When Harry Met Louis

2002 год. Удар мяча. Гарри ненавидел своих родителей. Удар мяча. Он никогда не простит им. Удар мяча. Никогда в жизни. Удар мяча. То, что они сделали, - непростительно. Удар мяча. Непростительно. Удар мяча. Удар мяча. Удар мяча. Сжав зубы, он кинул блеклый подсдувшийся футбольный мяч в разрушенный бордовый кирпич, надеясь, что, возможно, если он кинет чуть сильнее и разозлится чуть больше, то мяч сможет пролететь прямо через стену, превращая камень цвета ржавчины во множество маленьких крупиц. Он посмотрел на неприятный красноватый оттенок сквозь прищуренные глаза, наблюдая за тем, как мяч отскакивает от грубой потрескавшейся поверхности, которой, может быть, уже несколько тысяч лет. Несмотря на его бесконечные уговоры и убеждения, что если он переступит порог, то его жизнь закончится, его всё же посадили в машину, пристегнули ремнем безопасности и увезли почти на двести пятьдесят миль от дома в Истборне в этот ужасный город. Он начал ненавидеть это место еще когда был в дороге, а когда всё же прибыл, то понял, что всё ещё хуже, чем он представлял. Долго борясь с ремнем безопасности, он, наконец, выскочил из машины, приземляясь на грязный пыльный асфальт и, не оглядываясь, произнёс, сдвинув светлые брови: "Где мой пляж?" Гарри буквально жил на пляже в Истборне. Где он сделал свой первый шаг? Где он, хихикнув, указал пальчиком в сторону их небольшого красного домика и сказал своё первое слово "кошка"? Где его отец, которого он уже не видел более года, учил писать своё имя, когда он своим маленьким пальчиком с трепетом выводил "Н" на песке? Большинство его детских воспоминаний были связаны с таким родным и прекрасным пляжем, а теперь его оттуда увезли, да так просто, словно это было не сложнее, чем выкинуть какую-то ненужную вещь в мусор. Его розовые губы неодобрительно сморщились, когда мама объяснила, что пляжа здесь нет, а до ближайшего нужно ехать чуть ли не пятьдесят миль. - Многое меняется, - просто сказала она, положив руку на плечо мальчика. - Но я не хочу, чтобы что-то менялось, - продолжал он, сложив руки на груди и обиженно топнув ножкой. - Так, Гарри, тебя никто не спрашивает! - грубо перебил его отчим. Маленькие соленые слезы навернулись на глаза, и Гарри закусил губу, пытаясь сдержать их. Он резко развернулся и побежал к машине, вздымая за собой грязь и пыль, залезая обратно на заднее сидение и пристегивая себя ремнем. - Вернитесь, - твёрдо крикнул он. - Я хочу домой. Теперь он стоял здесь, слабо кидая старый сдутый футбольный мяч, и с мрачным удовлетворением наблюдал, как он ударялся об эти уродливые кирпичные стены. Отчим просто взял и увёз его далеко за дорожный знак с надписью "Истборн", полностью изменив этим его жизнь. Пусть Гарри был ещё не слишком взрослый, чтобы рассуждать о многих вещах, но он точно знал, что такое счастье, испытав его на пляжах Истборна, однако, кажется, оно решило не следовать за ним в этот разваленный город. Он ненавидел этот кирпич. Он ненавидел каждый кирпичик в этой стене. Он ненавидел каждую стену в этом доме. Он ненавидел этот дом. Он ненавидел его даже больше, чем невнимательность и неуважение родителей, решивших, что он, Гарри, будет жить в этом доме следующие десять лет. Они знали, что Гарри ненавидит его, знали, что он ненавидит этот дом каждой клеточкой своего восьмилетнего тела. Пытаясь сдержать ком, подступавший к горлу, он сел, скрестив ноги, на сухой желтый газон, который был, пожалуй, уродливее этой кирпичной стены. Он положил голову на руки и заплакал. Кажется, жизнь теперь станет невыносимой в этом глухом, никем не слыханном, чертовом городе, с его не менее ужасным названием. Холмс Чапел.