Идеальный кофе

– Хватит пялиться в телик! Женька вышел из душа и стоит перед зеркальной дверцей шкафа, вытирая волосы. И я бы и рад не пялиться, но… не могу привыкнуть к этой короткой, всего в несколько секунд, картинке: Женька, отъезжающий от борта в центр катка, делающий финальные разминочные движения, и белые буквы на стандартном синем фоне внизу экрана: «RUS: Evgeny Plushenko. Coach: Mishin A., Yagudin A.» Я видел этот прокат уже сто раз. Но, не отрывая глаз, смотрю в сто первый. И снова нахожу что-то новое. – Жень, что вот тут у тебя с руками приключилось, а? – нажимаю на паузу и поворачиваюсь к нему. Он бросает быстрый взгляд на экран. – А что у меня приключилось? Отлично всё с моими руками. – С руками-то да. Но откуда, прости, ты этот жест взял? – Лёх, ты долго будешь эту Европу на запчасти разбирать? Пойди, медаль потрогай и успокойся уже. Дай отдохнуть, а? – Я и даю. Я ж просто спрашиваю. Понять пытаюсь, чего мне на Мире ждать от тебя. – Ягууууууууш… – он ложится на кровать рядом со мной, кладёт руку мне на грудь. Обводит пальцем сосок. – От меня можно ждать только меня… – Жень, я ж пытаюсь серьёзно… – рука его уже добралась до живота, и всё моё «серьёзно» стремительно утрачивает серьёзность. – Угу. Я тоже… – Губы его находят мочку моего уха. – Ты не представляешь, насколько я серьёзен. – Ладно, давай, я попытаюсь представить… Накрываю ладонью его член поверх тонких домашних штанов и чувствую, как он моментально тяжелеет под моей рукой. Мягко поглаживаю большим пальцем у основания, усиливая эффект. Он откидывается назад, закрывает глаза, сдвигает бёдра навстречу. – Лёш… Я знаю эту интонацию. Эти хрипловатые нотки в голосе. Все эти незаметные вибрации его тела, отдающиеся в моем собственном – жаркой волной, ознобом, мурашками… Знаю и откликаюсь, отзываюсь, отвечаю на невысказанную просьбу… целую быстрыми, короткими поцелуями плечи, грудь, живот… подцепляю пальцами резинку брюк и тяну вниз… и не оставляю ему ни секунды, ни шанса… плотно, тесно обхватываю губами и забираю в рот сразу до самого горла… чувствую, как перекрывается дыхание, и наворачиваются слёзы… никакой нежности, блядь… никакой лёгкости… и Женька вскрикивает и выгибается навстречу так, что спина, кажется, сейчас переломится… и я подхватываю его руками под поясницу, давая точку опоры… и получается ещё глубже… и воздух перекрывается окончательно, и невозможно пошевелить языком, даже слегка… и я замираю, давая ему почувствовать и чувствуя сам… и только когда перед глазами от нехватки кислорода начинают расплываться цветные кольца, сдвигаюсь, освобождая доступ воздуху… совсем немного и ненадолго… чтобы тут же вернуться обратно… и сдвинуться вновь… с каждым разом чуть наращивая темп… до тех пор, пока его руки не вцепляются мне в волосы и не дёргают вверх… – Блядь, Лёх! – вот за один этот взгляд, сумасшедший, почти чёрный… – Ты… – Я – что? – голос у меня… да… как бы и ясно сразу «что я»… – Ты меня… – Да? А мне казалось, это ты – меня… Улыбаюсь ему в губы и целую. Обхватываю рукой влажный от моей слюны член, делаю пару резких, коротких движений. Снова заставляю выгнуться навстречу, застонать… И сам дурею от ощущений: от горячего, твёрдого, вбивающегося в кулак, пачкающего пальцы смазкой, текущего почти бесстыдно… и не могу удержаться, сползаю щекой по груди, по животу, слизываю прозрачную солоноватую каплю и длинным широким мазком языка прохожу по всему стволу, по яйцам, по самому чувствительному, нежному… и он с готовностью, до сих пор сводящей меня с ума, сгибает колени, разводит в стороны, разрешая, открываясь, подставляясь под мои губы, язык… И я сам почти захлёбываюсь слюной от ожидания первого прикосновения. Кто бы сказал мне ещё год назад, что меня будет почти колотить от желания не то, что взять, а просто дотронуться, поцеловать, лизнуть, увидеть… и вести, забирать до головокружения, до жаркого марева перед глазами от гладкости и нежности его тела там, внутри, под… или уже «на» моем языке… от того, что он может вот так стонать, и дышать, и вибрировать каждой мышцей, и двигаться навстречу моему языку, вздрагивая, шепча почти бессвязно… – Ещё… Я прижимаю пальцами его губы. – Оближи. Он знает сам, но сейчас мне нравится командовать. Слышать свой собственный голос. Понимать, что связки ещё некоторое время будут напоминать хриплыми звуками о том, как головка его члена упиралась в заднюю стенку горла. Он медленно облизывает палец: подушечку, ноготь, прикусывает зубами, не давая двинуться. Подыгрывает моему желанию говорить. Хочет услышать… – Давай, Жень, оближи. Глубже. Или ты хочешь на сухую? Или… Он разжимает зубы и втягивает в рот сразу три пальца. Одного тебе мало, да? Он словно считывает этот вопрос у меня в глазах и отвечает… цепляет взглядом, заставляет смотреть, как обхватывает губами, сдвигается, вбирает внутрь, в жаркую, мокрую глубину, и выталкивает обратно… языком, зубами… и я забываю, что это всего лишь рука, пальцы… тону в ощущениях… трахаю его рот почти жёстко, уже забыв, зачем, для чего… – Лёшка… только попробуй… кончить сейчас… Его голос ловит меня где-то на границе оргазма. Возвращает в реальность. В ту реальность, в которой я ещё даже не успел раздеться. В которой… да, готов кончить, как подросток, от двух движений вдоль его бедра. Через джинсы, через всю блядскую одежду. От одного только его взгляда и ощущения собственных пальцев у него во рту… И это – слегка, насколько это вообще возможно с ним, приводит меня в чувство. И я вспоминаю, зачем вообще засунул эти пальцы ему в рот. И… подожди теперь… сейчас посмотрим, кто из нас собирается кончить… Один палец… на одну фалангу… входит легко… по слюне… по его… по моей… я останавливаюсь, чувствуя как тесно и жарко… и как… охуительно, да… слегка сгибаю, двигаю… провожу по кругу… и ловлю резонанс, когда задеваю, попадаю… заставляю вскрикнуть… и выхожу… чтобы тут же вернуться двумя пальцами, уже на всю длину… поглаживая… растягивая… расслабляя… стирая последнее осмысленное выражение глаз… добавляю ещё один палец… останавливаюсь, предлагая ему двигаться самому… смотрю, как исчезают в нём мои пальцы и появляются вновь… и снова забываю обо всём, кроме жгучего, острого, уже неконтролируемого желания заменить пальцы членом… которому уже до боли тесно в джинсах… но я путаюсь в молнии… не могу понять, куда: вверх или вниз… и что вообще сделать, чтобы избавиться от одежды… – Пусти… Сам… я всё сам… сейчас… Он отпихивает руки. Почти сдергивает с меня джинсы и опрокидывает на спину. Садится сверху, прижимая бёдра коленями… – Подожди… Жень… смазка… где-то… – Заткнись! – почти зло. Резко. – Хватит тебя… И меня… Он проводит по члену мокрой от слюны рукой. Заставляя меня задрожать под ним от ожидания. Приподнимается, направляет и медленно опускается… я никогда… никогда не привыкну… не научусь принимать, как должное… конечно, одной слюны мало… и уздечку слегка тянет жгучей болью… но она странным образом добавляет удовольствия… раскрашивает новыми цветами тесную, жаркую, гладкую, обволакивающую глубину… он замирает, привыкая… и я смотрю на откинутую голову… закушенную губу… смотрю, как он морщит нос… и почти умираю от ожидания… вскидываюсь ему навстречу, забывая об отсутствии смазки… о необходимости подождать… обо всём… кроме него… но… он останавливает… прижимает меня к кровати… вдавливает в неё… – Я сказал: сам! Ты глухой? – Да… – честно отвечаю я. Я глухой и слепой. Я такой, какой ты скажешь. Я… – Хорошо… Я не буду… Сам… Давай сам… И я правда убираю руки, закидываю за голову, цепляюсь пальцами за спинку кровати. И прошу, почти умоляю… – Только сейчас… пожалуйста… я прошу… я сдохну, Жень… если ты… – Если я – что? – он наклоняется, почти ложится сверху. Затягивает в воронку своего взгляда. – Если ты меня не трахнешь прямо сейчас, – говорю ему прямо в лицо. Не отводя глаз. – Так? – он сдвигается чуть вперёд, возвращается безумно медленно. И я хочу сказать «нет», но бесконтрольное, рваное… – Да… – опережает сигнал. Вырывается наружу раньше… – Да? Ну, как скажешь… – Этот голос, этот взгляд… обещание долгого, медленного, на грани жизни и смерти, секса… И я честно стараюсь сдержать своё слово: не трогать, не шевелиться, только смотреть… разрешить ему сделать всё так, как он хочет… Но… не могу… и мысленно даже прошу прощения за свой бешеный натиск… за то, что быстро и совсем не нежно опрокидываю, переворачиваю, укладываю под себя… за то, что делаю так, как… не то что хочу… а так, как… необходимо… и что-то говорю вслух… то ли шепчу, то ли кричу… то ли извиняюсь… то ли наоборот… пока резкими, короткими движениями внутри подгоняю его к самому краю… и прежде, чем окончательно ослепнуть и оглохнуть, собираю самые последние силы, остатки разума, чтобы обхватить за плечи, дёрнуть на себя, прижать спиной к груди и приказать: – Сейчас! Вот теперь – сам! И увидеть, как его рука почти смыкается в кулак на члене… и как быстро, мгновенно он ловит ритм и обгоняет его… и поймать дрожь приближающегося оргазма… его оргазма… и отпустить себя совсем… проваливаясь в эйфорию… в необходимость последнего, финального движения вперёд… в темноту… в ночь… в космос… *** Я чувствую, как застыли, окаменели почти, мышцы в руках. И прихожу в себя, сосредоточившись на этом ощущении, понимая, что держу слишком крепко. Прижимаю к себе. И с первым осознанным глотком воздуха накрывает откатом. Нежностью. Благодарностью. Любовью. Я задираю подбородок, цепляюсь за его плечо и шепчу: – Падаем? Он вздыхает. Наклоняет голову на бок, прижимается щекой к моей макушке. – Давай… И тут же преобразует моё предложение в действие: падает, увлекая меня за собой. Несколько минут… или часов… а может, пару веков… мы так и лежим, не шевелясь. Не расцепляясь. Не двигаясь. И я почти растворяюсь в ощущении счастья… от того, что он рядом… и мой… и мы… дома… – Лёх… вот скажи мне… – он возится, толкается, разворачивается ко мне лицом. И я успеваю его поцеловать коротким быстрым прикосновением раньше, чем он продолжает. – Нет, блин, вот скажи мне, почему ты такой… – Придурок? – перебиваю и улыбаюсь. – Не… Не угадал. Наглый ты почему такой? – он тоже улыбается. – Хотя… да… наглый придурок лучше. Почему ты такой наглый придурок? – Где это ты нашёл такого? В зеркале? Я, напротив, скромный и тихий. Жень, ты такой красивый… – Угу. Охотно верю. Ты мне сейчас зубы не заговаривай. Я же сказал тебе: хочу сам. – А я сказал тебе, что я – глухой… – прижимаюсь своим лбом к его. – Кто ещё наглый придурок? Ты меня убить хотел. Причём медленно… Я жизнь свою спасал… И твою… немножко… Я надеюсь… – И это про меня говорят, что я – самоуверенный козёл? Они все не слышали тебя. – А ты бы хотел, чтоб послушали? В следующий раз, Жень, я тебе обещаю, ты будешь сверху. Совсем… – Ага. Я и сегодня, как бы… – Нет, Жень, не как сегодня… а как… никогда… Говорю и чувствую, что сердце остановилось в панике. Я целый месяц собирался с мыслями, силами, чувствами, чтобы сказать нечто похожее. И в последний момент… слова всегда застревали в горле… А сейчас выговорились так легко… Почти невесомо. И если бы… если бы он так не дёрнулся, не испугался… – Лёх, я тебя сейчас понял как-то… – Блядь, Жень! Чё ты так пялишься? Или ты только что понял, что у тебя есть член, а у меня задница? Я тебе Америку открыл? Или… Я пытаюсь отпихнуть его от себя, но он не даёт: обнимает неожиданно крепко. Не разрешает пошевелиться. – Тихо… Тихо… Ты чего разорался-то? Знаю я всё про твою задницу… – Я всё ещё пытаюсь вырваться. С удивлением понимая, что, пожалуй, не получится. – Тихо ты, я сказал. Я послушно перестаю барахтаться. И чувствую, как он расслабляется. Почти отпускает. Гладит по волосам, по шее. Но теперь я уже сам прижимаюсь к нему: боюсь посмотреть ему в лицо… И теперь не знаю, от чего страшно, чего боюсь: того, что согласится, или того, что откажется? – Алёшка… я тебя так люблю… ты себе представить не можешь… и никогда не сможешь… у тебя «представлялка» не работает… только «придумывалка»… зато вот она-то – за двоих… – он вздыхает. Отодвигается и заглядывает мне в глаза. – Я тебя хочу. Не вот прямо сию секунду. А вообще. В принципе. Тебя. И… нет уж, солнышко, ты глаза-то не закрывай: тебе трудно слушать, а мне трудно говорить. Так что давай уж вместе. До конца. Раз уж ты начал. Я выдыхаю и снова открываю глаза. Он – прав. Раз уж я начал… – Так вот, – он отводит чёлку с моего лба, – я пялился, да. Потому что – не ожидал. Я… думал об этом, но мне казалось, ты… никогда… И я удивился не тому, что у меня есть член… а… Чёрт, Лёх, скажи мне, что ты не был в состоянии аффекта! Потому что… – Не был. Я не был в состоянии аффекта. И, извини, что я орал. Это потому, что я – псих. Давай сначала? В следующий раз, Жень, ты будешь сверху. И теперь я читаю в его глазах нежность и любовь, и едва сдерживаемую благодарность, и… – Ты уверен, Лёш? Ты, правда… – Я хочу. И я уверен… – думаю несколько секунд и добавляю: – Сейчас, во всяком случае, точно. Ты же не будешь прямо сейчас? Ты же… Он запрокидывает голову и смеётся. И я снова, как будто в первый раз, удивляюсь тому, что он может быть таким… настоящим… тёплым… моим… И я уверен, как никогда и ни в чём. - Нет. Я не буду прямо сейчас. Но я буду прямо завтра! – Он целует меня в нос. – А прямо сейчас – спи. Я не даю ему отстраниться. Целую по-настоящему. Медленным, ленивым, нежным поцелуем. И, отрываясь, пристраиваю свою голову у него на плече, закрываю глаза и прижимаюсь губами к шее. – Спокойной ночи… И засыпаю, думая о том, что это он никогда не сможет себе представить, как я его люблю…