* * *
Очнувшись, единорог увидел над собой встревожено чирикающего спрайт-бота. Машина, увидев что он открыл глаза, облегченно просвистела, и снизившись, протянула к голове Курьера обесточенную турель. Вцепившись в нее зубами, жеребец напрягся, и с помощью своего металлического спутника встал на ноги. – Спасибо, – пробормотал он. Робот просвистел что-то вроде «Не стоит благодарности» на своем языке кодов. Единорог вышел из тоннеля на открытое место. Перед ним протянулась полуразрушенная эстакада автомагистрали, петляющая между остовами разрушенных домов. Ее конец скрывался где-то вдалеке, за покосившимися небоскребами, затянутыми дрожащим маревом. Над эстакадой висело солнце. Воздух, несмотря на утро, уже был очень жарким. Бури не было – лишь далеко внизу над иссохшей землей крутились пыльные чертики. Где надо было искать курьера, пославшего сообщение – было неясно. Жеребец покосился на спрайт-бота, висящего над асфальтом. Интересно, дальнейшие подсказки будут, или как? – Думаешь обо мне? От неожиданности единорог вздрогнул, всем телом развернувшись к роботу. Затем он чертыхнулся. – Тьфу на тебя. Напугала. Спрайт-бот холодно рассмеялся. – Не знала, что неустрашимого Курьера может что-то напугать. – Иди ты, – буркнул единорог, косясь на машину. – Лучше объясни, как до тебя добраться. – Перед тобой – трасса. Она идет через весь Разлом до Праха. Это город Старого Мира, ныне пустующий. По трассе ты выйдешь до его окраин, где тебя будет ждать еще одна пусковая шахта, подобную которой ты видел у входа в долину Разлома. Через нее ты сможешь спуститься в каньон, который рассекает долину. В нем я буду тебя ждать. – Понятно, – кивнул Курьер. – Разлом… – голос говорившей пони был задумчив. – Понаве. Реддинг. Везде, где появляется НКР, происходит одно и то же. Они пытаются взять над этим контроль, даже не задумываясь над тем, хватит ли им сил это удержать. Если непосредственной угрозы нет, то они поглощают то, что сумели захапать, без разницы – сопротивляются ли им, или нет. А если сопротивление слишком велико – то происходит резня, которая в конечном счете становится для НКР могилой. Как здесь, в Разломе. – Ты говоришь про тех гулей, которые были в «Надежде»? – спросил жеребец. – Да. Лишь тени, оставшиеся от НКР, и тех, кто противостоял им. Некоторые еще кое-что помнят… Свое оружие, свое умение воевать. Остальные – просто безмозглые зомби. Одни из многих жертв Разлома, оставшиеся после катастрофы. – Там были не только пони из НКР. – возразил единорог. – Я видел знаки различия, которыми пользуются бойцы Красного Союза. Что коммунисты здесь забыли? – Где НКР – там и Красный Союз. Они медленно расширяются с юга на север. В их прежних землях не осталось противников, равных им. А НКР с их поклонением богатству, желанием захватить всё, что не принадлежит им – это прямой вызов. Там, куда НКР ведет свою армию – Союз пытается перекрыть линии снабжения. На Пятнадцатой трассе это у анархистов не получилось, и они предприняли попытку остановить их здесь. Им это удалось – пусть и не так, как планировалось. – Значит, это коммунисты ответственны за то, что здесь было? – Курьер нахмурился. – Нет. Катастрофа в Разломе – это следствие желания НКР посчитаться с Союзом. Они не могут долго быть битыми, им нужен реванш. К сожалению, это приводит к еще худшим результатам. Теперь в долине нет ни НКР, ни Союза… лишь их тени. И смерть – как невидимая, так и скрытая в подземных норах. Меняющая свой облик. Ты ее уже видел. Не мог не видеть – только что. – Ты о тех милых тварях в тоннеле? – раны под изодранным комбинезоном вновь заныли. – Да. Хищники Старого Мира, существовавшие еще до падения ракет. Один из их выводков обитал здесь, задолго до того как была построена «Надежда». Чейнжлинги. Создания, меняющие свой облик, питающиеся эмоциями – и плотью, если потребуется. Разумные – куда больше, чем дикие гули. Когда-то – лишь противник, с которым можно договориться. Сейчас – угроза для всего в Пустоши, пусть и одна из многих. – Угроза? – Несомненно. Когда-то они жили здесь, не зная о том, что существует наверху, но ощущали его влияние на себе – как радиацию, так и порчу. А когда Разлом раскололся, они узнали, что над ними существует мир, куда более богатый добычей. Поодиночке они слишком слабы, но в коллективе они куда страшней. Не за счет своей физической силы, но за счет своей плодовитости – и ментальных сил. Никто не может им противостоять в открытом бою. Мозг любого существа слишком слаб, чтобы противостоять их чарам. Думала, ты останешься там, в том тоннеле, но нет. Ты всё же выбрался. – Хотя это было нелегко, – единорог поморщился, доставая лечебное зелье и антирадин. – Значит, тебе хотелось, чтобы я там остался? – Возможно… нет, – после небольшой паузы ответил голос. – Но об этом позже. Тебе предстоит путь в Разлом. Домой. – Разлом пуст, – фыркнул жеребец, выпивая лечебное зелье. – Почему ты думаешь, что это путь домой? – Потому что ты бывал здесь слишком часто – для места, к которому ты равнодушен. Дом – это не всегда место, где ты был рожден, но то, в которое ты вдохнул жизнь. Которое существует благодаря тебе. За которое ты готов пожертвовать свою жизнь, а потеряв – не можешь выбросить из памяти. Это место было когда-то твоим и моим домом, как им была когда-то вся Эквестрия. Пусть даже ты теперь пытаешься забыть его, стереть из памяти. «Всего лишь небольшое поселение», – процитировал единорог слова из записи своего собеседника. – Боюсь, ты ошибаешься. – Время покажет. До встречи. Робот замолчал. – Что же мне со всеми вами делать… – проворчал Курьер, доставая из сумки антирадин. – Может ты подскажешь, машина? У тебя есть своё мнение, что мне делать и куда всё это послать? Спрайт-бот пропищал что-то, что даже единорог, несмотря на знание машинного языка не смог разобрать. – Хотя, кого я спрашиваю, в самом деле… Прикусив зубами патрубок, жеребец положил упаковку с антирадином в карман комбинезона и медленно побрел по избитому временем асфальту, сося лекарство на ходу. Робот, приноровившись к шагу компаньона, не спеша поплыл за ним вдаль.* * *
Пройдя с полмили, единорог увидел грандиозный завал на эстакаде. Огромное здание, накренившись, привалилось к опорам дороги, и обрушилось на нее своей верхней частью, едва не рассыпавшись полностью. Тем не менее, конструкция небоскреба и эстакады выдержала. Курьер даже остановился, глядя на сюрреалистическую картину. – Ни хрена ж себе, – произнес он присвистнув. – Это что же такое должно было тут быть, чтобы получилась вот такая вот фиговина? Конечно же, вопрос остался без ответа. Впрочем, на него единорог и не рассчитывал. Осторожно подходя к обрушившемуся зданию, Курьер во все глаза смотрел на окна, опасаясь снайперов. В какой-то момент ему показалось, что в одном из окон мелькнул чей-то силуэт. Лишь чуть позже догадавшись глянуть на Л.У.М, он понял, что это был не обман зрения – в здании действительно кто-то был. Впрочем, желтая черточка чужой отметки тут же пропала. Удвоив бдительность, единорог буквально полз между обломков камня и кирпича, подбираясь всё ближе к руинам. Добравшись до лежащего на эстакаде не до конца рассыпавшегося остова, он огляделся вокруг. Одна из ощетинившихся арматурой балок очень удачно упала, одним концом касаясь торца здания. По ней можно было легко взобраться наверх – если конечно, не бояться высоты и сильного ветра. Курьер шагнул вперед и замер. Под копытом возвышался бугорок пыли, из которого торчал шпенек взрывателя. Мина! И не одна – впереди на балке был виден еще минимум десяток таких бугорков. Единорог усмехнулся. Если где-то стоят мины – значит, там что-то есть. Осторожно обойдя мину, он размял копыта, крякнул для основательности – и полез наверх, перешагивая через бугорки. В подозрительных местах он обшаривал путь перед собой исследующим заклинанием, и шел вперед, либо огибал ловушку. Добравшись до вершины, жеребец огляделся. Окна в одной из комнат, нависавших прямо над эстакадой, были закрыты бетонными плитами. На них был разложен костер, который еще тлел. В окнах, выходивших на восток и запад, были устроены обложенные песком огневые точки. У костра лежал расстеленный матрас и покрывало, а рядом с ним два ящика с уже привычкой армейской маркировкой. Достав из сумки обрез, Курьер двинулся к лагерю. Видимо, его покинули совсем недавно. Оглядевшись, единорог заметил оставленную возле окна снайперскую винтовку, а на одном из ящиков – стопку уже знакомых пластинок голозаписей. Теперь стало ясно, кого он видел в окнах. Всё это время таинственная пони следила за ним, а пока он подходил к стоянке – могла запросто его убить точным выстрелом. Но не стала этого делать. Почему? – Эй, ты! – закричал Курьер. – Может, всё-таки поговорим нормально, без посредников? Ау! Но ему никто не ответил. Ветер всё так же свистел в пустых окнах обрушившегося здания. Негромко выругавшись, единорог снял с себя седло с винтовками и прилег на матрас. Голова снова начала кружиться – антидот не до конца победил яд чеинжлингов. Сделав еще одну инъекцию в мякоть ноги, Курьер уткнулся мордой в прелую вату матраса и прикрыл глаза. Следовало отдохнуть – слишком много всего случилось за этот день. Отлежавшись несколько часов, жеребец почувствовал себя лучше. Чем бы ни была та гадость, которую впрыснули ему в раны подземные твари, действовала она не слишком долго. Дал о себе знать желудок. Отдохнув, Курьер решил разжечь костер и приготовить себе обед. Отложив с ящиков стопку голозаписей, единорог по очереди открыл их оба. В одном оказались патроны и энергоячейки, в другом – консервы, галеты и вода в бутылях. Растопив костер, курьер отмыл от грязи висевший над ним котелок, сполоснул его, залил водой и поставил греться. Разорвав зубами пакет с галетами, он высыпал его содержимое в котелок. Туда же было отправлена каша из консервной банки. Перемешивая обед ножом, жеребец косился вниз, на дорогу – на дым костра и запах еды мог придти кто угодно. Приготовив кашу и дождавшись когда она остынет, Курьер потушил огонь. Ложки не было, но это было мелочью. Глотая кашу прямо из котелка, единорог подвинул к себе найденные диски и скопировал голозаписи на свой Пип-бак. Поев, он лег обратно на матрас, и стал прослушивать пленку.* * *
«Эн-Ка-Эр. Новая Кантерлотская Республика. Новая нация, родившаяся спустя двести лет после войны, на обломках Старого мира. Использующая его законы, строящая на них свое здание. Подражающая прежней Эквестрии, сгоревшей в магическом огне. К сожалению, со старыми законами республика наследовала старые пороки. Или это лишь присущие пони черты, которые проступают, едва им стоит забыть о своих добродетелях? От души надеюсь, что это не так, но история раз за разом убеждает меня в обратном. Бюрократизм. Коррупция. Власть немногих, набивающих свои карманы и желудки за счет всех остальных. Перенаселение, дефицит энергии и давление законов в центре НКР настолько велико, что те, кому нечего терять, бегут на ее окраины, или идут в армию за лучшей жизнью – чтобы погибнуть где-нибудь на границе республики. Они называют это «демократией». Власть народа. Ложь – не во благо подданных, но во благо эгоистов, использующих народ в своих целях. Когда-то она была создана для благой цели. Объединить пони Эквестрийской пустоши, защитить их. Покончить с рейдерами, с рабством. С тиранией Анклава, запершего небеса как для Эквестрии, так и для своих же граждан. Благими намерениями выстлан путь в ад. Как быстро они поменялись местами, если верить видевшим республику раньше. Только Анклав был помешан на контроле. Нью-Кантерлот же помешан на богатстве. Не единственная фракция, глобально влияющая на жизнь Эквестрийской Пустоши, конечно. Есть и другие. Стальные рейнджеры, Последователи Апокалипсиса, Рейнджеры Эплджек, и многие другие. Будь они вместе, Эквестрия бы восстала из праха за какой-то десяток лет. Но у них слишком разные цели, чтобы идти одной дорогой. Одни собирают и таят от всех технологии, как будто бы они решают всё. Другие пытаются помочь всем и каждому в пустошах, но не имеют достаточно сил и средств, чтобы сделать это. Третьи же имеют цель, достойную восхищения, но их врагов слишком много, чтобы они получили шанс достичь её. С недавних пор к ним прибавился Красный Союз. В отличие от НКР, они являются их прямой противоположностью, и в то же время они очень похожи. В отличие от Нью-Кантерлота, который суть плутократия, они анархисты. В их обществе нет привилегий, а занимаемый пост добавляет лишь больше ответственности. Своей целью они ставят сделать каждого пони равным друг другу. Принцип, родившийся среди прежних рабов, которые силой своей воли и оружия стали свободны и взяли под контроль огромную территорию южных пустынь, и теперь двигаются на север. Сюда. Коммунизм. Утопическая цель, ставшая государственной доктриной. Которую не суждено достичь – рано или поздно, идеалистов сменит номенклатура, которая, поняв что цель не достижима, станет заботиться лишь о себе. И тогда общество или вылечит эту заразу, или рухнет. Как показывает история – чаще происходит второе. В отличие от НКР, которая не ведет войн ради самих войн, Союзу нужен противник. Сильный противник, каким может быть только сильное государство с совершенно чуждой идеологией. Когда НКР видит врага, она пытается устранить препятствие, не прилагая сил, хитростью или предательством, если это возможно. Красный Союз, видя врага, стремится его победить, любой ценой – кроме удара в спину. У анархистов есть мегазаклинания, оставшиеся со времен войны. Но встретив сильного врага, они не пускают его в ход. «Проклятое оружие не принесет победы» – их принцип. Мудрое решение, и достойное. Сама история – доказательство этому. НКР же подобного оружия не имеет. Платформа «Селестия I» – не в счет. Слишком слабое, по сравнению с мегазаклинаниями зебр, и не может наводиться куда-либо кроме центра. Оружие обороны, но не нападения, как когда-то и планировалось. Едва получив боеголовки, НКР тут же пустила их в ход. Даже не задумавшись о последствиях. Цена тому – катастрофа в Разломе. Цена, за которую им когда-то придется заплатить». Расстелив на полу брезентовый плащ, Курьер разложил на нем детали винтовок. Оружие, стреляющее плазмой, нестабильно и быстро изнашивается – такова цена за огромную огневую мощь при малом весе. Поэтому периодически его нужно осматривать, чистить, заменять износившиеся и оплавившиеся детали новыми. Чаще всего выходят из строя эмиттеры фокусирующей плазму камеры в виде лезвий, их нужно менять через каждые триста выстрелов. Впрочем, они достаточно легко точатся из любого ферро-магнетика. Осматривая своё оружие, единорог думал о том, что он узнал из записи. Он не со всем был согласен, что было сказано. Та пони, что говорила… она видела республику лишь с одной стороны. НКР не идеальна. Но когда нет другой альтернативы, она является лучшим вариантом для всей Пустоши. Не считать же будущим для пустоши фанатиков из Красного Союза! Чего хотят коммунисты? Сделать всех пони равными. В самом примитивном варианте это означает – отнять и поделить. Если отбросить шелуху, то это и есть их главная цель – типично рейдерская. И неважно, как нажил своё имущество пони, долгим и упорным трудом, или же обманом – он виноват уже тем, что он богат. Поэтому пони-коммунисты с юга являются теми же рейдерами, только с более высокотехнологичным оружием, и большей организованностью, и оттого – стократ опасней. А республика… она не лишена изъянов. Но, тем не менее, она последняя надежда пустошей на восстановление порядка и законности, как до войны. Если пони в Понаве считают НКР источником своих бед – они забыли, каково было до ее прихода. Перебирая винтовку, Курьер запустил следующую запись. Прослушивание пленок не мешало ему чистить оружие – манипуляции телекинезом при сборке-разборке сложного механизма были отточены многими годами жизни на пустошах, и он мог свободно заниматься своим делом, не боясь напутать что-нибудь в последовательности осмотра винтовок. Почти незаметно для себя перебирая детали фокусирующей камеры, жеребец внимательно слушал негромкий голос, читавший лог. ««Кто не помнит своего прошлого, тот обречен пережить его снова». Век пони короток. Поколение родившихся детей знает о тех временах, как жили родители, по их рассказам. О своих дедах и прадедах – лишь по отрывочным воспоминаниям. О времени, когда они жили – из книг, заметок, мемуаров. От тех, кто родился позже, ускользает общая картина того, что было задолго до их рождения. И потому они совершают те же ошибки, что и их предки. Войны цикличны. Каждый раз происходит одно и то же. Цивилизация рождается, борется с врагами вокруг, становясь все более оснащенной технически, с растущими потребностями, но ее моральное развитие остается на прежнем уровне, и развивается медленнее, чем технический прогресс. Боевые действия становятся всё более масштабными, более кровопролитными. В конце концов, империя выходит на пик своего развития, и либо падает, разодранная внутренними противоречиями, либо гибнет в схватке с равным ей по потенциалу врагом, уступая ему место. Но порой происходит куда более страшное – ярость обоюдных ударов противостоящих сторон настолько велика, что победителей нет. Так пала империя, бывшая когда-то моей родиной, в другом мире, очень далеко отсюда, и очень давно. Так пала Старая Эквестрия – двести лет назад. Так падёт НКР. Вопрос лишь в том, как это произойдет – погибнет росток новой цивилизации, не успев развиться во что-то могучее и грозное, или падет колосс, забирая с собой в огненную могилу целые народы. Меняется время, меняются государства. Но война… война не меняется». Дочистив оружие и вставив его обратно в подвес на боевом седле, Курьер встал и подошел к окну. Остов здания висел над эстакадой практически под углом в девяносто градусов, так что пол, по сути, когда-то был стеной. Лишенный рамы провал окна смотрел на тянущуюся вдаль дорогу между возвышающимися руинами. В лабиринте загроможденных обломками улиц города внизу кружились серо-желтые вихри бушующей внизу пыльной бури. Здесь же, на большой высоте, ветер был еще более сильным, но досюда не долетали крупицы радиоактивной пыли. Представив себе, насколько сильным внизу должен быть фон, единорог поёжился. Поглядев еще какое-то время на расстилающийся перед ним фантастический пейзаж, жеребец вернулся к своим пожиткам и начал собираться в путь. Он хотел добраться до руин Праха и шахты, о которой сказала загадочная пони, до темноты. После захода солнца на пустоши обычно вылезает всякая мразь, которая не прочь перекусить понятинкой, и с которой встречаться Курьер не желал. Он уже убедился, насколько опасны здешние обитатели. Найденную снайперскую винтовку единорог решил не брать. На нём и без того было немало веса, и метко стрелять из снайперского крупнокалиберного оружия он не умел – ему больше нравилось палить из тяжелого оружия, вроде пулеметов или плазмоливов. Единорог спустился с обрушившегося небоскреба на автостраду и побрел по ней на запад, за уходящим солнцем. Длинная тень тянулась за ним как темный шлейф. Какое-то время она скользила по испещренному трещинами асфальту, затем скрылась из виду. Фигуру Курьера, идущего по одинокой дороге, проводил холодный взгляд зеленых глаз. Их обладательница, скрываясь на одном из полуразрушенных зданий неподалеку, смотрела как единорог удаляется, уходя по эстакаде, а затем перепорхнула с развалины на серый асфальт трассы. Отряхнувшись, она накинула на себя плащ, и медленно пошла вслед за Курьером.