Girlfriend

Эми-Эйми, а помнишь ли ты, где мы познакомились? Эмбер сдувает пушистую, чуть влажную челку с лица; та поднимается на секунду и снова падает ей на кончик носа белесым облачком. Май в этом году выдался жарким; июнь же, отнимая у него права на правление миром, устанавливает свои рекорды - люди на улицах гуляют под зонтами, прячась от обжигающего солнца. Эмбер же прячется от него под деревом. Выше радуги. Вечные игры-переписки, пароли, секретные фразы - всё это всегда было неотъемлемой частью их общения. Не то чтобы они любили шпионские фильмы или мечтали однажды раскрыть все секреты правительства, просто перспектива быть выше вечных получасовых договоров о чем-то всегда их прельщала. У них на двоих - десятки кодовых и только им понятных фраз на все случаи жизни: прогулять университет, пригласить в гости, сказать спасибо, позвать гулять. Их способ общения мало кто одобряет - Николь только закатывает глаза, Дара качает головой почти укоризненно, и только Ынджи улыбается понимающе: ей бы и самой хотелось вот так. Она бегала за Эми маленьким приставучим хвостиком с самого детства, вот только та уже тогда смотрела только на Эмбер. С тех пор ничего не изменилось. Эмбер, стоя возле чужого дома под раскидистым деревом, прячущим её под своей яркой листвой, слышит, как где-то наверху скрипят открывающиеся ставни. Эми высовывается из окна почти на половину и, наверно, она бы точно оттуда свалилась, если бы не широкие сильные ветви, на которые можно бесстрашно опереться. Ветер подхватывает её золотистые волосы, тянет их в сторону, словно стремясь увести Эми за собой далеко-далеко, чтобы спрятать её и её внутреннее солнце от мира, потому что мир ещё не готов к такой яркости. Самой Эми до проделок проказника-ветра нет никакого дела: она смеётся, щурит глаза-месяцы и машет Эмбер рукой, повторяя теперь уже вслух: - Выше радуги, Эмбер, я помню! Не улыбнуться ей в ответ не представляется возможным, потому что всё в Эми светится, всё в ней смеётся, всё в ней любит эту жизнь так сильно, что жизнь и всё в ней откликается на каждое её действие и каждое слово. Эмбер всегда откликается самой первой. Их короткий диалог - всего лишь предложение провести этот вечер вместе и незамедлительное согласие. Иногда, когда Эми оказывается по каким-то дурацким (по мнению Эмбер) причинам занята, она пишет в ответ: уже и не припомню. Эмбер в такие моменты дуется и отсылает ей короткое: что и ожидалось от Золотой рыбки. Эми залезает на подоконник с ногами и меньше, чем за минуту спускается по дереву к Эмбер. Вечные короткие юбки никогда ей не мешали. Эмбер перекидывает руку через её плечо и направляется в сторону парка. По дороге Эми отнимает у неё любимый снэпбек, прячет под него свою тёплую, медовую чёлку и рассказывает о том, что её опять хотели заставить провести весь вечер дома за подготовкой к семинару. - Больше я на такое не поведусь, - говорит она, гордо вышагивая рядом и иногда задевая бедром Эмбер. В парке они устраиваются у самой кромки пруда. Эми стягивает кепку обратно и садится, обхватив руками колени. С каждой минутой наступление вечера ощущается всё отчётливей. - Хотела бы я, чтобы лет через десять можно было бы всё так же спускаться на прогулку с тобой по дереву. Эми улыбается мечтательно – так, как только она одна умеет; в её глазах отражается темная водная гладь. Эмбер сидит позади нее, опираясь подбородком о чужое тёплое плечо и обнимая Эми поперек живота. Сдержать короткий смешок у неё всё-таки не получается. - Зная тебя и зная меня, так оно всё и будет, - говорит она с улыбкой. Эми рассеянно откидывает голову ей на плечо, фыркает куда-то в скулу: - Я была бы только рада, - отвечает она. – Только рада. Когда солнце, подмигнув им на прощание, прячется за горизонтом, и Эми начинает зябко ёжиться в своей тонкой, полупрозрачной блузочке, Эмбер стягивает с себя толстовку и почти силой одевает её на Эми. Та хохочет опять – не так звонко как днём, а мягко, почти успокаивающе; смех её – как плеск воды в ветреный вечер. - Мама подумает, что она с плеча какого-нибудь незадавшегося бойфренда. Эмбер пожимает плечами – пусть. Она неумело заплетает волосы Эми в косу; получается из рук вон плохо, но та отказывается расплетать. Только стягивает себе снэпбек и объясняет просто: в довершение к моему теперь уже точно сумасшедшему образу. Какая ты – такой и образ, говорит ей Эмбер. И получает за это, конечно же. - Мне всегда было интересно, - говорит вдруг Эмбер, когда они уже сворачивают на улицу Эми, - почему мы познакомились «выше радуги»? Она помнит – эту фразу придумала Эми, и она ещё тогда, давным-давно, казалась Эмбер странной, с какой-то претензией на глупое детское волшебство. - Выше радуги только небо, - отвечает Эми так, словно это всё объясняет. Спустя пару минут молчания она всё-таки продолжает: - Где-то же всё это регулируется: кто и кому предназначен. В какой-нибудь небесной канцелярии, где в длинном ящике среди бесконечных шкафов лежат наши с тобой папки с переплётами одного цвета. Где-нибудь там, выше радуги, мы и познакомились. Задолго до знакомства здесь, конечно же. Эмбер молчит. Ей нечего сказать. Она, конечно, считает, что Эми немного наивна, но знает, что и сама – такая же. У Эмбер тоже есть своё убеждение: что их с Эми сердца связаны широкой красной лентой, переливающейся, атласной. Сверхпрочной. А кто их связал? Где? Быть может, действительно, где-то там, выше радуги, где одно бесконечное небо? Эмбер не знает. И никогда об этом Эми не скажет. Хватит на них двоих и одной наивной мечтательницы. Эмбер говорит только: - Ну, вот если однажды встретимся там, на той высоте, что оставит радугу далеко внизу, значит, ты права. - А если мы там не встретимся? - Спрашивает Эми. Они стоят под её окном, и она осторожно надевает на Эмбер её кепку, толстовку, впрочем, возвращать, не планируя. - Значит, мы обязательно встретимся где-то ещё. Эми кивает, улыбаясь, и обнимает Эмбер на прощание.