Glaeddyv vort, beanna (GV,b)

«…Грузные кандалы на моих руках невесело позвякивают при каждом шаге. Они тяжелые, но то, что ждет меня дальше — еще тяжелее. Впереди меня ведут Локи — его заковали, как куда более опасного преступника, но мне кажется, что даже сейчас он все равно улыбается. Вокруг нас много стражников и каждый из них следит за любым, даже малейшим нашим телодвижением. Теперь мы — самые опасные преступники Вселенной, зло мирового, а может и планетарного масштаба. Мухахаха. — Локи… — сбоку, словно из ниоткуда, появляется Фригга. Ее голос дрожит, она с тревогой смотрит на сына. Ее красивые, словно греческие черты лица, правильный нос и кудрявые волосы вызывают во мне жгучую зависть. Вуаль печали и беспокойства за сына, наверно, навсегда оставят свой след на этом прекрасном лице. — Здравствуй, мама. Ты гордишься мной? — с некоторой издевкой вопрошает трикстер. Даже сейчас Локи выглядит так, словно он не пленник, которого вскоре казнят, а нашкодивший кот, которого слишком любят, чтобы всерьез наказывать за проступки. — Не надо, — она мотает головой. — Будет только хуже. — Куда уж хуже? — Локи делает акцент на последнем слове. — Довольно! — громкий возглас Одина заставил меня вздрогнуть. — Я сам поговорю с пленником. Я оглядываю зал, в который меня привели. Это красивое место: богато украшенные стены, как будто бы сделанные из золота, величественные колонны, а с балкона, что чуть поодаль, открывается прекрасный вид на вечерний город богов. Замечательное место. Если меня все-таки решат казнить, то пусть сделают это прямо в этом зале. Я стану призраком и буду распугивать слуг. Второе мухахаха. Пока я любовалась красотами Асгарда, Локи и Один уже вступили в словесную схватку: — Не возьму в толк, из-за чего весь сыр-бор? — кажется, Локи издевается над происходящим вокруг фарсом, разыгрывая черную комедию. Хотя, на его месте я бы делала тоже самое. Теперь-то чего бояться? Нас все равно скоро грохнут. Можно хоть повеселиться напоследок. Как говорится: „помирать — так с музыкой“. — Ты нисколько не раскаиваешься в содеянном? — вопрошает Один, изгибая единственную видимую бровь удивленной дугой. Наверняка, он ожидал, что сын падет ниц перед его светлым ликом и будет молить о прощении, раскаиваясь и умоляя позволить ему до конца жизни пасти коров на лугу. Плохо он знает своего пасынка. Очень-очень плохо. — Где ты, там лишь война, разруха… и смерть. — Я отправился в Мидгард, дабы править людьми, как милосердный бог, — не моргнув глазом, ответил Локи. Ага, милосердный. Ты готов был меня убить за микропятнышко на полу, а тут смотрите-ка. Ми-ло-серд-ный. Ух ты. Не уверена, что тебе вообще такое слово знакомо. Опять же, у каждого свое понятие о жестокости. Влад Цепеш, например, считал, что голову отрубить куда милосерднее, чем сажать на кол. А висеть на шибенице и вовсе почетно. — Мы не боги, — упс, кажется я что-то пропустила из разговора. Сконцентрируйся, Аня, тебя тут скоро убивать будут, а ты даже сейчас ведешь себя как тотальная разгильдяйка. Жизнь прожила бестолочью и помрешь так же. — Мы рождаемся, живем и умираем так же, как люди. — Плюс-минус пять тысяч лет, — с издевкой согласился Локи. Во-во, срок-то солидный. — И все это из-за притязаний на заветный трон, — Один жестом указал на свое золотое кресло, инкрустированное драгоценными камнями размером с приличное яйцо каждый. Отковырять бы хоть один и сдать в ломбард — тогда пару лет можно вообще не работать. — Я рожден править, — заспорил бог обмана. — Ты был рожден, чтобы умереть! — воскликнул Один с непередаваемой злостью и отчаяньем. — Еще в детстве… тихо сгинуть на ледяных скалах. Не прояви я жалость, никто бы не узнал о тебе. Образцовый папа года, просто. Сразу сообщать такое сыну, пусть и приемному. Ну, напортачил парень маленько, подумаешь. Он же не мир разрушил, а только попытался его захватить. И то, как-то не получилось у него. Я беззвучно вздохнула, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Конечно, прикинуться ветошью у меня уже не получится- кандалы мешают, но если эта парочка во время своего спора не сразу вспомнит обо мне — лишние пять минут жизни мне обеспечены. А жить я, в общем-то, люблю. - Если меня казнят, то прошу, отец, не надо прелюдий, — Локи сделал шаг вперед. — Я большой поклонник твоих нравоучений, но… — трикстер вставил риторическую паузу, для большей драматичности момента. Даже Станиславский* аплодирует тебе стоя за твою игру, Локи. — Ты не убедителен. — То, что ты жив — заслуга твоей матери, но ее ты больше не увидишь. Остаток своих дней ты проведешь в темнице. Вот блин. У меня-то нет матери, которая смогла бы заступиться за меня перед Одином. Похоже, мне и правда сейчас отрубят голову. Или повесят. Устроят аутодафе со всеми спецэффектами, и никто не вспомнит обо мне и моей печальной судьбине. Внезапная мысль о скорой смерти, наконец, дошла до моего скудного ума. Одно дело, когда тебе говорят, что ты умрешь и совсем другое, когда до тебя наконец допетривает, что никто сейчас не шутит. Если бы моя жизнь могла пронестись перед глазами — было бы здорово, но вместо этого в моей голове появились странички из социальных сетей. Где же вы, мои фолловеры, друзья и подписчики? Будете ли вы репостить обо мне грустные сообщения, и ставить мои фотографии на аватарки ВКонтакте, рассказывая в статусе о своей безграничной любви и тоске по моему жалкому тельцу? Какие там стадии принятия смерти существуют? Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие, вроде так. Хорошо, первую мы пережили, значит сейчас должен быть гнев. Стража начала тянуть Локи за цепи, уводя от престола. На мгновение он обернулся, и я увидела в его глазах следы облегчения и сожаления. Он слегка улыбнулся мне, то ли подбадривая, то ли от каких-то своих внезапных мыслей. Я изобразила подобие улыбки в ответ — как-то мне не очень весело сейчас. А все из-за тебя, черноволосая бестия! Чтоб у тебя в тюрьме всегда только один справочник по видам кирпичей был и никакого другого чтива! Оп, а вот и гнев! Наш обмен молчаливыми мнениями продлился не больше двух секунд — принц снова резко повернулся к Одину и заговорил: — А с ней, отец… Что ты будешь делать с ней? — в голосе его послышалось небрежное беспокойство. Так обычно беспокоятся о любимых варежках, которые ты не смог вспомнить, куда засунул, и теперь спрашиваешь у близких о их местонахождении. — Ты же не убьешь ее? Один посмотрел на меня своим единственным глазом. Казалось, что он просканировал меня с верхушки до пят. Все в зале тоже уставились на мою особу, словно на какое-то диковинное животное, которое они вообще в первый раз увидели. Хотя, это понятно. Я стою в косухе, черных, рваных по последней моде, джинсах — мечта всех портных, любителей зашивать. Футболке с логотипом любимой группы, шипованным ремнем и ошейником. Высокие сапоги на платформе довершают картину. Проститутка на похоронах, и та приличней выглядит. Я занервничала, и мой организм, от напряжения, не придумал ничего умнее, чем чихнуть. — Нет, не убью, — Один вновь посмотрел на сына, и строгим голосом возвестил: — Девчонка, конечно, должна понести наказание за свою глупость, но убивать ее за то, что натворил ты, было бы не справедливо, — я прерывисто вздохнула, будучи готова прямо сейчас броситься в ноги Одину, а может, на радостях, даже разок расцеловать пол, по которому он ходил. Я даже согласна была назвать сына или дочь в его честь просто потому, что останусь живая и относительно невредимая. — Она будет изгнана из своего мира и больше никогда не вернется домой. Она отправится в мир на другом краю вселенной. Там, где ты не сможешь ее найти. Вы больше никогда не увидитесь…»

***

Я рыцарь странствующий, но не странный. Во всяком случае, не настолько странный, чтобы оказаться сумасшедшим.© А. Сапковский. Владычица озера.

У изголовья моей кровати упала гитара, а ее струны жалобно загудели от удара. Если у вас среди ночи никогда не падала гитара — вы не знаете, какое это будоражащее ощущение. Блин, блин, блин! Опять этот проклятый сон, он снился уже много месяцев, а я никак не могу прийти в себя — все время испытываю вновь и вновь: страх, отчаянье, радость и, наконец, безнадежную тоску. Все, как в первый раз. Это солидно выматывает, но дает пищу для размышлений. В сердце вновь защемило — тоска по дому, по родителям. Я резко села и тряхнула головой. Не время раскисать, у нас тут вроде как намечается неплохая драка с мятежниками, возомнившими себя умнее короля. Нужно быть в форме и показать им, где раки зимуют. Кстати, и правда, где? Сквозь неплотно прикрытую полу палатки маленькими порциями пробивались первые солнечные лучи. Значит, уже утро, и в любом случае пора вставать, нет времени жалеть себя и плавиться от безнадежной меланхолии. Так и до депрессии дожить не долго, а депрессия неминуемо ведет к алкоголизму и перееданию — практически верному способу нажрать лишние килограммы, что мне будет не к лицу. Эх, король по любому скоро вызовет Геральта, а мне бы с ним поговорить прежде, чем начнется штурм. Я встала и принялась на ощупь искать свою одежду и очки. Свеча, еще вчера ночью служившая мне светилом, давно прогорела, оставленная без присмотра, а откидывать полу в практически голом виде мне как-то не хотелось. Тоже мне, утренний стриптиз для поднятия боевого духа всяких бойцов и прочих рыцарей. Не для того я вечно так старательно худею, что бы меня солдатня разглядывала. Одежда, как ни странно, обнаружилась на полу в весьма измятом состоянии. Очки на стуле. Вчера, перед битвой, мы с Геральтом и Трисс изрядно надрались и горланили веселые песни — не удивительно, что мне было лень аккуратно складывать свою одежду. А вот то, что я добралась до палатки своим ходом — это да, действительно поразительно и внушает уважение самой к себе. Нарисую медаль, что ли, и буду гордо носить. Надеюсь, в лагере еще остались деревья, которые я по дороге не сшибла своим прекрасным лобиком. Наконец, приодевшись, и повесив на шею медальон в форме замка, а-ля «Сид и Ненси», только бронзового и не имеющего ключа, что бы его открыть, я распахнула дверь и впустила солнце в свой полевой отель. Солнечные зайчики наперебой устремились внутрь, освещая палатку и выгоняя приторный запах перегара. Имея хоть какой-то источник света я извлекла из своей дорожной сумки зеркальце, с уже почти стёршейся «Hello Kitty», и принялась искать следы вчерашнего веселья на своем лице. Хм, похоже, все как обычно, по пути меня никуда не занесло, и я не попала в руки к стилисту-психопату: светло-голубые глаза, ровная бледная кожа, без единого намека на морщинку или прыщик, тонкие губы, немного округлые щеки и прямой, но, к сожалению, слишком большой нос — все было на месте и без единого повреждения. Замечательно. Вот только волосы, больше напоминавшие сейчас мочалку, темно-коричневые, с черными концами (воспоминания о готично-панковской юности!), были сильно запутаны. Я ими вчера пол помыла, что ли? Или у меня там ворона пыталась поселиться, и свила себе гнездо? Ох, беда… Помучившись с ними примерно с пол часика, повыдергав около трети волосятины, и перекусив завалявшимся невесть откуда сыром, я выползла из палатки на свет божий и взглянула на небо. В глаза мне ударила безупречная синева. Меня зовут Аника Эмергейс. Мне 19 годиков. И я все еще жива.