Полтора метра счастья

Мерцающие снежинки падали с неба такой мелкой крошкой, будто луна, пробуждаясь и ворочаясь, стряхивала пыль, хотя она пряталась за тучами, натягивая их на себя, как ватное одеяло, и лишь иногда выныривая белым круглым глазом. Новогоднее настроение отступало, но ещё не ушло до конца, и если не опускать взгляд вниз, к ногам, под которыми под воздействием людской толкотни снег превращался в неприглядную кашицу, а задрать голову вверх, то всё так же можно было насладиться зимней прелестью ледяных искр, сыпавшихся на Манхэттен. Бобби закрывал бар, куда его устроили работать всего неделю назад барменом. Он ждал, когда уходил какой-нибудь задержавшийся посетитель, отставший от других, имеющих совесть не приковывать молодого человека на лишний час к его обязанностям; к этому времени обычно успевая убрать за всеми остальными, Бобби оставалось помыть последний стакан и вытереть стойку. Отсюда он спешил к закрытию ресторана, где работала Дохи, чтобы встретить её, и вместе отправиться домой, в комнатёнку квартирки в Джерси-сити, которую они снимали ещё с одной парой, только братом и сестрой, а не влюбленными. В огромном Нью-Йорке он не хотел бы оставлять свою девушку в одиночестве, особенно ночью, поэтому не разрешал ей шастать без сопровождения или ловить такси без него. Особенно, когда до конца не убедился, что из-за него самого у них не возникнет проблем. Раньше, до того, как чуть не потерял руку, Бобби, если ему приходилось провернуть какой-нибудь трюк, очаровать девчонок в роли бармена, оставался в одной майке, смело подставляя тело под жадные женские взоры. Теперь же всё было иначе. С неказистой и изуродованной ручищей, бывший наёмник по кличке Эвр стал одеваться скромнее, не выпячивая ничего от плеча до кисти. Сейчас этим только напугаешь, а не соблазнишь, как прежде. Только в спальне Бобби позволял снять всю одежду, и то пока не привыкнув подставлять себя под прямой взор своего Хомячка. Когда-то он смущал девиц, а нынче – смущается сам. Потому что не может иначе, и дорожит Дохи, её любовью, её самоотверженностью, которая заставила её поехать следом за ним в Штаты. Но она не отворачивалась, никак не показывала, что ей неприятно его частичное уродство. А зная её откровенный и искренний характер, он не мог сомневаться, что это не притворство, и Дохи на самом деле всё равно, как выглядит его рука. Он для неё был по-прежнему прекрасен, как однажды стала прекрасна для него она, маленькая, пухленькая, неприметная студентка в очках, покорившая добротой и широтой своего сердца. Если бы не она, что стало с его жизнью? Дверь открылась без звука, но холодок, повеявший с улицы, выдал движение. Да и не настолько ещё Бобби потерял навыки вольного братства, чтобы не заметить постороннего присутствия: не требовался китайский колокольчик, свисающий с потолка. Закинув на плечо полотенце, молодой человек посмотрел на вход, где уже перевернул табличку «открыто» на сторону «закрыто». Свет был потушен минут десять назад, поэтому зал находился в спящей темноте, и только над баром интимно подсвечивали неяркие лампочки. Незваный гость неуловимой поступью приближался к стойке, и Бобби напряг зрение, прищуром вглядываясь в тень, пока она не достигла точки, на которой лицо, облик и черты проявились, как на фотоснимке. Эвр вздрогнул, ощутив, как мороз пробежался по спине, как холодная спица, остро покалывая. Неужели попытки бегства и маскировки ничего не дали, неужели ему не спастись, неужели его вычислили… Он смотрел на появившегося, как на собственную смерть, и думал, удастся ли увидеть ещё хоть раз Дохи, объясниться с ней, узнает ли она, что произошло? - Ну, привет, Эвр, - сказал смуглый мужчина, забравшись на высокий стул у стойки. Бобби сглотнул, не зная, что отвечать? И надо ли? Запоздалый клиент смотрел на него чёрными глазами, и первым делом хотелось дерзко сообщить ему, что заведение уже закрыто. Но мужчина ничего не заказывал, да и не в положении Чживона с некоторых пор выделываться и грубить. А что, если попытаться связаться с золотыми, которые приняли его к себе, к которым он должен научиться себя причислять… заступятся за него, или не полезут? Это ведь его прошлое, его проблемы. – Можешь не здороваться, я не обижусь, - хмыкнул пришелец. - Тебя послал Утёс? Быстро же они меня нашли, - совладав с собой, тихо проговорил Бобби. - Да, я сейчас с Утёса… - кивнул он, отведя глаза к гладкой столешнице и положив на неё ладонь. - И как успехи? Защитил титул первого? - Защитил, - немногословно отозвался тот. - А кто стал вторым? - Тебе-то что? В твоей жизни порядок наёмников уже ничего не значит. - Просто любопытно. - Ты покинул Утёс без разрешения, значит, больше не имеешь права знать что-либо о нём. – Мужчина встретился взглядом с Бобби, и прочёл в том решимость. Что-то вроде «отсюда живым выйдет только один из нас». Поэтому он безразлично пожал плечами и сообщил: - Джейби. - Джейби? – Чживон оценивающе погримасничал. – Что ж, он всегда наступал нам на пятки. - Нам? Тебе – может быть, но до моих пяток, малец, ты ещё не дорос. Бобби поджал губы, стараясь загасить в себе гнев. Его специально провоцируют? Думают, он сорвётся? Но он уже не тот, не Эвр, который не видел надобности держать себя в руках. У него есть Хомячок. Это многое изменило. - Что тебе велели со мной сделать? Убить? – спросил парень наёмника. - Мне велели позадавать тебе вопросы, а не отвечать на твои, - безапелляционно изрёк вольный брат. - Какие, например? - Как ты здесь оказался? - На самолёте прилетел, - заносчиво бросил Бобби. Он догадывался, к чему всё идёт. - С кем? – жёстче впился в него равнодушный взор. - С пилотами, стюардессами, пассажирами – там было много народу! – улыбнулся Бобби. - Хорошо дурачка включаешь, - оскалился в отражение ему мужчина. - Я всё-таки был вторым, я много что умею делать хорошо. - Итак, я конкретизирую вопрос, а ты постарайся на него, всё-таки, найти правильный ответ. Кто вытащил тебя из Сеула, помог скрыться и замести следы? «Он копает под золотых? Или не знает о них? Они на Утёсе просто ищут моих абстрактных помощников?» - Чживон не отводил взгляда, не собираясь проигрывать даже в подобной детской ерунде, где первый отвернувшийся считается слабаком. В барном стекле, зеркалах и бутылках многогранно скользили лица разговаривающих, принимающие то красный от амаретто, то зелёный от абсента, то карамельный от виски цвет. - Если вы нашли меня, неужели остальное не в силах разведать самостоятельно? - Возможно, тебе даётся шанс исправить ошибку и вернуться, если ты будешь честен, - многообещающе заявил наёмник. «Шанс? Утёс даёт шанс? Это смешно, - думал Бобби тем временем, параллельно перебирая варианты, как скрыться или победить врага. А это однозначно враг, а не друг. – Единственный сбежавший до меня вольный брат – Николас Тсе, но что-то ему не давали исправительных заданий, а до сих пор ловят, чтобы прикончить, как предателя братства. Или я чего-то не знаю? У Утёса всегда были индивидуальные отношения с каждым, и никаких групповых оповещений». – Так что? Ты воспользуешься шансом? - Ты думаешь, я поверю, что меня примут обратно? – сверкнул зубами Бобби, покачав головой. Чёлка упала ему на глаза, и он отбросил её назад. – Или ты думаешь, что я хочу обратно? Если бы я хотел, я бы попытался и без приглашения, верно? - Кто знает, вдруг ты заблудился, запутался, испугался мести Дзи-си, чьего заказа не выполнил? - Тебе на Утёсе даже это выложили? Надо же. - Эвр, мне от тебя нужно только одно: скажи, кто тебе помог? И я отстану. Звучало очень искренне, но Бобби знал цену словам наёмников. Тем более первого. Никогда и никто не разоблачит, где он врёт, а где говорит правду. Как только информация будет вытянута, его – Чживона, выжмут, прокрутят через мясорубку, сцедив всю кровь, и выбросят. Назвать золотых, которые спасли его руку и дали реальный шанс начать жизнь заново? А кто поручится, что за предательство они сами не поквитаются потом и с ним, и, не дай бог, с Дохи? Бобби и на миг не задумался над тем, чтобы выдать их, какими бы не были причины. Он знал, что Утёс, если уж нашёл его, будет до последнего делать всё, чтобы его уничтожить, поэтому выход один: сражаться насмерть. Либо умрёт он, либо он убьёт наёмника. - Веришь в бога? – спросил он у посланника Утёса. У того приподнялись брови, не то насмешливо, не то удивленно. - В целую кучу богов, на каждый случай жизни. - Ну, вот они и помогли. - Значит, не скажешь? - Мне нечего говорить, - сняв с плеча полотенце и приблизив его к ладони вольного брата, Бобби намекнул ему лёгким кивком, чтобы убрал ту с бара. После того, как рука скрылась, парень протёр невидимый след, выказывая презрение и пренебрежение к мужчине. Они по разные стороны баррикад. Они по разные стороны морали, добра и зла, пусть и не абсолютных, но примерных. - Что ж, пеняй на себя. – С невообразимой скоростью, оба кулака пронеслись через стойку и, ухватив Чживона за грудки, вытянули из-за бара, бросив на пол, к ножкам пустых столиков, на которые были подняты стулья. – Либо ты скажешь, Эвр, либо умрёшь. Поднимаясь на ноги и принимая оборонительную позицию, Бобби предложил другое: - Либо я умру, либо ты. - Ты так защищаешь и скрываешь тех, кто оказал тебе услугу? Тебе так дороги эти люди? - А вам там не приходило на ум, что я справился со всем сам, а? Что у меня нет никаких помощников? - Может, это твой брат? – проигнорировав его слова, спросил наёмник. Бобби вспыхнул. - Вы докопались даже до этого? Чёрт возьми, Утёс ещё опаснее и мудрее, чем я думал. - А ты как хотел? Чтобы древняя сила Тибета была не лучше стада пастушков? Так, что насчёт Тэяна? Это он? - Мой брат здесь ни при чём. Если не верите – спросите у него сами. Хотя, кто бы допустил появление вольных братьев в Сингапуре, верно? Перестав морочить друг другу головы, они сцепились в драке. Не прошло и минуты, как начали падать стулья, сшибаемые двумя лучшими бойцами Утёса богов, а может, и большей части мира. И без того крепкие, закалённые тела отвердели от гнева и желания победить, да к тому же, у Бобби теперь была непробиваемая, относительно искусственная рука, которую соперник быстро почувствовал, переиначив технику борьбы на другой лад, чтобы заходить с более незащищённой стороны. Эвра швырнуло через стол снова, но он, быстро подскакивая и бросаясь в атаку, умудрился и сам ухватить первого наёмника и обрушить на пол, ударив спиной. Кулаки приземлялись то слева, то справа, украшая лица синяками. Из уважения не друг к другу, а скорее собственной воинской чести, они и не подумали об огнестрельном оружии, которое могло бы вмиг ликвидировать противника, прекратить стычку. Бобби не думал о том, сколько ломается и разбивается в этом баре; если он выживет, само собой, оплачивать придётся ему, но если всё-таки он выживет, то будет плевать на то, какие материальные жертвы ради этого принесены. Они сшиблись снова, разлетевшись от неудачной для обоих атаки. - Не надумал заговорить? – вытерев разбитую окаменевшей рукой губу, спросил вольный брат. - Не надумал пойти в задницу отсюда? – с иронией парировал Бобби. Схватка возобновилась. Один из столиков, на который упал парень, треснул под ним и, надломившись, разлетелся на две части. Перевернувшись и схватив за ножку стул, он швырнул его в наёмника. Тот успел поймать «снаряд» и отбросил его в сторону. У обоих были при себе и ножи, и удавки – всё, чем за многие годы их приучили пользоваться, но и они не доставались. Первому и второму, не встретившимся в этом январе на Утёсе, где проходили ежегодные соревнования за звание лучшего, хотелось испытать естественную подготовку, они пытались выяснить первенство здесь, на другом материке, в тысячах километров от Тибета, выяснить честной мощью, силой и ловкостью, хотя Бобби понимал, что цена - жизнь. Но та жизнь, которую он начал, которую переписывал с чистого листа, не подразумевала подлости и низости, не признавала их, а потому никаких коварных трюков использовать не хотелось. Мутированная рука помогала и спасала от многих ударов, но в целом Эвр заметил, что отстаёт в умениях и мастерстве от первого, как и раньше. У него не было такой чёткости и слаженности в действиях, тем более, последние месяца три он не тренировался, как следует. По истечению четверти часа, Чживон в ужасе стал понимать, что скорее всего проиграет. Но попросить передышку – слишком унизительно. А ему она и не для себя нужна была, а чтобы позвонить Дохи и предупредить, что не придёт за ней, чтобы не ждала… Поймёт ли это вольный брат? Или только посмеётся над сентиментальностью грозного и бездушного когда-то Эвра? Он и сам бы прежде так себя повёл: посмеялся и пришиб человека, потешаясь над душевной слабостью и сердечной привязанностью. Но как изменилось его мировоззрение! Увернувшись от очередного удара, Бобби выкрутился и зашёл с боку от наёмника, приметившись зарядить ему локтем в шею, чтобы согнуть, но вольный брат предугадал приём – он был частым в использовании вольных братьев, - и развернулся раньше, схватив Бобби за плечо и швырнув на пол, после чего моментально оказался сверху, придавив его запястья. - Кажется, бой окончен? – с ухмылкой спросил он. Чживону хотелось плюнуть в лицо, и вместе с тем всё-таки попросить сделать последний звонок. Но язык не слушался, прежнее самолюбие и гордость Эвра ещё не изжили себя, поэтому он только тяжёло дышал и считал секунды до конца. Первый наёмник достал нож и приложил лезвие к горлу Бобби. – Ещё одна попытка, Эвр. Неужели ты так не хочешь выжить? Говори, кто помог тебе скрыться и сбежать? - Не тяни резину, Сандо, - поморщил он нос, - режь. - Ты уверен, что оставишь это слово последним в своей жизни? Или есть другие, более значимые? - Ты рабский пёс Утёса, и срал я на тебя, - ухмыльнулся Бобби, - такой эпилог больше нравится? - Я оставлю записку с этой фразой, чтобы её сделали эпитафией на твоём надгробном камне. - Эта эпитафия для твоего, даже если тебя убью не я, а кто-нибудь другой, когда-нибудь… - Ты же знаешь, у наёмников нет могил, никто не занимается их похоронами, и места их последнего упокоения неизвестны. – Бобби не закрывал глаза, чтобы не показать хотя бы малейшую трусость, он хотел встретить смерть, глядя на неё, смотря на того, кто перережет ему горло. Он смотрел Сандо прямо в глаза и ждал. Но тот ничего не делал. - Чего ты ждёшь? Внезапно засмеявшись, наёмник отодвинул лезвие в сторону и, вставая с Бобби, убрал его вовсе, спрятав в ножны. Едва не подскочивший, чтобы продолжить сражение, воспользовавшись моментом, Чживон ощутил скованность во всех частях тела, и остался лежать, придавленный непредсказуемым поведением врага. Непонимание и стресс, охватившие его, не дали предпринять никаких действий, адекватных смеху вольного брата, так внезапно передумавшему его убивать. Или это такая жестокая прелюдия? - Ты молодец, парень. – Сандо нагнулся и протянул ему ладонь. Бобби подозрительно косился на протянутую руку, и не спешил браться за неё. Тогда мужчина наклонился сильнее и, сам взяв руку бывшего коллеги по Утёсу, дёрнул его, поднимая на ноги. – Вставай, битва окончена, я не собираюсь тебя убивать. - Но… с какой стати? – нахмурился Бобби, ничего не понимая. - А вот с такой вот. Это была проверка, выдашь ли ты золотых. И ты её прошёл, - улыбнулся дружелюбно Сандо. За много лет знакомства с этим наёмником, Чживон впервые увидел, чтобы он улыбался настолько обыденно, без язвительности и холода в бесчеловечном смехе. - Ты… знаешь о золотых? – продолжал приходить в себя Бобби, но в голове плохо укладывалось происходящее. - Более того – я тоже золотой. - Но… как это возможно? Ты же… ты же лучший наёмник! Чойчжоны бы давно разоблачили… - А вот потому я и лучший, что трудно меня разоблачить даже им. Я стал золотым раньше, чем вольным братом, так что успел приобрести необходимые для скрытности навыки. - Но… - тряхнув головой, Бобби всё внимательнее и внимательнее всматривался в Сандо. – Разве золотым позволено быть настолько жестокими и беспринципными, каким был ты все эти годы… - Лицо мужчины помрачнело: - Иногда чем-то приходится поступаться. Даже совестью. Об Утёсе необходимо было знать как можно больше, и если таков был единственный возможный путь, то мне пришлось на него решиться. Чживон подтянул к себе целый стул, отшвырнув ногой осколок разбитого, и опустился на него напротив Сандо. - Поверить не могу… Ты, который во многом был примером для подражания, к высотам которого хотелось стремиться, ты – золотой… - Или рабский пёс Утёса? – припомнил шуткой Сандо. Бобби пристыжено потёр лоб. Не врёт ли, как и раньше, этот великий хитрец и борец? Но ему известно о золотых, если бы он не был «свой», то вряд ли завладел всей той информацией о Бобби, заказе из Синьцзяна и родстве с Тэяном, которой владели именно золотые, обязавшие его вступить в их ряды или отправиться в мир мёртвых. - А что ты хотел от меня услышать? Комплименты, как круто и лихо ты меня умудряешься убивать? - Да нет, я всё понимаю. Я бы на твоём месте плевался ядом отбористее и громче. - Так, ты всё-таки не от Утёса сюда пришёл? – переспросил ещё раз, желая убедиться, Бобби. - Нет, я пришёл, чтобы узнать, насколько сильно на тебя могут положиться наши ребята. И сомнений почти не осталось, ты подходишь. Но почему ты не выдал золотых? - Не знаю, - пожал плечами Чживон, - я не думаю, что преисполнен благодарности, которая привязала меня к ним щенячьей преданностью, но… я просто не смог, не знаю, почему. Они дали мне шанс, и этот шанс – последний. Если бы я всё испортил, всё равно бы дальше не знал, как жить, не выжил бы. Но теперь… - парень вздохнул, - когда я понимаю, что ты один из них, знаешь, я чувствую к ним ещё больше уважения. По видимости, это действительно стоящая банда. - Не то чтобы банда… - не согласился Сандо. – Мы просто друзья. - Друзья? – хмыкнул Бобби, вспомнив своё наблюдение о том, что в золотых никто никому как будто бы не подчиняется, там нет приказов и системы наказаний. Неужели слаженно выполнять одну задачу, стремиться к одной цели без споров и ссор можно по одному только ощущению дружбы? – Вряд ли меня примут в этот круг, если он основывается на товарищеских отношениях. - Я принимаю, - Сандо ещё раз протянул свою ладонь, - если ты хочешь быть мне другом, Бобби, то вот моя рука, но если ты будешь плохим другом, ты знаешь, что от меня пощады не жди. Чживон, замешкавшись и с опаской, осторожно протянул ладонь. Благоговение или почтение? Он что-то сильное и неописуемое испытывал к этому человеку. - Никогда не думал, что пожму руку вечному конкуренту… - Вспомнив о том, с чего начался диалог, Бобби поинтересовался: - Так, ты на самом деле подтвердил своё звание? - Да. - Обо мне что-нибудь говорили на Утёсе? Меня ищут по правде-то? - Наёмники – нет, разве что тени чойчжонов где-нибудь промышляют, не знаю. В любом случае, в Шаньси тебя живым видели и, думаю, слухи о тебе ходят, только вряд ли кто бы то ни было додумается искать тебя в Америке. - Хорошо, если так. А ты взял очередное задание? - Взял, но не собираюсь его выполнять, - увидев вопрос-удивление в глазах Эвра, Сандо объяснил: - Я оставил Утёс, хотя на нём ещё об этом не знают. Я ушёл с него, и не собираюсь возвращаться. - Ты будешь здесь? С золотыми? - Не совсем, - поправив куртку, Сандо посмотрел на время и, будто вспомнив о его существовании, приосанился, намереваясь уходить, - я в Синьцзян, пытаться дать в жбан Дзи-си. - Кто ж тебя туда пустит?! - Удача любит храбрецов, - улыбнулся Сандо, - пустят, не сомневайся. Николаса же пустили? - Но он-то сын… - Ничего, я тоже приобрету родственные связи. Вопрос в другом. Бобби, если понадобится помощь, ты поедешь в Синьцзян тоже? Ты опрокинул с заказом Эдисона, так что тебе наверняка там мечтают кишки выпустить… - Поеду, - не думая, поднялся Чживон и машинально последовал за Сандо, как бы провожая его. – Ты только скажи, когда, как, куда, я всё сделаю. - Рад это слышать, Бобби, - похлопал его по плечу первый наёмник Утёса. Уже тоже бывший вольный брат. – Жди сигнала. Уверен, мы сработаемся при необходимости. – И, взглянув за спину собеседника, указал взором на разруху, что они устроили: - За это не переживай, Ёндже оплатит. Мужчина вышел из бара и растворился в нью-йоркской ночи. Только тогда Чживон стряхнул с себя окончательно шок от внезапного события, открытия и знакомства заново с тем, кого считал несокрушимой опорой Утёса. Николас, Эвр, Сандо… три лучших вольных брата последних десяти лет покинули место, давшее им основы уникального боя и сложнейшей техники, с которой редко кто мог побороться. Несладко придётся наставникам, наверняка они применят какие-нибудь карательные санкции, или устроят репрессии ненадёжным. Разве не обидно терять учеников, в которых столько вкладываешь? Тоже посмотрев на время, Чживон быстро собрался, закрыл бар и побежал встречать Дохи. Она уже стояла на улице, перетаптываясь на тротуаре ногами в унтах, делающих её похожей на шамана, совершающего обряд с приплясыванием. Вместо бубна в руке был телефон, где она играла в какую-то яркую игру из рода тетрисовых, морозя пальцы. - Давно ждёшь? – подоспел к ней Бобби, снял свои перчатки и, чтобы погреть дыханием, взял в свои её ладони, из которых изъял мобильный. - Да нет, не очень. Идём? - Идём, - кивнул Чживон и, поцеловав в щёку своего Хомячка, прижал её к себе крепче. Лицо в ссадинах и синяках плохо виднелось в неверном свете переулка, к тому же укутанное шарфом. А вот дома ждут разборки и объяснения. – Я рад, что мы перебрались сюда, в Штаты, а ты? - Да куда бы ни перебрались, лишь бы вместе, - просияла она. – Хотя, в нищую деревню Индии, где топят печь коровьими лепёшками, я бы не хотела. Еда, наверное, потом вся с запахом навоза, как ты думаешь? Я люблю вкусно есть, но превозмогая запах какашек… - Не знаю, не приходилось готовить на таком топливе, - весело признал он, останавливая воображение Дохи. - И в Африку я бы не хотела. Там насекомые кусают так, что потом лихорадка, чума, СПИД, смерть – ужас, в общем. - Тогда мы выбрали правильную страну. - Согласна. – Подставив свободную ладошку под снег, Дохи поймала несколько снежинок. Та ночь, в которую Бобби «выкрал» её из больницы, словно бы не заканчивалась, и то восхитительное чувство путешествия в новую жизнь, полную любви, длилось и длилось. Многие не любят зиму, но для Дохи она издавна была спасением: под тёплой верхней одеждой пряталась её полная фигура, не надо было стесняться себя и слушать насмешки одноклассников. Она всегда любила зиму, но, скрывая под одеждами тела людей, зима раскрыла ей и сердце одного человека, самого важного, от любви которого теперь не бывало холодно даже в самый свирепый мороз. – А мы тут насовсем? - Не знаю, жизнь покажет, - ещё держа в голове приглашение отправиться в Синьцзян, тихо пробормотал Бобби. Но заставил себя прибавить громкости: - Возможно, мне нужно будет отлучаться… - Надолго? – притормозила девушка, выглядывая из-под капюшона. - Не знаю, Хомячок. Надеюсь, что нет, но всякое бывает. - Давай без всякого? – свела брови к переносице она. – Если куда-то надо будет – меня тоже бери. - Ты же знаешь, безопасность – это не то, что меня окружает, и я не хотел бы… - А я не хотела бы, чтоб ты рисковал собой где-то без меня. Бобби наклонился к её уху: - Если ты не воспримешь оседлый образ жизни добровольно, мне придётся тебя осадить… специально. - Это как? – любопытно моргнула она. Он шепнул еле различимо: - Маленькими хомячками. - Ах ты! – засмеялась Дохи. – Я ещё слишком молода! - И, выдержав паузу, смущенно промямлила: - Но я согласна.

***

Я внеслась в комнату, едва успевая скидывать с ног ботинки, чтобы прямо в них не влезть на кровать. Хорошо, что Хим ещё не спал, читая толстый том какого-то философа, иначе я бы всё равно его разбудила. - Ты не представляешь, кого я видела сегодня! Не представляешь! – не умещая в себе эмоций, вскарабкалась я к его подушке, положив голову на плечо, но тут же оторвав её, чтобы заглянуть ему в глаза, а потом опять положить, и так раз пять, пока он не отвлёкся от чтения. При этом Хим всё равно первым делом посмотрел критически на мою верхнюю одежду, в которой я плюхнулась на кровать. Правда, ничего не сказал. – Ну, угадай, угадай, кого я сегодня видела? Угадай! - Шилла, в Нью-Йорке несколько миллионов людей – откуда я могу знать, кто произвёл на тебя такое впечатление? - Подсказка – это знаменитость. Ну, давай, подумай, - подначивала его я, пихая в бок, чем вынудила закрыть книгу и отложить её. - Ну, хорошо. Дай-ка предположить… Бритни Спирс? - Ой, ну какая она уже знаменитость? К тому же, она вроде живёт в Калифорнии. - Я не в курсе таких тонкостей. Тогда… Джастина Бибера? - Вот он точно живёт в Калифорнии, недалеко от Лос-Анджелеса, вроде. - А вот ты, смотрю, за светской хроникой следишь, - улыбнулся Хим. - Ну нет, просто иногда журналы в метро почитываю… Или с Элис и Анджелиной на работе обсуждаем, ну, знаешь, типичные девичьи разговоры о том, у какой звезды платье на ковровой дорожке красивее, и кто с кем из звёзд встречается. - Неужели вам интересна личная жизнь людей, с которыми вы лично не знакомы? – Я уже хотела начать оправдываться, но вовремя вспомнила, что речь шла не о том. - Не увиливай. Кого я увидела сегодня в ресторане, а? - Я сдаюсь. Понятия не имею. - Эх ты, ничего без компьютера вычислить не можешь! – подколола его я. Химчан посмотрел в сторону ноутбука: - Нет, если это принципиальный вопрос, то я сейчас посмотрю запись камер наблюдения, и точно тебе скажу… - Засмеявшись, я окончательно угнездилась на его плече и закинула на него ногу. - Не мучайся. Это была Джулия Робертс. Ты представляешь? - Джулию Робертс? Она не является объектом моих эротических фантазий, но в лицо имею о ней представление. – Улыбнувшись, он чмокнул меня в макушку. – Я не знал, что ты её поклонница. - Нет, я поклонница одного её конкретного фильма – «Красотка». Ты что, это же знамя всех… - Я опомнилась, что уже больше пяти лет не работаю проституткой, и это не самый прекрасный период моей жизни был, но, почему-то, увидев на Матхэттене знаменитую актрису, я с таким энтузиазмом поддалась романтизированному образу проституции, который она создала, что и своё прошлое вспомнила без прежней горечи. Но приятно ли будет Химу слушать мою ностальгию о том, как я обслуживала других мужиков? Он многое сделал для того, чтобы я забыла о своём социальном падении и ходила с высоко поднятой головой. – В общем, - попыталась я сообщить более витиевато, - меня ж раньше любили дразнить Золушкой, ну, из-за мачехи и всего такого, а в «Красотке» тоже есть фраза, что, мол, встретить своего принца удалось только Золушке и Вивиан, ну, героине Робертс. Этот фильм давал надежду таким, как я, - уткнувшись носом в футболку мужа, я закрыла глаза, чувствуя счастье, которое меня захватывает от его присутствия, - и я тоже встретила своего принца. Так что… мне есть за что любить эту актрису. Мы полежали немного молча, но я, как обычно, испортила тишину первой: - А у тебя были какие-нибудь фильмы, которые на тебя вот так повлияли как-то? - «Профессионал»*? – хохотнул Хим. – Саундтрек там был отличный. - Слушай, а почему это я никогда не просила тебя научить меня стрелять?** Мне тоже есть, кому отомстить, кого я терпеть не могу. Вот хотя бы ту же мачеху. - У тебя для этого всегда есть я, зачем марать свои руки? - потрепал меня Хим по волосам. – Но вот с мачехой, согласен, провал, в Корею я вернуться затрудняюсь… - Забудь, - махнула я рукой, показывая, что пошутила. А то кто знает моего чересчур серьёзного мужа, ещё возьмёт на заметку и реализует план по убийству жены моего покойного отца. – Лучше вернёмся к саундтрекам. В «Красотке» он тоже стал легендарным. Под него офигенно заниматься сексом, - ляпнула я, и тут же поняла, что с Химом-то мы ещё под Roxette не жарились, а, значит, это было только с Джело. Я посмотрела в его глаза и увидела, что он подумал о том же самом. Неприятная неловкость, я ждала, что он расстроится или скажет что-то, хотя нет, это не в духе Хима, он скорее наоборот замолчит и не будет ничего говорить, но он, помолчав совсем недолго и не оторвав от меня взгляда, сказал: - Так что же мы теряем время? Заряжай хитяру, - медленно заставил себя улыбнуться он, и я, оттаяв, отмерев, чмокнув его в щёку, соскользнула на пол, поднеслась к его ноутбуку, быстро нашла нужную песню, врубила её по возможности не слишком громко (чтобы не вызвать недовольство соседок) и, раздеваясь на ходу к кровати, достигла объятий Хима почти голая. И уже под одеялом, возле себя, он избавил меня от последней одежды. В трудные для Химчана годы, когда он отходил от своей неразделённой любви, от собственноручного убийства отца, и многих других неприглядных вещей в его жизни, я служила ему позитивом, поддержкой и источником радости. Потом, когда я узнала, что бесплодна, мы поменялись ролями, и из депрессии меня вытаскивал он, уже способный на то, чтобы защищаться от проблем самостоятельно, и даже защищать от них меня. Теперь, по прошествии стольких месяцев, мы оба повзрослели, со многим смирились, ко многому стали относиться философски, и уже не замыкались внутри себя от каких-то скверных моментов. Мы не обижались друг на друга, если случайно задевали болезненные темы, и даже, как в этот раз, могли закрыть глаза на прошлое, давая понять другому, что оно уже не имеет значения и власти над нашим настоящим. Мы становились мудрее, и я, слыша от Джейды рассказы о каких-нибудь мелких семейных ссорах с Санха, слушая от Элис жалобы на не удававшуюся личную жизнь, иногда с благодарностью судьбе воспринимала свой опыт, то, что у меня есть время выслушивать чьи-то жалобы, помогать кому-то, выручать кого-то, сидеть с чьими-то детьми. Если бы у меня были свои, разве могла бы я облегчать жизнь других? Определённо, если долго рассматривать какую-то драматичную ситуацию с разных сторон, найдётся тот ракурс, с которого эта драма окажется вполне себе приемлемой, и даже необходимой.