Бегство из Тедаса

Мариан проснулась в холодном поту. Она бежала к Глубинным Тропам, нагоняемая порождениями тьмы. Твари плелись далеко позади ферелденки, но вдруг ноги стали ватными, и она не могла бежать больше. Хоук понимала – если не побежит сейчас что есть мочи, то ее выпотрошат как рыбу. Но ноги ее не слушались и, как ей показалось, стали жить своей жизнью – они несли Мариан не прочь от недругов, а наоборот – навстречу им. И, когда от клинка порождения тьмы и ее тела оставалось расстояние равное вытянутой руки, неожиданно все они грузно уложились навзничь, будто тряпичные куклы. «Мать защитит тебя, - прошептал тихий хриплый голос, и Мариан он показался таким знакомым, родным, хотя впредь его не слышала. – Она защитит свою обожаемую дочь. Я прослежу за этим….» Открыв глаза, Мариан увидела лишь скалистый потолок пещеры, служащий ей теперь домом. Одинокие капли с верха падали на каменное изголовье кровати, а позже, ударившись, скатывались вниз, прямиком на макушку Мариан. Она невольно поежилась и вспомнила трюм корабля, в котором ее перевозили из Ферелдена в Киркволл. Там было душно, грязно и сыро – немногим отличаясь от Убежища – лишь тем, что здесь, в пещере, холод порою заставлял дрожать все тело, пробираясь к продрогшим костям. Хоук приподнялась на локтях, и ее взор тут же завидел не очищенные от крови поножи. Да, эта Бейтильд заставила потрепать нервы Мариан – мало того, что она рьяно сопротивлялась, огрев Хоук горячими щипцами по бедру, так и подняла всю округу на уши – через несколько минут после кончины Бейтильд вся стража слетелась на место преступления, словно вороны на падаль. Разбойница еле успела унести ноги – град стрел сопровождал ее вплоть до лощины, в которой она и укрылась. Ожог напомнил ей о вчерашней ночи, стоило даже одеялу коснуться пораженного места. Но она ничуть не сожалела об этом – будучи здесь, среди Братства, она поняла простую, самую банальную истину – пока ты чувствуешь боль, ты живешь по-настоящему. И она быстро свыклась с этим. В первое время она колебалась, принимая заказы у Назира. Ее мучила совесть, но позже она убедилась, что в основном ей приходиться убивать циничных паскуд, не заслуживающих продолжать свое существование. Она утешала себя той мыслью, что Братство делает это во имя справедливости, но, глядя на свою «семью», она откинула этот продукт размышлений прочь – все убийства были ради наживы, а фанатичная резьба уже давно канула в небытие. И с этим она свыклась тоже, и довольно-таки быстро. Ведь пара сотен септимов могли обеспечить ей хоть и не самое лучшее обмундирование, но она могла не беспокоиться о том, что ей снова придется питаться крысами и прочей маленькой живностью – за деньги, растрачиваемые в тавернах, трактирщики предлагали ей лишь лучшие мед и похлебки, и порою она не брезговала переночевать в теплой постели с нормальным, не протекающим потолком, чем вызвала недовольство у Астрид. Но все же – она не могла лишить себя такой прелести жизни, несмотря на нападки главы Братства. Вдруг Мариан услышала оглушительный грохот, эхом прокатившийся по всей пещере. «Что? Кто? Напали?» - Хоук вскочила с постели и ринулась к стойке с доспехами. Несмотря на жгучую боль, отдавшуюся в бедре, она натянула чистые поножи из вареной кожи – хоть они и не были достаточно прочны, как поножи из дубленной кожи, но они не стесняли движений. Водрузив в ножны мечи, Мариан вылетела из своей комнатушки и налетела на Визару. - Тиш-ш-ш-ш-е, - прошипел ящер. – Куда спеш-ш-ш-ш-иш-ш-ш-ь? - Что это за шум?! - Прибыла Мать Ноч-ч-ч-и, - Визара оскалился в подобии улыбки. – Приведи с-с-с-ебя в пор-рядок и приветс-с-с-твуй гос-с-стей. «Гостей?!» Пригладив торчащие в разные стороны волосы, Мариан проковыляла вслед за аргонианином к водопаду в центре пещеры. Из северного проема показался Арнбьорн, тащащий монолит и попутно пререкающийся с кем-то. К нему на подмогу кинулись Назир и Визара, и, все вместе подхватив предмет, дотащили его до пологого места и поставили в вертикальном положении. Арнбьорн начал ругаться и проклинать всех и вся, и, отойдя от монолита, дал увидеть всем этот таинственный предмет. Саркофаг. Он был исписан многочисленными узорами, но самым броским оказалось лицо старой девы, выбитое на саркофаге. В пещере на мгновение повисла тишина – едкая, неловкая. Никто не знал, как себя вести в данной ситуации. Перед ними – помилуйте боги! – оказалась сама Мать Ночи, та самая Мать, когда-то бывшая священной реликвией в Темном Братстве. Хоть ее авторитет в нынешние дни не слишком уж и пошатнулся, но если сравнивать с минувшими временами, то о ней по большому счету и позабыли. Лишь Фестус заворожено глядел на саркофаг, и искры, играющие в его тусклых глазах, выдавали нахлынувший на него восторг. Из прохода вышел странный мужчина, одетый в шутовский наряд. Губы его искривились в жестокой ухмылке, и, похоже, это был тот самый невиданный собеседник, с которым ругался Арнбьорн. - Но ведь Мать Ночи – мать для всех! – воскликнул он, обращаясь к вервольфу. – Мы следуем ее голосу, ее воле! Осмелишься ли ты ослушаться? И, разумеется, понести наказание? - Продолжай болтать, человечишко, - фыркнул Арнбьорн, - и мы посмотрим, кто понесет «наказание». - Да заткнись ты, прихлебатель неуклюжий! – вмешался Фестус. – Человек прошел долгий путь, и ты оказываешь ему столь «радушный» прием. Господин Цицерон, - обратился Крекс к шуту, - лично я счастлив, что вы с Матерью Ночи прибыли к нам. Ваш приезд означает возрождение традиций Темного Братства. - О, какой ты мудрый мудрец и добрый добряк, - глумливо пролепетал шут. – Уверен, ты заслужишь расположение Госпожи. - Конечно же ты, Цицерон, и Мать Ночи здесь желанные гости, - Астрид выступила из круга, расположившегося около шута. – И здесь тебя будут уважать, - глава сделала акцент на последнее слово, укоризненно поглядев на супруга, - как пристало обращаться с Хранителем. - О, да-да-да. Спасибо, спасибо, спасибо! – изобразил чуть ли не детский восторг Цицерон. - Но имей в виду, - голос Астрид понизился, - что главная здесь – я. И мое слово – закон. Мы поняли друг друга? - О да, госпожа, очень хорошо поняли друг друга! Ты главная, - Цицерон этой фразой ознаменовал окончание разговора, и все расползлись по разным углам. Мариан, возвращаясь в свою комнатушку, недоумевала, как такой кретин мог стать Хранителем? Что на нем надето?! Шутовское облачение?! А его манера говорить – будто он сошедший с ума бродячий менестрель. - Как тебе наш… гость, Мариан? – Астрид развернула Хоук, схватив за плечо. - Он… странный. - Он псих. Урод, который стал Хранителем. Меня трясет от одной мысли о том, что мне придется делить с ним кров. Но не об этом – у меня есть для тебя контракт. - Серьезно? – Мариам указала на обожженное бедро. - Попроси Фестуса залечить рану, и дело с концом. Другие заняты своими контрактами, а мне нужно держать на привязи Цицерона, - Астрид нахмурилась. – И я не потерплю оспаривание моих приказов. Завтра отправишься в Маркарт и поговоришь с помощницей аптекаря в «Ведьминой настойке», заказчицу зовут Муири. Все подробности узнаешь у нее. Весь последующий день Мариан просидела в коморке Фестуса – он шептал какие-то тексты заклинаний, попутно выливая склянку за склянкой на бедро Хоук и посыпая неизвестными порошками ожог. Зная, что в яме у него водятся морозные пауки, Мариан даже не рискнула спросить о составе лекарств. Под конец дня ожог перестал болеть, но его присутствие было отчетливо видно. Всю ночь Цицерон разговаривал в своей комнате, возвышающейся над фонтаном, и до Мариан доносилось тихое: «Да, госпожа… о да, госпожа». Арнбьорн и Визара, бродившие по пещере, ругались на гостя: - С-с-с кем этот недоумок раз-з-з-зговаривает? - Уверен, что он так лопочет, трахая скелет Матери Ночи. Послышался тихий хохоток, и Мариан стало омерзительно из-за того, во-первых, что Арнбьорн говорит такие гадкие вещи, а во-вторых, что такое вполне возможно. Когда первые лучи солнца коснулись земли, Мариан была уже в пути к Маркарту. День обещал быть погожим, но все прогнозы были неверны – к полудню дождь лил как из ведра, и Хоук прибыла в Маркарт, промокнув до ниточки. Город ей показался странным – городские ворота напоминали вход во владения гномов и… в Глубинные Тропы. Мариан невольно поежилась, вспоминая вчерашний сон. Спросив дорогу у стражника, Хоук проковыляла по узкой улочке, мощенной камнем (что крайне удивило ее, если судить Маркарт с тем же самым Фолкритом). Найдя нужную лавку, она зашла внутрь. - Добрый день! – девушка, завидев Мариан, бросила метлу и ринулась к ней. - Муири? – не церемонясь, спросила Хоук. - От…. Откуда вы меня знаете? – заказчица не на шутку испугалась. - Темное Братство пришло, - протянула заученный текст ферелденка. - Темное Брат….О. О! Вы… вы здесь! Неужели… неужели Черное таинство сработало?! - Очевидно. Теперь скажи, что тебе нужно. - Жизнь Алена Дюфона! – миловидное лицо девушки исказила неподдельная ярость. - Мне нужно больше информации, - не обращая внимания на чувства, обуревавшие Муири, равнодушно сказала Марианн. - Когда мы были вместе… - Муири была готова расплакаться, но она мужественно держалась, - я… я не знала, но Ален – главарь банды разбойников. Они прячутся в двемерский развалинах – Ральдбтхаре. Это около Виндхельма. Оттуда они и устраивают набеги, - девушка дала волю слезам, и соленые горячие ручейки поползли по щекам. Оставив Муири наедине со своим горем, Мариан юркнула наружу. «Черт, не могла она весточку прислать, чтобы я сразу ехала к Виндхельму?» Ориентируясь по карте, добытой не самым честным трудом, Хоук подступила к Ральдбтхару. Над ним витала достославная старина, таинственность и неизвестность – ознакомившись на досуге с исчезнувшим народом двемеров, Мариан боялась, как бы не попасться в одну из хитроумных ловушек. Поднимаясь по многочисленным ступенькам в кромешной тьме, Хоук нос к носу столкнулась с бойцом – видимо, одним из людей Алена Дюфона. - Зря ты сюда зашла! – заверещал он, оттолкнув Мариан щитом. Над ними, на площадке, засверкали огни факелов, и теперь Хоук могла хоть и смутно, но увидеть противника – он держал в правой руке булаву, а в левой щит. «Нападай слева, он зациклится на защите, и ударь справа». Все было бы хорошо, если к смертоносному танцу Мариан не присоединились еще два танцора. «Хотя… чем больше, тем веселее». Разбойник сделал выпад щитом, но Хоук отпрянула и попыталась вонзить клинок в плечо противнику, но тот быстро развернулся и ударил булавой по руке Мариан. С лестницы уже слетали бойцы, и Хоук оказалась в проигрышном положении: слева, справа и перед ней стояли бойцы Алена Дюфона, а за спиной – стена, от которой по бокам отходили лестницы – с них-то и сбежали наемники. Разбойника, стоявшего перед ней, она условно назвала первым, левого – вторым, а правого – третьим. Не найдя лучшего выхода из положения, Мариан ринулась к первому, который стоял спиной к лестнице, по которой она поднялась, и, перенеся весь свой вес на ногу, стопой уперлась в его щит и толкнула. Он навзничь рухнул на ступени и кубарем покатился вниз. Второй, не желая выжидать, уже подоспел к Мариан, но та присела и, выставив ногу, крутанулась полукругом и сделала подсечку. Второй упал на верхние ступени и начал скатываться, но Хоук успела вонзить клинок в его незащищенное лицо. Третий ударил Мариан по наплечнику, и удар оказался таким сильным, что она полетела вниз, оставив оружие в лице поверженного разбойника. Второй клинок выпал из ее руки, пока она катилась по ступеням, и она осталась безоружной, что крайне ее расстроило. Плечо неистово болело, и она с трудом встала, стараясь по минимуму двигать левой рукой. К тому времени, пока она восставала, первый уже поднимался на ноги, а третий сбегал по лестнице, переступая через несколько ступенек зараз. Третий оступился и упал, а первый все еще не мог встать в полный рост под тяжестью своих доспехов. Мариан толкнула первого, и тот вновь принял горизонтальное положение. Хоук заметила, что у него выпуклый железный щит, и после того, как она всем весом навалилась на край щита, послышался хруст и неистовый вопль наемника. Стащив щит со сломанной руки мужчины, Мариан принялась долбить лицо первого его же «диском». Когда его голова превратилась в кровавое месиво, Хоук через силу напялила щит на левую руку, а в правую взяла булаву покойника. Третий оказался проворнее своих двух сослуживцев, и стоило Мариан повернуться, как он уже заносил свой меч. Удар пришелся на изъятый щит, и Хоук прошипела от боли. Разбойник безустанно разил ферелденку, и она ничего не могла сделать, как просто укрываться за щитом. Таким темпом они подоспели к следующей лестнице, сбегающей вниз, и теперь Мариан оказалась на месте первого – спиной к ступеням. Третий ухмыльнулся и попытался столкнуть Хоук, но она быстро уловила его мысли и отпрянула вбок. Разбойник катился вниз, и Мариан устремилась вдогонку, перескакивая через несколько ступеней. Третий, слетевши с лестницы, лежа прокатился дальше, дабы оттянуть немного времени для восхождения на ноги. Хоук, нагнав противника, дождалась, пока он будет обращен лицом к ней, и со всей силой ударила его в челюсть. Он простонал, но не перестал катиться. Тогда Мариан, выкинув щит, кинулась на него, и теперь они катились вместе, почти в обнимку. Она села на него и начала сокрушать ударами булавы его лицо, пока тот не перестал дергаться. Лишь когда от губ и носа остались лишь кровавые ошметки, оставляющие черные следы на снегу, Мариан облегченно выдохнула. «А это всего лишь собаки у двери, - грустно подумала Мариан. Дальше Ален и наемники, ошивающиеся возле него, и двемерские ловушки. Лучше бы я выполняла рутину Назира». Поднимаясь вновь по лестницам, Мариан отчаянно пыталась найти клинки и потратила на это долгое время – ночь была безлунная, а снег лежал огромными сугробами, как это обычно бывает в начале зимы близ Виндхельма. Найдя клинки, Хоук зашла в сам Ральдбхар. Внутри двемерские руины до боли напоминали Глубинные Тропы – разве что здесь везде были трубы. «Потом рассмотришь все вокруг. Займись делом». На полу лежали два спальных мешка, и в одном из них мирно посапывал наемник. Тихо подкравшись, Мариан зажала ладонью его рот и перерезала глотку. Оставив его в том же положении, в каком он и спал, она прошла дальше. Впереди была первая ловушка – струи огня, выходящие из стены. В радиусе горения на кол была посажена крыса. «Отличный способ приготовить жареное мясо». Она решила не рисковать и повернула влево – лучше пройтись по холодному коридору, чем жариться на огне… как крыса. Зайдя в комнату, видимо, служившей столовой для наемников, Мариан вернулась в коридор и прильнула к стене – за столом восседали по меньшей мере два головореза. Вернув клинки в ножны, Хоук достала из-за пазухи метательные кортики и, собравшись с духом, вышла в столовую. Метнув с ювелирной точностью - как она сама говорила – ножики, один разбойник лицом уткнулся в свою похлебку, а другой боком упал на скамью. «Чисто, быстро и эффектно» - Мариан до дрожи нравились такие убийства. Пройдя мимо трупов, ферелденка наткнулась на еще одного головореза – он был удивлен не меньше, чем она сама. Не долго думая, оба схватились за оружие, но Мариан оказалась быстрее – бандит только вытаскивал меч из ножен, как в его шее уже появилась дырка, заполненная лезвием. Далее коридоры были без врагов, но дальше она увидела решетчатую дверь – вполне в духе двемеров древних лет. Поковыряв в замке отмычкой, дверь поддалась, и Мариан прокралась внутрь. На постаментах на возвышении стояли баллисты – вид был у них не самый лучший, но вполне пригодный. Внизу сидели два человека: один облачен в богатые одежды – по всей видимости, Ален Дюфон, а чуть поодаль сидел наемник – его выдавали доспехи грубой работы, и по сравнению с целью он был просто нищим. «Это будет самым необычным убийством в моей жизни» - подумала Мариан и тихо подошла к баллисте. Направив ее на Дюфона, она попыталась найти спусковой рычаг, но вместо него был обычный рычаг, который был вдолблен в пол. Дернув его, из баллисты вылетело копье, вонзившееся в спину Дюфона, и тот повалился на вертел с кастрюлей над огнем, перед которым он сидел. Наемник не сразу понял, что произошло, но когда до него начало доходить, в него уже летело следующее копье. «Не совсем чисто, но быстро и эффектно». - Ну, что там? – нетерпеливо пролепетала Муири. От ее горя не осталось и следа, лишь злость, злость хищника. – Ален… - Мертв. - Спасибо. Этот ублюдок получил по заслугам, - девушка расплылась в улыбке и, кивнув, сунула Мариан мешочек золота. – Я не забуду тебя. «Уверена, к утру ты забудешь, как я выгляжу». - А, вот и ты. Как тебе первый настоящий контракт? Поинтереснее, чем то, что дает тебе Назир? – Астрид, не глядя на Хоук, стояла у стола и рассматривала пергамент. - Вполне… неплохо, - выдавила Мариан. Ей хотелось побыстрее лечь в постель и отдохнуть, но сначала нужно было зайти к Фестусу. Да, именно, пусть старик Крекс залечит ее ушиб – ни на что большее он не годен. - Надо же. Думаю, ты скоро уживешься с нами… Теперь… мне нужна твоя помощь в личном деле, но об этом завтра. Иди, отдохни и наберись сил. Слава Ситису, - насмешливо протянула Астрид и снова уткнулась в пергамент. Хоук легла в постель – холодную, с влажным изголовьем – и не могла подолгу заснуть. «Чей был голос там, во сне? – не давала себе покоя Мариан. – Кто это был? Кто?!» С утра Хоук сразу же направилась к Фестусу Крексу – тот как раз сидел над склянками и смешивал жидкости. Не опустив своей наигранной вежливости, он около часа кружился возле Мариан, смазывая плечо женщины мазями с отвратным запахом. После процедур она направилась к Астрид. - Готова исполнить приказ, сестра? – заявила Астрид, стоило ферелденке войти в ее обиталище. - В чем дело? - Меня волнует Цицерон, - глава перешла на шепот. – С самого его приезда он вел себя… странно, намного страннее, чем я могла ожидать. Боюсь, он совсем спятил. Но это еще полбеды. Он запирается в чертоге Матери Ночи и оживленно болтает с кем-то… впрочем, ты и сама могла это слышать. «Еще как» - подумала Мариан. - С кем он говорит? Что они задумали? Я боюсь предательства, - отчаянно сказала Астрид. - Если он и задумал что-то, то нужно его остановить. - Я рада, что ты разделяешь мои опасения. Если Цицерон сумел подговорить кого-то из наших, это может обернуться очень, очень скверно. - Но что ты хочешь от меня? – напрямик спросила Хоук. - Я хочу, чтобы ты забралась в его комнату и подслушала его… их разговор, сестра. Ты не сможешь спрятаться в тени, они тебя заметят. Нужно место, куда они и не подумают смотреть… И тут Мариан осенило. - Саркофаг Матери Ночи, - пролепетала Хоук. Астрид одобрительно кивнула. - А теперь иди и узнай, что они замышляют. Вперед! Взлетев по ступеням, Мариан бегом кинулась в чертог Матери Ночи. Открыв саркофаг, она поежилась – придется делить укрытие с мумией Матери Ночи. Хоть она и была чем-то священным, апофеозным, но разило от нее так же, как и от обычного трупа. Переборов себя, Мариан заперла дверцы саркофага, оказавшись вплотную с Матерью Ночи. «Надеюсь, этот шут задумал что-то сверх злостное. Если же нет, то я задушу гаденыша – зря я тут буду торчать?» Послышался раздражающий звук – Цицерон напевал какую-то веселую мелодию, заходя в комнату. - Мы одни?... Да, да, мы одни, - голос шута раздался совсем близко. – Блаженное одиночество… Никто не услышит, никто не побеспокоит нас. Все идет по плану. Остальные… я попробовал говорить с ними. И они с нами, я знаю. Колдун, Фестус Крекс, возможно – аргонианин и не-дитя…. А как же ты? Ты, говорила с кем-нибудь? Нет…. Конечно же нет. Мое дело говорить, выслеживать, узнавать и объявлять. Мое! А что делаешь ты? Ничего! Нет, я не злюсь… Нет, никогда! Цицерон понимает. Эх. Цицерон всегда понимает, и повинуется! Ты заговоришь, когда будешь готова? – молил Цицерон. – Правда? Правда же?.. Милая Мать Ночи. - Бедный Цицерон, дорогой мой Цицерон, - раздался вдруг женский голос. «Ага! Но… чей это голос? Не Астрид – слишком низкий. И не Бабетты – так лишь совсем дитя… Почти». - Такой верный слуга, - продолжала говорить женщина. – Но ему никогда не услышать мои слова. Он не Слышащий. - Ой, ну как же мне исполнить твою волю? – не унимался Цицерон. – Как мне защитить тебя? Ты ни с кем не говоришь. Ни с кем! - Но я буду говорить, - постулировала женщина, - но не с ним. А с тобой. Ты – Слышащая. «Их там трое?!» - мурашки прошлись по спине Мариан. - Да-да, ты. Та, которая делит со мной мое железное ложе, греет мои древние кости… Тут Хоук испугалась не на шутку. «Неужели они заметили меня?! И почему она говорит «мои древние кости»?» - … я даю тебе задание – отправляйся в Волундруд и поговори с Амоном Мотьером. - Бедный Цицерон подвел тебя, - казалось, что шут вот-вот расплачется. – Бедный Цицерон просит прощения у тебя, Мать. Но я не могу найти Слышащего! - Скажи Цицерону, что время пришло. Скажи ему те слова, которые он ждал столько лет: «Тьма наступает со смертью тишины». «Почему никто не отвечает?!» Будто сама Мать Ночи вытолкнула Мариан из саркофага, и Хоук упала навзничь. Поглядев наверх, она увидела над собой удивленное и одновременно разъяренное лицо Цицерона. - Что?! Какая наглость! Кощунство и измена! Осквернение! – завопил шут. - Осквернена святость гробницы Матери Ночи! Объяснись немедля! Говори, червь! Мариан встала на ноги, но в комнате никого не увидела – только она, Цицерон и Мать Ночи. - Где они?! – закричала в свою очередь Хоук. – Где они все?! Где предатели?! - Осквернена Мать Ночи! Мать Ночи! – лицо шута побагровело и на нем выступили вены. - Кто та женщина, которая меня заметила?! Почему вы молчали? Кого отправили в Волундруд? Сначала Цицерон будто пропустил мимо ушей ее возгласы, но потом он успокоился, и его брови поползли вверх, а рот раскрылся от удивления. - Ч… Что она сказала тебе? – дрожащим голосом промолвил шут. – Что?! Теперь Хоук поняла, что к чему. - Тьма наступает со смертью тишины, - слетело с губ ферелденки. Они оба поняли, что к чему. - Значит, это правда? – Цицерон начал приплясывать. – Она вернулась! Наша госпожа вернулась! Она избрала Слышащую! Она избрала тебя! Ха-ха-ха! Слава Слышащей! – шут подхватил Мариан и начал кружить ее. Он искренне смеялся, кричал, пел, но Хоук было не до веселья – она… Слышащая? Она будет слушать голос мумии? Бред какой-то. Во время ликования Цицерона в чертог вбежала Астрид – видимо, услышала вопли шута. - Во имя Ситиса, довольно! Отпусти ее! Прочь, глупец! Твоим планам не суждено сбыться! Цицерон послушно опустил наземь Хоук, непонимающе глядя на главу Братства. - Ты в порядке? Что произошло? Где сообщник?! Покажись, предатель! - Я говорил с Матерью Ночи! Говорил, но она не отвечала. Она говорила только с ней, со Слышащей! – торжественно сказал безумец. - С кем? О чем ты? Что за бред он несет, Мариан?! - Это случилось, случилось! – Цицерон вновь заплясал. – Мать Ночи заговорила! Слышащая – избрана! - Это что, новый бред дурака? – Астрид обратилась к Мариан. - Это правда, - только сейчас осмыслила Хоук. – Мумия говорила со мной, - после этих слов Цицерон наградил ее испепеляющим взглядом. – Она сказала, что я… Слышащая… - Что?! Так значит, Цицерон ни с кем не говорил… лишь с телом Матери Ночи? – Видимо, подумала ферелденка, пакости шута заботят Астрид больше, чем нахождение Слышащей. - И Мать Ночи, - продолжила нордка, - которая по всем легендам говорит со Слышащим… заговорила. Сейчас… с тобой? Мариан следовало что-нибудь сказать, но вместо нее это сделал Цицерон – он утвердительно завопил. - Клянусь Ситисом… - Астрид села на стул, ошеломленная таким известием. – И… что она тебе сказала? - Что мне нужно отправится в Волундруд, поговорить с неким Амоном Мотьером. - Амон Мотьер? – переспросила женщина. – Понятия не имею, кто это. Но Волундруд… я слышала о нем. И знаю, где это. - Значит… мне нужно ехать в Волундруд и поговорить с этим Мотьером? - Хм… Нет… Нет! Слушай, я не знаю, что именно происходит, но я до сих пор твой начальник. Это понятно? Мать Ночи, может, и говорила с тобой, но я все еще глава этой семьи. И я не позволю просто так отнять у меня власть! Повисла неловкая тишина. Лишь недовольное цоканье Цицерона прерывало эту пелену. Астрид кинула на него яростный взгляд. - С тобой, шут, я еще разберусь. Ты! Отправляйся к Назиру и возьми у него контракты. Я все обсужу с тобой, когда посчитаю нужным. И не попадайся мне на глаза сегодня! – Астрид поспешно удалилась. «Это задело ее, и причем-таки сильно» - но Мариан нравилось это превосходство над непоколебимой нордкой. - Ты Слышащая! Ты Слышащая! Я хорошо послужил матушке, о да! – Цицерон вновь подхватил Хоук и начал кружить. - Отпусти, кретин! – проревела Мариан, и шут испуганно отпустил ее. Хоук чуть ли не бегом вышла из чертога и, идя к своей комнате, увидела боковым зрением, что все, кто собрался поглазеть на переполох, искоса на нее смотрят. «Бред, бред, бред-бред-бред. Быть не может. Хотя, я сама сказала Астрид… Нет, нет-нет-нет. Только не это».