Золотой Лес

— Арвен… мне пора уходить. Арагорн сказал это, едва они встретились, едва обменялись первым взглядом и взялись за руки. Наверное, это было жестоко; но он боялся, что, стоит ему промедлить — и у него снова не достанет решимости. Сжав губы, дева опустила глаза. — Уже… — прошептала она. — Арвен… я… если б мог, я бы остался… но… Сбивчивое бормотание Арагорна было противно ему самому; вот и Арвен рукою прикрыла ему рот и произнесла тверже:  — Не надо. Я ведь знала, что так будет. Я… понимаю, ты должен… Арагорн поцеловал ее пальцы, и она вдруг крепко обняла его. Прикосновение вернуло ей присутствие духа — тут же отпустив следопыта, она проговорила ровно:  — Пойдем. Надо сказать Владыкам. Владыки отыскались в беседке-трапезной: они вдвоем читали длинный свиток и, кажется, спорили относительно достоинств начертанных на нем стихов. Новость следопыта не особенно удивила их, однако Галадриэль казалась искренне огорченной. — Уже уходишь? — протянула она. — Жаль… Завтра мы празднуем Солнцеворот — хорошо бы и ты задержался на день-другой! Арагорн поклонился, тщетно пытаясь отыскать слова для отказа. Ему не очень-то хотелось снова праздновать и пировать, да еще накануне похода. Лучше бы он провел еще день наедине с Арвен! Но не уважить просьбу Владычицы? Он покосился на возлюбленную — та устремила на Галадриэль задумчивый взгляд. Келеборн же, отложив свиток, спросил следопыта о его дальнейшем пути. — Я пойду в Ривенделл, как и собирался, — отвечал Арагорн. — Я думал подняться вдоль Андуина до Старого брода, а дальше свернуть на Восточный тракт, к горам. Я ходил так когда-то… Келеборн с сомнением потер подбородок.  — Подняться вдоль Реки… Восточный берег ее затемнен — над ним довлеет мрак Дол-Гулдура. Я не знаю, будет ли вода тебе надежной защитой. Лучше бы ты перевалил горы здесь, через Врата Карадраса — там идет старая наша тропа, летом пройти по ней несложно; и разведчики говорят, что сейчас там спокойно. Арагорн колебался: этого пути он не знал. Однако, перебравшись через горы здесь, он окажется в Эрегионе, а оттуда до Ривенделла не так далеко, не придется делать крюк… — Я объясню тебе дорогу, — сказал Келеборн, вставая. Очевидно, он угадал колебания человека. — И, если ты останешься еще на день, мы успеем снять копию с карты. — Владыка и ты, госпожа моя Владычица, — вмешалась вдруг Арвен, — позвольте мне завтра проводить Арагона на Холм Амрота. Мне давно хотелось сходить туда, да я все откладывала… а теперь и повод есть: наш гость сможет осмотреться там перед дорогой.  — Как пожелаешь, дитя, — спокойно сказала Галадриэль.  — Для этого тебе не нужно спрашивать нашего позволения, — с улыбкой добавил Келеборн. — А вот подруги твои огорчатся, если ты не успеешь вернуться к началу праздника! Арвен пожала плечами. Арагорн снова поклонился Владыкам, в душе испытывая горячую благодарность к возлюбленной. Как просто оказалось уклониться от суетного пира! А главное, у них будет еще один день… Но сейчас им пришлось разлучиться: Арвен осталась с Владычицей, а следопыт прошел следом за Келеборном в просторный покой, стены которого были сплошь заставлены полками с книгами и свитками. Владыка расстелил на столе несколько карт и до вечера наставлял гостя, в подробностях описывая ему приметы пути, пока Арагорну не стало казаться, что он уже с десяток раз прогулялся через перевал туда-обратно. Закончив объяснения, Келеборн пригласил следопыта отужинать, и тот, само собой, согласился. Но веселого разговора за трапезой не получалось: Арагорн никак не мог отвлечься от мыслей о скорой разлуке, да и Арвен была непривычно молчалива и грустна. Владыки держались с обычным своим спокойствием и, по счастью, воздерживались от расспросов и утешений. Келеборн снова стал рассказывать о пути через перевал и, слово за слово, пустился в воспоминания о жизни в Эрегионе — в те стародавние времена, когда Земли Падубов еще не коснулось зло Врага. Поселившись у стен Морийского Царства, эльфы-нолдор быстро завязали дружбу с гномами. Врата Мории не затворялись, подземные жители охотно наведывались к соседям, да и тем не был заказан путь в подгорные чертоги и кузни. Соседство было выгодно обеим сторонам; эльфы и гномы частенько встречались ради обмена дарами земли и горных недр, ради веселых пирушек, а то и ради состязаний в мастерстве. Не всегда легко было решить, чьи руки искуснее — ведь умельцы щедро делились друг с другом своими секретами… Арагорн слушал повесть Владыки, как волшебную сказку — он помнил предания, но представить столь безоблачную дружбу между эльфами и гномами ему было трудновато. Да и так ли прочна была она? Ведь, когда Саурон с огромными полчищами орков вторгся в Эрегион, разорил поселения мастеров, схватил и пытал Келебримбора — искуснейшего из эльфов, — Врата Мории затворились накрепко, и никто из гномов не пришел на помощь соседям… Келеборн между тем продолжал:  — И вот однажды у нас появился советчик. Он был на редкость искусен, а его знания о природе вещества превосходили и наши, и знания гномов. Он назвался Аннатаром — Дарителем, — и предложил нам в дар свою науку. Мы же, эльдар, всегда были жадны до знаний, и у него не было недостатка в учениках. А он учил нас власти над камнем и металлом, обладанию умениями и — исподволь — презрению к незнающим и неумелым. Мало кто противился его речам, ведь он щедро приправлял свои поучения лестью… Вздохнув, Владыка замолчал, и снова заговорила Галадриэль:  — Что ж, нашим мастерам незачем стало учиться у гномов. Те тоже сделались подозрительны и скрытны и уже не приглашали нас гостить в своих чертогах. Мы же все чаще вспоминали разорение Дориата и беды — истинные и мнимые, — что претерпели эльфы из-за подгорного народа. Далеко не все держали свою память при себе и воздерживались от недобрых слов в присутствии соседей, так что ссоры и стычки случались все чаще… И дружба между народами Эрегиона и Мории охладела, а потом и вовсе сошла на нет. Помолчав, она добавила с горькой усмешкой: — Позже говорили, что вина за поражение в той войне лежит на гномах, ибо они предали нас из мелочной зависти и малодушия. Однако наша доля в наших несчастьях была, пожалуй, большей. Мы считали себя мудрыми и прозорливыми, но обманулись, словно дети. Мы считали Моргота поверженным навечно — и не распознали его ученика и наследника, когда тот явился к нам во плоти. Мы были уверены, что не допустим в наши души семена зла — и не замечали их, пока всходы не расцвели пышным цветом… Глаза Владычицы сверкнули; Келеборн ласково взял ее за руку. — Не кори себя, — мягко молвил он. — В том, что случилось, ты виновна менее прочих. Не ты ли уговаривала Келебримбора не доверять щедрости Аннатара? Но твой несчастный родич был упрям и не внял предупреждениям. — Да, — печально согласилась Галадриэль. — Он не желал меня слушать, и я поддалась раздражению и обиде. А потом было уже поздно. Она сжала руку мужа, и Арагорн понял, что Владыки говорили об этом не раз и не два, и что Галадриэль так и не простила себе той давней ошибки, которая и ошибкой-то не была… и которую уже никак не исправишь.  — Что ж, в конце концов мы узнали истинное лицо Аннатара, — сказал Келеборн. — Это знание стоило жизни многим. Келебримбор же поплатился страшнее всех — бывший наставник пытал его до смерти… однако так и не сумел вызнать главную его тайну. Он умолк, и Галадриэль завершила рассказ:  — Гномье царство тогда устояло. Но прошло время, и гномы сами соблазнились обещаниями знаний и богатства, и в свою очередь приняли из рук Врага губительные дары. Спустя еще века в погоне за сокровищами недр они разбудили Ужас Глубин, и Мория опустела, как когда-то Эрегион…  — Так значит, подземелья Мории сейчас заброшены? — спросил Арагорн. Келеборн покачал головой:  — Не думаю. Гномы, действительно, бежали из Кхазад-Дума, когда поняли, что не могут противостоять Ужасу Глубин. Но чуть позже копи заселили пещерные гоблины и орки. Не так давно Трор — а после гибели Трора Трайн, его сын — попытался отвоевать свое наследство. Тщетно: хоть гномы и одолели орков в битве при Азанулбизаре, их осталось слишком мало, чтобы вновь схватиться с Лихом Дарина. Однако с тех пор орки ни разу не показывались из Восточных Врат Мории, и тропа в Эрегион считается у нас безопасной. Хотя мы сами так и не решились войти в пещеры. А ведь там, быть может, остался еще мифрил… — Сомневаюсь, что он пригодится тебе в Чертогах Мандоса, о Владыка, — мягко заметила Галадриэль. Не поспоришь! Легкий, ковкий, замечательно прочный металл был когда-то главным богатством гномьего царства. Но зачем он мертвецу? А ведь, сунувшись в Морию, можно сразу распрощаться и с белым светом, и с головой… Все же Арагорн с неожиданным для себя любопытством спросил Владыку, остались ли где-либо карты подгорных лабиринтов. Оказалось, такие карты есть: они были составлены еще во времена благоденствия Эрегиона, некоторые удалось спасти при поспешном бегстве, и копии с них хранились и в Лориэне, и Ривенделле. Келеборн стал припоминать, изображения каких ярусов сохранились, а каких — утрачены, и, увлекшись, на пальцах принялся объяснять человеку систему знаков, придуманных гномами, чтобы быстро и безошибочно ориентироваться в темных тоннелях. Следопыт с интересом слушал и опомнился, только когда заметил испуганный взгляд Арвен. Он ободряюще улыбнулся: любимой вовсе не стоило беспокоиться. У него хватит ума не лезть в зловещие подземелья! Очевидно, Келеборн тоже ощутил недовольство женщин, потому как быстренько свернул разговор. Ужин к тому времени был уже съеден, так что Арвен и Арагорн распрощались с Владыками и спустились вниз, в сгустившиеся вечерние сумерки. Оказавшись в тени листвы, куда не достигали лучи светилен, Арагорн, не удержавшись, привлек к себе и поцеловал Арвен; дева, охватив его за шею, всем телом прильнула к нему. Ох! Выдержать это было нелегко, но еще сложнее оказалось прервать поцелуй. Все же они справились, когда невысоко над ними послышались шорох и голоса. Держась за руки, они отбежали в сторону и уже неторопливым, чинным шагом пошли к воротам по мерцающей в полутьме мраморной дорожке. Оживление скоро покинуло Арвен, лицо ее печально вытянулось. Тщетно Арагорн пытался расшевелить ее шутками и смешными историями — она лишь слабо улыбалась в ответ. Веселить ее было тем сложнее, что у следопыта у самого на душе кошки скребли. Опять он своими руками рушит их счастье: едва признался в любви, как уже бежит прочь от любимой! — Арвен, прости, — беспомощно сказал он наконец. — Я дурак. Лучше бы я молчал, чем снова мучить тебя! Арвен крепче сжала его руку. — Нет, не лучше, — тихо сказала она. — Ты ведь и сам так не думаешь. Просто… это, оказывается, больнее — расставаться, когда… — она умолкла и, обняв Арагорна, уткнулась ему в плечо. — Погоди… я сейчас… мне надо привыкнуть, — голос ее звучал непривычно глухо. Боясь вздохнуть, Арагорн держал ее в объятиях. Чем утешить ее? Он не знал. Пообещать: «Я вернусь»? Но может ли он быть уверенным в этом? Молчание затянулось, и он легким тоном произнес: — Арвен, любовь моя, погоди печалиться. Не ты ли говорила мне, что не стоит торопить разлуку? У нас впереди еще целый день. Вдруг я надоем тебе так, что ты сама рада будешь выгнать меня? Вскинув голову, дева взглянула на него удивленно и с толикой возмущения. Следопыт перевел дух — видеть Арвен плачущей было бы выше его сил — и, пока она не опомнилась, пропел: «У моей любви слаще сот медовых голос, У моей любви тоньше шелковинки волос, У моей любви Очи — звездные алмазы… Только от меня Убегает она сразу!» Арвен неуверенно улыбнулась, а Арагорн продолжал: «Я-то из себя разудалый парень, ловкий! Как-то раз принес Я для лапушки обновки: Платье из парчи Да с подковками сапожки… Жаль, что подошли Оба лишь для левой ножки!» Дева прыснула; воодушевленный, следопыт пел дальше: «Жарким летним днем Из ручья черпнул водицы, Чтобы нам вдвоем С ней напиться и умыться. Только почему Нам ни капли не досталось? Вовсе не пойму — Лучшим решетом черпал я!» Как кстати пришлась простенькая людская песенка! Куплетов в ней было много, ведь незадачливый влюбленный то и дело доставлял своей подружке неприятности: то стряхивал на нее яблоки с яблони, то опрокидывал из саней в сугроб, то ронял прямо в большую лужу… Неудивительно, что бедная девица порывалась сбежать от него! Зато к концу песни Арвен уже смеялась, и последний куплет — повтор первого — они пропели вместе. Под песенку они успели выйти за ворота и дойти до поляны на берегу реки. Ветви расступились, и полное звезд небо открылось над ними. Тут же влюбленные нашли себе новую забаву — привычный рисунок созвездий менялся под их взглядами: Серп обрастал лапами и хвостом и превращался в невиданного зверя, а за ним бежал его детеныш; Мотылек становился танцующей девицей, Орел — лучником, Лебедь — кораблем… Стоило присмотреться — и вот уже видно, где в небе лиса гонится за зайцем, а где танцуют свой танец журавли. Звезды охотно складывались в руны; Арагорну не составило труда написать «я тебя люблю», и, казалось, слова в самом деле замерцали в вышине. За этим занятием горечь неизбежной разлуки потихоньку притупилась, а потом и вовсе растворилась в серебристом звездном свете. В небо вскарабкался новорожденный месяц с тоненькими острыми рожками. Пора было возвращаться, ведь назавтра их ждет неблизкий путь… И все же они еще долго в обнимку сидели на поляне, любуясь древним, как мир, и вечно юным рисунком небесных огней. *** Рассвет выдался туманным и зябким, и Арагорн порадовался, что прихватил с собой плащ. Оказывается, он хорошо освоился в Галадхэне — несмотря на туман, ноги сами донесли его до мэллорна Арвен. Но, едва сквозь молочную муть забрезжила тень дерева, Арагорн остановился: до него донеслись приглушенные голоса. Он не мог ошибиться — это были Арвен и Альмариль. Они говорили тихо — слов не разобрать, — но слышен был настойчивый тон Альмариля и краткие, твердые ответы Арвен. «Оставь, — донеслось до Арагорна, когда дева чуть повысила голос, — прости, но не тебе судить об этом». Проклятье! Неужто белобрысый приставала отравит им последний день?! Арагорн со свистом втянул в себя воздух и нарочито громко прочистил горло. Если Альмариль не уберется, пусть пеняет на себя! Тот понял намек — когда следопыт быстрым шагом подошел к дереву, Арвен, хмурая и сердитая, стояла у подножия лестницы одна. — Что он сказал тебе? — вместо приветствия воскликнул следопыт. — Он обидел тебя?!  — Нет, — удивленно ответила Арвен, — как Альмариль мог меня обидеть? Но… он ничего не понимает. Оставь, это все неважно, — закончила она решительно. Арагорн покачал головой. У него кулаки чесались по-мужски поговорить с Альмарилем, да только это будет совсем уж нелепо. И едва ли отвадит советника от привычки лезть с непрошеными советами. И тут следопыт вдруг задумался: каково придется его возлюбленной, когда он сам уйдет из Лориэна? Но Арвен, похоже, не сильно беспокоилась об этом. Морщинка между бровей у нее разгладилась; улыбнувшись, она взяла руку Арагорна в свои — тот, оказывается, со всей силы стиснул кулак. — Оставь, — повторила она, разгибая его пальцы, — он не враг, он не причинит мне зла. Тебе не на что сердиться. Конечно! Да только неизвестно, что за добро при случае может причинить Альмариль… Впрочем, довольно! Арагорн тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли. Не хватало еще провести этот день в размышлениях о заносчивом дориатце! Нет, лучше довериться улыбке и спокойствию Арвен… Склонившись, он поцеловал ей руку. В ответ дева вручила ему сумку с припасами, и они вдвоем пошли к воротам. Поначалу они направились знакомой тропой вверх по реке. Арагорн никак не мог отойти от несостоявшейся встречи с Альмарилем и то и дело оборачивался и прислушивался. Понятно, это было глупо: человек не увидит и не услышит эльфа в лесу, если тот захочет остаться незамеченным. Потом он вспомнил, что сегодня — Праздник Солнцеворота, и советник Владык наверняка будет участвовать в торжестве. Эта мысль успокаивала, и Арагорн наконец-то выкинул гордеца из головы. Арвен молча шла впереди. Молчать с нею оказалось так же просто, как и разговаривать, так что Арагорн ровно шагал следом — как тогда, когда его вели в Лориэн. Но сейчас, вопреки всем тягостным раздумьям, чувство покоя и счастья охватило его. В полупрозрачной, подсвеченной низким солнцем кисее тумана лес казался таинственным и волшебно-прекрасным; Арвен ступала легко и неслышно, будто скользила по облакам, и походка ее пленяла Арагорна не менее самого искусного танца. Каждый шаг, каждое мгновение путешествия наполняли его душу блаженством, выше которого он, наверное, не испытал бы и в Валиноре. Да, он помнил о скорой разлуке и о грядущих испытаниях; но тем явственнее, тем острее ощущал он радость этого необыкновенного дня. Они миновали знакомый приток, перейдя его по мостику, и еще какое-то время шли вдоль реки; потом тропа взяла правее и повела их вверх пологими склонами холмов. Туман волновался, свивался прядями и таял в ясных лучах солнца; на разные голоса звенели, щебетали, трелями заливались птицы, деревья блистали всеми оттенками нежной зелени, золота и серебра — Лес праздновал и славил лето, и самый воздух в нем будто наполнился светом и чистым весельем. Ближе к полудню Арвен и Арагорн вышли на широкий луг у подножия большого холма. Трудно было сказать, сколь он велик — на вершине его росли огромные, почти как в Галадхэне, мэллорны, окруженные кольцом стройных деревьев с белоснежными стволами и очень светлой мелкой листвой.  — Это Холм Амрота, — сказала Арвен. — Пойдем, поднимемся на талан — оттуда видно далеко… видны другие земли… Арагорн вдруг заметил, что она не разделяет его благостное настроение — ее словно томила тоска или смутная тревога. Она нетерпеливо потянула следопыта за собой, но, вместо того, чтобы подчиниться, он обнял и поцеловал ее. О, если бы он мог развеять ее печаль поцелуем! — Ты знаешь, кто такой Амрот? — не размыкая объятий, пробормотала Арвен и продолжала, не дожидаясь ответа: — Говорят, он жил здесь, на этом холме. Он правил в здешних землях, еще до Владык… И полюбил деву из нандор, ее звали Нимродель… Ради нее Амрот оставил свой народ: он повел возлюбленную в гавань Белфаласа, чтобы вместе уплыть на Запад. Но в пути они потеряли друг друга… Амрот много дней ждал ее на корабле. Однажды в страшную бурю корабль сорвало с якоря и унесло прочь от берега. Тогда Амрот в отчаянии бросился в море… и погиб в волнах. Вздрогнув, она теснее прижалась к Арагорну. Он осторожно погладил ее по волосам. Да, он слышал эту историю среди прочих сказок и легенд. Но для Арвен это — живая быль… Уж не примеряет ли она на себя судьбу Амрота? Ведь ей предстоит долгое, долгое ожидание и неизвестность… Сердце у Арагорна дрогнуло, блаженство в душе угасло. Напрасно они пришли сюда, на место, отмеченное чужой бедою! Что он должен сказать, чтобы укрепить в любимой надежду — если надежда едва теплится в нем самом?  — Жизнь моя, не бойся, — ласково прошептал он наконец. — Нам не грозит их участь. Они выбрали свой путь, мы выбираем свой. Вряд ли мы след в след пройдем их тропою… Арвен молчала. Тогда он добавил:  — Во всяком случае, я теперь предупрежден: где бы нам ни случилось путешествовать вместе, я не отпущу тебя от себя ни на миг! — Но мне-то придется отпустить тебя, — еле слышно возразила Арвен. Арагорн вздохнул. Этому горю он помочь не мог. Кажется, возлюбленная наконец поняла, с кем связалась. Что ж, еще не поздно передумать… При этой мысли он невольно крепче сжал объятья, но, опомнившись, разомкнул руки и с улыбкой предложил: — Пойдем. Может, сверху мы лучше разглядим нашу дорогу? Взявшись за руки, они пошли вверх по склону холма. Как по драгоценному ковру, они ступали по изумрудной мягкой траве, пестревшей желтыми и белыми цветами. Небо над холмом синевой могло поспорить с глазами Галадриэли; воздух наполняло тонкое благоухание, словно вобравшее в себя самые нежные ароматы зелени и цветов. И даже мэллорны в ограде белоствольных деревьев серебрились как-то по-особенному, будто и впрямь были отлиты из мифрила. Добравшись до вершины холма, Арагорн и Арвен долго еще поднимались по лестнице, обвивавшей ствол древнего мэллорна-исполина. На самой верхушке его несколько ветвей поддерживали небольшой белый талан; легкая беседка на нем скорее сама сплелась из зеленой поросли, чем была выстроена чьими-то руками. Арагорн первым вступил на нагретые солнцем светлые доски и помог взойти Арвен. Стоя рядом, рука в руке, они огляделись. Под ними раскинулось волнующееся море зелени; на юге в отдалении вздымалась громадина Карас-Галадхэна — сердце здешнего края, средоточие его волшебства и силы. С запада и севера окоем закрывала синевато-сизая стена гор; даже на таком расстоянии заметен был блеск снегов на их вершинах, а внезапный порыв ветра донес острый, свежий запах ледника. Следопыт бросил взгляд на восток — и застыл: там, далеко, за золотисто-зеленой мозаикой волшебного леса, за мерцающей лентой Андуина клубился мрак. Он не смел нарушить границы зачарованной страны, но беспрепятственно растекался по восточным землям. Пелена застилала небо, и оно тускнело до грязного буровато-серого цвета. Тень туманила и пачкала дальние леса, так что даже сейчас, в зените лета, они казались по-осеннему унылыми и пустыми. И было место, где мгла сгущалась, становилось плотной и осязаемо тяжелой, колыхалась непроницаемой завесой, скрывавшей… гору? исполинский замок? черный провал в ничто? Наверное, там-то и прячется Дол-Гулдур… В сгустке Тьмы чудилась холодная, злая мощь, враждебная свету, теплу и радости, враждебная самой жизни. Арагорн узнал ее — та же сила довлела в Мордоре. Следопыт безотчетно прижал к себе Арвен, как будто хотел оградить ее, закрыть собою — и тут же понял всю меру своего бессилия. Что может сделать он — или все люди, или пусть даже все воинство эльфов — против этой не-жизни, этой мутной, леденящей душу, ползучей скверны? Не похожа ли их борьба на попытки мечами сдержать морской прилив? Что, если… если всеобщая гибель… неизбежна? — Арвен, — прошептал он онемевшими губами, — любовь моя… Прошу, выслушай меня. Выслушай сейчас, прежде чем мы вернемся в Галадхэн… и я уйду. Он развернул Арвен к себе лицом и начал, стараясь говорить спокойно и ясно:  — Любимая! Прости меня за то, что я скажу… — он запнулся, но, собравшись с силами, продолжал: — Молю: подумай еще. Взгляни на восток. Ты видишь, сколь могуч враг? Мы сдерживаем его изо всех сил… но… где пределы его мощи? Что, если она неодолима? Что, если война закончится не нашей, а его победой? Арвен протестующе покачала головой, но Арагорн не дал ей вставить слово и с напряжением выговорил:  — Звезда моя, пойми: тогда люди будут обречены на смерть или на рабство. Но твой народ… вам не надо делить с нами гибель, вам открыт путь за Море, в Благие Земли, неподвластные злу… — И ты говоришь мне это? — с возмущением перебила его Арвен; глаза ее полыхнули гневом. — Ты прямо как Альмариль! Можно подумать, что вы братья! Она рванулась из рук человека, но тот не выпустил ее. Тогда она продолжала чеканно, звенящим голосом, не сводя с лица Арагорна пылающего взгляда:  — Ты хочешь, чтобы я оставила эту землю? Чтобы я сменила ее на иную, блаженную, без боли и страха? Но я принесу туда свою боль и свой страх. Как я смогу жить там, зная, что ты обречен? Мой отец и мои братья тоже будут сражаться до последнего — ты хочешь, чтобы я рассталась и с ними?! — Сражаться проще, если знаешь, что тот, кто дорог тебе, в безопасности, — не желая сдаваться, пробормотал Арагорн. — Если я окажусь там, я больше никогда не увижу тебя, чем бы ни кончилась война, — сказала Арвен с горечью. — Так что не блаженство будет моим уделом, но бесконечная тоска. Ты желаешь мне этого? Арагорн молчал, только крепче сжал ее в объятиях. Что за участь он уготовил возлюбленной? Он сам привязал ее к смертным землям, которые вот-вот затопит Тьма…  — Ты помнишь, как тебя звали в детстве? — спросила вдруг Арвен; вспышка гнева у нее прошла, она снова говорила негромко и мягко. — Конечно, — удивленно отвечал Арагорн. — Эстель… Смешное имя, — он и впрямь улыбнулся. — Разве можно звать человека — надеждой? — Ты — Эстель, — сказала Арвен утвердительно, глядя ему в глаза. — И я верю: ты будешь среди тех, чья доблесть разрушит Тьму — сколь бы могучей ни казалась она. Арагорн снова посмотрел на восток. То, что поднималось там, отторгало всякую надежду; и, однако, отныне он не вправе забыть свое прежнее имя. Права на отчаяние у него больше нет.  — Мне не дано провидеть нашу победу, — медленно произнес он. — От меня скрыто, как это может сбыться. Но я буду надеяться твоей надеждой, любимая. Я отвергаю Тень и никогда не склонюсь перед нею. Он впился взглядом в лицо Арвен. До конца ли осознает она, что он сказал и что еще будет сказано? Ведь сейчас им как никогда нужна полная ясность! — Любовь моя… Но и звездный свет твоего народа не для меня, — говорил он, чувствуя, что бросается в бездонную пропасть. — Я — смертный, я принадлежу миру людей. Если ты соединишься со мной, не придется ли тебе… оставить родных… и навечно отринуть Сумерки? Долго Арвен стояла молча, глядя через плечо следопыта на запад, на туманно-синий горный хребет. Далеко-далеко за ним, за холмами и равнинами простиралось безбрежное Море, ограждающее Валинор — недоступную смертным, вечно юную отчизну эльдар… Сердце бешено колотилось в груди Арагорна, но он не торопил любимую. Слишком уж трудное ей предстояло решение, и он сам не знал, какого ее выбора больше желает и страшится. Наконец, подняв на него свои прекрасные, лучистые, сияющие глаза, она сказала спокойно и твердо: — Там — мой дом и Дом моего народа. Но разве ты не услышал? Я смогу покинуть его — ради тебя. Если так будет суждено, я отрину Сумерки. Арагорн опустился на колени и прижал руки Арвен к горящему лицу. Ему бы возражать, спорить, снова и снова уговаривать любимую не губить себя ради непутевого смертного… Нет, он не мог. Слишком уж важным для него было ее решение. Сейчас ему казалось, что, ответь она по-другому, жизнь его тут же и закончилась бы, пусть даже он все еще ходил, разговаривал и сражался. Ведь человек не может жить, если сердце в нем мертво… Но его сердце жило, билось и полнилось восторгом и нежностью, от которых он едва мог дышать. Вскинув голову, во взгляде Арвен он прочел ответ на следующий свой вопрос… и все же воскликнул, как только голос вернулся к нему: — Арвен! Ты — мой свет, моя жизнь, моя надежда. Я дышу, потому что люблю тебя, и буду любить до последнего вздоха. Эру свидетель, ничего не желаю я так, как назвать тебя своей женою! Примешь ли ты руку мою и сердце? Будешь ли ждать меня — ведь я не могу остаться с тобой, пока Враг не повержен, а земля наша не свободна от Тени? — Да, — не колеблясь ответила Арвен. Она подняла следопыта с колен и, глядя на него снизу вверх, проговорила ясно и звонко: — В какую бы даль ты ни ушел, сколь бы долго ни странствовал — я буду ждать тебя. Куда бы ты ни позвал меня — я пойду за тобою. И ничего я так не желаю, как назвать тебя своим мужем, Арагорн, сын Араторна. Да будут мне свидетелями Манвэ и Пресветлая Элберет, и Единый да будет мне в том порукой. Не успела она договорить, как вдруг сильный вихрь вздыбил листву, растрепал им волосы, толкнул Арвен и бросил ее в объятья Арагорну… Неужели их обет и вправду услышан?! Значит, он исполнится? О, если бы!.. Но беды точно не будет, если скорее скрепить его поцелуем! Ветер быстро стих. Радостное смятение в душе человека тоже потихоньку улеглось, и из-под него проступило удивительное, прозрачное как родник спокойствие. В мире ничего не изменилось: так же синели горы и золотились рощи Лориэна, и так же вздымалась грязная мгла на востоке. Но Тень больше не ужасала Арагорна — он действительно обрел надежду, высшую, нежели все расчеты и прикидки разума. К нему как будто вернулась юность Эстеля — того, кто ждал от жизни счастья, кому заботы не затмевали радости бытия, для кого не было невосполнимых потерь и неодолимых трудностей… Да, наверное, победить Врага можно лишь чудом; но ведь чудеса случаются! Арвен любит его и согласна стать его женою — это ли не чудо? Чтобы удержать это чудо, не дать ему развеяться вместе с ветром и солнечными лучами, он снял с пальца кольцо Барахира и надел его на тонкий пальчик Арвен. — Любовь моя, прошу, прими его. В нем сплелись судьбы твоего и моего народа, в нем моя судьба… Я вверяю ее тебе — хранителя надежнее я не знаю. — Я принимаю твою судьбу, — произнесла Арвен раздельно… и волшебное кольцо сжалось, охватило ее палец, как будто было отковано как раз для неё! Арагорн был невероятно, непозволительно счастлив. Еще чуть-чуть — и он взлетит, как на крыльях! И он знал: как бы ни грозилась издали бессильная здесь Тьма, что бы ни ждало его в будущем — этот миг пребудет с ним вечно. Никто и ничто уже не отнимет его, не заставит забыть, не сделает не-бывшим! Долго, долго влюбленные, прильнув друг к другу, стояли на талане — словно вдвоем парили над миром в блистающей синеве, в потоках благоуханного ветра. День уже повернулся к вечеру, когда они вспомнили о земной своей жизни. Они спустились с мэллорна, подобрали сумку и плащи, оставленные у подножия лестницы. Нежная, шелковистая травка манила; и Арвен скинула башмачки и со смехом побежала с холма вниз. Арагорн замешкался, чтобы тоже разуться, и нелегко ему пришлось, прежде чем он догнал легконогую деву у опушки леса! Запыхавшись, Арвен обернула к нему раскрасневшееся, веселое лицо — разве можно было не поцеловать ее? И они задержались еще, даром, что пора было пускаться в обратный путь… Они и дальше не торопились — нога за ногу брели по прохладному ковру под пронизанной светом лиственной сенью, пока не наткнулись на пробившийся у корней дерева родничок. Лучше места для трапезы не сыщешь, а ведь они с утра еще не ели… Арагорн расстелил плащ, Арвен, усевшись на него, разложила на траве припасы. Следопыт устроился рядом, налил в одну чашу вина… и вдруг дева, вскинув на него глаза, прикрыла вторую чашу ладонью. Арагорна бросило в жар, сердце у него заколотилось, как тогда, на вершине холма, когда он ждал ответа любимой. Что она делает? Неужели… Он и мечтать о таком не смел!.. Глаза у Арвен блестели, все лицо ее словно осветилось изнутри. Она пригубила чашу и передала ее Арагорну — тот тоже сделал глоток, — потом преломила хлеб… Да, влюбленные завершали обет по древнему, полузабытому обычаю. Отныне они — муж и жена точно так же, как если бы во всеуслышание объявили об этом на свадебном пиру, и гости потратили бы полдня на приветственные и хвалебные речи… У Арагорна голова шла кругом, пламя, которое он сдерживал в себе столько дней, казалось, вот-вот сожжет его дотла. Их души уже соединились — их плоть тоже жаждала единства. Наконец они могут дать друг другу последнее — самое истинное — доказательство любви! Арагорн порывисто обнял возлюбленную — и она прильнула к нему, нашла губами его губы, провела пальцами по шее, по плечу… это было все равно что маслом тушить пожар… руки Арвен скользнули ему под рубаху… И остатки разума у него улетучились. Они ли были это или какие-то другие, неведомые существа? Одежды мешали им — и скоро оказались брошенными на траву, как ненужные оболочки. Тела их были неопытны и неумелы — пусть! Горячими, торопливыми ласками они направляли друг друга. Казалось, плоть их плавится, будто воск в огне; они не были больше разделены — две половинки срастались, становились целым. Две пряди сплетались в неразрывную нить, два родника сливались в мощный, бурливый поток, два огонька объединялись в пламя куда ярче, чем мог бы вспыхнуть каждый… И когда это случилось — когда двое на миг стали новой, единой сущностью! — небывалая радость молнией пронзила все естество человека. Потом они обнявшись лежали в сладостной истоме — голова Арвен на плече Арагорна — под высоким пологом из ветвей и листьев, сквозь который прорывался золотой предвечерний свет. Разнежившись, Арагорн задремал… но вдруг очнулся от взгляда — завернувшись в плащ, Арвен сидела рядом и пристально смотрела на него. — Что ты?.. — сонно пробормотал следопыт. Она, не отвечая, провела рукой по его телу: тонкие пальцы коснулись старого рубца под ключицей, тронули отметину от стрелы между ребер, скользнули по длинному шраму поперек живота… — Тебе достается, — сказала она тихо. — Не больше, чем другим… И тут он заметил в глазах любимой слезы и, окончательно проснувшись, сказал торопливо: — Брось, не бери в голову! Это все ерунда, царапины… Ты же видишь — я жив-здоров! Не тревожься — я везучий… Не отнимая руки, Арвен покачала головой; и тогда Арагорн притянул ее к себе и поцелуями осушил слезы, и ласками заставил забыть о неважном и далеком. Вскоре они расстанутся — так стоит ли тратить мгновения любви на дурные воспоминания и страх? Увы, мгновения те пробежали слишком быстро. День Солнцеворота, как ни был он долог, вплотную подвинулся к вечеру, и откладывать возвращение в Галадхэн стало совсем некуда. Половинкам пришлось разделиться. Они оделись, допили вино и доели хлеб… И вот уже тропа снова послушно ложится под ноги, пробуют голоса ночные птицы, и вечерний туман поднимается между стволами, зыбкой завесой отделяя их от места чудесного преображения. Смеркалось. Арвен шла впереди следопыта скорым, легким шагом; светлое платье ее мерцало в тенях леса; казалось, всю ее окутывает слабое сияние — словно отсвет далекой звезды. Такой же отсвет лежал на душе Арагорна. Счастье переполняло его, и он рад был бы поделиться им со всем миром. Но… В нем шевельнулось сомнение. Прежде всего, следует известить мать и Владыку Элронда. Разделят ли они радость влюбленных? Матушка, наверное, да; а вот Элронд — едва ли: как бы любовь к человеку не отняла у него дочь до конца времен! Да и здесь, в Лориэне, не все будут в восторге от выбора Арвен. По крайней мере, один… хм… советник… вряд ли смолчит и здорово отравит ей жизнь своими сокрушениями и порицаниями! Все же Арагорн спросил, нагнав Арвен там, где тропа была пошире:  — Любовь моя, когда мы скажем о нас другим? Та, не останавливаясь, пожала плечами:  — Не знаю… А зачем?  — Но Владыки… И твой отец — он должен знать, — пробормотал следопыт озабоченно. Впрочем, он был уверен, что Галадриэли и Келеборну нет нужды в их признаниях — они догадаются, едва увидят на руке Арвен кольцо Барахира; но таиться от Элронда равносильно лжи, а лгать ему Арагорн не мог и не хотел. Арвен подтвердила его мысли:  — Владыкам не потребуются объяснения, — молвила она безмятежно, — а отец… — тут она запнулась и замедлила шаг. — Да, ему надо рассказать… Он поймет… Ты ведь скажешь ему? А я напишу письмо… О, если бы я могла быть там, перед ним, вместе с тобою! Арагорн сдержал тяжелый вздох. Разговор с Элрондом наверняка будет непростым. Владыка мудр и сдержан, но тут-то речь пойдет о его дочери и о воспитаннике, который пренебрег его прямым советом… Что ж, следопыт готов был отвечать за содеянное и отстаивать их с Арвен решение. Не прятаться же, в самом деле, за ее юбкой! Но худо выйдет, если он первым делом поссорится с отцом возлюбленной — с тем, кто в свое время заменил отца и ему… Ладно. Что толку беспокоиться об этом сейчас? Он ведь пока не добрался до Ривенделла. Они и в Галадхэн-то еще не вернулись — ну не получается у них торопиться навстречу расставанию… Между тем в лесу густели нежные синеватые сумерки; все ближе подступала ночь — короткая ночь Солнцеворота. Когда она минует, Арагорн покинет Золотой Лес. Удивительно, но мысль о разлуке уже не так терзала его — как будто неразрывный, нерушимый обет, что связал его с Арвен, дарил и твердую надежду на новую встречу. Как будто расстояния и опасности — вопреки очевидности — больше не имели над любящими власти… Уже давно стемнело, когда двое подошли наконец к лесной столице. Праздник, однако, был в самом разгаре — в кронах мэллорнов сверкало множество огней, со всех сторон доносились музыка и песни, и между деревьями прорывались иногда отблески костра на приречном лугу. Едва путники подошли к воротам, как наткнулись на веселую компанию, в которой Арагорн узнал Нендила, Лайриэль и еще несколько подруг Арвен. Уж конечно, те не дали влюбленным ускользнуть! Под хор приветствий, мешавшихся с шутливыми упреками в забывчивости и пренебрежении торжеством, у них отобрали сумку и плащи и увлекли к месту пира. И Арагорн сразу заметил Владык, восседающих на увитом зеленью возвышении, коронованных венками из цветов и трав, величественных и прекрасных. Не без трепета человек склонился перед ними. Но в ясном взгляде Владычицы не было осуждения, а Келеборн, как при первой встрече, спокойно кивнул и еле заметно улыбнулся ему. — Мы приветствуем тебя на Празднике Солнцеворота, Арагорн, сын Араторна, — торжественно произнес он. — Не переменил ли ты своего намерения? Выбрал ли свой путь?  — Да, — во всеуслышание отвечал следопыт. — Мне пришла пора покинуть Лориэн — с вашего позволения, о Владыки. Дорога призывает меня. Увы! Мне не достает слов, чтобы как следует выразить благодарность за гостеприимство — ибо в вашей стране узнал я, что такое счастье, и обрел сокровище превыше всех благ земных. Отныне сияние Золотого Леса не угаснет для меня, но будет вечно жить в моем сердце! Прижав руку к груди, он преклонил колено перед Владыками. Эльфы вокруг одобрительно зашумели — краткая речь человека пришлась им по вкусу! — Значит, ты не жалеешь более, что откликнулся на наше приглашение, — с лукавой улыбкой заметила Галадриэль. — Не жалей и о том, что приходится прощаться, ведь прощание — лишь шаг к новой встрече. Пусть же дорога твоя будет легкой, и да охранят тебя Благие Стихии, да приведут к благополучному завершению пути! И, ласково взглянув на Арвен, Владычица добавила:  — Час расставания близок, но он еще не наступил: ведь не иссякло еще время радости и веселья. Идите же, дети — разделите с нами торжество лета! После этих слов раздались рукоплескания, примолкшая было музыка грянула с новой силой, и не успел Арагорн оглянуться, как их с Арвен захватил, закружил, унес с собою праздничный хоровод. Следопыт не чувствовал усталости, о нет! Откуда ей было взяться в день, когда самая смелая мечта его стала явью, самое страстное желание исполнилось? Легкий как ветер, он летел в танце вместе с любимой, и она, сияя, улыбалась ему. В эту ночь никто не пытался разбить их пару; не разнимая рук, они танцевали и смеялись, и пели, и пили рубиновое, искрящееся в свете костра вино, и снова танцевали… пока Арвен не начала спотыкаться и, хохоча, не выбралась из круга, потянув за собой Арагорна. — Хватит, довольно!.. — задыхаясь, воскликнула она. — Меня уж ноги не держат… Пойдем, а не то я свалюсь прямо тут! Арагорн спустился с небес на землю. Да уж, он совсем потерял голову от любви, вина и всеобщего веселья! Забыл, что Арвен — не двужильный мужик-следопыт! Конечно, она устала: после такого дня — еще и танцы!  — Прости, милая, — пробормотал он с раскаянием. — Хочешь, я понесу тебя? Рассмеявшись, Арвен покачала головой, но веселье ее быстро угасло.  — Тебе самому надо бы отдохнуть. Ведь… — она умолкла на полуслове. Арагорн вдруг вспомнил, что они вот-вот расстанутся и надолго. Нет, зря он думал, что привык к этой мысли!.. И правильно, что он объявил о своем уходе прилюдно: теперь ему придется сдержать слово. Иначе он не устоял бы — отдохнул бы денек после пира… а потом еще денек… и еще… Он тряхнул головой, отгоняя искушение, и сказал, стараясь удержать легкий, веселый тон:  — И правда, недалеко я уйду, если буду на ходу клевать носом! Арвен молча кивнула; вдвоем они двинулись сквозь праздничную толчею. У пиршественных столов их окликнули, предлагая задержаться, присоединиться к трапезе и возлияниям. Арвен остановилась, отнекиваясь и прощаясь с приятелями и подругами. Арагорн прошел чуть вперед и вдруг заметил на траве их плащи и сумку. Он наклонился, чтобы поднять вещи… а выпрямившись, оказался нос к носу с Альмарилем. Тот разительно переменился с прошлой встречи: взгляд его помутнел, на лице горели красные пятна, роскошное платье пришло в беспорядок… Похоже, советник весьма усердно топил в вине свою досаду! Однако он не слишком преуспел в этом, потому как просипел перехваченным, злым голосом:  — Что, добился своего?! Что на это можно было ответить? Но Альмарилю и не нужен был ответ.  — Она любит тебя!.. — выдавил он. — А ты!.. ты уходишь, бросаешь ее! Ты… человек! — Хочешь ударить меня? — спросил Арагорн сочувственно. Сейчас он не столько злился на Альмариля, сколько жалел его: у дориатца на глазах стряслось несчастье, которое он пытался и не сумел предотвратить… Проклятье, и ведь он снова прав! Альмариль судорожно стиснул кулаки, но не двинулся с места.  — Дур-рак! — хрипло выговорил он. — Я теперь даже смерти… твоей… пожелать не могу! Некоторое время он, тяжело дыша, стоял перед человеком, потом резко развернулся и нетвердым шагом двинулся прочь.  — Прощай! — сказал Арагорн ему в спину.  — Обойдешься… без моего прощения, — обернувшись, раздельно процедил Альмариль и, не разбирая дороги, побрел сквозь толпу. Перед ним расступались. «Вот и поговорили», — мрачно подумал следопыт. Н-да, будет теперь о чем судачить местным сплетникам — шила в мешке не утаишь… Его тронули за локоть, он оглянулся — оказывается, Арвен стояла рядом. Вид у нее был озадаченный.  — Бедняга. А я и не знала, — задумчиво проговорила она. — Ну ничего… он оправится… наверное. Арагорн пожал плечами. Говорят, эльфы любят только раз. Тогда Альмариля и правда остается только пожалеть. Уж не для таких ли готовит Нендил снадобье из сребролистника?  — Пойдем, — тихо попросила Арвен, — нам пора… Эльфы вокруг вернулись к пиру, танцам и песням. Никто больше не задерживал влюбленных; на них вообще не обращали особого внимания, и они беспрепятственно добрались до ворот Галадхэна, а там и до мэллорна Арвен. У подножия лестницы Арагорн отдал ей плащ и скрепя сердце приготовился прощаться, но она вдруг поманила его за собой. Они поднялись по витой лесенке через несколько древесных ярусов и оказались на небольшом талане с домиком, почти полностью скрытом густыми ветвями. Арвен отворила дверь, они вошли… Арагорн жадно рассматривал светелку, залитую теплым сиянием лампады. Вот, оказывается, как живет его любимая! Просто обставленная комната была очень уютной, и все, все в ней рассказывало об Арвен: большой ткацкий станок с почти законченным гобеленом; свитки и перья на столе; столик для рукоделия с яркими мотками ниток и канвой; небрежно сброшенные у порога туфельки и лютня, заботливо пристроенная на особую полку… Пока следопыт озирался, Арвен достала откуда-то небольшой сверток и поднесла его Арагорну:  — Это тебе, — сказала она. — Я все-таки успела… Он развернул подарок — это оказалась рубаха из отлично вытканного, крашеного в синий цвет тонкого льняного полотна. Горловину ее украшала изящная, неяркая вышивка — цветы и листья вьюнка.  — О Арвен!.. Это ты сделала для меня?! — воскликнул следопыт. Когда она занималась шитьем? Не иначе, ночами, пока он спал как сурок в своей уютной норке…  — Да, — кивнула Арвен и, обняв его, прошептала: — Я знаю, у людей есть поверье — будто бы рубаха, сшитая любимой, бережет от стрелы и меча не хуже кольчуги. Пусть это поверье исполнится на тебе… Я не могу быть с тобой в путешествиях и битвах — но пусть моя любовь отведет от тебя беду… Если бы все было так просто! Тогда, наверное, Арагорн реже хоронил бы своих товарищей… Но он пообещал, целуя Арвен:  — Так и будет, жизнь моя! Так и будет… Она постояла, прижавшись к нему, потом решительно высвободилась из объятий и отступила на шаг.  — Теперь иди, — сказала она твердо. — Тебе надо выспаться. Я приду утром и принесу письмо. С какой радостью Арагорн остался бы с нею до утра! Но нельзя же быть таким себялюбцем — Арвен нужен отдых, а ведь ей еще писать отцу, и вряд ли подходящие слова найдутся сразу… Оборвав досужие размышления, он с поклоном поцеловал любимой руку. Сколько можно тянуть, надо наконец заставить себя уйти… Так что он пробормотал «доброй ночи» и отправился восвояси, сжимая в руках драгоценный дар. Оказывается, эльфы уже позаботились о приготовлениях к походу: на столе в его жилище стояла снедь к завтраку, лежало несколько свертков с лембасами и сухими ягодами, фляжка с крепким вином (припас в глуши не лишний!), да вдобавок на сундуке была развернута превосходная, очень точно перерисованная карта Лориэна и окрестностей, включая путь через перевал. Тут же обнаружилась записка, извещавшая, что Халдир будет иметь честь и удовольствие явиться завтра в полдень, дабы проводить достопочтенного Арагорна, сына Араторна, до границы и тем облегчить ему начало путешествия. Поименованный хмыкнул: после наставлений Владыки, да еще с такой картой он не нуждался в провожатых; но, быть может, начинать путешествие с товарищем и правда будет веселее. Что ж, до полудня много времени, он еще успеет выспаться перед дорогой. Да вот беда, сна-то ни в одном глазу…. Воин быстро собрал походную сумку, проверил оружие — от бездействия оно не испортилось. Больше заняться ему было нечем. Разве что… Он осторожно взял в руки подарок Арвен, расправил его, любуясь работой, потом поднес к лицу. Сквозь запах нового полотна ему почудился тонкий, травяной аромат — так пахнут ее волосы и кожа… Ему страшно хотелось примерить рубаху, но не надевать же ее на грязное тело! Отыскав полотенце, Арагорн направился в купальню. Ночная темнота чуть поредела; издали все еще доносился шум праздника, но в его углу было пусто и тихо. Он долго плескался в воде, надеясь, что это нагонит на него сон — нет, не помогло. Зато теперь он с полным правом облачился в тонкую ткань, которой касались руки Арвен, разгладил ее на себе… Кажется, никогда еще у него не было такой удобной, ласковой одежды! Ох, он не отказался бы и от других ласк! К дому он возвращался медленно, едва ли не волоча ноги, пытаясь хоть так унять странное нетерпение. Ожидание окончательной разлуки становилось все мучительнее; если бы не письмо к Элронду, он, чего доброго, намылился бы в путь прямо сейчас! С Владыками он уже, считай, простился; а Арвен… он бы вошел к ней, поцеловал бы ее, спящую, и… Тут он обогнул наконец свое дерево, вскинул глаза — и остолбенел: Арвен сама, во плоти, с маленьким свитком в руках стояла у его двери! Увидев его, она будто и обрадовалась, и растерялась; щеки ее залил румянец, заметный даже в полутьме, и она проговорила смущенно: — Ты не спишь?.. Я принесла письмо… Ты ложись, а я… просто с тобою посижу… Эру! Кому она боится помешать?! Арагорн кинулся к ней, подхватил на руки, перенес через порог, опустил на ложе… Сон? Зачем? Как можно спать, когда любимая так близка, так горяча ее кожа, так ласковы руки? Когда губы шепчут нежные слова, дыхание смешивается, сбивается, и двое снова становятся — одним, и вместе рушатся в пропасть или взмывают вверх, в небеса, что взрываются вдруг ослепительным светом… Когда можно стать огнем, и волною, и вихрем, раствориться в другом, утратить и вновь обрести свою суть… и каждый такой час, каждый миг, каждая доля мига стоит вечности… На рассвете они все-таки уснули, истомленные своей жаркой, отчаянной страстью. Сон Арагорна был как никогда сладостен и покоен; он проснулся незадолго до полудня и лежал тихонько, наслаждаясь чудесной, непривычной близостью любимой. Но, стоило ему шевельнуться, как Арвен тоже открыла глаза и, взглянув на пробившийся сквозь занавеси луч света, вдруг вскочила. — Полдень! Тебе уже пора!.. — растерянно воскликнула она. Да, времени оставалось всего ничего. Беспокоиться и горевать о разлуке стало совсем некогда. Они быстро перекусили; потом следопыт облачился в походную одежду, поддев под куртку новую рубаху — расстаться с нею он не мог. Письмо Арвен он убрал поглубже в сумку, для пущей сохранности обернув свиток в пергамент. На этом сборы закончились, и воин вытащил свою поклажу на улицу. День выдался ясный и теплый, как и прочие дни этого необыкновенного лета, но под мэллорнами было по-прежнему тихо и пустынно — жители Галадхэна, должно быть, все еще отсыпались после бурного ночного веселья. В странном замешательстве Арагорн взял Арвен за руку. Пора было прощаться; но он не находил слов — что могут слова добавить к случившемуся с ними накануне и нынче ночью? А, ладно! Словами не выразить чувств, но не молчать же теперь всю оставшуюся жизнь! И он сказал без затей:  — Арвен, я тебя люблю. Я и родился-то, наверное, чтобы любить тебя. Ты — моя звезда, мое солнце… Мне теперь никакая тьма не страшна — я знаю, что у меня есть ты, как знаю о солнце даже ночью. Прости меня, дурака, за то, что я все-таки ухожу… но знай: куда бы я ни шел, я иду к тебе навстречу. Арвен крепко обняла его. — Знаешь… мне иногда кажется, я лишь с тобою поняла, что значит — жить, — тихо проговорила она. — Я будто спала — и пробудилась, и теперь уже не усну. Пусть мы расстаемся — сердцем, душой и мыслями я с тобою… Я дождусь тебя, Эстель. Конечно, они снова поцеловались… Но вдруг издали послышалось, как кто-то насвистывает простой, веселый мотив. — Это Халдир, — дрогнувшим голосом сказала Арвен; лицо ее омрачилось. — Вот теперь совсем пора… Арагорн неохотно выпустил ее из объятий. Действительно, эльф, снаряженный для путешествия, вскоре подошел к ним и со всегдашним своим невозмутимым видом раскланялся. Все, некуда уже бежать от разлуки. Следопыт навьючил на себя сумку и оружие, в последний раз заглянул Арвен в глаза, преклонив колено, поцеловал ей руку…  — Доброго пути, — ясным, спокойным голосом молвила она. И Арагорн двинулся по дорожке следом за провожатым. Шагов через двадцать он все-таки обернулся — Арвен так и стояла у двери его дома и даже нашла в себе силы улыбнуться и помахать рукой. Арагорн тоже помахал ей… и больше уже не оборачивался. Они с Халдиром прошли вдоль ручья, миновали запруду и были уже недалеко от ворот, когда Арагорна словно что-то толкнуло в спину. Он оглянулся — в нескольких шагах позади, держась за руки, стояли Келеборн и Галадриэль. Прекрасные как летнее утро, в светлых простых одеждах, без венцов и украшений, они будто утратили толику величия и вдруг показались Арагорну беззаботными и совсем юными. Выходит, Владыки собрались-таки сказать ему напутственное слово… Интересно, о чем? Он и сам хотел бы спросить кое-что у Галадриэль, да только достанет ли у него решимости? Халдир прошел к самым воротам и остановился, поджидая человека; Арагорн же приблизился к царственной чете и с поклоном сказал: — Мне снова выпал случай благодарить вас за гостеприимство, о Владыки. И снова мне не хватает слов. Дни, что провел я в Лориэне, были лучшими днями моей жизни. И, если бы не ваше приглашение, их бы не случилось. Однако… — он замялся, не решаясь задать вопрос; повисло молчание.  — Я рада, что посещение Золотого Леса принесло тебе пользу и удовольствие, — ободряюще заметила наконец Галадриэль; в глазах ее зажегся знакомый лукавый огонек. — И, признаться, тешу себя мыслью, что не тебе одному. Арагорн тщетно пытался побороть хлынувшую в лицо краску. Насладившись его смущением, Владычица милостиво предложила:  — Я вижу, ты хочешь спросить меня о чем-то. Спрашивай. Следопыт без обиняков задал старый свой вопрос, который снова занимал его: — Светлая госпожа… На самом деле, зачем ты позвала меня? Так ли нужен был человек в Золотом Лесу? Келеборн, подняв брови, хмыкнул. Галадриэль улыбнулась:  — На самом деле, тебе самому виднее, нужен ли был человек в Золотом Лесу. Если ты не догадался сам, почему не спросил у Арвен? Может, она объяснила бы тебе? Неужели его и правда позвали только затем, чтобы он встретился с Арвен? Позвали ради… его любви?! Значит, Галадриэль всерьез считает, что…  — Ты думаешь, наша встреча в самом деле принесла Арвен счастье? — с сомнением и надеждой спросил Арагорн. — А сам-то ты как думаешь? — Владычица произнесла это ласково и чуть снисходительно, как будто говорила с несмышленым ребенком. Он не знал. Да, пусть недолго, но они с Арвен были счастливы. Обет, открывший путь их счастью, они принесли с открытыми глазами, сознавая, что обретают и чего лишаются. Да только обретения выпали на долю Арагорна, а лишения — на долю Арвен… Стоила ли ее мимолетная радость горечи разлуки? Стоит ли любовь человека — бессмертия? — Не знаю… — повторил он вслух. — Человек как я — не подарок…  — Однако она полюбила тебя, — молвила Владычица; лукавинка в ее взгляде вспыхнула ярче. — Не спрашивай, почему. Может, это случайность. А может, на то была воля Валар или самого Творца. Нам ли спорить с ними? — Так ты получила знак? Ты провидишь будущее — что ты знаешь о нас?! — затрепетав, воскликнул Арагорн. Но собеседница его лишь покачала головой и серьезно проговорила: — Будущее ныне скрывает мрак, и мне пока неведомо, кто сумеет рассеять его. Я знаю лишь, что, чем темнее вокруг, тем ценнее всякий свет. Вы зажгли свой светоч — и значит, хоть немного отодвинули Тьму… — И преумножили радость, которая пребудет с вами и в светлые времена, — добавил Келеборн. Ласковым жестом он приобнял Галадриэль, и та взглянула на мужа с неподдельной нежностью. Да! Арагорн видел ясно — во Владыках горит тот же огонь, что и в нем с Арвен. Не это ли пламя помогло им выстоять среди бессчетных бед, что некогда претерпели эльфы? Не оно ли хранит теперь волшебный край, не оно ли — источник золотого сияния Лориэна?  — Радость стоит печали, встреча стоит разлуки, жизнь стоит смерти, — сказал Келеборн. — Скажи: ты согласился бы не родиться, чтобы после не пришлось умирать? Следопыт снова низко склонился перед Владыками. Он понял урок. Любовь стоит печали и разлуки, стоит самой смерти — ведь это и есть самая жизнь. Приглашение Владык подарило ему и Арвен второе рождение… Как благодарить их за это? Владычица усмехнулась — очевидно, мысли человека не были для нее тайной. — Благодари не нас, а судьбу, — посоветовала она. — Мы лишь следовали ее велениям — ибо нам лучше других известно, что противиться ее воле бессмысленно и чревато бедами…  — Особенно если воля судьбы совпадает с волей женщины, — как бы про себя пробормотал Келеборн. Арагорн едва успел подавить смешок; Галадриэль же ничуть не смутилась.  — Это правда, — с улыбкой подтвердила она, — ведь мы, женщины, куда лучше различаем знаки судьбы! Так вот: тот, кто следует судьбе — получает ее дары. Судьба вручила тебе дивный дар, Арагорн, сын Араторна — храни его. И да хранят тебя Благие Стихии! Главное было сказано. Что ж, Владыки могут быть уверены — Арагорн сбережет врученный ему дар. Скорее погаснут все звезды, чем он перестанет любить Арвен… Но слова не нужны тем, кто читает в душах, и потому воин просто еще раз поклонился. — Мы не будем больше задерживать тебя, — сказал затем Келеборн. — Знай: приглашение наше остается в силе; если ты пожелаешь вновь войти в Лориэн, наши тропы откроются тебе. Пусть же дорога твоя будет легкой, и да сопутствует тебе всякая удача!  — Ваше пожелание уже сбылось, ибо побывать гостем вашей страны — редкостная удача, — отвечал следопыт учтиво. — Да не коснется ваших лесов злое лихо, и пусть процветают они бессчетные века! Галадриэль и Келеборн кивнули; Владычица вручила ему письмо к Элронду, тщательно обернутое и запечатанное, и тоже пожелала доброго пути. На том и завершилось прощание с Владыками Золотого Леса, и следопыт вслед за Халдиром вышел за ворота столицы. Путь их лежал по знакомой Арагорну тропе — вверх по реке, потом через холмы и леса, выше и выше; они шли быстро, без задержек и остановок, и еще задолго до заката миновали Холм Амрота. Халдир предложил было подняться на него, но Арагорн покачал головой: только вчера он был здесь вместе с Арвен, все пережитое тогда еще горело в его душе, и боль расставания от этого лишь усилилась бы. Эльф не настаивал; спокойный и неразговорчивый, он обращался к путнику с самыми простыми, необходимыми словами и ни о чем не расспрашивал его. Тем лучше — душа Арагорна была переполнена, слишком многое надо было ему осмыслить, и у него не было сил и желания на досужие разговоры. Они шли до позднего вечера и заночевали в хижине на небольшом талане в ветвях мэллорна, осенявшего безымянный ручеек, — Халдир объяснил, что хижиной этой пользуются охотники и пограничные стражи. Следопыт сжевал ужин, не чувствуя вкуса, и уснул как убитый, так что провожатому пришлось потрудиться, чтобы растолкать его поутру. Однако мысли и чувства Арагорна чуть успокоились, тоска притихла, и он вдруг почувствовал, что сердце его согрето надеждой и предвкушением: когда-нибудь он вновь соединится с Арвен. Пусть между ними лягут горы, леса и реки, пусть ему предстоит пройти сквозь бессчетные опасности и битвы, пусть дни, месяцы и годы минуют прежде, чем он вновь увидится с возлюбленной — но когда-нибудь Тьма рассеется, и они встретятся, чтобы уже впредь не разлучаться. Разве этого мало, чтобы без уныния смотреть в будущее? После сытного завтрака они без проволочек продолжили путь, и через несколько часов бодрой, быстрой ходьбы вышли к шумливой речке с белопенными порожками и перекатами. «Это Нимродель», — пояснил Халдир. Значит, речке дали имя в память о злосчастной возлюбленной Амрота… Путники некоторое время шли по тропе против течения, пока вдруг их не окликнул звонкий голос, и в ветвях большого мэллорна не показался эльф в серебристо-зеленой одежде. Он перекинулся с Халдиром парой слов и спрыгнул на землю. — Добро пожаловать на заставу, Арагорн из Гондора, — приветливо сказал он. — Здесь — граница наших земель. Мы редко переходим ее, но тебе мы покажем начало пути через горы — после того, как ты разделишь с нами трапезу. Сверху скинули веревочную лесенку, и все трое влезли по ней на тщательно укрытый ветвями, незаметный снизу талан. Здесь их встретил еще один страж. Без дальнейших церемоний они разделили обед из хлеба, мяса и сыра, запили его ароматным ягодным взваром. Пограничники рассказали, что не так давно поднимались на перевал — все спокойно, Карадрас настроен к путникам мирно, и значит, у гостя есть возможность перейти горы без приключений. Арагорн был только рад услышать это: за приключениями он пока не гнался. На тропу они вернулись все вместе: пограничники решили помочь гостю перебраться через реку. Переправа оказалась неподалеку, хотя Арагорн не рискнул бы сунуться здесь в воду — река неслась в узком, глубоком русле между крутыми берегами. Но эльфов это не смутило: из схрона на дереве они достали прочную веревку с грузом на конце, ловко перекинули ее через речку, зацепив за низкую ветку на том берегу, и натянули над потоком. Таким же способом навесили перило; теперь по веревке мог пройти и человек. Арагорн с благодарностью раскланялся со стражами, учтиво ответил на благопожелания в дорогу и вступил на хлипкий мостик. Пограничники знали свое дело — тонкая с виду веревка была натянута как струна и не сильно прогибалась под его весом, так что, придерживаясь за перило, он прошел по ней без затруднений. На том берегу он снял веревку с ветви, бросил ее обратно — и тем самым отделил себя от зачарованной страны. Помахав на прощание, эльфы тут же исчезли среди деревьев. Он остался один. Странно, но здесь, за нешироким потоком, другими были воздух, и ветер, и солнечный свет — будто бы острее и резче. Мягкое золотое сияние исчезло; мир стал обыкновенным, привычным человеку — контрастным и жестким. И по мгновенному этому чувству Арагорн понял, что волшебство Лориэна оставило его. Не страшно. Он не стал задерживаться и зашагал дальше, прочь от реки. Мэллорны здесь уже не росли, и какое-то время он шел через буковые рощи; потом тропа круто полезла вверх, карабкаясь все выше и выше по лесистому отрогу горы. Буки измельчали, потом сменились лиственницами и елями; потом и они расступились, и следопыт, уже изрядно запыхавшийся и вспотевший, вылез на широкую отлогую поляну. Пройдя по ней несколько шагов, Арагорн остановился и осмотрелся. Впереди высился могучий хребет, увенчанный сверкающими сине-белыми снегами. За его спиной падал вниз поросший густым лесом склон, и далеко в глубине сквозь дымку золотился Лориэн; очертания его были туманны, как будто он принадлежал миру грез, а не миру яви, куда вернулся человек. Но нет — Золотой Лес был явью, в чем-то даже еще более настоящей, чем обычный мир; случившееся там не было грезой, но содержало в себе самую суть жизни. Обретенное там счастье явилось огромной — быть может, незаслуженной — наградой. И оно же обернулось испытанием. Выходит, судьба испытывает человека не только бедами, но и дарами? Пускай! Отныне загадки и вызовы рока не страшны ему — для него воссияла путеводная звезда, что поможет отыскать путь даже в самом густом мраке. Покуда он верен своей любви, он не собьется с дороги. Но, чтобы пройти ее, надо идти вперед. «Арвен, жизнь моя, до встречи!..» — шепнул Арагорн; ветер подхватил его слова и унес в Лориэн. А он развернулся лицом к блистающим снегам Карадраса и мерным шагом двинулся вверх.