Полтора метра счастья

Проспект Парк активно начал украшаться к Рождеству, первую ель уже поставили, наряженную и в огнях, но она была в стороне от катка, на который мы с Химом припёрлись поскользить часок. Когда было тепло, то мы прогуливались пешком до парка, но зимой, по морозу, шастать уже не так хочется, и мы полпути проделали на двенадцатом бруклинском автобусе, сохранив силы на то, чтобы кружить по льду рядом друг с другом. В процессе катания мы то и дело брали перерыв на кофе, в застеклённом кафе, выходившем своими витринами как раз на залитую площадку. Мне очень нравилось забегать с холода в обогреваемое помещение, скидывать шапку, расстёгивать куртку, ждать, когда щёки перестанет пощипывать от мороза, смеяться беззлобно над теми, кто комично падал за окном, вдыхать аромат фастфуда. Короткими эпизодами сыпался мелкий снежок, летая в воздухе и создавая обострённое зимнее настроение, будто это крошились искры с волшебного посоха, заколдовывающие всех кого касались верой в сказки и ожиданием чудес. Чёрно-синее небо, лежавшее над занесенным парком, над не заледеневшим озером, смахивало на черничный пирог, где джем лежал на слое белоснежного крема. Эту наступающую ночь хотелось чувствовать, зачерпнуть ложкой её густоту эмоций, радости, праздника. На льду я выписывала различные фигуры и знаки, а Хим, как и положено мальчику-хулигану, катался по ним, затирая, или мешал мне заканчивать рисунок. Мы в шутку ругались и пихались, отвоёвывая свободное пространство. Он пугал меня, подсекая, и я визжала, думала, что вот-вот упаду. Но муж всегда ловил меня и я, наконец поняв, что он никогда не даст мне упасть, расслабилась и прекратила беспокоить людей вокруг своим громким пищанием. Завершив же развлечение, мы снова вернулись в это кафе, чтобы согреться и дождаться господина Ю с женой, которые прилетели в Нью-Йорк повидаться с друзьями и в очередной раз помочь Гуку с Херин по поводу здоровья маленькой Сандры. Та вновь поправилась, благодаря чудодейственным микстурам молодого ученого, и их с мамой выписали из больницы. Херин, не оттягивая и пользуясь моментом, поспешила устроить крестины младшей дочери, надеясь, что этот обряд как-то облегчит участь ребёнка. Столкнувшись с болезнью Сандры, она стала более верующей и суеверной, наверное, как и большинство людей, попадающих в сложные ситуации. Почему я не углубилась в религию со своим бесплодием? Я с детства обращалась к Богу, но чаще молилась своей умершей матери, веря, что она приглядывает за мной с небес. Может, стоило пересмотреть свои взгляды? Не знаю. В душе не было рвения и того, что нужно, чтобы потянуться к потустороннему, мистическому, бездоказательному. Я слишком плотское создание, единственное культурно-духовное наследие человечества, коснувшееся меня своим крылом – это моя любовь к моему неповторимому маньяку. Да на меня бы и Хим косо смотреть начал за поползновение к церквям, он от этого всего далёк. На нашей улице стоит баптистский храм, куда снуют прихожане, но мы держимся на расстоянии, как ничего не понимающие и не осведомлённые. Крёстным отцом Сандры, конечно же, Баны позвали Ёндже. Он непосредственно дарил девочке вторую жизнь, что же тут удивительного? Крёстной была какая-то подруга Херин по работе, не могла же я занять все позиции в этой роли? Правда, Джейда с Санха расстраивали, они до сих пор не определились с тем, к какой конфессии причислить сына, склоняясь к тому, чтобы он вырос и сам выбирал, буддистом хочет быть или христианином. Их демократия мне нравилась, но в связи с этим и тут я пролетала с очередным крестником. Ну и ладно, всё равно буду ему любимой и незаменимой тётей Шиллой, никуда от меня не денутся. Мы с Химом взяли по «Самуэлю Адамсу»*, с имбирём, заказали два буррито и глядели то друг на друга, то на продолжающих кататься людей. Я любила занятия зимним спортом. Если это не лыжи. Эти доски на ногах вводили меня в транс, я теряла какую-либо способность передвигаться и превращалась в безвольную препарированную лягушку. Как выяснилось, Хим тоже ненавидел лыжи, заявив в стиле Гука, что палки мужчина должен кидать, а не держать часами в руках. Поэтому нам никогда не приходилось ломать голову, куда идти, каток всегда был на первом месте. На втором – ледяные горки. На третьем – глинтвейн в постели перед телевизором. Почему это тоже зимний спорт? Потому что летом нормальные люди никогда глинтвейн пить не станут, а выпив его, очень тянет заниматься любовью, что, само собой, те ещё физические упражнения. В предыдущий выходной мы зарядили все части «Один дома» и разлагались до полураспада кучу часов подряд, отвлекаясь на секс, туалет, подогрев вина и снова секс. - А не хочешь умотать на недельку из Нью-Йорка? – вдруг спросил меня Хим. Я удивленно оторвалась от пива. - Куда? - В Мохонк. Это предгорный отель в трёх часах езды отсюда: лес, природа, заповедные тропинки. - Чего там ещё есть клёвого? – поинтересовалась я. - Замковая постройка с номерами в викторианском духе, камины, заснеженный пейзаж за окном, отсутствие телевизоров… - Не продолжай, я согласна! – похлопала я коротко в ладоши, варежки с которых лежали рядом на столе. Стоило представить что-то загородное и занесенное снегом, как мне хотелось бежать домой и собирать чемоданы. – Но не на Рождество же? – опомнилась я. - Нет, разумеется. На Рождество приезжают наши с Херин родители, - ей-то они были родные, а ему приёмные, но всё равно воспитали его с пелёнок, поэтому чувства между ними были неподдельными: любовь, беспокойство, благодарность, - и Наташа должна приехать. Ты же ещё не знакома с сестрой Гука? - Пока нет, но вы мельком о ней рассказывали. Рада буду познакомиться. Значит, Рождество традиционное, в семейном кругу? - Да, а вот на Новый год предлагаю уехать. Я взял недельный отпуск. И для себя, и для тебя, - скупо, в своей манере, улыбнулся Хим. Он был из тех редких людей, которые, будучи счастливы и довольны, глазами улыбались сильнее, чем губами, в них сразу утопало моё сердце, в море теплоты и солнечной благодати. - Ура! – подняла я руки вверх, предвкушая отличные каникулы. Мы очень давно вместе так долго не отдыхали. Чтобы просто уехать, просто забыть обо всём, просто остаться вдвоём, укутаться где-то в меховое покрывало и свернуться перед потрескивающими в очаге поленьями. А лучше постелить этот мех, раздеться, и валяться на нём голыми, попивая шампанское. Идеально! Внутри меня уже всё рвалось и мчалось в названный Мохонк. В кафе вошли супруги Ю, держась за руки; он в кремовом шерстяном пальто с чёрным шарфом, а она в чёрном пальто с ярко-жёлтым шарфом. Элегантные, престижные, с налётом утончённой праздности, и вместе с тем особой деловитости людей, привыкших не сидеть на месте. По плечам Айли струились золотистые волосы, завитые крупными, под естественный вид, локонами. Я вроде тоже обесцвечивалась, но никогда на мне не получался такой изысканный, чуть медовый благородный цвет. Айли вписывалась в жёны миллионера так, словно для этого и родилась. Недавно я видела её по новостному каналу, она вела репортаж из Италии с безукоризненными: прической, макияжем, маникюром, нарядом, жёлтыми туфлями. Глядя на неё, я всегда вспоминала сериал «Как я встретил вашу маму», где постоянно фигурировал судьбоносный жёлтый зонт. У Айли, похоже, все вещи имели судьбоносную сущность. Смогла же она как-то встретить Ёндже и стать его половиной? Вспоминая Тиффани, могу сделать вывод, что очаровать господина Ю было сложнейшей задачей. А кто его знает, может, люди и рождаются с предназначением, которое заранее выстлало ковровую дорожку к победе или выбило ямы в дороге к поражению? Я вот собак и кошек разводить обречена. Собак и кошек! Поздоровавшись с пришедшими, я мысленно поставила галочку, что надо бы обсудить позже с Химом, куда деть Тень и Бенджи, если мы уедем. Я очень медленно пыталась приучиться к тому, что Ёндже не только мой начальник, меценат, наследник олигарха, но и товарищ Хима. На таких встречах, как эта, я всё равно чувствовала некоторую неловкость. - Ну что, как там дела у Сандры? – спросил муж у друга, когда все расселись. - Всё в порядке. На ближайшее время, - честно подкорректировал себя Ёндже. – Всё зависит от случая, ты же понимаешь. Не будет инфекций и осложнений – не будет проблем. Если Сандра доживёт до года, а у неё есть все шансы, то, скорее всего, окрепнет в принципе. При условии трансплантации почки, разумеется. - Гук на эту тему стал говорить? – Ёндже вытянул губы в тонкую линию и, с разочарованием, неуловимым недовольством или просто усталостью от вечных перелётов, покачал головой. Айли увлеклась разглядыванием гирлянд вдоль бортика катка. Я её видела второй раз (третий, если считать телевидение), но постоянно она напоминала эдакого котёнка, увлеченного бантиком на верёвочке, и никак не получалось разгадать, прикидывается она, или в самом деле настолько блондинка? Думается, Ёндже эта загадка тоже покоя не давала и увлекала до страстной любви. Рядом с нашим столиком образовалось семейство с двумя малолетними детьми. Мама начала снимать верхнюю одежду с детей, папа пошёл к кассам сделать заказ. Старший мальчишка вырывался и всё стремился куда-то побежать, младшая девочка хныкала и чего-то просила у матери, без криков, но с невыносимой слезливой монотонностью. Мы все на минуту затихли, наблюдая это всё. То есть, трое из нас обратили на это внимание, а Айли с энтузиазмом следила за катком, сияя отражением цветных огней в округлившихся глазах. Кажется, она обожала Рождество, как и я. - Смотрю я на это всё, - отвернулся Ёндже от соседнего столика, механически взяв бутылку пива Химчана и разглядывая этикетку, где был прописан состав. Профессиональный интерес химика. - И совершенно не хочу торопиться с детьми. – Он имел в виду не только пришедших, но и Гука с Херин и их заботой. – Не хочу зациклиться на чём-то одном и потеряться для общества. - Да, тебе нельзя, - поддержал Хим, - ты слишком полезный человек, твоя голова нужна в действии и всей широте её возможностей. - Вот именно. Я надеюсь, что мы солидарны в этом, ты же не хочешь пока детей, Айли? – обернулся он к ней, но жена откликнулась на имя, до него прослушав весь текст. - Что? Я буду чай, желательно с лимоном. – Ёндже подавил ухахатывающуюся улыбку. - Нет, я спросил, не хочешь ли ты детей? - А их тут подают? – пошутила она, возвращаясь с небес на землю. Даже я посмеялась над её словами. – А если серьёзно, то совершенно нет. От них много шума, беспорядка, нервов. И влагалище потом хоть новое покупай, чтобы муж себя не чувствовал вышедшим в открытый космос. Нет, спасибо, такой радости мне не надо. - Ну… - протянул Хим, поддерживая юмористический тон, - Ёндже изобретатель, он что-нибудь придумает с этим. - Пластику этой части организма изобрели до меня. Так что в наш век всё уже поправимо. - А трансплантацию репродуктивной женской системы полностью ещё не изобрели? – сорвался вопрос у меня. Ёндже серьёзно на меня посмотрел. Он знал мою проблему, не мог не знать, ведь близкие между собой друзья-золотые делились всем. У него во взгляде будто загорелась лампочка иновационного отдела мозга. - Над этим стоит подумать, - медленно произнёс он, отставив бутылку Хима и уходя в свои мысли. - Не хотите с нами по пивку? – предложил им муж, спешащий избавиться от слишком жизненных тем и вернуться к тому настрою, что царил до этого. - Нет, Айли не переносит запах пива, - не успел договорить Ёндже, как всё уже было ясно по её лицу со сморщенным носиком. – Выпьем чаю и поедем, - поднялся он, чтобы сделать заказ. Миллионер в кафе с самообслуживанием! Среди этих ребят постоянно встречались парадоксы. - Далеко собрались? - В Саффолк, в Колд-Спринг-Харбор**. Мы сотрудничаем с их лабораторией. На их базе я хотел бы открыть свой филиал. Мотаться туда-сюда я не всегда могу, здесь должен быть кто-то из моего штата. Возможно, Ходжун согласился бы курировать данный проект. Он головастый парень. - Это было бы здорово, - согласился Химчан. – И когда вы опять в Сеул? - Послезавтра. Ты же знаешь, там сейчас есть, чем заняться. Обратно мы снова большую часть пути прокатились на автобусе, вышли почти на своей Ремсен-авеню, и побрели по тротуару, припорошенному мелкой снежной мукой, которую гонял несильный ветер. Дополнительные фонари в форме снежинок развесили на столбах, на большинстве дверей висели венки с красными лентами, золотыми колокольчиками, шишками и искусственными ягодами омелы. В окнах переливались ёлки, у одного крыльца я увидела светящегося оленя - прозрачный каркас, состоящий из лампочек. Он двигал головой вверх-вниз, вверх-вниз. Меня приводили в восторг такие штуки, и я задержала Хима возле зверюшки, пока не насладилась в полной мере исходящим от неё дыханием чудес. Мимо нас пронеслась стайка детей с какой-то музыкальной шкатулкой, полифонией проигрывающей мелодию «We wish you a Merry Christmas». Хим нёс сумку с коньками, мы ходили со своими, напрокат не брали. Не из жадности, а потому что у Хима был пунктик из серии «не оставлять своих отпечатков», считались наверное и следы носков в общественных коньках. Я помнила ещё сеульские времена, когда от него даже запаха никакого не оставалось, он умудрялся каким-то образом растворяться без улик и свидетельств присутствия. Эти привычки сохранялись и никуда не девались, и вряд ли уже денутся, но мне они и не мешали, напротив, часто возбуждали, напоминая о тех временах, когда мы познакомились. - Если мы уедем в Мохонк, то на кого оставим Тень и Бенджи? - Попросим Наташу побыть у нас, или маму с папой. Уверен, они не откажутся пожить в свободной квартире, чтобы не мешаться Гуку с Рин. Рин сейчас не в лучшем состоянии, чтобы долго терпеть толпу гостей. - Это точно. Хоть бы с Сандрой всё наладилось. – Мы метров пятьдесят прошли молча. – Как ты думаешь, Ёндже с Айли искренне сказали, что детей не хотят? Или для меня разыграли сценку, что, мол, отсутствие детей – это норма. - Не будь такой мнительной. Ёндже был честен точно. Я и сам надеюсь, что он ещё лет десять себя ничем не обременит, он незаменимый человек среди нас, кроха, таких грузить личными проблемами – это преступление. - А ведь ты тоже гений… - Да ладно тебе. - Это все знают! – потрепала я его за руку. – Выходит, я законопослушная гражданка? Я не мешаю тебе служить человечеству. Боже, я крута! – засмеялась я. Химчан тоже заулыбался. - А ты сомневалась? Ты всё всегда делаешь верно, даже когда сама не подозреваешь. Мы дошли до дома, обстучали на лестнице обувь от налипшего снега, поднялись к себе. Тень подбежала, виляя хвостом и просясь на прогулку. Не успевший разуться Химчан взял поводок и снова пошёл на улицу. Проснувшийся Бенджамин поднял голову и, потряхивая ушами, внимательно на меня посмотрел. - Да, ты гулять не пойдёшь, - сказала я ему, - а то отвыкнешь от лотка, и будешь потом справлять нужду, где захочешь. А ты должен быть хорошим мальчиком. Сняв свитер и утеплённые брюки, я ощутила кожей, что в комнате недостаточно тепло. Пока ещё тело не полностью прогрелось после прогулки – потерпеть можно, но потом будет прохладно. Надевать что-то было лень. Я щёлкнула включателем электрического чайника и забралась под одеяло. Рядом на тумбочке лежал бульварный романчик, который я мучила уже второй месяц, хотя толщиной он не отличался. Таким надуманным и напыщенным мне казался язык автора, и повествование притянутое. Все такие страстные, горячие, пылкие, возбудительные и возбуждательные, сплошь секс на конюшнях и в шикарных альковах под балдахинами, все на «вы», с раскрывающимися влажными лепестками под юбками – ох уж эти аллегории! Я бы уржалась до смерти, если бы Хим назвал мои половые органы розой или какой-нибудь там лилией. Я дотянулась до мандарина, стала чистить его, поглощать дольками и пытаться читать, чтобы закончить эту книжонку. Чайник скипел, но мне уже не хотелось вылезать. Откинувшись на подушку, я пыталась серьёзно относиться к тексту, где у героини волосы обязательно роскошно рассыпались, стоило её завалить на лопатки. У меня одной гнездо на голове после секса? Или дело в короткой стрижке? Надо у Рин спросить, у неё длинные красивые волосы. У неё они роскошно рассыпаются? Как после салона выглядят, когда она с кровати встаёт? Хим вернулся минут через семь-десять. Довольная Тень побежала к миске, Бенджи потягивался на стуле, так и не решившись подняться. Умывшись и вымыв руки, Хим вышел из ванной, начал раздеваться. - Любимый мужчина, ты нам чаю не нальёшь? – не отрывая глаз от строчек, попросила я. – Он закипел только что. - Хорошо. Что ты там читаешь? - Всё то же самое. Любовный роман. Слушай, у нас с тобой какая-то не любовная любовь. Ни разу не было секса под балдахином. В Мохонке есть номера с такими кроватями? - Надо будет позвонить и спросить. - Спроси, а то прям жизнь зря проживаем. Ты меня ни разу не крал, увозя на коне. И не вёз в трюме корабля, чтобы продать работорговцам. А сам бы при этом был пиратом. Химчан налил в наши кружки, розовую и фиолетовую, чай, свою поставил на тумбочку со своей стороны, освободившейся рукой вытянул у меня книжку, бросив туда, откуда я её и взяла, вложил в мои ладони вместо неё мою кружку. - Будем честными, ты не оказывала сопротивления, чтобы я производил подобные махинации. - Ну блин, в этом всё дело, да? А теперь я могу начать сопротивляться? Или уже совсем поздно? - Не поздно, но бессмысленно. Ты моя жена вроде бы уже. Летом будет три года как. - Это ничего страшного, в романах часто насильно выдают замуж, и несчастная всё равно упирается, пока не полюбит своего мужа, иногда это длится очень-очень долго, три года вписывается в рамки таких сюжетов. - Ты ещё не определилась с чувствами ко мне? – шутя, уточнил Химчан. Я подыграла: - Да-а, вот думаю, стоит ли влюбляться в мужа, который не называет мои сиськи вершинами наслаждения? - Сильная недоработка, я попытаюсь исправиться, - улыбался он, похлёбывая чай. - Интересно, вообще, в реальности любовь рождается из ненависти, как во всех этих историях? - Не знаю, я не специалист в людских судьбах. – Я задумалась, представляя, каково это, быть привязанным к кому-то насильно, и чтобы из неприязни и отторжения родилась симпатия! Я так не умею, мои чувства всегда как-то однозначны, что сразу решила о человеке, то всегда о нём буду думать. Хим понравился мне с первого взгляда, и я не прогадала. Снова надо будет спросить у Рин, Гук её завоевал, как отряд дикарей плохо защищенную крепость, боевым и внезапным налётом. Как она умудрилась полюбить настолько наглого типа? Впрочем, разве я себя Химчану не навязала ещё более настойчиво? Посмотрев на последнюю дольку мандаринки, я сунула её в рот мужу, честно оторвав от души заключительный кусок. - Знаешь, ведь в любовных романах очень много времени и места уделяется декорациям, красивым платьям, красивой природе, красивым дворцам… Как много девушек после этого уверены, что без всей этой мишуры, без блеска и сияния дороговизны любви нет. Они думают, что любовь возможна лишь с принцем, потому что принц – это какой-то супер-титул, дарующий супер-способность дарить любовь и счастье. - А ты так не думаешь? – разглядывая отвлеченно стенку напротив, отставил свою кружку Хим. Я тоже отставила свою и привалилась к нему на плечо. Он поднял руку, чтобы обнять меня. - Не-а. Я не думаю, что будь наша скромная конура шире, выше и вся в позолоте, это доставило бы нам больше удовольствия. Я бы и не заметила, что вокруг произошли изменения. Вернее не так, заметила бы, но не придала значения. Какая разница, как это всё обставлено и выглядит? Мы с тобой в таком сраном и грязном мире познакомились! Вот уж где и подумать нельзя было о романтике. - Согласен, - прижал Хим меня к себе крепче. - Так что, не нужен мне балдахин. - Мы не едем в Мохонк? - Нет, в Мохонк-то мы едем! – засмеялась я. – Обязательно нужно прожить неделю в номере в викторианском стиле. Знаешь, зачем? - Зачем же? - Чтобы вернуться домой и понять, что нет никакой разницы, где заниматься любовью. А, может, мы даже соскучимся по дому и поймём, что лучше вот этого места, - я попрыгала полулёжа, раскачав матрас, - ничего нет. - Я знаю другое место, лучше которого нет, - прошептал Химчан, запуская руку под одеяло. - Интересно-интересно, - чувствуя, как его ладонь сползает по мне всё ниже, изобразила я любопытство, - ты ищешь вершины наслаждения? - Скорее ущелье. Вершину можешь поискать ты. – Я посмотрела на приподнявшееся на Химчане одеяло. - Долго искать не придётся. - Тогда не откладывай, начинай восхождение, - поцеловав меня в ухо и шепча в него бархатистым голосом, Хим потянул вниз мои трусики. Я с радостью из них выскочила, забираясь на него и опуская лицо, чтобы слиться в поцелуе. Наши губы сошлись в дерзком и откровенном порыве, родившемся, как и большинство наших иступленных совокуплений, внезапно и сразу на максимальной скорости. – Я люблю тебя, - выдохнул мне в губы, чередуя слова и поцелуи, Хим. Я прокралась ладонью в его трусы и обхватила возбужденный член. - Обожаю заявления, подкреплённые доказательствами. – Теперь я наклонилась к его уху: - И обожаю тебя, мой самый лучший на свете мужчина. Мы не стали приходить пораньше, как делали обычно – чтобы помочь приготовить, убраться, нарядить квартиру, - потому что у Херин и Ёнгука и так был полный дом людей. Родители Рин прилетели за два дня, желая поглядеть на вторую внучку, Наташа прилетела утром двадцать четвертого. Мы с Химом добрались где-то к шести часам до них. Манхэттен был перегружен, на Пятой авеню творилось светопреставление от количества народа. Вереницы такси, гуляющих пешеходов, спешащих, идущих, стоящих, везде музыка, телевизионщики, волонтёры, лотки со сладостями и горячими напитками. Огни там, огни здесь, море огней, изображений ангелов, волхвов, Девы Марии, младенца Иисуса, макеты хлева, где он родился, в них маленькие фигурки животных. Америку можно было любить уже за одну только рождественскую эйфорию, наполнявшую сердца какой-то светлой надеждой, добром. Всё кружилось в веселье и святом ожидании так, что забывались тревоги. Однако Херин о своей главной тревоге не забывала ни на секунду. Она слегка похудела и осунулась, но в целом выглядела спокойнее после приезда Ёндже, чем до этого. Сандру она не спешила демонстрировать и вообще лишний раз трогать. Девочка спала, и в квартире не нарушалось правило не шуметь, не разговаривать громко. Телевизор был включен на минимальный звук, ради фона. Я сама по себе была не тихой, и потому боялась забыться, из-за чего пребывала в напряжении. Я не хотела беспокоить Сандру и огорчать Рин, каждые десять-пятнадцать минут отходившую в детскую, чтобы убедиться, что там всё в порядке. Мне трудно было представить, что она испытывает и как живёт с такой бедой, как больной ребёнок. С каждым днём младшая дочь становилась ей и всем нам всё дороже, но испытание, посланное на крошечную головку, никуда не девалось. Вот и как после такого я могла бы стать верующей, когда напрочь не вижу логики и справедливости? За что младенцам посылаются страдания? Почему Иисус, сын Божий, рождённый для того, чтобы взять на себя страдания человеческие, никуда их не взял, и они остались на месте? Чего ради мы славим его рождение сегодня, когда мир не изменился в лучшую сторону? Если дети платят за грехи родителей, как принято это оправдывать, то какое счастье, что я, блудница и бывшая проститутка, всё-таки бесплодна! Нужно было отдать должное, что несмотря на добавившиеся по сравнению с прошлым годом хлопоты, квартира Банов всё равно была безукоризненно обставленной к празднику, с гирляндами, живой ёлкой в золотых и хрустальных игрушках, с многочисленными подарками под ней; цветная фольга так и манила, но следовало дождаться утра. Стол накрыли изумительный, ломившийся от разных блюд, и для пятерых гостей, я бы сказала, было многовато. Впрочем, я недооценивала мужчин, которые всегда едят вдвое больше женщин, особенно если выпивают. Хотя, выпив, и я теряла страх перед объедением, наворачивая яства домашнего приготовления. Херин, как кормящая грудью мать, от спиртного воздержалась. Для них с Ёнгуком эти дни были особенными, они познакомились под Рождество, ровно пять лет назад. С тех пор веря в необычайные события в конце декабря, они наверняка загадывали желание о том, чтобы Сандра завтра-послезавтра проснулась совершенно здоровой. Но что-то мне подсказывало, что такого рода магии не бывает. Как и с моей дисфункцией по части производства детей. Нам с Херин Санта под Рождество уже подкатил по крутейшему мужику, следующим подарком может идти только губозакаталка. Прежде любившая как-нибудь поддеть Гука мама Херин наконец-то примирилась с ним, чтобы не отягощать ситуацию, в которой хватало головной боли. Временно это было или окончательно – неизвестно, но вели они себя, как любящие друг друга тёща и зять. Но Гук-то никогда ничего обидного ей и не говорил, снося справедливые упрёки, заслуженные его репутацией лицемера, гуляки, проходимца и мошенника. Юристы всегда слыли обманщиками, и мать была уверена, что этот-то наверняка обманывает её дочь. Кроме того, выгнанный из спецслужбы Южной Кореи, Ёнгук превратился в глазах тёщи в неудачника, и она даже не подозревала, какие ещё роли он исполняет в своей жизни. - Ломайте уже пряничный домик, хватит на него любоваться, - указала Херин на сладкую постройку со снегом из глазури и сахарной пудры. – Я в этот раз не успела сама испечь, этот магазинный. - Ох уж эти американские традиции, - решился её отец, ножом разрезав пряничную стенку с оконцем. Мы все говорили на корейском, как и на родине, хотя кроме родителей Херин присутствующие свободно владели английским. Бомми сидела на руках у Ёнгука, и только у этой малышки постоянно вылетали двуязычные фразы. Интересно, какой же язык она в результате будет считать родным? Пойдёт в школу тут, все вокруг будут американцами, неважно, какой национальности и расы, в этой стране латиносы, азиаты, европейцы и африканцы, получая вид на жительство, становились американцами. Бомми была отдушиной этого Рождества. От нетерпения она иногда подбегала к ёлке и щупала под ней подарки, пытаясь угадать, что в них лежит. Как мне сказала Херин, Гук был принципиально против, чтобы дочку обманывали насчёт старого пердуна с белой бородой, поэтому они не скрывали, что все сюрпризы берутся от мамы, папы, бабушки и дедушки. «Человек должен знать, откуда что появляется, и кто ему что даёт» - заявил Ёнгук, полвечера любуясь Бомми, когда не смотрел на жену. К слову, на Рин он смотрел теперь не только с любовью, но и как будто бы с чувством вины. Вины за то, что оказался бессильным, за то, что Сандра родилась такой. Я не считала, что он каким-то образом виновен, никто не считал, но самого Гука явно теребил стыд перед женой и младшей дочерью, что он что-то сделал неидеально, позволил какой-то нелепой оплошности испортить его дитя. Поэтому, наверное, привязанность адвоката к Бомми была крепче. Ему было комфортнее с тем, перед кем не хотелось ежеминутно извиняться, кто не осознавал трудностей и не создавал новых. Бомми была смешливой, задорной, боевой и понятливой. Стоило ей сказать, что сестрёнка спит, как она не издала ни одного громкого звука, но всё равно продолжала куда-нибудь соваться, лазить под стол, таскать угощения своим игрушечным друзьям, трясти стеклянными шарами с блёстками внутри. Домогаться до Наташи, на руках у которой обнаружила панно из татуировок. - Пап, как у тебя, - забралась она на коленки тёти, тыкая по ней пальчиком. Суть татуировок она ещё не понимала, поэтому все рисунки на коже казались ей чем-то обобщающим, чем-то, что появляется само по себе у близких людей. - Ну, не совсем, дочь, у меня нет розочек на плечах, - улыбнулся Гук. - Так, ты что-то имеешь против моей розочки? – наехала в шутку сестра на брата. - Что ты! Она шикарна. - Мам, а у тебя почему нет? – обернулась к ней Бомми. - Татуировки? – удивилась Херин. – Ну… понимаешь, они есть не у всех людей… - Это не для девочек, - сказала бабушка, не желая обидеть Наташу, но не подумав о такой возможности. Наташа покивала, объясняя Бомми: - Да, татуировки – это от старости. Твоя мама ещё молодая, а мы с твоим батей уже близимся к пенсии. - Татуровки, - неправильно выговорила Бомми, продолжая их разглядывать. - А ты, Наташа, замужем же, да? – поняла свой недочёт приёмная мать Химчана, и попыталась сменить направление беседы. - Да, уже очень давно. - А своих детей почему не заводите? Не хочется? - Когда нагуляюсь – обязательно заведу. - Тебе уже тридцать пять, - усмехнулся Ёнгук. - Когда нагуляюсь, - повторила Наташа настойчиво, просияв улыбкой с ямочками на щеках. В одной из этих ямочек был пирсинг, прямо в щеке. Ещё один в носу. Нагуляется ли когда-то Наташа? Я пока что сомневалась. К девяти часам Сандра заплакала, и испуганная Херин, близкая к панике, убежала в детскую. Выяснилось, что ребёнок просто захотел есть, но после того, как у неё однажды поднялась температура, приведшая к риску для жизни, любой плач Сандры звучал в ушах Рин подобно набату. Мы все замолчали и насторожились, пока Херин, успокоившаяся, не вернулась, объяснив, что надо было покормить дочку. Рождество продолжилось. Бомми стойко досидела со взрослыми до полуночи, не смыкая глаз и поглядывая на время. Пускай Гук и лишил её веры в Санта Клауса, но общий подъём эмоций и то, как обставлялся праздник, давали Бомми повод думать, что ровно в двенадцать происходит что-то важное. Невидимое, неуловимое, но незримо меняющее мир к лучшему. Я видела книжку сказок у её кроватки, старую, с немного выцветшими картинками. Половина историй была про золотых воинов, защитников слабых и несправедливо обиженных. Возможно, Бомми начинала мечтать о встрече с кем-нибудь из этих красиво нарисованных ребят, не подозревая, что родной папа – один из них. Но, в конце концов, и эта девчонка заклевала носом, Рин взяла её на руки и ушла укладывать, предупредив всех, что тоже, наверное, ляжет спать сразу. Их с Химом родители последовали примеру и, пожелав всем доброй ночи, ушли в спальню. Рин и Гук уступили им свою, потому что Рин всё равно пока что спала на диване в детской, чтобы быть возле дочерей как можно быстрее в любой момент. Гук обосновался на диване в зале, а Наташе выделили гостевую комнату. Перед сном брат и сестра решили покурить, отправившись в кабинет, и мы с Химом пошли за ними, потому что спать ещё не хотелось, а поболтать в приятной компании – никогда не лишнее. - Вы же останетесь, да? – уточнил у нас Гук, когда мы вошли за ними следом. - Если покажешь угол, где можно приземлиться, - ответил муж кузену. - Да где хотите, я дам матрас и постельное бельё, и подушки. Хотите со мной в зале, хотите тут. - Лучше тут, - выбрала я, - чтобы под ногами не мешаться. - Без проблем. - Чего такой кислый, братишка? – спросила у Гука Наташа, взяв пепельницу с массивного рабочего стола и, приоткрыв окно, устроилась на подоконнике. - А сама как думаешь? – достал он откуда-то ещё одну пепельницу, и закурил прямо в кресле у стола. - Да я всё понимаю, но раньше ты умудрялся не унывать. - Я и сейчас не унываю, только рожа потеряла способность изображать беззаботность двадцать четыре часа в сутки. - Много на тебя проблем навалилось, - серьёзнее подтвердила Наташа. - Ничего, разгребу. - А я предложил тебе взять часть забот на себя, - сказал Химчан, сев напротив Гука и усадив меня себе на колено. - Ха! – оживился адвокат, но не совсем по-доброму, скорее исполнившись возмущения. – Знаешь, что он мне предложил, Наташа? Обратиться к Джиёну за помощью, почку Сандре подобрать. - Ну и обратился бы, - пожала плечами его сестра, хладнокровно дымя в лицо улице. - Ты думаешь, он со мной, как с тобой будет решать дела? Через постель? - Не, я с ним так дела не решаю, - помотала головой Наташа. – Спим мы с ним просто так, в своё удовольствие. - Да какое удовольствие тебе от этого стручка? - Я извращенка, - засмеялась женщина. – И вообще, я же тебе не рассказывала о его размерах, откуда ты всё знаешь? - Джиён спал не только с тобой, знаешь ли. - С мужиками я его раньше не замечала, - поддела Наташа, - как ты этого достиг? - Не до шуток, перестань. Ты прекрасно знаешь, что свяжись я с ним, так он мне такой счёт выпишет – обосрёшься. - А кто тебя обязует по нему платить? – заметил Химчан. – Сюда Дракон не дотянется. Сиди в его должниках хоть вечность. Да и вообще, ты ещё не услышал его цены, может, всё останется в рамках денег? - А на что ещё он может покуситься? – поинтересовалась Наташа. - Да есть на что. - Если ты будешь загонять себя, не решаясь поступить так, как мог бы, - заговорил вновь Хим, - я с тобой советоваться не стану, поступлю так, как решу нужным. – Я сжала его руку своими пальцами. С тех пор, как мы договорились больше не врать друг другу, он мне говорил почти всё. Упомянул и о том, что предложил Гуку передать бразды правления среди золотых ему, прямому наследнику Джунвона. Мои чувства бунтовали против этого, я не хотела такой ответственности Химу, но если отбросить эгоизм, то кому, как не нам, бездетной паре, нести этот груз? Освободить Гука и Рин от двойной нагрузки было бы хорошим делом. - Да? Пойдёшь против меня ещё не став главарём? – повел бровью Гук, не боясь за свою «должность» и не бахвалясь ею, скорее в его взгляде было сомнение в том, что Хим справится, что он тот, кто сгодится на эту роль, что он сможет вести за собой несколько десятков опытных бойцов, среди которых были жулики, воры, убийцы. Все они теперь с благородными целями, но ведь держались они направления, выбранного уставом золотых, в основном благодаря авторитету Ёнгука. - Твой же отец против моего пошёл, - произнёс Хим. - И ты решил отомстить в следующем поколении? - Я не собираюсь предавать тебя, я считаю возможным дать тебе заслуженный отдых, потому что отцовство делает тебя излишне совестливым, каким ты раньше не был. - Золотой должен иметь совесть! - Кстати о бате, - разрядила обстановку Наташа, вмешавшись в спор, - у него новая пассия, чуток меня постарше. - Сколько вашему отцу? – полюбопытствовала я. - Шестьдесят будет скоро. - Ого! – только и выдала я. Гук и Хим успели остыть, пока мы обсуждали главного прокурора Сеула. - Я не нуждаюсь в отдыхе, я в порядке, просто у меня в голове теперь есть ещё и личные проблемы – и это нормально, - примирительно, дружелюбно сказал Ёнгук. – Я нашёл у Рин таблетки, седативные, транквилизаторы. – Я поджала губы, отвела глаза. Она говорила мне когда-то, что пьёт их, чтобы не беспокоиться при Гуке, не показывать свои нервы. – Выяснилось, что она их пропивала курсами, чтобы её не трясло от моих вечных разлётов и приключений. Сейчас она их не пьёт, потому что боится, что какая-нибудь химия попадёт в молоко и плохо повлияет на Сандру, при этом ей самой легче не становится. По ночам она почти не спит, то ворочается, то просыпается. Недавно кошмар из прошлого приснился, она подскочила, как резанная. Вы все знаете, что много лет назад она больше года лечилась у психотерапевтов, после того, что с ней случилось. – Химчан нахмурил брови, Наташа понимающе слушала, я тёрла ладони, боясь расплакаться. Я так любила Рин! И стала такой сентиментальной из-за их проблем! Пережившая групповое изнасилование и с трудом восстановившаяся скорее благодаря Гуку, чем врачам, Херин оставалась хрупкой и где-то глубоко надломленной. – Я не хочу, чтобы это всё возвращалось к ней, я хочу вернуть ей покой, вернуть ей радость и счастье, но не представляю пока что, как это сделать. Знаете, почему? Потому что я, к своему стыду, почувствовал облегчение, уснув на диване без неё и выспавшись. Я заёбываюсь на работе, заёбываюсь с золотыми, заёбываюсь, ломая голову, как помочь Сандре и успеть везде. Иногда мне хочется сбежать от этого, вернуться в тот мир, где не существовало моих проблем, где были только чужие и я врал, лицемерил, грешил, убивал без зазрения совести. Я хочу этого, но если ты, Хим, дашь мне возможность убежать от того, что я имею – ты причинишь мне больше вреда. – Мужчина поднялся, потушив сигарету. – Я - Бан Ёнгук, и я вытащу на себе всю херню, которую посылает мне судьба, вытащу за Рин, за дочек, за всех золотых, если понадобится. И облегчать мне ничего не надо. - Но недотрах тебя точно не радует, - пошлостью уничтожила братову патетику Наташа. Гук замучено улыбнулся. - А кого бы он порадовал, скажи мне? У нас это генетическое. У тебя при муже любовников десять, бате шесть десятков, а он всё по бабам скачет. Чего от меня приходится ждать? - Если ты изменишь Рин – я тебя не прощу, - заметила я. - Если он изменит Рин, и никто об этом не узнает, то какая нахрен разница? – скептично заметила Наташа. - А если бы тебе муж изменил? - А может и изменил, - бросив бычок в пепельницу, женщина улыбнулась, - но я же об этом не знаю. - Я сжала сильнее руку Химчана в своей. Иногда бывали моменты, когда я признавала, что не знаю правильных решений.