***
Арья скептически улыбалась краешком губ, иронично разглядывая каменные изваяния гномьих богов. Слепая вера, безраздельно господствующая в умах подземных жителей, раздражала её, вызывала острое неприятие, прорывающееся сквозь привычную маску абсолютного безразличия. Эльфийка искренне не понимала и не желала понимать, как кто-то может настолько упорствовать в своих заблуждениях, упиваться узостью собственного мышления, вместо того, чтобы, подобно исследовательскому, пытливому эльфийскому уму, постигать истинное устройство мира. Подобную ограниченность можно простить людям, чей жизненный путь столь короток, что для того, чтобы не помешаться от всей сложности устройства мироздания, им приходится придумывать простые и доступные объяснения всему происходящему. Но гномы – известные долгожители, а в своём развитии ушли не дальше них. Презрительно фыркнув, Арья миновала «божественную залу», совсем не преисполнившись приличествующим этому месту душевным трепетом. Бесконечные разветвляющиеся тоннели уходили всё ниже, и чем дальше она спускалась, тем сильнее нарастало смутное беспричинное беспокойство. Ортхиад был похож на мертвеца, которого жестокий некромант решил поднять из могилы. Широкий коридор внезапно оборвался тупиком, но, приглядевшись, эльфийка обнаружила замаскированную дверь. Движимая некоторым любопытством, она отворила её заклинанием и вошла внутрь. Помещение было очень странным, и определить его назначение казалось невозможным. Серебристые лунные лучи пронизывали его насквозь тонкой невесомой паутинкой, но потолок был цел, и определить источник света не получалось. В центре комнаты высился пьедестал, на котором жалко скукожился маленький засохший цветок. Несколько мгновений Арья рассматривала его, чувствуя, как от необъяснимой скорби сжимается сердце, после чего поспешила как можно скорее покинуть это место. В висках закололо, и Арья прислонилась к стене между двумя светильниками явственно эльфийской работы, пережидая внезапный приступ дурноты. Стена напротив зияла пустым провалом выломленной двери в камеру. Прислонив холодную ладонь к горящему лбу, эльфийка отстранённо перебрала в памяти несколько мощных магических заклинаний, способных произвести подобные разрушения. Это не позволило отвлечься от боли, лишь вызвало лёгкое чувство досады, потому что воображаемый список оказался ничтожно мал. Она не была суеверна, отнюдь, но иногда в голову закрадывалось жуткое ощущение, будто сама эльфийская сущность отторгает ту, что осмелилась пойти против своего народа. Смешно сказать, однажды посреди ночи, погрузившись в медитативное состояние и балансируя на грани между явью и сном, она рассеянно схватилась за кончики ушей, чтобы убедиться, что они всё ещё заострённые, а не округлые, как у человека. Утопая в монотонной жизни Урубаена, она чувствовала, что окончательно теряет себя, деградируя до окружающей людской массы. Боль отступила, стала неприятно ноющей, но терпимой. Рассудив, что сейчас она находится достаточно далеко от лагеря ургалов, Арья аккуратно переступила порог полуразрушенной камеры, магическим пассом восстановила грубый остов подобия кровати, что когда-то находился здесь, и уселась на него, спрятав лицо в ладони. С тех самых пор, как она впервые очнулась во дворце, беспомощная и растерянная, необъяснимая боязнь запертых помещений, подвалов и любых ограничений личной свободы, стала её постоянной спутницей. Сперва, она решила, что это как-то связано с местом её первого пробуждения после потери памяти и угрозой, распространяющейся от Гальбаторикса. Но в роскошных просторных комнатах особняка, принадлежавшего мальчишке-Всаднику, страх не нарастал, а лишь отдалённо маячил где-то в глубинах подсознания, и усиливался только в тесных маленьких помещениях. Покои же, которые любезно предоставил ей тогда король, просто кричали о богатстве своего владельца и были воистину огромны. Тогда она предположила, что, возможно, когда-то, подверглась изнурительному тюремному заключению, которое оставило свой след, даже не взирая на почти полную потерю памяти. Чтобы проверить или опровергнуть это, Арья и спустилась в сокрытые глубоко под землёй темницы. Ортхиад должен иметь некоторое сходство с нынешней обителью повстанцев – Тронжхаймом. Если она служила Гальбаториксу и попала в плен к варденам, те могли бросить её в подобную камеру. Возможно, пребывание некоторое время в похожем закутке, поможет разбудить воспоминания об этом, как одни из самых ярких впечатлений из той, другой жизни. Или, по крайней мере, позволит обуздать свои тайные страхи. Любой вариант её устроит. По ледяной стене стекала вода. Наверное, где-то вверху располагалось подземное озеро. Капли стекали по выступающим, плохо отшлифованным камням и с тихим плеском срывались в небольшую лунку, призванную играть, по всей видимости, роль поилки для заключенных, избавляя тем самым тюремщика от некоторой части работы. Кап-кап. Ни на миг не сбивающийся ритм кажется оглушительно громким и начинает бить по нервам с размаху и с оттяжкой. Кап-кап. Кап-кап. Арье внезапно захотелось вскочить и выбежать отсюда, подняться наверх и напиться медовухи с первым встреченным ургалом. И именно по этой причине она осталась сидеть на месте, вслушиваясь в безобидный плеск воды. Подступающий ужас являлся доказательством того, что последняя догадка была близка к истине. Боль вновь усилилась, мысли смешались. - Предаёшься воспоминаниям? – знакомый вкрадчивый голос, безобидный вопрос. Сердце пропустило удар и заколотилось о рёбра подстреленной куропаткой. Арья медленно отвела руки от лица, расправила плечи и гордо подняла голову, всем своим видом показывая, что оскорблена тем, сколь бесцеремонно прервали её уединение. Шейд, мерзостное соединение людской алчности со злобой духов, стоял там, где некоторое время назад пережидала приступ она сама. Красные глаза пылали в темноте, выдавая его азарт, хотя на мертвенно-бледном лице отсутствовало выражение каких-либо эмоций. Невинный вопрос наверняка таил под собой неприятный подтекст, который пока, увы, не удавалось понять. «Нет, - с отвращением взирая на это порождение тьмы, подумала Арья, - он же почти прямым текстом говорит о своей осведомлённости в причине моих страхов. А нездоровое предвкушение во взгляде вполне может свидетельствовать о том, что не обошлось без его непосредственного участия в их появлении. Быть может, не вардены, а королевский палач приложил руку к моему теперешнему жалкому состоянию. Не на пустом же месте возникла та удушающая ненависть, когда я впервые увидела эту тварь». – Арья усилием воли заставила замолчать трубящую в рог интуицию и попыталась взять себя в руки. - Я была бы безмерно признательна, если вы избавите меня от своего присутствия, - соблюдать светскую вежливость после ярко выраженной взаимной неприязни, плавно перетёкшей в дуэль, откровенно глупо. Но обращение на «Вы» к шейду было продиктовано, скорее, желанием намекнуть на его кое-как слитое воедино из нескольких разных сущностей сознание, а не данью требованиям этикета. - Уверяю, твое признание – это последнее, в чём я заинтересован, - шейд презрительно скривился, обнажая острые клыки и жадно всматриваясь в её фигуру, окружённую стенами камеры. Во взгляде плескалось ничем не замутнённое сумасшествие. Арью едва не передёрнуло от отвращения. - В чём же, в таком случае, заключается ваш интерес? – холодно спросила она, желая лишь одного – чтобы шейд убрался, наконец, из поля её зрения. - Твой нынешний хозяин, - мерзко протянула тварь, - страдает излишней доверчивостью, коей я не обременён. Уверен, наш драгоценный всадник не потрудился даже взять с тебя клятву верности. И это одна из причин, почему я здесь. Слова напомнить? – с притворной любезностью предложил Дарза, скалясь в ухмылке. Рука сама потянулась к мечу, но Арья сумела сдержаться. Чётко выговаривая каждую фразу, она произнесла слова присяги. Всаднику, разумеется. Если шейд и надеялся застать её врасплох и получить в своё пользование личную прислугу, то ему это не удалось. - Прекрасно, - с деланным разочарованием кивнул тот, потом прекратил паясничать и сухо произнёс, – пройди до конца этого тоннеля и жди меня возле обвала. В основной битве, которую возглавит Всадник, ты не участвуешь. И шейд беззвучно растворился в тенях, так же внезапно, как и появился, не давая больше никаких пояснений своему приказу. Арья задумчиво изучила место, где только что находился колдун. «Интересно, какими тропами перемещаются чёрные маги, и каковы пределы этой способности?» Решив обязательно пролистать манускрипты, касающиеся этого аспекта колдовства, Арья с чувством некоторого постыдного облегчения покинула камеру. «Хозяин», - мрачно подумала она о мальчишке, которому отдал её в пользование Гальбаторикс, а его ближайший приспешник ещё и привязал на поводок. – «Нельзя было выразиться более оскорбительно и более точно».***
Эрагон с любовью обнял шею Сапфиры, дракониха нежно фыркнула ему в плечо в качестве приветствия. «Как думаешь, мы победим?» - обратился он к Сапфире. «У них нет ни малейшего шанса», - уверенно откликнулась та. «И что будет потом? - тихо вздохнул Всадник. – Вот разобьём мы повстанцев, а дальше что? Настанет мир, покой и процветание, о которых так любит иногда поразглагольствовать Гальбаторикс?» «Едва ли, - скептически сказала дракониха, - Вардены, безусловно, основательно подпортили жизнь империи, но и ургалы, наши дражайшие союзники, ущерб нанесли не меньший». «Если хочешь что-то спрятать, то положи это на самое видное место, - горько улыбнулся Эрагон. – Гальбаторикс не то что не скрывал, а, напротив, позаботился о том, чтобы «миграцию» ургалов заметили все. И нападениями на подданных успешно отвёл глаза от своего союза с ними». «И вардены действительно ни о чём не подозревают, а ведь враг свил себе гнёздышко прямо у них под носом». «Если мы победим, то больше некому будет противостоять Гальбаториксу», - тихо сказал Эрагон. «Если мы победим, ничего не изменится, потому что ему и так никто не может противостоять. «Нет, - решительно покачал головой Всадник, - мы сможем. Однажды. А пока верно исполним приказ, чтобы у короля и тени сомнения не возникло в том, кому принадлежит наша верность и преданность. Если повстанцы не смогут дать достойный отпор даже мне, то их борьба с Гальбаториксом изначально не имела смысла. Пусть вардены и ургалы уничтожат друг друга в этой бойне, тогда мирное население наконец-то сможет вздохнуть с облегчением».