Горячий Источник

…Дом чиновника, куда к полудню вышел Какудзу, был неузнаваем. Ворота раскрыты, ветки ухоженных кустов сломаны, дверь снесена, и прямо с дорожки внутрь уходили багровые следы. Первые бледные, дальше гуще. На песке валялся деревянный поднос и пара белых чашек — бежала прислуга. В разбитое окно второго этажа рывками выплескивалась занавеска. Какудзу показалось, что он проваливается в ад. В прямом смысле слова зайдя в дом по крови, он бросил труп на лестнице — все равно теперь бесполезен — и ворвался в кабинет. Еще утром он надеялся получить здесь хотя бы сорок тысяч рю. …У порога лежала рука. Чуть дальше нога, отрубленная по колено. У окна, обнимая плечом раскрытый сейф, лежал сам чиновник, его раны уже не имели значения. Центр кабинета занимал кровавый круг с вписанным в него треугольником — его сердцевина был исколота и обильно полита, на стенах потеки крови. Но вовсе не это привлекло внимание Какудзу. На столе перед окном были рассыпаны пачки денег. Какудзу обогнул лужу крови, подошел к столу и пересчитал наличность. Там было двести шестнадцать тысяч рю. Губы Какудзу под маской удовлетворенно улыбнулись. …Хидан нашелся в гостинице. Это было логично, однако никакой комнаты он не взял. Девичий персонал опускал перед Какудзу глаза, краснел и косился на его плащ. Господин может заказать комнаты, одну или две, как пожелает, молодой господин предупредил, что старый господин зайдет. Но о молодом господине хозяйка просила не заботиться. Судя по звукам, доносящимся через бумажные ширмы, Хидан трахал хозяйку заведения, делая это крайне эмоционально и — как все прочее — даром.

* * *

Конечно, никакую комнату Какудзу не взял. Хидан провинился, ни о каком поощрении не могло быть и речи. Кровавая баня в чиновничьем доме уже не тайна, скоро тут соберется весь город. Если гребаного придурка возбуждает проповедь его вшивой веры — ему, Какудзу, лишние телодвижения ни к чему. Он мрачно дождался, когда Хидан закончит, выйдет, схватил его за горловину распахнутого плаща и приказал: — Мы немедленно уходим. — Не рад, жлоб, что у меня личная жизнь? — цинично ухмыльнулся Хидан. — Твои забавы не имеют значения, если не расточительны, — напомнил Какудзу, приблизив лицо. — Мне плевать. — Да ты весь напрягся, — похлопал его Хидан по плечу. — Практикуешь мучительную душевную боль? У тебя кстати все четыре души болят, или тока одна? — Заткнись и поторапливайся, — отпустил его Какудзу, повернув к двери. В груди мерзко тянуло от ненужной болтовни. — Я твой напарник, чувак, — схватил его за руку Хидан. — Ничо не кажется странным? — Ты грязно работаешь, — стряхнул его руку Какудзу. — Причина и следствие. Пойми это, тупая башка. К огромному облегчению Какудзу, Хидан ничего не ответил, подхватил косу и двинулся следом. На улице поднялся сильный ветер. Едва они пересекли границу — им в спину ударила гроза. Хидана, судя по всему, переполнял восторг — он издавал воинственные кличи, нес религиозную ахинею, поднимал косу к молниям, размазывал струи дождя по лицу и доставал Какудзу. Какудзу было не до того: он думал. Не вышло ли так, что Какудзу влип. Не вышло ли так, что тупой щенок имеет для него значение. Что он, Какудзу, зря грозился оторвать эту орущую голову. И как сделать так, чтобы все стало, как прежде. Последний ночлег перед штабом «Рассвета» приводил в ужас. Чем хуже делалось Какудзу от этих мыслей — тем лучше становилось Хидану. Он вообще не выглядел усталым. Его речь стала более грубой. Гроза не отступала — шла по пятам, наконец под вспышками молний показалась знакомая брошенная деревня. — Злоебучие руины! — бросился вперед Хидан. — Тока вас сука не хватало для полного просветления! Какудзу отметил, как точно Хидан, невзирая на бедный словарь, формулирует некоторые общие мысли. Напарник скрылся в давешнем разрушенном доме. Отсутствие дебильной инициативы под дождем обнадеживало. Остальное было паршиво. Из развалины тут же донесся громкий лязг и цветистая брань. Внутри было совершенно темно из-за низких туч; Какудзу остановился на пороге, привыкая к мраку и дожидаясь разряда молнии. …Хидан скрючился у стены и ковырялся в лодыжке. Перед ним, как преграда, лежала коса. Две дыры на его штанинах — на колене и в бедре — были весьма живописны, теперь одну из них Хидан прорвал до голеностопа. «Сука наебнулся», — сообщил он, подтягивая ногу и пытаясь что-то разобрать в темноте. Какудзу поставил кейс рядом с Хиданом и привычно занялся костром. Когда тот запылал, Хидан бросил свое занятие и откинулся на стену. Его светлая кожа в прорехах штанин казалась розовой, стопа в мокрой сандалии придвинула косу. — Скажи, чувак, — изрек он, — ты насиловал женщин? Какудзу, разбивавший ладонью большую доску в щепу, промазал. — Не твое дело, — ответил он, переводя тяжелый взгляд на Хидана. — А что, хочешь спросить совета? — Неа, — отозвался Хидан, — просто много понял про тебя. — Я рад. А теперь заткнись. — Какудзу примерился и разбил доску. — Ты знаешь, как звали чиксу, которую мы с тобой порешили? — Хидан намотал на палец цепь своего амулета, в свете огня он ярко блестел и отвлекал. — Ее звали «жена заказчика двадцати шести лет в синем кимоно», — Какудзу свалил щепу в кучу для растопки и придвинул к огню влажные подошвы. Плащ он предпочитал сушить на себе. — Остальная информация лишняя. — Ага, — легко согласился Хидан. — Но мне она сказала. Че к чему?.. — Это потому, Хидан, — Какудзу бросил пару щепок в огонь, — что ты дебил. Даже женщина это легко поймет с первого взгляда. Если знаешь имя заказа для принудительного сопровождения, работать сложней. И еще, Хидан: с заказом не спят. Конечно, если это не оговорено как особые условия и не оплачивается отдельно. Тебе надо вбить это в свою тупую голову, если собираешься оставаться в бизнесе. — А у тебя были такие заказы? — живо отреагировал Хидан. — Когда тебя нанимали как насильника? — Это не твое дело. — Да ладно, бабло-сан, у тебя на морде все написано. Тока не надо заливать мне, что ты делал это из-за денег. — Разные женщины требуют разного подхода, — спокойно ответил Какудзу. — И человек в нашей профессии должен уметь все. — Полная хуйня, — уронил амулет Хидан. — Не переживай, Хидан, что ты пока не можешь взять женщину силой. Умение приходит с возрастом. Хидан заржал. — Ты больной, — сказал он. — И очень продажный. Мне такие попадались в борделях, которым нравилось их ремесло, но гнали сука, что дело в неволе. Хорошо, что Бог послал мне тебя, чтоб я не уподобился. Какудзу ощутил горячий прилив к лицу, словно вместе с гневом он испытал смущение. Последнее чувство было новым и сильным. Рука рефлекторно дернулась, сдавив Хидану лодыжку. — Повтори! — процедил Какудзу. — Мне больно, мать твою! — поморщился Хидан, саданув по каменной длани. — Повтори, что ты сказал, — Какудзу сжал кулак. — Ты не слышал, больной урод? — Хидан потянулся к косе, но Какудзу перехватил ее другой рукой стремительно и точно. Его вытянутый над огнем рукав, откуда выходили жгуты чакры, задымился. Хидан нажал локтем на пояс — раздался слабый щелчок. В этот момент Какудзу мощным рывком вырвал косу из пальцев Хидана и отбросил вглубь помещения. Коса вылетела, дернув за собой Хидана — его вытянутая тросом рука была похожа на комичный прощальный жест, тело горизонтально распрямилось и распласталось по полу. Коса упала. Прижатая рукой Какудзу лодыжка осталась неподвижна. — Охуенный блокиратор! — известил Хидан. — Противоугонный. Если хотел сломать мне ногу, мудак, попросил бы снять катушки. — Сними катушки, — отпустил его Какудзу. — Вряд ли на сегодня все. — Мечтал весь день? — поднял косу Хидан и, хромая, поднялся. Его голодное лицо в свете пламени было шальным, особенно пристальные пунцовые глаза. Хидан провернул косу, утвердив ее лезвиями на полу, и открепил трос. Потом резко свел плечи — распахнутый плащ сполз с левой стороны тела и повис на локте. Хидан выпрямил руку и слегка качнулся влево-вправо, плащ медленно упал с руки, обнажив две стальные катушки. Какудзу почувствовал, как его сердца гулко ударили вразнобой. Хидан согнул руку, расстегнул ремень с крепежом и неспешно смотал его на кулак. Катушки проехались по его ногам и повисли над полом, конец троса звякнул по доскам. Хидан снова провернул косу, уперев ее рукоятью в пол. Верхнее лезвие приходилось ему на нижнюю половину лица. Хидан прикрыл глаза и прижался к нему ртом. — Не смей лапать мое оружие, — сказал он, отстраняясь. Напряжение минуты было таким сильным, что перекрыло все окружающие звуки: дождь за пустыми окнами, скрежет веток в стену, потрескивание огня. Гулкая тишина постепенно заполнялась ими, словно очнулась. Свисающий с одного плеча плащ поволокся по полу, как церемониальное кимоно, когда Хидан развернулся и пошел к стене, трехлезвейная коса отбросила на нее тень. Удар по глазам был мощным и безжалостным. Хидан поставил кусарикаму с катушками в угол, стряхнул с плеча плащ, открыв рельефную спину. Вынул из обмотки на ноге два сложенных штыка и обернулся. Какудзу подкладывал щепки в огонь. — Ты ошибаешься, — сказал Какудзу, скользнув по Хидану взглядом, — думая, что я испытываю к тебе сексуальное чувство. Если у тебя есть опыт принуждения, можешь меня не бояться. Эти глупости мне давно не по годам. Рот Хидана дернулся. — Поэтому, — продолжил Какудзу, — избавь меня от болтовни про баб. Можешь трахать их или убивать, или проповедовать им свою вшивую веру. Только не во время миссии и не за мой счет. Надеюсь, это ясно. Губы Хидана дрогнули и поползли вверх. — И последнее, Хидан. Никогда не раскрывай рот о том, чего не знаешь. Хидан расцвел неприятной, хищной улыбкой. — Хотя ты непрестанно богохульствуешь, — нагнул он голову, — отплачу тебе добром. Не вздумай влезать в мое тело, если тебе дорога жизнь. А поскоку ты это сделал уже трижды, я думаю, ты брешешь. Если сейчас пойдешь за мной, сними гребаный плащ и намордник, достало слушать твои причитания о растратах. На всякий случай, если утратишь контроль: ты будешь хорошей жертвой великому Дзясину. Жаль, ты не чувствуешь боли. Хидан отступил в тень и пошел вглубь постройки. Там он оглянулся: его корпус смутно белел в темноте. — Не хочу убивать тебя, бумажная душа, — сказал Хидан. — Можешь мне верить.