~~~
Человеку достаточно меньше секунды, чтобы влюбиться. Ученые пытаются вычислить время до сотых. Мне понадобилось просто заглянуть в глаза. Дело не в фетише на зеленый цвет, и в Гарри есть много других качеств, которые должны влюблять в себя. Но в его глаза я был влюблен еще до нашей встречи. Заочно. И одного взгляда в них хватило, чтобы внутри что-то столь отчаянно зашевелилось, отравляя мою кровь ядом. Обнажая мою слабость и трусость, чувства, которые вытравили меня до предельной отметки. Чувства, которые разбудили во мне безмерное желание позаботиться о мальчике с копной мягких кудрей. Его глаза — моя одержимость, самое мерзкое воспоминание обо мне, и самое чистое, что я видел в своей жизни. Его глаза — цена моей ошибки.~~~
Я жду Гарри в центре небольшой площади в конце ***ого проспекта. Волнение заставило меня приехать раньше, чтобы успеть оставить машину на ближайшей парковке. И я все никак не могу решиться купить ему цветы. Потому что должен изо всех сил делать вид, что это не свидание. По крайней мере, мне нужно создать для Гарри иллюзию обычного дружественного времяпровождения. Он немного задерживается. Без сомнения задерживает его нежелание быть здесь. Он кутается в темно-серое пальто, а из всех эмоций, что мелькают на его лице, я могу разобрать лишь одну — потерянность. Особенно, когда Гарри заставляет себя улыбнуться и весьма приветливо произнести: — Привет. Прости, что заставил ждать. — Все в порядке, — второй раз за день поражаюсь удивительным резервным способностям своего тела, которое само берет контроль над ситуацией, не позволяя своему хозяину выставить себя идиотом. Я рукой показываю парню направление нашей прогулки, и мы идем по одной из выходящих на площадь улиц в гробовом молчании. Пройти нужно не так уж и много, всего лишь миновать два дома и свернуть за угол. Гарри идет на шаг позади меня, и мне приходится давить в себе все двести метров желание бросить на него взгляд через плечо. Только на повороте я позволяю себе такую роскошь, завуалированную естественным желанием лишь проинформировать его о том, что мы на месте. — Пришли, — указываю на табличку, мигающую над лестницей, которая уходит вниз на цокольный этаж. Гарри чуть медлит и хмурится, не решаясь пройти и спуститься первым. Я делаю это сам, сбегая по лестнице вниз. — Идем же, — улыбаюсь, отворяя входную дверь, и в щель тут же просачиваются голоса людей. Парень осторожно спускается, скользя рукой по перилам. Я пропускаю его вперед, и он, чуть передернув плечами, переступает порог. Нас встречает теплый поток воздуха, пропитанный легким запахом корицы. — Все нормально? — спрашиваю у Гарри. — Да, да, — шепчет он в ответ, а его взгляд оживленно бегает из стороны в сторону. — Я имел в виду запах. Он… достаточно сдержанный? — уточняю, помогая ему снять пальто, и вешаю верхнюю одежду на крючки у входной двери. — Да, мне нравится запах корицы, — кивает Гарри, его глаза мечутся от обычных столиков к бильярдным столам и обратно. — Ты будешь учить меня играть в «русский бильярд»? — игривые нотки впервые за все время проскальзывают в его голосе. Ко мне подходит парень из персонала, чтобы уточнить номер брони. — Вообще-то я рассчитывал, что ты хоть немного умеешь играть в «Американку», — честно отвечаю я, пока нас провожают к нашему столу. Гарри первым берет в руки кий, а затем скользит пальцами по зеленому покрытию стола. Пара мужчин, что играют за соседним столом, предлагают присоединиться к следующей партии, но мы оба вежливо отказываемся. — Я знаю правила «Восьмерки», — говорит кудрявый. — Идеально. Парень медленно обходит стол, чтобы встать у верхнего борта стола. — Уверен, что не хочешь для начала что-нибудь заказать? — Нет, — он игриво перекидывает кий из одной руки в другую. — Хочу скорее вспомнить, как правильно держать эту удочку. Губы растягиваются в усмешке. Я быстро достигаю верхнего борта, вставая рядом с Гарри. — Какие шары выбираешь: цельные или в полосочку? — спрашиваю я, пока натираю кончик кия мелом. Затем передаю его Гарри. — Цельные. — Тогда разыграем раскат, — рукой предлагаю ему начать игру, и он берет два шара. Раскат складывается в его пользу. Его шар возвращается намного ближе. Не могу сказать, что подыгрываю, но и не рвусь победить в этой игре. К тому же Гарри явно давно не играл в бильярд, потому что у него неправильно наклонен корпус. Шары постепенно оказываются в лунках, выходя из игры один за другим. Мы то и дело ходим вокруг стола, высматривая подходящую точку для правильного прицельного удара. Мне нравится смотреть на него во время игры. Он выглядит спокойным, расслабленным, его глаза оживленно поблескивают. Так естественно. Натурально. Он дышит ровно. Его руки напряжены только от того, что он пытается целенаправленно бить по шарам, а не из-за напряженного хронического дискомфорта. Наверное, привести его сюда и увлечь игрой — было лучшим решением. Если бы мы сидели за столиком в кафе, нам было бы неловко. А игра явно расслабляет его и меня следом. Он снова ударяет по шару, но в последний момент его локоть чуть дергается, и удар приходится не по нужной точке. Шар ударяется о другие, но ни один из них не попадает в лунку. Хотя позиция была выбрана правильно. Я медленно подхожу со спины. — Расслабь руку, — осторожно сжимаю его предплечье. — Вот здесь. Когда ты бьешь, в последний момент ты ударяешь чуть вправо, и шар летит по кривой, — наклоняюсь ближе, помогая ему правильно поставить руку для точного удара. И тело прошибает, когда мой взгляд скользит по изгибу его шеи. — Не… нужно. — Вот так, — чуть давлю на кисть, заставляя его повернуть запястье под другим углом. А его тело зажато между мной и столом. Не сильно, но опасно близко. Так, что мое дыхание щекочет его бархатистую манящую кожу. И я чувствую запах его шампуня: сладкий, нежный, цветочный. Такой чистый и ненавязчивый. Мне просто нужно коснуться его. Мне мало его рук. Мой нос осторожно чертит дорожку по его гладкой коже вниз к плечу. А парень тихо выдыхает. Или задыхается. Мурашки бегут волной под моими губами, а мягкие незаметные волоски бьются током. Что-то хриплое срывается с его губ. А его тело поддается вперед ближе к столу. Шея уходит в сторону. Мои губы следуют за ней. Его запястья изворачиваются в моих пальцах. — Луи… — его сломанный голос сочится мольбой, — Пожалуйста… Мы замираем в этой искаженной позе. Его пульс бешено бьется под моими пальцами. Да и венка на шее пульсирует слишком быстро. — Гарри, — тихо начинаю, — У тебя… социофобия? — Что? — переспрашивает он и дергает головой, чуть обернувшись ко мне в профиль. Насколько позволяет мое тело, все еще не оставляющее ему свободного пространства между мной и столом, — Нет… — Гаптофобия? — Нет, что ты… — Ты боишься поцелуев? Или как это так называется… — мы продолжаем шептать. — Нет, просто… — Дело во мне? — Дело во мне, — он осторожно делает шаг назад, заставляя меня шагнуть вместе с ним, а затем высвобождается из моих расслабленных рук. Его глаза такие большие. А зрачки расширены. Я смотрю на его плотно сжатые губы, когда он оборачивается. И понимаю, что нарушил наше главное правило. Мне не стоило переходить черту. Я знаю, что обещал не обременять эту встречу ненужными недвусмысленными прикосновениями. Но это оказалось до невозможности невозможно. Я не могу по-другому. — Прост… — начинаю я, но он обрывает меня, взмахнув рукой, прикладывая палец к своим губам. «Прости», договариваю про себя. — Давай просто скорее закончим игру, — ровность голоса стоит ему не малых усилий. Гарри обходит стол, оставляя меня на другой стороне, и выбирает новое положение для следующего удара, который, к сожалению, снова не заканчивается очками в его пользу. Он прав. Покончим с этой игрой как можно скорее. Быстро отправляю шар за шаром по лункам, больше не передавая ему очередь в игре. Затем выбиваю «Восьмерку». — Неплохо, — заключает парень, откладывая кий в сторону. — Надеюсь, ты не поддавался мне в самом начале? — легкая улыбка касается уголков его губ. Но эта улыбка уже другая. Снова та, вымученная, выдавленная последними рывками гримаса, чуть тронувшая губы. Хотя он неплохо держится. И я тоже. — Тебе лишь нужно немного практики. — Ты просто отвлекал меня, — Гарри поворачивается ко мне и медлит, прежде чем произнести следующее, — Я немного голоден. Мы оба понимаем, что это не так. И что при прочих равных условиях, он бы с превеликим удовольствием уматывал как можно дальше отсюда, домой в свой маленький мир, в котором его никто не будет трогать. Но этот его жест такой искренний и смелый, что я лишь киваю. Стараясь изо всех сил подыграть ему. — Найл, всегда берет здесь две порции яблочного пирога, — и одну всегда забирает домой, потому что дома у него всегда шаром покати, не заказывать же изо дня в день китайскую еду. — Хорошо, — Гарри проводит рукой по волосам, убирая назад непослушные кудри, а кончик его языка проходится по пересохшим губам. — Тогда давай возьмем на вынос? Я был бы не прочь съесть их в машине. Тяжело сглатываю. Ладони покалывает. Решение явно впечатляющее. Что я даже не могу сразу подобрать слова, чтобы ответить. Я хочу сказать, что не могу принуждать его нарушать свои же правила. И что я все понимаю, и что садиться в мою машину совсем не обязательно. Но не могу, потому что у меня во рту тягучий мед. Одна мысль о нём в моей машине на переднем сиденье сладко вяжет на языке. — Она ведь недалеко? — Не больше пятнадцати минут на своих двоих, — киваю я, — Подождешь меня здесь, пока я сделаю заказ? — Я загляну в уборную, — говорит он тише и закатывает рукава. Затем ловит мой взволнованный взгляд и быстро добавляет. — Все в порядке, просто хочу умыться, никаких эксцессов, — заверяет меня парень, а перед глазами невольно всплывает картинка его позеленевшего лица. Сейчас на его щеках разливается едва заметный румянец. Возможно, потому что тут немного душно. — Хорошо. Молодая девушка упаковывает мне два горячих куска, от запаха которых желудок приятно пританцовывает. И приносит на вынос две чашки горячего чая. Не знаю, как я собираюсь пить его за рулем. Но рядом с Гарри это не важно. Готов пить с ним чай в машине под ор стоящих позади машин. Даже если нас проклянут все водители, стоящие в нашем ряду. Даже если мы пропустим зеленый свет, так даже лучше. Я хочу сидеть с ним в машине и есть божественный яблочный пирог под легкое жужжание согревающей воздух печки вечность. — Пойдем? — окликает меня тихий голос. Гарри уже одет в свое очаровательное пальто и аккуратно держит в руках мою куртку. А я думаю о том, что теперь не буду ее стирать. Забавно. Легкий смешок пробирается по горлу наверх. Моя голова забита банальным одержимым бредом, и я сам напоминаю себе свою сестру. Она так же вопила, когда родители подарили ей книгу с автографом ее любимого девчачьего автора. Теперь она буквально молится на эту книгу. Мою куртку, кажется, ждет та же участь. Если я окончательно сдвинусь. После теплого помещения, воздух на улице прохладой щекочет лицо. Освежая. Я провожаю Гарри до своей машины. Мы стараемся идти быстрее, потому что морось повисла над городом сплошной туманной стеной. Хотя Гарри все равно идет чуть позади. Мне не хочется подгонять его, потому что у всех разный темп ходьбы. Поэтому я просто позволяю влаге впитываться в мои волосы, оседать на лице, путаться в ресницах. В руках Гарри несет бумажный пакет с нашей едой, я же держу две картонные чашки черного чая, который согревает ладони, доходя до терпимого покалывающего приятного жжения. Гарри узнает мою машину и останавливается у передней двери. Я ни к чему его не принуждаю, потому что знаю, что ему будет ужасно некомфортно. Но он сегодня полон сюрпризов. Прошу его подержать одну чашку, и открываю перед ним дверь, затем обхожу машину спереди и усаживаюсь на место водителя. Сухость. Хвала небесам. Если я однажды сбегу из этой страны, вечный дождь-призрак, то и дело висящий в воздухе, будет причиной номер один. Я торопливо завожу мотор и включаю печку, направляя воздух, выходящий с левого края, в свою сторону. Негромко включаю радио, закинув бумажник, смартфон и ключницу в бардачок. — Вот, — Гарри протягивает мне мою порцию, и я откусываю небольшой кусочек, прежде чем сунуть остальную часть пирога обратно в пакет, что лежит у него на коленях. В конце концов, я за рулем. Буду есть в перерывах. Сладость окутывает рот, и глоток в меру горячего чая, заставляет меня отвлечься от влажных прядей, что липнут ко лбу. Кудрявый парень наслаждается своим пирогом. И я мысленно благодарю Найла за то, что он всегда боготворил эти пироги. За то, что он всегда знает, что нужно брать. Хотя бы иногда наши разговоры о еде приносят свои благоприятные плоды. Потому что видеть улыбку на губах Гарри, который сидит так близко ко мне, это нечто. Я готов ползать у него в ногах перед каждой нашей встречей, перед этим прихватив с собой Найла, выслушивать все его глупые условия, которые он сам же нарушит, смотреть на него из-за книги и позволять ему избегать разговоров со мной неделями, если после нашей встречи он будет так улыбаться, сидя в моей машине, уплетая за обе щеки теплый божественно вкусный яблочный пирог. Не помню, был ли я когда-то готов на что-то подобное прежде. Заставлял ли меня кто-то так же желать владеть человеком и лежать в его ногах? Кажется, что нет. Машины медленно ползут по улицам от светофора к светофору. Я отламываю кусочки от своего куска, Гарри пьет чай, постукивая пальцами по картону в такт музыке. — Мне понравилось, — шепчет он, глядя вперед на дорогу. — Найл — главный знаток в еде, — хихикаю я, а Гарри поворачивает ко мне голову. Одного взгляда его глаз достаточно, чтобы внутренние часы замерли. — Мне понравилось играть с тобой в бильярд сегодня, — произносит он, а его правая рука вздымается к волосам, заправляя одну из прядей за ухо, та непослушно выбивается обратно вперед. — Понравилось целоваться со мной у бильярдного стола? — ухмыляюсь я, а его нижняя губа вздрагивает, морщинка изгибом ложится между бровей, а глаза закатываются наверх. Он шепчет: — Боже, — отворачиваясь к боковому окну. — Замолчи… В его голосе звучит вредность, такая маленькая, похожая на надоедливую занозу, но он не злится. Нет приторного яда, которым он привык травить меня. Да, возможно уже завтра, я снова получу свою дозу, в лучшем случае, отчужденности, но сегодня мне взамен всем убивающим «наркотикам» ввели ампулу чистого счастья, сложенную из его улыбок, мягкого голоса, и прерывистого, чуть взволнованного дыхания. Его пальцы подцепляют мой телефон. У меня нет пароля, так что экран тут же загорается, отображая главную страницу. Я не вижу, что он делает, потому что мое внимание сосредоточено на машине, которая пытается влезть из соседнего ряда прямо передо мной. Следующим объектом его внимания становится бумажник, в котором он и по стечению обстоятельств и благодаря моей оплошности быстро находит нужную бумажку. И я возмущенно вздыхаю. — Так не честно, — протестую я. Но его пальцы быстро сминают клочок салфетки, убирая его в дальний от меня карман джинс. — Гарри… Мой взгляд падает на смартфон, и я лишь обречено смеюсь. Потому что это в самом деле смешно. — Ты удалил его из телефона… Боже, ты параноик, — этот парень только что лишил меня своего номера телефона, который дал мне сегодня утром. — Именно это тебе нравится во мне, — тихо отвечает он, а его ресницы плавно взмывают вверх. И зеленые глаза останавливают какое-либо желание возмущаться дальше. Не тот момент. Я не хочу рушить эту мягкость между нами, а парень нагло этим пользуется, осторожно и предусмотрительно проводя между нами черту. Вырисовывая буферную зону, которую я всячески пытаюсь сжать. Не сопротивляюсь, просто поддаюсь. Потому что я все равно достану его номер. Даже если придется продать душу дьяволу с именем Найл. Машина то разгоняется, то вновь тормозит. Я должен отвезти его к той же остановке, что и в прошлый раз. Потому что он не готов подпустить меня дальше. Мы растворяемся в дороге. В вечерних огнях. Под звуки радио. Под наше звучащее в унисон дыхание. Мои руки плавно выкручивают руль, его пальцы вертят наполовину пустой стакан. А салон машины наполнен запахом пряностей и яблок.