Счастье в пути

У белого волка особенный запах. Такой резкий, что хочется вцепиться в глотку и рвать плоть, пока в пасти не наберётся достаточно крови. Хорошо, что Цумэ приучил себя не лезть в драку, если на то нет самой крайней необходимости. Иначе не поздоровилось бы Кибе, их никем не уполномоченному вожаку, а по совместительству — главному одержимому их небольшой компании. А с каким бы удовольствием он бы повалял его по земле, выдрал клоки шерсти с кожей, впился зубами в пушистый загривок. «Когда ты бежишь рядом с ним слишком близко и слишком долго, у тебя адреналин зашкаливает», — сказал как-то Хиге и усмехнулся при этом не то понимающе, не то язвительно, одним словом, неприятно. Надо признать, в чём-то он всё-таки был прав: адреналин или чёрт знает что ещё хозяйствует у него в крови, но когда запаха Кибы становится слишком много, у Цумэ начинают дрожать лапы, как сжатые до упора пружины, готовые вот-вот распрямиться; и сжатые зубы норовят превратиться в оскал, и горло то пересыхает, то наполняется густой слюной. А Киба бежит, как машина, как заведённый мотор, как идеальное создание для бега: легко отталкивается, вытягивает тело в струну и приземляется, едва заметно взрыхляя снег; без устали, без отвлечения, без заминки. Цумэ ненавидит Кибу за то, что он не чувствует того же. Цумэ ненавидит Кибу за то, что тому ни до чего нет дела, кроме его драгоценного Цветка, кроме навязчивой идеи открыть рай, кроме стремления к невозможному, не дающего оглядеться по сторонам. Но серый волк всё же пытается заставить его позлиться немного впустую, показать то, что скрыто; за непростую жизнь он легко научился определять слабые места других. — Ты лжец, Киба, — говорит он как бы между прочим, и эта фраза на первый взгляд не имеет никакого действия, и тот продолжает путь, не выдав себя ни одним лишним движением, но Цумэ ещё не закончил. — Ты не найдёшь пути в рай, потому что ты ничего не ищешь. Ты идёшь наугад, делая вид, что это не так. С какой злостью он рычит и вскидывается — на это стоит посмотреть! Даже такой бывалый волк, как Цумэ, редко встречался с подобной яростью, с концентрированным бешенством, которое надёжно спрятано под густой белой шерстью и находит себе выход только в жёлтых глазах. Цумэ испытывает что-то, похожее на радость, за то, что сумел ненадолго прорвать его ледяное спокойствие. И досаду оттого, что знает: дело тут вовсе не в нём. Просто Киба слишком исступлённо ищет рай, чтобы его не задевали такие слова. — Тогда почему ты до сих пор здесь? — Снова это чёртово равнодушие, и шерсть серого волка дыбится, пока он пытается ответить так же хладнокровно, как это удаётся его сопернику. Вернее, не сопернику — собеседнику. Ведь они не соперники с Кибой? Да и за что им соперничать, за звание вожака? Но Цумэ некуда вести стаю. Даже если Киба и вправду не знает, какого направления нужно держаться, он отлично заставляет остальных поверить в это. Зря Цумэ обвинил его во лжи — если, конечно, не принимать в расчёт самообман, — но уже поздно. — Думаю, надолго я не задержусь, — если кто из них двоих и говорит неправду, так это Цумэ. Конечно, он останется; и это куда точнее, чем их мнимая возможность найти счастливый финал. — Мне всё равно. Кто бы сомневал… — Ребята!.. Звонкий голос Тобоэ указывает на десять из десяти по шкале тревоги. Пока они отвлеклись на бессмысленный спор, из толщи снега уже почти наполовину показалась оставленная людьми металлическая конструкция, забытое оружие против волков. Изъеденное ржавчиной устройство самонаведения ещё работает, нацеливаясь на младшего члена их команды, но Цумэ успевает схватить его за шкирку и отбросить в сторону, не забывая при этом мысленно укорить юнца за то, что пустился в такое опасное путешествие. Он поворачивается, пытаясь решить, в какую сторону лучше прыгать, чтобы не задело его самого – или, если уже слишком поздно, чтобы задело как можно меньше. Но в этом больше нет необходимости, потому что Киба уже повис на автомате, его зубы крошат железо, когти пытаются добраться до проводов. Ему почти удаётся. Удаётся — потому что робот-убийца повержен. Почти — потому что его брат-близнец, выросший из-подо льда, чьё появление осталось незаметным в разгаре основной схватки, сносит его залповым огнём вместе с остатками первого механизма. Всё-таки Киба умел врать, скрывая это под своим хладнокровным видом. За того, кто тебе безразличен, не отдают жизнь.