Счастье в пути

За два дня не нашлось никаких следов аристократов, и, казалось бы, маленькую команду это должно было разозлить, раззадорить, заставить усомниться, но никто из них и не думает возмущаться. Даже погода благоволит: почти нет ветра, и снег не падает мокрыми клочьями, как будто случилось затишье перед последней бурей на земле. Киба снова спешит в полную силу, без единого сбоя, без самого крохотного неровного вдоха. Кажется, только он всё ещё помнит, куда и зачем торопится, потому что даже Цумэ время от времени забывается, а в самые безмятежные часы он не ощущает ничего, кроме привычно горящих мускулов и расстилающейся впереди белизны снежных полей, и тогда ему кажется, что он бежал вечно и будет бежать ещё столько же. Уж лучше бежать всю жизнь, чем всю жизнь торчать на одном месте. Цумэ закрывает глаза и с лёгкостью продолжает прыжок за прыжком, вслед за Кибой, который показал ему, что судьба родиться волком может приносить не только необходимость вечно скрываться от людей. В ушах у него постепенно нарастает монотонный гул, всё тело вибрирует, и далеко не сразу он понимает, что это не нарастающее возбуждение и не предвестники эйфории. Это сходящая лавина. Отстающий Хиге вдруг оказывается впереди всех, оповещая этим друзей о внезапной опасности надёжнее, чем криком. Четвёрка ускоряется мгновенно, подгоняемая настигающими пластами снега и льда. Глухой рокот приближается, но они быстрее; и, несмотря на вполне закономерный страх быть погребённым под непроницаемой толщей, Цумэ с трудом сдерживается от захлёбывающегося нервного хохота, какой возникает, если спасаешься от чего-то не в одиночку, а с командой, и если точно знаешь, что успеешь вовремя. Волки помогают друг другу взобраться на соседнюю гору, перепрыгивают с утёса на утёс, пока снежная масса, больше не угрожая им, растекается у подножия. Ещё несколько секунд отголоски утихающего рёва эхом отдаются от скал, а потом и они утихают. Но тишина длится недолго: не удерживаясь, Тобоэ издаёт победный клич, Хиге довольно объявляет себя самым внимательным из четвёрки, а Цумэ по привычке язвит, заявляя, что тот заметил беду раньше всех, потому что плёлся последним. Только Киба опять молчит, но ему тоже весело, а ещё он, наверное, впервые с трудом переводит дыхание. — Видишь, ты не отделаешься от нас, — бросает ему Цумэ, в чьей шутке, как обычно, есть только доля шутки. — Я могу сколько угодно повторять, что не звал вас с собой, — белый волк оглядывает взбудораженную компанию, ещё не отошедшую до конца от короткого эпизода, в очередной раз сплотившего их чуть сильнее, — но мне не всё равно, что вы со мной, ребята, — он слегка подталкивает Цумэ лапой, и серый волк оскаливает зубы в ответ на такое обращение, но, конечно, лишь для проформы. — Мне не всё равно, что ты со мной. В ушах у Цумэ гудит снова, но на этот раз это действительно готовящаяся эйфория. Он срывается с места и хватает Кибу за холку, пытается подмять под себя, а тот шутливо отбивается, покусывает его за бока; они кубарем катятся по земле, то один, то другой оказывается сверху, чтобы через секунду свалиться снова. Как годовалые волчата, они резвятся, и снежная пыль залипает у них в шерсти. Несколько раз Цумэ удаётся лизнуть мнимого соперника в нос, а Киба треплет его зубами за ухо так осторожно, что даже кожа остаётся невредимой. Ничего не скажешь, разительный контраст по сравнению с их первой встречей, когда они чуть глотки друг другу не перегрызли. Пока они отряхиваются и приходят в себя, Хиге с Тобоэ удивительно правдоподобно притворяются, что ничего необычного не произошло. Впрочем, кто знает, может быть, они и правда не слишком-то удивлены? Уже скоро они бегут снова; почти так же, как раньше, только Цумэ больше не дразнит Кибу бесконечными вопросами о том, почему он выбрал именно эту сторону, а не другую; а сам Киба больше не повторяет то и дело об инстинктах и тяге к лунным цветам. И Цумэ почему-то кажется, что бежать он стал чуть медленнее. — Ты не найдёшь рай, — говорит он, не подумав. А подумав, заканчивает. — По крайней мере, не скоро. Я на это надеюсь. А Киба не отвечает, но это не ледяное презрительное молчание. Хиге был прав: все меняются, просто иногда не это нужно… нет, не время. На это нужны обстоятельства. Рай — это новое начало, но это и конец тоже. Конец их трудного и опасного пути, главного пути в их жизнях, за время которого они успели узнать друг друга. Пути, которого они оба чуть было не упустили: один — потому что едва не отказался, прежде чем начать; а второй — потому что слишком сосредоточился на цели, не замечая удивительных моментов, грустных и радостных, сопровождавших их всё это время. У белого волка особенный запах. Такой резкий, что хочется зарыться мордой в густой мех и вдыхать, и пьянеть, и рычать от счастья.