За завесой безразличия

15.06.1996.       Блёклое солнце пыталось пробиться сквозь туман аккуратных улочек английского городка Литл-Уингинг. Его лучи постепенно освещали всё больше и больше строений, наконец, оно добралось до дома номер 4. Там, в спальне второго этажа, за зарешеченными окнами лежал на кровати невысокий и донельзя худой подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Он располагался на тёмно-сером покрывале в старых и кое-где рваных футболке и джинсах, и это его совсем не смущало. Мальчик не спал. Было трудно определить его состояние: огромные зелёные глаза были открыты и смотрели в потрескавшийся потолок, или сквозь этот потолок, или совсем никуда не смотрели… Он так лежал уже второй день – неподвижно, как будто просто пришёл и умер, только слабое дыхание и редкие слёзы на щеках говорили об обратном.       Как только мальчик вошел в дом, миссис Петунья Дурсль сразу поняла – Гарри Поттер кого-то потерял, кого-то очень дорогого и, главное, любимого, кого-то, кто давал силы жить. Хозяйка тихо наблюдала как тень её племянника побрела наверх. А в душе клокотала ярость и гнев: «Этот чёртов волшебный мир! Неужели он снова только и будет отбирать?! Сначала он отнял у меня сестру – та медленно отдалилась, почти не писала и постоянно пугала своими жабами, крысиными лапками и прочей полуживой дрянью. Потом Лили вышла замуж и, казалось, была счастлива. А потом её убили! Мою милую, любимую сестричку Лили убили, как какую-то свинью на убое! А потом я и Вернон нашли под дверью маленький свёрток – очаровательный малыш с ярко-зелёными глазами и тонким шрамом на лбу с любопытством смотрел на мир. Мальчик почти замёрз. А потом пришел этот старик и заставил поклясться, что мальчика будут воспитывать так, что он всем сердцем будет хотеть сбежать из дома. Он что-то говорил про общее благо. Нет-нет, не магически поклясться, слава Богу Лили объяснила мне что это такое – он просто сказал, что иначе мой родной сын будет убит! И я, скрепя сердце, перенесла мальчика в чулан, скрепя сердце, выделяла ему крохотные порции еды, сжав кулаки и стиснув зубы, слушала редкие крики пацана, когда Вернон его наказывал. И мальчишка вырос: маленьким, забитым, нелюбимым, с единственной мечтой – вырваться подальше из этого дома. За несколько дней до его дня рожденья ко мне на улице снова подошёл старик и, сверкая белозубой улыбкой и приторно-добрыми глазами, выразил благодарность за воспитание героя, протягивая чек с астрономической суммой! А после того, как я швырнула ему этот чек в лицо, он лишь гадко захихикал и ушёл. В следующий раз я видела чек уже у Вернона. Мальчик уехал на год счастливый до безумия, а вернулся как в воду опущенный. И я снова ничего не могла сделать. Вернон запрещает подходить к мальчишке. А маленькому Гарри всего лишь сняться кошмары, и его просто нужно утешить, а вместо этого я была вынуждена снова стискивать зубы и слушать, как племянника наказывают за крики во сне. И я написала письмо единственному, кто мог бы помочь – Северусу Снейпу - и получила ответ, от которого в душу закрадывается тупая и непроходящая безысходность. Правда выходка с тортом даже меня вывела из себя, я первый раз подняла руку на племянника и тут же пожалела об этом, но… А после побега я тихо радовалась – не всё так плохо, у Гарри есть друзья и они будут забирать его на часть лета – подальше от моего мужа и сына, подальше от побоев и издевательств. Второй год, и мальчик вернулся ещё более угрюмым. В одном из его писем я прочитала о событиях в школе и пришла в ужас! Я снова подвела Лили. А после третьего года впервые увидела радостного племянника – его крёстный Сириус Блэк жив, любит его, готов заменить ему отца и скоро заберёт его. Я видела, как Гарри счастлив, и сама была почему-то счастлива. Картину только портили кошмары – и на этот раз в криках слышно слово «мама». Четвёртый год – племянник злой и как будто заперт у них. Что-то случилось. Судя по крикам во сне – на его глазах кого-то убили! И только после нападения дементоров я поняла, что именно происходит. Убийца моей сестры жив! Гарри Поттера могут убить. Эта мысль пронзает как гром. Неужели волшебный мир снова лишит меня дорогого человека?! И вот сейчас. Племянник жив, почти здоров (что значит пара новых шрамов?) и только глаза… Такие глаза были у моей матери, когда та лежала в гробу – такие же пустые и безразличные. Мальчика сломали, превратили в послушную игрушку, достигли цели. И от этого хочется выть.» Петунья незаметно подходит к его двери и слышит в ответ тишину. 18.06.1996.       Серое туманное утро как обычно опускается на Тисовую улицу. Гарри Поттер выходил из комнаты всего трижды. Он по-прежнему молчит. Только лежит свернувшись калачиком. Он сильно похудел – почти не ест, а глаза за стёклами очков больше всего напоминают вампирские – он почти не спит. Прошла почти неделя, но ему никто не написал, хотя сову больше никто не запирает. Кажется, всё действительно было игрой. Вся его жизнь распланирована одним мерзким старым интриганом, которого он даже понимает: что такое одна покалеченная жизнь по сравнению с тысячью спасённых? Он поступил бы также. Он бы тоже ради спасения настоящего избранного вырастил глупую подсадную утку, а чтобы эта утка не скучала подбрасывать ей задачки для «по геройствовать», а главное не забывать оплачивать услуги «лучших друзей». А ведь он действительно отразил аваду, только "равный" значит "оставленный добровольно живым". А ведь никто и не ожидал, что Гарри Поттер доживёт… Погиб Сириус – он начал слишком много думать, слишком много понимать, он стал опасен. И погиб из-за него, ведь крёстный пытался вытащить крестника из сложившейся ситуации. Как же всё-таки больно… *Ретроспектива, отчаяние* - Директор, вы довольны? – голос Грейнджер холоден, как айсберг в океане. - Да, моя дорогая, Вы отлично справились. Всё получилось очень гладко. Блэк устранён и неопасен. Гарри сломлен и мучается чувством вины, что нам на руку. Вот Ваша оплата. Далее… Далее, я думаю, этим летом мальчику не следует писать, да и на каникулы его лучше не приглашать. Пусть он хорошенько осознает всё то чувство вины, что сейчас преследует. Когда придёт время, он сам пойдёт под прицел палочки Лорда Волдеморта. После смерти Поттера ты, Невилл, и исполнишь пророчество, - мягкие всепрощающие и всезнающие добрые нотки в голосе директора заставляют скривиться от отвращения. - А что с приворотным зельем, профессор? Он в упор не хочет смотреть на меня, - обиженно-плаксиво тянет Джинни. - Начнёте подпаивать его примерно в начале сентября. И не забудьте, мисс Уизли, половина вашего будущего наследства должна отойти Ордену. Повисло недолгое молчание. Отчетливо было слышно стук чашки о блюдце. А Гарри сидел на ступеньке как громом поражённый. Ведь он шёл сюда извиниться перед профессором за разгромленный кабинет, а тут такое… Слеза медленно скатилась по щеке. Юноша до крови прокусил губу, чтобы не закричать. - А что с наследством Блэка? – это как обычно грубоватый и меркантильный Рон. - К сожалению, Блэк оставил завещание. Его ещё не озвучили. Но я думаю он всё оставил Ордену. И, мистер Лонгботом, мистер и мисс Уизли, мисс Грейджер, постарайтесь себя не выдать. Нам ведь не нужно, чтобы юный Гарри вдруг отдалился от друзей? - Но… - Мистер Уизли, Вы уже нарушили инструкции в прошлом году. Иначе мне придётся снизить Вам зарплату.       На негнущихся ногах Гарри Поттер добрёл до Выручай-комнаты. Едва за ним закрылась дверь, мальчик упал и закричал. Так громко, как позволяли лёгкие. А с криком выходило всё: эмоции, магия. И тут замок ожил. Он как будто обнял парня, Хогвартс выпивал его магию, его горе, даря покой и облегчение. Не надолго, конечно, но на пару недель хватит. А Гарри Поттер засыпал и думал, за что ему это: смерть крёстного, предательство друзей, ложь наставника… Так и разбиваются души на миллион мелких осколков. Порождая пустоту... *Конец ретроспективы*       А сила замка уже почти отпустила израненную душу Гарри Поттера. Мальчику уже не всё равно. Ему больно, дико больно осознавать, что он верил в фальшивку. Его, оказывается, специально отдали маглам, хотя те же Блэки, как родственники, могли взять себе сироту. Интересно, а Дурслям тоже заплатили, или они за идею старались? С губ юноши срывается хриплый истеричный смешок. В памяти всплывают строки из первого школьного письма – чулан под лестницей. Ему больно, дико больно, что друзья рядом только потому, что им за это заплатили. Ему больно, дико больно, что за все глупости и его неумение думать пострадал крёстный, который так хотел жить, которого специально запихнули в Азкабан.       А за дверью стоит Петунья и не знает, радоваться или ещё больше плакать, слыша хоть какие-то звуки из спальни племянника. В конце концов она написала коротенькое письмо некой Цисси Блэк, о которой когда-то очень давно говорила Лили. Проходит вечер, и на стол опускается белоснежная сова. - Отнеси это письмо, прошу тебя, очень прошу, эту женщину когда-то давно звали Цисси Блэк, - а в голосе звенят слёзы и мольба. 24.06.1996.       Снова утро. Не лучше и не хуже других – самое обычное утро. Петунья Дурсль готовит завтрак. На четверых. И четвёртую порцию она скорее всего снова выкинет. Племянник по-прежнему почти не ест и почти не спит (снова кошмары), и совсем не выходит из комнаты. В окно осторожно скребётся сова – не Гаррина белоснежная, а бурая. Женщина оглядывается, осторожно открывает окно и забирает конверт. Адресовано письмо Поттеру, значит либо спит в кое-то веке, либо не реагирует на внешние раздражители. Петунья что-то шепчет сове, угощает её беконом, и птица улетает. Она начинает торопить время – слишком уж медленно завтракают сын и муж, а ведь ей нужно к Гарри, иначе тот из тени превратится в труп. Уже настоящий. И плевать на старика, это уже слишком. Миссис Дурсль моет посуду, и в окно стучится уже другая сова - большая полярная. Дрожащими руками она отвязывает конверт и начинает читать. И с каждым словом женщина бледнеет всё больше. И вот уже бегом поднимается по лестнице, и просто обнимает племянника. А для Гарри это последняя капля. Он начинает плакать – плакать громко, надрывно, навзрыд. А вместе со слезами притуплялась боль, становилось чуточку, но легче. И губы тёти что-то шепчут на ухо. Время проходит незаметно, и мальчик засыпает. И впервые за каникулы спит без кошмаров. А бурый конверт так и остался у тёти Петуньи.       Проснулся Гарри Поттер уже почти в полночь. Странно, но ему действительно стало легче. Появилось даже желание чего-нибудь съесть. Парень спускается на кухню и застаёт там тётку с сыном. Дадли молча встаёт и уходит. Без оскорблений, без толканий, только по пути бросив какой-то непонятный взгляд – смесь сочувствия и… понимания? А тётка наливает горячий чай и приглашает племянника за стол. Уходя, она ободряюще его обнимает. 25.06.1996.       Утро. Не в пример солнечное и даже радостное. Как будто сама природа решила больше не хандрить. Лучик невольно разбудил чутко спящего Гарри Поттера и заставил того встать с постели. На кухне уже привычно обнаружилась тётя Петунья. - Доброе утро… - Доброе утро, завтрак готов, - и она слегка… улыбается? Может это всё ещё сон? - Подобного больше не повториться, простите меня, - голос ровный без эмоций. - Ты… Не извиняйся… Это и правда не легко. Просто живи назло всем и ради него, если ради себя не хочешь... - Я знаю, я всё равно пока обязан жить, - слегка обречённо и очень печально. - Тебе письмо, видимо сова не смогла тебя разбудить, - неужели ласково? - Спасибо… А список дел на сегодня? – снова безразлично, будто о чужом, а не о себе. - Не нужно, отдыхай пока, - и снова улыбка. Почему тётя вдруг такая стала, или это она просто под действием истерики, что была вчера?       Письмо.       Письмо было из Гринготтса. По поводу завещания Сириуса. А вот и дело на сегодня.       Косая Аллея ещё не проснулась. Народу в столь солнечный день ещё нет. Никому не интересен худющий подросток в потрёпанной мешковатой одежде с огромными пронзительно-зелёными глазами. А вот и банк. Как всегда белый и величественный. Гоблины за работой, свободных почти нет. - Доброе утро, простите, я могу услышать завещание Сириуса Ориона Блэка? – голос у парня сиплый, сорванный, походящий на тихий шёпот. - Прошу за мной, - и бесконечные коридоры замелькали перед глазами. - Вот, ознакомьтесь, мистер Поттер, - длинные тонкие пальцы протягивают свиток с сургучной печатью.       «Я, Сириус Орион Блэк, лорд, глава рода Блэк, находясь в здравом уме и твёрдой памяти завещаю: ~ Ремусу Александру Люпину 15000 галлеонов единовременно и дом по адресу: Хогсмит, Волчий переулок, 12. ~ Нимфадоре Андромеде Тонкс 10000 галлеонов единовременно и прошу прислушаться к моему велению: одомашни Лунатика и подари ему счастье. ~ Гарольду Джеймсу Поттеру всё оставшееся состояние семьи Блэк, а также титул Лорда Блэк и титул главы рода Блэк. Прошу так же прислушаться к моему велению: прими наследие рода и возроди род заново, слушай себя, в первую очередь думай и живи, но ни в коем случае не вини себя в моей смерти, как ты уже понял, меня всё равно бы убрали, а так я умер в бою и ничуть не жалею об этом. ~ Альбусу Персивалю Вульфрику Браайну Дамблдору завещаю свой низкий мародёрский поклон и просьбу засунуть свои планы куда по дальше.       Лорд Сириус Орион Блэк, глава рода Блэк." - Что значит веление? - Последняя просьба умершего, выполнение которой проконтролирует сама магия. - А принять наследие? - Принятие вместе с титулом Главы рода Родовой силы и знаний. Только, мистер Поттер, Вам потребуется сначала принять наследие Вашего Рода, а затем уже Рода Блэк. При этом Ваша фамилия изменится на Поттер-Блэк, и это обяжет Вас иметь как минимум двух наследников, по одному на каждый род, - шелестящий голос гоблина был похож на песок, пересыпающийся в часах. - И как мне принять наследие рода? – и снова шёпот, лишённый эмоций. - Для начала пройти в комнату для ритуалов. За мной, пожалуйста.       Большая круглая комната с зеркальными стенами, похожая на тысячегранную сферу. На каждом зеркале выгравирован герб определённого рода. Свет факелов отражается от стен, и блики падают на пол. А парень думает о том, кому же он передаст своё наследие. В ком ещё течёт кровь Поттеров? Может Родовые гобелены что-то подскажут? В ряд ли Дамблдор позволит завести хотя бы одного наследника… - Мистер Поттер… Мистер Поттер. Мистер Поттер! - гоблин еле привлёк внимание Наследника, - Наконец-то. Дотроньтесь до зеркала с гербом рода Поттер, пожалуйста. Вот так, теперь повторяйте за мной… Ритуал был долгий. Как оказалось, он снимает все ограничители, что наложенные на ребёнка в детстве и позже. Гоблин объяснил, что это была как-бы заявка, погружение, а инициация произойдёт в день рождения. Обычно, этот ритуал совершается на совершеннолетие, но при подобных обстоятельствах делают исключение. То же самое повторилось и относительно Рода Блэк. - А обстоятельства принятия Наследия распространяются на принятие остального наследства? – лёгкая нотка любопытства. - Нет, мистер Поттер. В день рождения Вы получите вместе с наследием титулы Лорда Поттера и Лорда Блэка, на Родовых гобеленах Ваша фамилия изменится на Поттер-Блэк, всем остальным Вы можете распоряжаться уже сейчас, - вежливая улыбка гоблина смахивала на предвкушающий оскал - материальное состояние обоих семей хоть и потерпело существенные растраты, но простор для бизнеса всё ещё оставляло и не маленький. - Тогда... Кикимер! Освободи особняк Блэков от мусора и закрой дом для всех, кроме меня, затем уберёшь дом к первому числу. Свободен! – эльф с лёгким хлопком испарился, - не могли бы Вы прислать отчёты по счетам и имуществу мне на дом? - Да, конечно. Это всё? – лёгкий полупоклон. - Да, всего доброго. - ответный кивок.       А в небольшой тёмной нише замерли в шоке бывшие сёстры Блэк – прошедший мимо них подросток больше напоминал тень, неброскую, незаметную, худую, чем надежду магического мира. И только глаза заставляли обратить на себя внимание и ужаснуться – они были пусты и безразличны. А гоблин ещё долго будет помнить этот тихий безразличный шёпот, в котором почти не проскальзывают эмоции – как будто говоривший лишён эмоций вообще. 1.07.1996.       Утро. Обычное, серое, неприветливое. Черноволосый худой подросток в самых обычных (только что новых) чёрных джинсах и рубашке загружал в такси свой чемодан. Сегодня он навсегда покинет неприветливый дом по адресу Тисовая улица, 4. Тетя Петунья украдкой оглядывается на племянника: как он справится со всем один, ведь мальчик явно не к друзьям едет. Да и в глазах хоть и появилась пелена равнодушия, вместо пустоты, но за ней всё равно видно океан нестерпимой боли. За всю эту неделю Гарри Поттер ни разу не лежал на кровати без движения уставившись в одну точку. Как оказалось – это непозволительная роскошь для него. А письма приходили только из банка. А вот и Лондон. Такси как-то очень быстро проскочило все утренние пробки, будто их и не было. А вот и дом. Добро пожаловать, Гарри Поттер! - Отребье! Приблудный выродок! Будущий позор нашего Рода! Осквернитель этого Дома! – под вопли портрета матери Сириуса парень оглядывал дом. Кикимер выполнил приказ – в особняке никого лишнего, и следов пребывания посторонних нет. Видимо семейка Уизли, наконец-то, отправилась домой! Да и орденцы не шастают. Особняк чистый, так его даже в прошлом году не смогли убрать . Кстати о прошлом годе… - Кикимер! До 31 июля найди все вещи, что были украдены или выкинуты из этого дома и верни их. И да, найди себе помощника, он будет в это время содержать дом! – снова хлопок, и эльф отбыл выполнять приказ. - Отребье! Осквернитель рода! Недостойный сын своего отца!... – и Леди Блэк осеклась. Гарри Поттер посмотрел ей прямо в глаза и… старуха ужаснулась. Такие глаза женщина видела только у мёртвого мужа – яркие, глубокие, безразличные. Прошла секунда, две, пять, двадцать, а Вальпурга всё никак не могла вынырнуть из этих зелёных омутов! Кто же знал, что за завесой безразличия скрыто так много эмоций: боль предательства, боль от крушения идеалов, боль потери, отчаяние, безнадёжность, обречённость, смирение и... надежда? Поттер давно ушёл, а она всё никак не может пошевелиться. Где у этого юноши осталась душа?...