Драбблы по вселенной текста «Мятный космос»

Каждую ночь приходило одно и то же видение: как он касается светящейся зелёным густой жидкости, а та в ответ обволакивает его, обжигая, разъедая кожу и причиняя невыносимую боль. На этом месте Валька каждый раз просыпался, крича от иллюзорной боли и далеко не иллюзорного ужаса. Прижимал к себе лежащего рядом симбионта — Айса завёл привычку впадать в похожее на сон состояние, когда спал Валентин — и старался не думать о раскалывающем душу на части страхе. «Ты боишься меня», — мысли симбионта звучали едва слышным шепотом. — Боюсь, — хрипло бормотал Валентин в ответ. «Не бойся», — просил Айса, и пилот проваливался в крепкий сон без сновидений. А на следующую ночь всё повторялось. — Ва-а-а-аль, — протянул Женька, откладывая книгу, — ты уснул, что ли? Валентин вздрогнул, выронив не донесенную до рта ложку. — Я ем, вообще-то, — пробормотал он. Женька прищурился: — Валь, ты ковыряешься в этой тарелке уже полчаса. Выкладывай давай, что случилось? Пилот вздохнул и отодвинул от себя недоеденный обед. — Жень, я не знаю, как бы тебе сказать… «Как бы тебе сказать, что мы с Айсой уже намного ближе, чем просто друзья?» Валентин видел, как Женька смотрит на Айсу. Это была любовь — но чистая, платоническая, вдохновляющая смесь восхищения и обожания с желанием познать необычное. Но для Вальки симбионт выглядел иначе. Семь-два-пять был убийцей, маргиналом и жёстким манипулятором — прямолинейным до леденящего ужаса. Валентин ни на миг не забывал об этом, но теперь знал Айсу с иной стороны, и даже понимание того, что это лишь усиление его собственных чувств чуждым воздействием, не отменяло эффекта. Тело Айсы худое, но по-своему изящное — как изящны линии «Паллады». В зелёных глазах можно рассмотреть иные миры, в них отражается космос — такой, каким его никогда не увидит ни один человек. Белые волосы, белая кожа: всё, кроме глаз и контактных линий настолько сияет белизной, что почти светится. Айсы не страшно касаться теперь, когда Валька знает, каким может быть симбионт. Не страшно любить. Страшно лишь принять те его стороны, что далеки от человеческих. А вот Женька едва ли догадывается о том, каковы его спутники на самом деле. — Говори как есть, — хмыкнул ассистент. — Жень, — Валентин вздохнул, — мы с Айсой… Женька терпеливо ждал, пока пилот завершит свою мысль. — Мы с Айсой, в общем, больше, чем друзья. Пожав плечами, Женька улыбнулся. — Я знаю, — хмыкнул он. — В смысле, мы с ним… — на всякий случай начал было уточнять Валька, но ассистент отмахнулся. — Валь, я не слепой и не тупой. Я вижу, как ты на него смотришь и как касаешься. Видел такое уже, до того как мама с папой… умерли. Они также друг на друга глядели. Валентин почувствовал себя неловко, но в то же время стало легко на душе, словно пугающий долгое время монстр оказался лишь тенью от простыни. — Значит, знаешь? — Командир, ну не глупи. Истинной причины своей задумчивости Валька так и не озвучил. Было странно, как если бы невероятно прочное препятствие вдруг сделалось бесплотным. Валька боялся отпугнуть своего ассистента признанием, но тот уже сам догадался. Тогда к чёрту страх. Если что-то в любимом человеке — ладно, не человеке! — пугает, то следует просто принять это — превратить кошмар в реальность, но со счастливым исходом. Стоя у контактной субстанции, в которую полностью погрузился симбионт, Валентин осторожно протянул руку вперёд. Хоть Айса и обещал, что теперь для «Паллады» и пилот, и ассистент уже свои, было страшно — а вдруг техник ошибся? Вдруг недооценил едкость контактной субстанции? Вдруг не до конца осознал хрупкость человеческого тела? Но боли не было, кожа не зашипела, как в кошмарных снах, а вместо этого окутало приятным ощущением лёгкого присутствия. «Чувствуешь меня?» Телепатическая речь Айсы смущала, но Валька понемногу привыкал. Пальцы, касающиеся зелёной массы, ласкала приятная прохладная свежесть. «Чувствую. Люблю».