"Мы играем во что захотим. Мы упали, и летим, и летим. А куда не знаем, до поры до поры. Мы слепые по законам игры"
Агата Кристи - Нисхождение
День был очень пасмурным. Уилл проснулся только после обеда, но подумал, что еще раннее утро – в комнату через не задернутое шторами окно сочился сумрак. Взглянув на часы и чертыхнувшись, что снова проспал больше двенадцати часов, Уилл вскочил на ноги. Голова тут же закружилась, а перед глазами замельтешили черные мушки. Уже привычный к такому, мужчина схватился рукой за стену. Пол постепенно перестал уезжать из-под ног, а взгляд более-менее сфокусировался. Накануне вечером Уилл опять забыл закрыть окно, и теперь в комнате стояла бодрящая прохлада. Кожа покрылась мурашками, а мокрая майка неприятно липла к спине. Достав из комода чистые вещи, Грэм направился в душ. В Бюро он не был почти неделю – спокойная неделя без убийств и психопатов – но вот прием у психоаналитика в семь вечера никто не отменял. Днем Уилл постирал вещи, выгулял своих собак, даже прошелся к ручью, что тек в трехстах ярдах от его дома. Настроение было гнетущее: то ли от непреходящей мигрени, то ли от пересыпа, то ли от сумеречной погоды. А с погодой действительно творилось странное – на улице, несмотря на середину дня, было как-то неестественно темно. Все казалось каким-то серым, обесцвеченным, как при солнечном затмении. В шесть Уилл сел за руль своего чихающего пикапа. Заведя мотор, он включил фары, которые тоже светили почему-то тускло. Мужчина подумал краем сознания, что надо бы заменить лампочки, и отправился на другой конец Балтимора – на прием к Ганнибалу Лектеру. Но уже по дороге к своему психотерапевту Уилл понял, что дело вовсе не в пасмурном дне и перегоревших лампочках. Мир вокруг продолжал темнеть, очертания объектов становились нечеткими, цвета блекли и смазывались. С ужасом Грэм понял, что слепнет. Мир, свет, краски – все ускользало от него, будто на глаза упала пепельная завеса, уплотняющаяся с каждой минутой. Паника ледяной водой накатила на Уилла, ладони взмокли, а сердце неистово забилось в груди. Грэм резко нажал на тормоз, из-за чего был обсигнален ехавшим следом шевроле, съехал на обочину и поднял ручник. Тяжело дыша, он зажмурился и досчитал до десяти. Открыл глаза. Зрение чуть-чуть улучшилось. Совсем немного, но хотя бы можно продолжить движение. О возвращении домой не могло идти и речи – он проехал большую часть пути. Теперь его единственным спасением был доктор Лектер, до дома которого оставалось около десяти минут езды. Включив дальний свет и аварийки, Уилл продолжил путь. У знакомого особняка Грэм припарковался скорее интуитивно, чиркнув дисками высокий бордюр. Поднявшись по ступенькам и лишь чудом не споткнувшись, он нервно постучал. Дверь открылась почти сразу, будто хозяин караулил его прямо у входа. Доктора Лектера Уилл узнал лишь по высокой фигуре и почти офицерской выправке. - Добрый вечер, Уилл. Ты опоздал на пятнадцать минут. Я уже начал беспокоиться, что… - Доктор Лектер, кажется, я слепну, - Уилл невидяще посмотрел на Ганнибала, черты лица которого стали для него почти не различимы. Лишь темные провалы на месте глаз, остальное терялось и размывалось. Психотерапевт помолчал немного (как показалось Уиллу, поджал губы), а затем отступил в сторону, приглашая войти. - Сейчас я тебя осмотрю. Сможешь сам дойти до приемной? - Конечно. В доме Ганнибала было очень светло, поэтому Уилл без труда дошел до кабинета. Но, открыв дверь, он замер на пороге. В приемной царила настоящая тьма. Войти туда - как нырнуть в омут. Грэм в растерянности замер на «берегу», и на его плечо легла успокаивающая тяжесть руки доктора Лектера. - В приемной я поддерживаю неяркое освещение, располагающее к спокойной беседе и доверительности. Нервных пациентов это усмиряет, робким дарит ощущение безопасности. Признаться, никогда не думал, что для кого-то это окажется неподходящим. Если хочешь, я могу провести тебе сеанс в гостиной или в столовой. - Боюсь, доктор Лектер, в этом нет необходимости. Я вижу с каждой минутой все хуже, так что скоро мне уже будет без разницы. Странно, что, даже находясь в столь странном состоянии, он продолжал следовать какому-то неписаному этикету, не желая стеснять своего врача. Да, он почему-то стремительно теряет зрение, но он все еще пациент, а пациентов следует принимать в приемной. Он не хотел казаться слабым и беспомощным в глазах Ганнибала Лектера, хотя сказать, что в данный момент он был подавлен и дезориентирован – ничего не сказать. - Тогда позволь, я доведу тебя до твоего места, - мягко произнес Ганнибал над ухом, а в следующее мгновение Уилл ощутил на своих плечах руки психоаналитика. Доктор Лектер вел его мягко, но держал при этом крепко, не давая сделать шаг в сторону или замедлиться. Уилл почувствовал волнение, полностью доверившись другому человеку, даже смог подавить инстинктивное желание выставить вперед руки. Несколько шагов через кабинет показались настоящим путешествием, Уилл позволил подвести себя к креслу и развернуть. Затем почувствовал, как ему слегка надавили на плечи, и он, подчиняясь, сел. Доктор Лектер не предал его доверия, и Грэм опустился в знакомое кресло. - Сейчас проверим твою светочувствительность, - Ганнибал говорил спокойным тоном, и беспокойство Уилла немного улеглось. Если его психотерапевт спокоен, значит, с ним не случится ничего страшного. Грэм чуть улыбнулся на голос, демонстрируя силу духа. Сохранить лицо в такой ситуации казалось профайлеру первостепенной задачей. Главное – показать, что он не боится. Глаза он закрыл, с опущенными веками паника не так сильно давила на его сознание. Шаги доктора Лектера удалились – глухой стук низких каблуков отполированных до блеска туфель его психоаналитика. Одна такая пара стоит порядка тысячи долларов и заказана, вероятно, прямиком из Италии. Ботинки Уилла стоили сорок долларов. Негромкий звук выдвигаемого ящика стола. Затем шаги вновь приблизились. Уилл сидел будто с завязанными глазами, но зато все остальные его чувства невероятно обострились. Он почувствовал едва заметный аромат – парфюм или одеколон после бритья? Запах был горьковатый, немного древесный. Имей Уилл чуть больше представления о парфюмерии, он смог бы различить нотки кедра, серебряной амбры и мускуса. А так это было просто запах его психоаналитика, запах туалетной воды, чью рекламу вы никогда не увидите ни по телевизору, ни на афишах. - Уилл, посмотри, пожалуйста, вверх, я проверю реакцию на свет. Грэм почувствовал, как Ганнибал оперся одной рукой о ручку его кресла, нависая над ним. Теперь флер дорогого одеколона стал куда явственнее, и к нему примешался легкий, едва различимый запах чистой, отглаженной одежды. Появилось неосознанное желание отодвинуться, потому что Ганнибал находился слишком близко, в области личного пространства, от чего Уилл, не привыкший подпускать других людей так близко к себе, почувствовал смущение и неловкость. Но в то же время было что-то волнующее в этой близости, словно стоять на самом краешке перрона в ожидании несущегося поезда. Сглотнув, Уилл запрокинул голову на спинку кресла и открыл глаза. Почти тут же в них ударил резкий луч света. Профайлер неоднократно проверял свое зрение, и процедура была ему знакома. Только вот ощущения в этот раз были совсем иными. Свет, казалось, не рассеивался, а бил тонкой нитью сперва в левый зрачок, потом в правый, такое ослепляющее пятно в окружении непроглядной тьмы. К тому же почти сразу яркая точка из белой становилась кроваво-красной. - Больно? – спросил Ганнибал, и Уилл явственно почувствовал его дыхание на своем лице. Смутившись и чувствуя, как кровь приливает к щекам, Грэм отвернулся будто бы от света. - Просто неприятно. Свет слишком яркий. Ганнибал отстранился, тихо зашуршал его костюм (интересно, какой сегодня?). Ушел терпкий запах одеколона и тепло чужого дыхания, и Уилл, к собственному удивлению, почувствовал сожаление. - Реакция на свет слабая, - произнес Ганнибал уже откуда-то издалека, видимо, от своего стола, - но при этом повышен болевой порог. Полагаю, об амаврозе беспокоиться не стоит, полная слепота не наступит. Уилл напрягся. Вернулся страх. Профайлер задал вопрос: - Но это же не… навсегда? Вместо ответа, Ганнибал спросил: - Как же ты доехал до меня? - Днем я еще видел. Хуже, чем обычно, но сперва не придал этому значения. А потом все резко ухудшилось прямо по дороге к вам. Психоаналитик немного помолчал. У Уилла даже создалось впечатление, что он один в комнате. - Были ли механические повреждения глаз? – подал, наконец, голос Ганнибал. - Хотя травма вряд ли бы имела одинаковое воздействие на оба глаза. К тому же при ослеплении – сваркой, например – непременно было бы ощущение сильного жжения и песка в глазах. - Этого не было. - Чтобы исключить такие заболевания, как кератит, трахома или катаракта, нужно пройти медицинское обследование у офтальмолога и нейрохирурга. Но я сильно сомневаюсь, что дело в них – при этих заболеваниях зрение падает не так молниеносно, как у тебя. - Тогда что со мной? – Уилл сжал ладони в кулаки. Было приятно так резко провести подушечками пальцев по гладкой замше кресла. - Думаю, твоя слепота психогенного характера. - Я не очень понимаю ваших умных слов, доктор, но слышу в них знакомый корень «психо-», - Уилл невесело усмехнулся. - Соматическая слепота. Еще одно проявление болезни, из-за которой ты ходишь ко мне. - То есть причины – в моей психике? – на лбу Уилла появилась морщинка недоверчивости. - Если я прав – а я, скорее всего, прав – то твоя психогенная, или истерическая слепота носит временный, преходящий характер. То есть проявляется приступами. - Зрение вернется? - Да, полагаю, через пару часов. Если нет – то прямая дорога к специалисту. Это уже, к сожалению, на периферии моей компетенции. Но пока предлагаю не волноваться и немного подождать. Причин для оказания экстренной медицинской помощи пока нет. Уилла такой ответ не особо обрадовал. Конечно, доктору Лектеру легко рассуждать, ведь это не ему на глаза упала свинцовая пелена. Но и выказывать недоверие или тем более ставить под сомнение авторитет в медицинских вопросах профайлер не хотел, но тем не менее один момент беспокоил его. - Вы говорите, что мое ослепление связано с тем, зачем я вообще хожу к вам на прием. Почему мое состояние продолжает ухудшаться? Уилл постарался, чтобы его голос звучал без обвиняющих ноток, но все же даже в полной тьме ощутил недовольство своего психотерапевта. Хотя вопрос был более чем резонным. - Ты упорно сопротивляешься моей терапии, - кажется, ответ Ганнибала прозвучал холодно и резко. – Ты игнорируешь мои рекомендации, сводя на нет все усилия. Например, сегодня ты опять не спал? - Спал… - Уилл почувствовал себя неуютно. - Значит, переспал. Я прав? Уилл вздохнул вместо ответа. - Я говорил, что стабилизировать твое состояние без стабилизации режима сна и бодрствования невозможно. Твои спонтанно возникающие галлюцинации и приступы амнезии – прямое следствие такой жизни. Твой мозг уже сам не знает, когда спит, а когда нет. К тому же, ты эмоционально себя перегружаешь. - Я не был в ФБР с прошлого четверга, - оправдываясь, возразил Уилл. - Шесть дней. Ты же не думаешь, что этого достаточно, чтобы восстановить твою психику? Тебе понадобятся месяцы, чтобы вернуться в прежнее состояние. Хотя я настоятельно рекомендовал бы тебе сменить род деятельности. Уилл поморщился. Доктор Лектер уже неоднократно высказывался против работы профайлером на ФБР. По мнению психотерапевта, Уилл страдал редкой формой пограничного расстройства личности, развившегося из чрезмерной эксплуатации своих эмпатических возможностей. Эмпатия – это сопереживание чужим эмоциям, как положительным, так и отрицательным. Обладая сверхвысоким уровнем такого «сострадания», Уилл посчитал своим долгом работу на благо людей в поимке особо опасных маньяков и психопатов. Но несмотря на колоссальные успехи, такая работа оказывала разрушительное воздействие на психику Грэма. В моменты эмпатического транса Уилл сам становился убийцей, происходило расщепление личности профайлера на «темного Уилла», совершающего убийства, и «светлого Уилла», испытывающего вину за это. Разрываемый дихотомическим противоречием, Грэм терял свое Я, а с ним и психическую стабильность. Неуверенность самосознания порождала неуверенность и в восприятии внешнего мира, границы реальности и бреда размывались. Такой диагноз поставил Ганнибал Лектер, светило современной психиатрии и психоанализа. - Слепоту можно назвать защитной реакцией твоего организма, - продолжил Ганнибал. – Твоя психика, хоть и очень податливая, но все-таки имеет определенную сопротивляемость. Но если ты не остановишься сейчас, то неизбежно потеряешь свою личность, вернее, произойдет подмена. - Подмена? – Уилл напрягся. Казалось, даже воздух похолодел. - Ты сам станешь убийцей. Уилл почувствовал, как волосы на затылке зашевелились. Это был его самый большой страх. Страх победы «темного Уилла», страх желания чужой смерти, удовольствия от чужих страданий. Тогда, перед тем, как он выстрелил в Хоббса, он будто услышал голос в голове, говорящий: «Теперь можно. Он заслужил. Его можно убить». Потом Уилл объяснял свои действия тем, что если бы он не застрелил Хоббса, тот убил бы Эбигейл. Но страшная правда заключалась в том, что он в тот момент не думал о девушке. Он думал лишь о том, что сейчас можно. Он выстрелил, потому что жаждал этого, желал отнять жизнь, как отнимал ее Хоббс. Кто-то мог назвать это возмездием или неизбежной жертвой. Вот только проблема была в том, что для Уилла это не было жертвой. Нет, это было… наградой. Он не испытал сострадания или сочувствия, в нем не было чувства вины, но и не было ощущения справедливости и правого дела. Это было… как утоление желания. Убийство другого человека пробудило в нем не ужас от содеянного, а звериное ликование, первобытное торжество сильнейшего над более слабым. И длилась эйфория лишь мгновение, а потом пришло страшное осознание. Это начало конца. Прав был Ганнибал Лектер, но ошибся лишь в одном – трансформация пошла уже тогда, в Миннесоте. И нынешняя внутренняя борьба Уилла уже не ради предотвращения, но ради сохранения себя прежнего. Но бороться становилось все труднее… - Хочешь или нет, но я буду настаивать на твоем отстранении от расследований. Думаю, Джек поймет. В конце концов, я твой лечащий врач. Уилл не стал возражать. Честно говоря, он и сам ненавидел свою работу, но нес этот крест, как расплату за не свершенные грехи. Пока не свершенные. Но работа была его «якорем», его смыслом к существованию. Чем он займется? Воспитанием своры собак и ремонтом лодочных моторов? После того, что он спасал человеческие жизни, это было существенное падение. Мысль об этом холодком пробежала по спине: разочарование, обида, страх перед пустотой завтрашнего дня. Ганнибал, будто почувствовав настроение своего пациента, заметил потеплевшим голосом: - Не беспокойся, Уилл. Возможно, ты обретешь себя в чем-то другом. Я уверен, твой потенциал не ограничен одной лишь работой на ФБР. Уилл вновь ощутил раздражение. Казалось, Ганнибал умышленно «вытягивал» его из сферы правопорядка и правосудия. Будто услышав его мысли, психотерапевт скорректировал свою реплику: - Однако если ты пожелаешь и дальше оставаться на службе Закона, я смогу помочь тебе стабилизировать и укрепить психику. Но, разумеется, после излечения от нынешнего расстройства. Теперь Уилл испытал облегчение и благодарность к Ганнибалу Лектеру. Действительно, создавалось ощущение, что он понимает Грэма как никто, знает все его желания и страхи, даже те, о которых они не говорили на сеансах. За последние несколько лет доктор Лектер стал для него единственным, кому Уилл смог довериться. Единственным, кому он хотел довериться. - Спасибо, доктор Лектер, - тихо произнес Уилл и сам удивился, с какой нежной благодарностью прозвучал его голос. - Я поддержу любое твое решение. И помогу его исполнить, - так же чуть понизив голос заверил его психоаналитик, и было в его словах что-то еще, что-то более интимное и глубокое, спрятанное за формальной фразой. Спутанные, неожиданные мысли пронеслись в сознании Уилла. «Если я решу убивать людей, вы поможете мне?» - спросил в голове все тот же лукавый голос, и Грэм почувствовал липкую паутину на сердце, запоздалый стыд и раскаяние за этот незаданный вопрос. - Ты отвлекся от мыслей о своей слепоте, не так ли? – внезапный вопрос Ганнибала прозвучал весело и несколько разрядил повисшее в комнате напряжение. Уилл инстинктивно распахнул глаза, но в мировосприятии ничего не поменялось. Тьма была с ним. - Как проявление твоего расстройства, временная зрительная депривация – не самый плохой вариант. В своем непродолжительном проявлении она несет даже терапевтический эффект. Уилл недоверчиво изогнул бровь. Интересно, что не видя лица собеседника, но имея возможность самому демонстрировать эмоции, Уилл вел себя менее сковано. Возможно, сказывало подсознательный самообман, что «если я не вижу, то и меня не видят». - Временная утрата основного органа восприятия окружающей действительности поможет тебе по-новому «взглянуть» на мир. Как ни странно, зрение обедняет. Когда мы видим, мы воспринимаем реальность автоматически, на основе уже сформированных в нашем сознании критериев и оценок. Сейчас у тебя появилась возможность узнать истинную сущность вещей, приблизиться к постижению ding an sich. Скажи, что изменилось в твоем восприятии мира с утратой зрения? Уилл подумал о запахе одеколона своего психотерапевта, который он раньше не замечал, о стуке каблуков Ганнибала по начищенному паркету, о властном тепле его рук и легком прикосновении его дыхания к своему лицу. - Я начал замечать то, что раньше уходило от моего внимания. - Неплохой опыт для полицейского детектива, не так ли? Уиллу показалось, что в голосе доктора Лектера звучит усмешка. И какой же все-таки у него приятный тембр – низкий, обволакивающий, неспешный, с легким налетом европейского акцента… - Что например ты заметил сейчас? Логичный вопрос стал для Уилла неожиданным. Пульс участился, а мысли рассыпались в голове, будто ртуть из разбитого градусника – ни одну не ухватить. Что он заметил, кроме связанного непосредственно с Ганнибалом Лектером? Пауза затягивалась, а в голову так ничего и не пришло. Уилл вздохнул и выбрал из всего наименее опасный вариант: - Ваш акцент. Я не помню, спрашивал ли я… - Нет, не спрашивал. Я родом из Восточной Европы, и мой родной язык – литовский. - Вы великолепно владеете английским языком. Мне пришлось лишиться зрения, чтобы заметить ваш акцент, - Уилл неловко улыбнулся. - Я какое-то время жил во Франции, потом перебрался в Америку. Здесь я уже шестнадцать лет, так что надеялся, что смог полностью ассимилироваться. Чем же я себя выдал? Если бы это был кто-то другой, Уилл бы назвал вопрос «кокетливым», однако это слово было абсолютно неподходящим его психотерапевту. Либо это тоже было «новым открытием». - У вас чуть ярче выражены глухие звуки, а твердые звучат мягче обычного. - И как, это раздражает тебя? - Нет, совсем нет. Это даже… мило. Уилл запоздало прикусил язык. Он что, только что охарактеризовал голос своего психотерапевта как «милый»?! Ганнибал тихо рассмеялся. - Что ж, Уилл, глядя мне в глаза, ты бы вряд ли это сказал. - Простите, я не хотел… - профайлер готов был под землю провалиться от стыда. - Нет, не извиняйся! Мне нравится такая твоя открытость и откровенность. Это, как ты сказал, мило. Уилл почувствовал, как у него запылали уши. Да что с ним такое? Ганнибал между тем, похоже, наслаждался смущением своего пациента. - Ты сам меняешься, - продолжил психотерапевт, - вместе с изменением мировосприятия. Ты ощущаешь некую ограниченность из-за отсутствия привычного «костыля»-зрения, но ты получил и новую свободу. И, возможно, ты потерял куда меньше, чем приобрел. - Вы же сказали, что зрение вернется, - Уилл напрягся. - Разумеется. Через пару часов. А пока получай новый опыт. Вот что ты сейчас видишь перед собой? - Тьму, - хмыкнул Уилл, но тут же усомнился: - Хотя порой возникают неясные образы. - Это от того, что ты пытаешься зрительно воссоздать реальность. Этого не нужно. Ты боишься своего ослепления, потому что внутри нас силен архаичный страх темноты. Но ее не надо бояться, она по-своему удивительна, и в ней тоже можно жить, как живут в вечном мраке глубоководные создания. Свет для них, кстати, губителен, и, вероятно, имей они сознание, испытывали бы перед ним такой же трепет, какой человек испытывает перед тьмой. Из мрака перед глазами Уилла выплыла чудовищная лупоглазая рыбина, обитатель невозможной глубины, и над ее слепыми глазами, свешиваясь над безобразно-огромной зубастой пастью, висела «лампочка»-приманка. Спустя мгновение видение исчезло. - Не отталкивай тьму, а впусти ее в себя, позволь ей проникнуть в твое тело, растворись сам в ней. Стань существом тьмы. Уилл нервно сглотнул. Звучало как-то двояко. - Оставь глупую ассоциацию тьмы со злом. Такие понятия, как «добро» и «зло» придумало человечество, через свой страх связав их с несоотносимыми светом и тьмой. Твой разум выше этого инстинктивного ужаса, ты сам можешь выбирать, что есть «зло» или «добро», а что есть тьма. Гаррет Джейкоб Хоббс был злом. А вот его убийство – не хорошо и не плохо. Убийство Хоббса – проявление тьмы в Уилле. А тьма не может быть плохой или злой. Люди могут назвать убийство грехом или благодеянием, но их оценочное суждение не должно волновать Уилла. Для него убийство Хоббса было… - Ты свободен от зрительного восприятия и открыт для остальных органов чувств. Слушай, чувствуй, ощущай. Доверься интуиции, - голос Ганнибала как волны накатывал на сознание Уилла. – Сейчас я кое-что дам тебе в руки, а ты расскажешь мне, что это. Уилл услышал, как доктор Лектер поднялся со своего места и отошел куда-то в сторону своего стола. Сердце волнительно забилось, Уилл почувствовал воодушевление. Обострившийся слух почти любовно отмечал звук удаляющихся шагов, снова выдвижение ящика письменного стола, шорох бумаги, а затем – приближение Ганнибала Лектера. Шаги, ненавязчивый, но дурманящий запах одеколона, легкое движение воздуха, когда психотерапевт обошел его кресло и встал по правую руку. Казалось, Грэм даже почувствовал почти электрическое напряжение, будто находился рядом с огромным магнитом. Ганнибал наклонился к нему. Уилл даже перестал дышать, уже не зная, чего ожидать, но будучи ко всему готовым. Но Лектер лишь молча вложил что-то ему в руки. Мимолетно коснувшись запястья профайлера, психоаналитик выпрямился и ушел на свое место, а место прикосновения осталось сладостно гореть от чужого тепла. - Что я дал тебе, Уилл? Грэм осторожно переложил предмет из одной руки в другую. - Нож. - Опиши мне его. Уилл огладил гладкую и широкую рукоятку, подушечками пальцев изучив структуру и форму. Затем аккуратно провел большим пальцем по острому лезвию, изучив его изгибы и зазубрины, нащупал у стыка лезвия с рукоятью четкий мелкий узор – завитушки или надпись. В конце взвесил нож на ладони. - Довольно крупный и тяжелый, но в руку ложится идеально, - Уилл одной рукой держал нож за рукоятку, а указательный палец другой руки приставил к лезвию. – Длина около тридцати сантиметров. Рукоять гладкая, но четко делится на три части. На ощупь, верхняя и нижняя части – дерево, между ними – кость или камень. - Сочетание черного граба, обладающего высокой плотностью, и надкостницы из рога вапити, прочной и долговечной, - пояснил Ганнибал, и, как показалось Уиллу, его голос прозвучал самодовольно. - Лезвие широкое, зауженное к острой стороне. Острие клинка незначительно приспущено. Возле рукоятки имеется зазубрина. Само лезвие слегка изогнутое. Это охотничий нож. - Верно. Ты чувствуешь этот нож, ты знаешь его предназначение, хотя не видишь. Скажи, какое у него предназначение? - Убивать, - сипло произнес Уилл, и тьма перед глазами на мгновение стала багровой. - Интересно, что именно такое предназначение для этого ножа видишь ты. - Я имел в виду, убивать животных, - быстро поправился Уилл, чувствуя, как похолодела шея. - Вдвойне интересно, что ты пытаешься сейчас оправдаться, хотя я тебя ни в чем не обвинил. Уилл открыл было рот, но не смог ничего произнести. Он был словно пойман в ловкую ловушку. - Честно говоря, основное его назначение – свежевание и снятие шкуры со зверя, - продолжил Ганнибал, добавив более тихо, а оттого более веско: - Но не важно, для чего его сделали. Важно, как его используешь ты. Такой нож мягко войдет в плоть, принося своему хозяину наслаждение. Кровь омоет его лезвие, и тело примет его глубже. Сопротивление кости незначительно, легкий нажим, давление – и кость поддастся. Кажется, этот нож может прошить свою жертву насквозь… . Грэму хотелось, чтобы Ганнибал как-то пошутил, увел разговор из этого опасного русла. Сказал, например, что Уилл как рыбак ни черта не смыслит в охоте. Но доктор Лектер молчал, и это молчание было красноречивее слов. Внезапно пришло осознание, что дело не в ноже и даже не во временной слепоте. Ганнибал что-то пытался выудить из подсознания Уилла на поверхность, и ему это удавалось. В комнате будто стало тесно, глухо, появилось давящее ощущение, словно над их головами была километровая толща воды. «Глубоководные создания», - вспомнилось Уиллу. Я? Ганнибал? Или мы оба? В коридоре забили часы. Уилл вздрогнул от этого звука. - Время сеанса истекло, - будничным тоном возвестил Ганнибал. – Надеюсь, наша сегодняшняя встреча была полезной, и помогла тебе побороть внутреннее сопротивление. А зрение скоро вернется. Уилл неуверенно поднялся на ноги. Легко было «доверять тьме», сидя на месте. Сейчас же Грэм боялся даже сделать шаг – он мог наткнуться на что-то, ведь он совсем не помнил расположение предметов в приемной. - Можно… - профайлер откашлялся, - Можно я вызову от вас такси? - Разумеется, нельзя. Уилл сначала даже опешил – отказа на столь формальную просьбу он совсем не ожидал. А Ганнибал с улыбкой пояснил: - Я не могу отпустить тебя в таком состоянии с неизвестным таксистом. Я сам отвезу тебя домой, но после ужина. Грэм немного растерялся: - Я не хотел бы вас утруждать… - Это не предложение, Уилл, а мое решение. И так как ты сейчас находишься в довольно беспомощном состоянии… - тут он сделал небольшую паузу, от которой у профайлера мурашки пробежали по спине, - ты полностью зависишь от меня.