* * *
В эзотерике культа Дзясина, как и во всякой тайной религии, было несколько ступеней посвящения. Они раскрывались медленно, интуитивно — это было то знание, которое ниспосылает адептам сам Бог, если они не сходят с пути. Дзясин был двояк как божество — и все проявления его были двойственны. Он был Богом Хаоса — и требовал жесткого подчинения незыблемым догматам. Он воплощал смерть — и давал бессмертие. Его культ стоял на боли — и он же требовал, чтобы его жрецы погружались в эйфорию. Умирание в мире обычных людей явление столь отталкивающее или скорбное, что вызывает к себе только страх. И протест, и покорность, и отрицание, и торг, и отвращение, и полная сдача отчаянию — лики страха. Лики Смерти были совершенно другими. Первым из них было чувство расставания. Ноющая душевная боль от разрыва важной нити, которая истончается и пресекается неизбежно, ибо никто не в силах оспорить механизм вселенной. Сознание — и есть эта нить, потому что человек не хочет отпускать уходящее. Но всякое покидание есть переход, смерть привычного и ожидание нового. Жесткая практика джашинизма говорила: «Убей ближнего своего!» На самом деле это значило, что вместе с ближним адепт впервые убивает сам себя. Глубокий сон, когда сознание оставляет тело, и оно впитывает энергию земли. Оргазм, когда сознание выходит за границы тела, прекращая свой контроль за ним. Отпускание мощных телесных импульсов, которые приводят к энергетическому взрыву. Тотальное расслабление, когда сознание парит над телом. Это дает телу и уму такой отдых, которого не достигает даже сон. Безумие — потеря контроля над сознанием, выплеск телесности. Смерть прежней личности в хаосе чувств. И последний лик — дегуманизация, объектное состояние адепта, когда от него ничто не зависит, он — только глина в чужих руках или обстоятельствах, без личности, без имени, без лица. У объекта нет сознания, он не более, чем предмет. Хидан владел этими шестью состояниями. Культ Дзясина отключал сознание вместе со всем его контролем. Это было трудно. Требовалась долгая практика. Практика была травматичной. Но сила, которую ощущал адепт в состоянии наконец обретенной свободы «от ума», оказывалась невероятной. Какудзу был прав в одном: ни один нормальный человек не станет жить в состоянии угнетенного разума. Другое дело, что все вокруг Хидана было ненормальны. Он единственный был совершенно нормален. Он жил в постоянных объятиях смерти, лики Дзясина просто сменяли один другой — это значило, что он живет как ребенок, влюбленный, сумасшедший и воин. Четыре имени, которым не страшна смерть. Хидан жил в состоянии эйфории — и именно она делала его реакции непредсказуемыми, а шаг летящим. Он источал ее, как горячий пар.* * *
Какудзу проснулся от резкого удара локтем в солнечное сплетение. Это было неописуемо. — Подбери свои щупальца нах! — орал Хидан, тщетно сдирая с ног кольца чакры и извиваясь, как угорь. — Угрелся, старая жопа? Выпусти меня мать твою! — Ну что ты орешь? — поморщился Какудзу, не в силах признать, что он угрелся, правда. — Еще не рассвело. — Пусти отлить! — заржал Хидан. — Или после того, что между нами было, тебе пох? Еще и подержишь? Какудзу лениво вобрал чакру и повернулся на другой бок, лицом к кейсу. Хорошо, что его организм более приспособлен к жизни шиноби. Грудная клетка хранила отпечаток чужого тепла.* * *
…Проснулся Какудзу в одиночестве. Небо затягивали тучи. Хидана не было. То есть — его не было вообще, вместе с косой, мотками троса и прочими следами присутствия. Окрестный лес шелестел листьями под ветром. У соседнего камня неподвижно лежал женский труп. Как можно было так расслабиться или устать, чтобы потерять бдительность?!.. Какудзу поднялся, гоня от себя дурное предчувствие. Может, полоумный фанатик молится. Или лежит в своей отключке подальше от его глаз. Может, снова плещется. Поискать его или выждать? Да куда он денется. …Но внутренний голос и хороший слух точно определили: бесполезно. Хидан ушел. У Какудзу давно не было напарников, да и этого он не хотел. Но все, что он знал о работе в группе, говорило: никто и никогда не бросал партнера без веской причины. Нельзя уходить без предупреждения. Напарники прикрывают друг друга в бою, между ними должно царить полное доверие. Даже если они отступники и плевали на кодекс — правила миссий для всех одни. Сработанная пара шиноби — гарант успеха операции. Конечно, сам Какудзу не очень способствовал расцвету доверия и взаимовыручки в альянсе с Хиданом, но это потому, что тот говнюк. И, кроме того, Какудзу сильно продвинулся за последние сутки. В груди мерзко засосало. Он только начал привыкать. Только нашел преимущества. Хидан и виду не показал, что он недоволен. Убогая тварь за это ответит! Если, конечно, им суждено еще встретиться. По-хорошему, он должен радоваться, что избавился от довеска, от которого одни проблемы. Почему же он чувствует себя окончательно обворованным? Кулаки Какудзу привычно закаменели и сжались, желваки под маской шевельнулись. Подхватив труп и кейс, он двинулся к городу. Собиралась гроза.