Glade. Год третий.

Темнота… Бесконечная и вязкая. Словно деготь, она облепляет глаза, мысли, всё мое существо, погребая под глыбой бешенного испуга. «Ночной кошмар» - самая первая мысль, с трудом выплюнутая сознанием. Сон. Прямо сейчас я сбегу от него, открою глаза, и свет спасет меня от страшных грёз… Сейчас. Давай же! Ну! Вот только ничего не происходит… Томительный, давящий и зловещий мрак, казалось, становится лишь плотнее и гуще, как бы старательно я не вращала глазами и не распахивала веки. Из верха живота током разбегается жуткая дрожь, точно рой муравьев с ужасом несется от неукротимого потопа. Маленькие насекомые движутся по горлу, оставляя после себя горький острый комок; семенят по позвоночнику, следя липким холодным потом; бросаются по рукам и ногам, запечатляя мурашки на каждом дюйме заледеневших конечностей. Паника взорвала разум. Дыхание сшиблось, острыми клочками отрываясь от губ. Липкая тошнота толчками катится к горлу. Скрежет, свист и лязг громыхают повсюду, наполняют голову, оглушают, пугают. Словно тысячи демонов нетерпеливо потрясают цепями, щипцами, крюками, наслаждаются отчаянием, хохочут и медленно надвигаются. Они уже тут. А я будто в гробу. Град ужаса разбивает сознание и волю, и безумие на сей раз накрывает всю меня без остатка. - Помогите! – раздирая зев криком и шумя ногами, руками по полу, воплю я. - Выпустите!Я здесь! Людиии! Безответная тишина ранит слух куда больше мешанины лязгов и воев кругом. Никто не спасет. Я сама по себе. На мгновение дыхание стынет. Горячая слеза со страшной безысходностью скатывается по скуле. Что же теперь...? Удушенные резкими звуками уши уже начали пульсровать, а отключенные тьмой глаза молили об избавлении от этой нескончаемой пытки. Горло сводит сильнее, едва в голову врывается образ возможного кошмара, кроющегося под покровом этой темноты. Я болезненно всхлипываю, давясь собственным клокочущем в легких вдохом. Нет, так я свихнусь. От шума. От темноты. Доселе валявшаяся на спине, я неуверенно вожу окоченелыми руками вниз-вверх, а убедившись, что рядом пусто, неожиданно резко сажусь и, толкнув металл, с адреналиновой мощью подлетаю на ноги. Занемевшие от страха и паники, они обратились в тяжелую ледяную вату, и мое тело с тошнотворным рывком обрушило вправо. По щеке вломило что-то каменно-твердое, разбивая об лицо тупую громкую боль. В глазах разлились бардово-бурые пятна, а потом шлепок на пол. Грохот разрастается, а вместе с ним и количество вздохов, разрывающих мою грудь. По лицу течет холодный пот, тонкими каплями соскальзывая с висков, лба и шеи, теперь облепленных путаницей волос. Конечности, как и все тело, немилосердно трясутся, точно в судороге. Ещё одна волна обреченного испуга валится на мою голову, выпихивая из груди короткий крик, глохнущий в лязге и скрежете. Спертого, провонявшего какой-то гарью воздуха уже не хватает. От него дурно... На глаза наплывают душные давящие кляксы застилая и без того пустую картину. Желудок невыносимо теснит, горло скручивает. Я успеваю лишь отжаться от пола и упереться в дико трясущиеся руки,как спазм тисками зажимает внутренности, и с гаркающим звуком из меня выливается горькая склизкая жидкость. На втором позыве желчи выходит совсем мало. Третий раз меня рвет пустотой. Устало опустив жаркую голову, сплевываю и судорожно шумно глотаю воздух, сотрясаясь от макушки до пят. Он густо затекает в легкие, выравнивает ритм, прочищает, унимает звенящую колоколом голову. Влажные волосы, будто лапки ели, взволнованно колют щеку, пока я беспутно покачиваю отяжелелой головой. Перерыв. Вторая попытка. Неспеша утыкаю сперва одно, а потом и другое колено в гудящий пол, затем медленно и верно подставляю одну ногу, после вторую, и широко раскинув руки, начинаю нащупывать твердости по бокам от себя. Стоило подняться в рост, висящие в пустоте ладони, будто гирьками, потянуло вниз. «Я движусь. Движусь вверх. Это лифт?» - бьется о стенки мозга. Крен влево - есть контакт. Мучительные секунды я простаиваю на месте, с содроганием представляя, как неведомые порождения темноты воспрянут ото сна и отгрызут эту мою руку, а потом благоразумно встряхиваю головой и, прилепив ладошку к холодной стене, веду себя вперед. Окрыленная скупой победой над неизветсностью ускоряюсь, но не прохожу и пяти шагов, нога путается в плотной ткани, вторая запинается об первую и я бессильно отрываюсь от стены, ускользая во мрак. Голова крепко проезжает по чему-то металлическому, прорезая этот кошмар новым глухим ударом. Выставленная вперед рука утопает во влажном и рыхлом, а тело, грузно бухнувшись на холодный пол, ещё несколько миллиметров проезжает вперед. - Чтоб тебя...- в бессильной злобе кряхчу я, морщась и жмурясь от рези во лбу. Отлягнув от себя тяжелые путы препятствия, подтягиваю к себе конечности, а потом, оперевшись на верное металлическое плечо ходящей туда-сюда кабины, резво поднимаюсь на ноги и неспеша начинаю пробираться вперед. Оглушительный грохот, точно прессом ударив сверху, заставляет присесть на месте. И вот, неожиданно, наверху тоненькой искоркой надежды сверкнул желтый блик. Я так резко задираю голову, что шея с хрустом прогибается. В то же мгновение пронзительный лязг бьет по ушам, а пол рывком подсекает мне ноги. Застигнутая врасплох я пытаюсь схватить равновесие и делаю шаг в бок, но удар был столь внезапным, что энерция тяжелой кувалдой шарахает в грудину, швыряя мою спину навстречу чему-то острому. Шершавая колючая неизвестность с хрустом ломается, распарывая заскорузлую ткань левее позвоночника и больно вонзаясь в кожу. «Лежи и жди!» - приказываю я себе. Гораздо больнее выходит двигаться, в попытках найти выход из этого кошмара. Сглотнув, прикрываю глаза, и тут осознаю, что скрежет да лязг прекратились. Только тишина... Коротко вдыхаю. Запах прелой влажной земли наполняет ноздри. «Откуда земля в лифте?» - щекочет сознание неуместная мысль. В один миг меня подбрасывает от громкого пронзительного скрежета, заставляющего, казалось бы, даже кости завибрировать. А затем появляется луч. Сперва, толщиной с иголку полосочка желтого ясного сияния сочится в густой гнетущий туман кошмара и неизвестности. Столб света стремительно растёт, сопровождаемый противным визгом металла и какими-то новыми звуками… Я заношу ладонь перед собой, когда луч касается глаз, огнем прожигая сетчатку. Крепко жмурюсь и стараюсь поймать суть нового шума. Голоса! Я не одна! Всполох радости хлынул, сперва, в сердце, а затем в голову, теплым фонтаном омывая те острые раны, что нанесло мне пребывания в гнетущей тьме. Однако радость совсем скоро была задушена чувством тревоги: «А что, если это они погрузили меня сюда? Это враги». Свет абсолютной пеленой залил все вокруг. Немного приоткрываю один глаз и, не отводя от лица козырька из ладони, осматриваю таинственное место на полу вокруг себя. Я пластаюсь в куче рыхлой ароматной земли, в двух дюймах от моего носа свежо зеленеет листва на обломанном стволике молодого деревца… или куста. Шум десятков взбудораженных голосов шуршит по ушам. Но разобрать что-либо не выходит. Сразу за веткой валяется два серых туго набитых тканевых мешка, подпирая такого же грязного цвета стену. Солнечный свет сияет в тысячах хрупких пылинках, наводняющих пространство этой странной тюрьмы. Голоса достигают пика, а затем грохает металл и глухой шлепок раздается в метре от моего лица. Силюсь приподнять голову, но не выходит – затылок, точно залили горячим свинцом, и затвердевший шар слишком тяжел для моей хилой шеи. Поворачиваю лицо в сторону звука, и взор крепко цепляется за ободранные мысы тяжелых коричневых ботинок, глотающих черные мятые джинсы. Внезапно, слепящий свет исчезает, а я сильнее распахиваю глаза, до безумия боясь вновь потеряться в кромешной тьме. Все немного расплывчато, да и в побитой голове безумный раздрай, но едва многослойные тени сливаются в более менее четкий рисунок, озадаченный вскрик рвет мои уши: «Девчонка!». Это слово, точно запал, моментально распространяется дальше, эхом отзываясь в десятках других высоких и низких голосов, поджигая цепочку восклицаний и воплей. Всё внутри сжимается от ощущения неизвестной угрозы. Надо мной нависает грузная фигура, заслоняя солнечные лучи. Мальчишеское лицо. От моего собственного его отделяют каких-то пять дюймов. Дергаюсь назад, но позади лишь пол и острие, новой волной боли протыкающее саднящую спину. Сердце вновь отбивает чечетку. Нужно вырваться отсюда, что-нибудь придумать. Я не хочу опять погрузиться в эту темноту, не хочу попасть в лапы ублюдков, заставивших пройти через это, не хочу… Нужно спасаться. Тогда крепко сжимаю, а потом резво вскидываю кулак, одновременно выбрасывая вверх правую ногу. Рука и нога находят свою цель, отталкивая незнакомца в тень створок. Слышу сдавленный стон и глухой «бум». Сгустив все свои силы в узел, скрепя зубами и подскакивая сердцем, перекатываюсь на вялые ноги. Глаза по-прежнему саднит от яркости, но я различаю лазурное чистое небо над головой. Мой противник валяется у противоположной стены в полусидячем положении. Худой парень, с черными средней длины волосами обеими руками зажимает нос, зыркая на меня злыми мутно-зелеными бусинами. Сквозь пальцы незнакомца уже просочилось несколько красных спекшихся капель. Значит, руки мои достаточно сильные, что приободряет. Поднимаю глаза и нахожу проем, через который парень проник сюда. Не медля ни секунды, бросаюсь к металлическому сверкающему краю, игнорируя дрожь в ногах. Едва я осознаю, что выход слишком высоко, как несколько десятков лиц выныривают со всех сторон, окружая плотным кольцом кабину этого жуткого помещения. Всё они до единого принадлежали мальчишкам разного возраста и разных рас. На лице каждого читалось неподдельное удивление и все известные мне симфонии любопытства. Паника опять удавкой зажала горло и грудь: «Выхода нет!». Дико озираясь на каждого и ни на кого, отшатываюсь в угол, заваленный кучей какого-то хлама, и с обреченным оцепенением оседаю в кипу жестких серо-коричневых мешков и связок, обхватывая колени руками и утыкая нос в черные джинсы. Надежда ускользает, словно песчинки в часах. Я сдавленно всхлипываю, полностью отдаваясь колкому страху, милости судьбы и этому терпкому чувству грустного упования на шанс. Сквозь общий гомон рваными клочками долетают отдельные фразы: «Что-то новенькое…» - озорно молвил чей-то звучный голос. «… мля, это девчонка…» - с бесцветной хрипотцой произнес другой. «… какой ты наблюдательный, образина…» - этот уверенный тон заставлял слова прямо таки сочиться сарказмом. « гля как приложила…» - высокий пронзительный голосок. «…а ничего такая…» - проскрипело откуда-то справа. Резкий басистый голос моментально обрывает все шепотки и пересмешки, оставляя лишь абсолютную тишину: - Заткнулись все живо! Ни звука, шенки! – странные слова эхом звенели в стенах кабины. – Джеф, дай ему петлю! Любопытство своими настойчивыми лапками вздергивает мой подбородок вверх, вынуждая оглядеть происходящее. Ступив левой ногой в канатный узел и зажав мускулистой рукой веревку, в помещение спускался ещё один мальчишка. Каштановые волосы крупными витками спускались на глаза и уши, закатанная до крепкого предплечья черная рубашка изрядно выцвела и помялась, коричневые штаны, заправленные в черные берцы, были полосами порваны и, казалось, нарочно. Исподлобья впериваю взгляд в лицо незнакомца, готовясь в любую секунду продолжить борьбу за свою жизнь. Не доехав на своем канате до пола добрых пять футов, парень высвободился из веревочных пут и ловко грохнул тяжелыми ботинками о едва ощутимо покачивающийся пол, глубоко приседая, чтобы смягчить удар. Кинув короткий острый прищур в мою сторону, он отвернулся, зажал руку черноволосого мальчугана и рывком поднял его. Этот жест был сделан с такой легкостью, что уверенности в способности постоять за себя у меня поубавилось. Если он без малейших видимых усилий, без толики напряжения, одной рукой поднял человека с земли, то ему ничего не стоит одним коротким резким движением пальцев сломать мою шейку. Эта догадка только сильнее сжала меня в комок. Как только черноволосый с приглушенным кряком принял вертикальное положение, новоприбывший отдернул, зажимавшую нос руку и внимательно вгляделся в его лицо. Слегка вытянувшись, мне удается заглянуть за покатое плечо и разглядеть, обрамленную спутанными черными волосами, физиономию, на которой ярко алел вспухший, измазанный кровью нос, по форме и размерам теперь больше походивший на смятую картофелину; злой оскал, открывающий взору несколько черных дырок в зубах; источающие молнии и гром маленькие глазки. С кратким рыком он уж было дернулся в мою сторону, крепко сжимая руку в кулак, но путь ему преградил второй мальчишка. - Давай, Гэлли, вали к медякам. – ровно и вкрадчиво молвил он, хлопнув друга (?), по сухощавому плечу. Таким тоном говорят люди, умудренные жизнью достаточно, чтобы их беззаботно кинутые приказы плотненько проникали в мозги окружающих. А когда черноволосый вступил в петлю, на последок ещё раз кинув испепеляющий взгляд в мою сторону, уже совсем другим тоном добавил: - Да, неплохо она так тебя приложила. Нос, как протекший варенник. – юноша вдруг звучно прыснул - какая крутая перемена в настроении! - и громко выкрикнул в небо. - Поднимай! И Гэлли поспешно утянуло наверх. Мои губы тронула скромная ухмылка, попутно сверху раздались сдавленные смешки, но восстановленная тишина более не нарушилась. Мы остались вдвоем. Улавливаю, что пальцы намертво вцепились в штанины, комкая и терзая черную ткань. От ухмылки и следа не осталось. Неизвестно чего можно ожидать от всех этих людей. И хотя на один миг этот парень вызвал во мне какие-то теплые эмоции, теперь инстинкт самосохранения учащенно бился в груди. Мальчик обернулся. Я ожидала увидеть такой-же злой блеск в глазах и хищный оскал как у того Гэлли, но вместо этого зеленые глаза незнакомца мягко засияли, а теплая сочувственная улыбка заложила легкие морщинки у носа. С неморгающим вниманием, слежу за медленными осторожными перемещениями парня. Он мило склонил голову, вздохнул, подтянул колени рваных джинс и присел на корточки прямо передо мной, от чего в лицо повеяло ароматом яблок и зелени. Мендалевидные пронзительно зеленые глаза с несколькими бурыми крапинками оглядели меня, а затем … он рассмеялся?! Вот так просто рассмеялся, обнажив ряд белоснежных зубов…Будто мы с ним старые знакомые, хихикающие над давней совместной историей… - Неплохо ты его! У меня, если честно, и у самого руки чесались… но впрочем не только у меня. Познакомлю тебя с шенком, который следы твои целовать будет за подобные плюканутые шалости… – и парень согнулся в свежем юношеском хохоте, совершенно не заботясь о полном недоумении, в которое вверг меня. Молча, хлопаю ресницами, не подозревая, что значит и половина сказанных им слов. - Ну ладно… - бормочет он, потирая глаза и безуспешно давя улыбку серьезностью, а после вскидывает голову и задорно изрекает. – Я – Ник. Тупо пялюсь на вытянутую руку, совершенно растерянная и сбитая с толку. Что обескуражило больше всего, так это не акт дружелюбия со стороны потенциального врага, но необходимость представиться. Только сейчас я задумываюсь над усилиями, которые приходится произвести над собой, что бы вспомнить самое простое, что только может быть – свое имя! Может, сказывается шок? Но как может человек не вспомнить собственное имя? Оно вот здесь – в уголке моего сознания, до него только нужно добраться, но голова так гудит, что пока не выходит. Озадаченно гляжу на крепкую протянутую мне ладонь, перевожу взгляд на парня и болезненно морщусь, словно надеясь, что он прочтёт мои мысли и скажет, что все это лишь дурацкая шутка. Неожиданно для самой себя я вкладываю грязную от земли и заледенелую от страха ладонь в мужественную руку, перебарывая сомнения. Всё подозрения на счёт этих людей становятся меньше, и хотя я по-прежнему жду подвоха, не теряя бдительности, эти зеленые светлые глазища вселяют доверие. Молча, приподнимаю уголки губ и встряхиваю кистью, обмениваясь рукопожатием с юношей. И словно вспышка бьет в темя. - Паула. – непроизвольно слетает с языка. Голос мой сиплый и какой-то задушенный, но новый знакомец, похоже, всё расслышал, поскольку сразу же произнес: - Добро пожаловать в Приют.