу, переживаю, а правильно ли я поступил, она ведь твоя мама? А я кто? Всего лишь пятый кандидат в мужья. - Про пятого кандидата это она тебе сказала? – вздохнул Доминик, - Тео, любимый, запомни, ты моя пара, ты моя истинная пара, ты мой омега. Ты мое все. А Ванесса, что ж, это - Ванесса. Не обращай внимания на ее шпильки, – Доминик поднял за подбородок взволнованное лицо и улыбнулся, – а по поводу портрета ты абсолютно прав! В галерею предков вешают не просто так. Не столько за то, что ты родился в этой семье, а за то, что ты сделал для этой семьи! Идем. Они вернулись в галерею, и Доминик стал рассказывать о людях, изображенных на портретах. Так интересно! История, которую Тео изучал по школьной программе, вдруг обрела краски и звуки, наполнилась жизнью людей, которые когда-то ходили по этому дому. Они не дошли и до середины, как в животе Тео забурчало. Омега схватился за живот и покраснел! - Я тебя заговорил совсем! – Доминик засмеялся. – Поедем, поужинаем куда-нибудь, или может, хочешь в гости поехать? Или на концерт? Я думал, что Ванесса в субботу вечером уже уехала. - Не хочу никуда. – Тео прижался к боку альфы. – Я устал сегодня. И потом я лучше проведу вечер с тобой наедине, ты интереснее любого концерта. Рабочие закончили крепить портрет обратно на стену и собирали инструмент. - А твой отец? – Тео потянул Доминика к портрету, – Он здесь по праву висит? - Да, безусловно. – Они вдвоем остановились рядом с изображением Чезаре, – если Ванесса хочет портрет, то в доме полно мест, где его можно повесить, но не здесь. Мой отец – гениальный человек. Сильный, умный и очень целеустремленный. Он создал империю, а потом возглавил ее. - А почему я о нем не слышал? – Тео с интересом рассматривал портрет. Лицо по-прежнему было хищным, но вот выражение глаз будто изменилось. Теперь он смотрел надменно и с вызовом. - Настоящая власть всегда в тени, Тео. Это не цари и не президенты, они, скорее символы, атрибуты власти. Они принимают законы, заключают договоры и пакты, произносят пламенные речи, перерезают атласные ленты на открытиях, поддерживают людей в тяжелое время, ведут к процветанию народ и нации. Но реальная власть она всегда в тени. Она, как деньги, и реальна, и виртуальна одновременно. Деньги есть у всех, но они на самом деле никому не принадлежат, но кто-то все это контролирует и манипулирует всеми из тиши собственного кабинета. В животе у Тео опять забурчало. Омега жалобно посмотрел на альфу. Доминик подхватил голодное создание на руки, и пошел быстрыми широкими шагами в комнату. Когда Тео, разморенный от горячей воды, вышел из ванной, он обнаружил у камина расстеленную шкуру какого-то животного и маленький столик. На тарелках лежали колбаски, крупные куски сыра, овощи и, как ни странно, зефир. Доминик сидел у камина и помешивал угли кочергой. Тео, взяв подушку, уселся рядом. Альфа нанизал колбаски на длинные металлические шпажки и дал одну шпажку Тео. Доминик показал, как можно подрумянить колбаску. Оказывается, это было очень интересно! От угольков шел равномерный жар, а когда колбаска лопнула, сок попал на угольки, взметнулся язычок пламени, и резко запахло жареным. Они поджарили по паре колбасок, а потом Тео попытался пожарить сыр. Он плавился и пытался стечь по шпажке. Тео перехватил беглеца вилкой, а когда убрал шпажку от огня, сыр застыл бесформенным кусочком. Когда омега укусил его, он заскрипел как кусочек резины на зубах, но на вкус был просто восхитительным! Доминик прилег на шкуру и с удовольствием наблюдал, с каким воодушевлением Тео хозяйничает у камина, позабыв обо всех своих тревогах. Он вспомнил, как дед Август развлекал его, маленького Доминика, после того, как его мама в очередной раз нанесла визит к родителям. Доминик помнил, как он отчаянно страдал из-за холодности матери. Хорошо, что любви деда ему хватало с запасом! Надо будет поговорить с матерью о ее поведении с Теодором. Тем временем Тео попробовал поджарить зефир! Сколько восторгов! Доминик только вздохнул, какой еще Тео все-таки ребенок. Он в его годы был более зрелым. Наверное, из-за полувзрослой жизни в пансионе, где контроль во время занятий причудливо переплетался с бесконтрольностью остального времяпрепровождения. Когда ошалевшие от избытка денег и свободы, подростки придумывали одну забаву изощреннее другой, а воспитатели, которые, по мнению родителей должны были контролировать их чад, попросту выманивали у своих подопечных деньги на организацию всевозможных вечеринок, попоек и оргий, в которых подчас принимали участие и ученики и воспитатели. Учителя также сглаживали скандалы, и зорко следили, чтобы все не выплыло наружу под любопытные объективы безжалостных папарацци, а, главное, не дошло до грозных родителей. Когда Доминику исполнилось четырнадцать, отец «подарил» ему на день рождения «специального друга», омегу по имени Шу. Двадцати двух лет отроду, он был смуглым и кареглазым, от него призывно пахло сладкими яблоками. Он так восторгался юным альфой, говорил такие искрение комплименты, что у юноши кругом шла голова. Омега должен был быть горничным и присматривать за гардеробом, но на самом деле, он профессионально соблазнил подростка и ввел его в мир секса, многое объяснил, многое дал попробовать. Когда у Шу были течки, они уезжали в небольшую гостиницу и там занимались любовью, как два одержимых кролика. Доминик никого не подпускал к «своему» омеге, ревниво охраняя от возможных посягательств. Когда Доминику исполнилось шестнадцать, он случайно узнал, что у Шу есть любимый альфа, а он, Доминик, просто способ заработать на собственный бизнес. Альфа внутри него почувствовал себя оскорблённым и Доминик избил Шу. Он в первый и последний раз поднял руку на омегу. Когда обида отступила, и он увидел разбитое лицо омеги, которое столько раз с восторгом целовал, ему стало мучительно стыдно за происшедшее. Он отвез его в больницу и был с ним рядом, пока ему оказывали помощь. Шу рассказал ему, что он заключил контракт с его отцом на три года для оказания Доминику специальных услуг. Они тогда проговорили всю ночь о любви, верности и ответственности перед партнером. А утром альфа заехал в офис к отцу и разорвал контракт омеги, спасая того от неустойки. Он выделил Шу из карманных денег сумму, достаточную для открытия собственного ресторана, и отпустил его с миром. Да, в свои шестнадцать лет он чувствовал себя взрослым и ответственным мужчиной. Ему было смешно наблюдать за своими ровесниками, строящими глазки и говорящими всякую сентиментальную чушь. Вся романтика отношений у Доминика закончилась ночью в больничной палате у постели избитого им омеги. Ему до сих пор неприятно вспоминать о том, как он тогда поступил, но именно отношения с Шу наложили отпечаток на всю его дальнейшую сексуальную и эмоциональную жизнь. Когда ему исполнилось восемнадцать, родители напомнили ему об обязательстве перед семьей. Он с рождения был обручен с Бьянкой - старшей из трех сестер в богатой и именитой венецианской семье. Когда Доминику было восемнадцать, Бьянке было двадцать пять, она не была красавицей и вдобавок ко всему была бетой. Она не питала в отношении себя никаких иллюзий и была уверена, что родители вместо нее предложат молодому Кантарини одну из младших сестер-омег. Когда Доминик познакомился с будущей женой, он был приятно удивлен трезвостью ее мышления и отсутствием у нее излишних иллюзий в отношении семейной жизни. Они проговорили весь вечер, и нашли много общего, оба были прагматичными и целеустремлёнными. К радости родителей, они согласились на брак сразу и без истерик. В дальнейшем у них сложились ровные дружеские отношения. И секс у них был, скорее, дружеский, чем страстный. Доминик никогда не изменял Бьянке. Во-первых, он помнил, как тяжело его мать переживала измены отца, а он не хотел делать Бьянке больно, во-вторых он всегда помнил о Шу с его продажной любовью и лживыми чувствами. Когда на него вешались восторженные омеги или девушки, он абсолютно спокойно снимал их со своей шеи или вытаскивал из своих брюк чужие руки, объясняя все это горячей любовью к жене. Когда положенный год траура прошел, на одном из светских раутов к нему подошла Паола, и по-деловому предложила себя в качестве жены. Она без жеманства рассуждала обо всех достоинствах их брака, о взаимной выгоде обеих семей. Доминик согласился с ее доводами, и они оформили брак. Спустя два года Паола сообщила ему, что ждет ребенка. Вначале Доминик не знал, как реагировать, но время шло, живот стал округляться, ребенок стал шевелиться и однажды Доминик понял, что действительно рад их ребенку. Но Паола погибла и, несмотря на все усилия, ребенок тоже погиб. Смерть ребенка опечалила Доминика сильнее всего. А потом были Стивви и Дилан. С ними было весело, они были, скорее, лекарством от скуки. Они были симпатичны, и секс с ними был хорошим развлечением. Но эмоционально они совсем не задевали альфу, он считал их чем-то вроде домашних питомцев. Надо выгуливать, заботиться, баловать и есть что рассказать, когда между альфами заходил разговор о достоинствах и недостатках брака. Но Теодор! Он обрушился на него, как стихийное бедствие! Доминика разрывало от эмоций, восторга и какой-то неконтролируемой радости. Глядя на него, хотелось читать стихи, петь, смеяться, делать глупости. От запаха Тео кружилась голова, и постоянно хотелось к нему прикасаться, смотреть на него, слушать его голос. Просто наваждение какое-то! Омега как будто поселился у него в голове и сердце, Доминик постоянно ощущал его присутствие рядом, всегда знал, в каком состоянии его сокровище, веселится или грустит, что чувствует, чем встревожено. Да даже просто смотреть на него было несравнимым удовольствием. И вот сейчас его рыжая одержимость увлеченно жарит зефир и совершенно счастлива при этом!