Возрождение из пепла

(Nick Cave and the Bad Seeds - Into My Arms) Гермионе давно ничего не снится. Она спит спокойно, не ворочается. Просто ложится вечером, отложив какую-нибудь книгу и тотчас забывая, что именно прочла, укрывается одеялом и закрывает глаза. Сон не заставляет себя ждать. Просыпается девушка в той же позе. Она просто открывает глаза и встаёт, медленно одевается, глядя прямо перед собой пустым взглядом, и спускается вниз. Сегодня Гермиона проснулась и почувствовала, что в комнате кто-то есть. Сработал закалённый войной рефлекс: она выхватила из-под подушки палочку. Вглядываясь в синеватый чернильный сумрак зимней ночи, девушка различила сидящую на её кровати мужскую фигуру. Неизвестный сидел, глядя на неё, оперевшись на колени и переплетя длинные пальцы рук. В темноте сверкали только белки глаз. Гермиона не стала привычно шептать «Люмос». Она не боялась. Девушка вообще перестала бояться. Страх исчез. Теперь она была смертельно бесстрашна. Кажется, если бы маховик времени перенёс её такой в прошлое, во времена, когда она судорожно колдовала, наводя чары вокруг их палатки в лесах или на голых камнях, ей было бы плевать и на егерей, и на Пожирателей смерти…Даже если бы туда заявился Тёмный Лорд собственной персоной, она бы не испугалась. Человек, сидевший на её кровати, молчал. Гермиона уже узнала его и положила волшебную палочку на место, тихо вздохнув. - Я давно тебя не видела, - тихо пробормотала девушка, свесив босые ноги с постели. Она вдруг поняла, как сильно изменился её голос. Рядом с этим человеком, одним своим видом отсылавшим её в прошлое, она чувствовала перемены в себе максимально сильно. - И я тебя, - тихо ответил Фред Уизли. Гермиона подняла на него взгляд, но ничего не сказала. Она молчала. Она не задавала вопросов. В такое время не нужна причина, чтобы прийти к кому-то и помолчать. Просто душа нуждается в этом, а другая душа не имеет права отказать. Девушка встала, подошла к стоявшему на столе стеклянному кувшину с водой и осторожно налила в стакан прозрачную жидкость. Звук льющейся воды казался неуместным, и Гермиона поставила кувшин обратно. Она вернулась на кровать, так и не притронувшись к стакану. Фред придвинулся к девушке ближе, обнял её за плечи, положил её голову к себе на грудь и застыл. Гермиона закрыла глаза. Из-под ресниц бесшумно скользнула по щеке девушки прозрачная капля. Она проснулась оттого, что яркий солнечный свет бил ей в глаза, проникая сквозь щёлку между плохо завешенными шторами на окне. Если солнце так высоко, значит, сейчас полдень, не меньше. Девушка не сразу вспомнила, как заснула этой ночью. Только за завтраком в мыслях Гермионы всколыхнулось слабое воспоминание, поднявшееся, словно осадок со дна стакана. На лестнице раздались шаги. Слишком громкие, чтобы принадлежать Джинни или Флёр. Гермиона замерла за столом. Бросив взгляд на миссис Уизли, она заметила, что и та окаменела, но не обернулась к лестнице. В кухне появился Фред Уизли. Он подошёл к матери, коснулся её плеча, и сел за стол напротив Гермионы. Он не смотрел на девушку. Фред взял яблоко из вазы на столе и стал вертеть его в длинных пальцах. Во всей фигуре юноши чувствовалась напряжённость, скованность. Будто он находился в гостях. Причём там, где ему не рады. Миссис Уизли за спиной сына ожила, начала лихорадочно звенеть тарелками, подавая завтрак Фреду, хотя он об этом и не просил. - Мам, есть оладьи? – подал голос юноша вдруг, и тарелка из рук миссис Уизли полетела на пол. - Ничего, ничего, я починю, починю… Ре-репаро, - забормотала женщина. – Да, конечно, конечно, оладьи…Тебе с мёдом? Или, может, сметана…Джем… - С джемом, мам, - ответил сын негромко. Гермиона подняла глаза на юношу, услышав в его голосе нежность. Фред сидел, закрыв лицо руками. На лестнице снова послышались шаги, и второй близнец, Джордж, вошёл в кухню. Его лицо изменилось больше, чем у брата. Джордж выглядел ужасно. Всегда бывший тощим, сейчас он походил на скелет. Скулы выпирали, тёмные круги под глазами страшно подчёркивали мертвенно белую кожу, веснушки выделялись как никогда. Он хромал. Во время битвы за Хогвартс его ногу повредила чёрная магия. В больнице святого Мунго сообщили, что такая сильная травма не подлежит лечению. И всё же Джордж улыбался. Болезненно, вымученно, но улыбался. Миссис Уизли на секунду замерла, вглядываясь в сына, жадно обшаривая его фигуру, а потом потрепала приблизившегося сына по щеке. - Тебе тоже оладьи с джемом, дорогой? – спросила она. Голос женщины чуть повеселел. - Да, пожалуй, мам, - и близнец опустился на место рядом с братом. – Как дела, Гермиона? – обратился он к девушке. Девушка неловко улыбнулась, чуть приподняв уголки губ. Говорить она не могла: рот был забит. На кухне снова воцарилась тишина. Только миссис Уизли то и дело негромко звенела тарелками и ложками. - Рождество, - вдруг произнёс негромко Фред, глядя в окно, за которым медленно кружились в вальсе крупные хлопья снега. Все посмотрели туда же, куда и он. - И правда, сегодня ведь Рождество… - прошептала миссис Уизли. Послышался её всхлип. Близнецы как один вскочили и бросились к матери, подхватывая её под локти, хотя в этом женщина и не нуждалась. - О, всё в порядке, в порядке, мальчики…Садитесь, вот тарелки. Ешьте, ешьте, я в порядке… - всплеснула руками женщина, мягко отстраняя от себя сыновей. Когда все три рта были набиты едой до отказа, миссис Уизли, глядевшая в окно, вдруг робко спросила: - Может быть, сегодня стоит навестить Косой переулок? Подарки… - Отличная идея! - Да, конечно! – заговорили все вместе ребята. Снова послышался звук, похожий на всхлип, но миссис Уизли тотчас закашлялась, чтобы скрыть его. - Ну вот и хорошо. Тогда после завтрака все марш наверх, собираться… И, Гермиона, зайди к Джинни и Флёр, скажи, куда мы собираемся и позови с нами. Тебе ведь нетрудно, да, дорогая? – женщина с мягкой улыбкой обратилась к девушке. - Разумеется, - ответила как можно более тепло Гермиона, поднимаясь из-за стола. Сердечно поблагодарив за прекрасный завтрак, она ушла с кухни, чувствуя, как горло сжимает тугое кольцо слёз. Она чувствовала такую огромную благодарность к этим мужественным людям, которые и в такое тяжёлое время пытаются, пусть робко и неумело, но всё же пытаются строить жизнь, будущее… Какой недюжинной силой нужно обладать, чтобы осмелиться снова улыбаться, чтобы вспоминать о Рождестве и вообще о том, что мир ещё существует, что часы тикают… Гермиона не знала людей, которых уважала бы больше. Она, как и просила миссис Уизли, заглянула в комнаты Флёр и Джинни, сообщила им о планах миссис Уизли, и поспешила уйти к себе наверх. Ни Флёр, ни Джинни не согласились идти. Вернее, они ничего не сказали, только посмотрели на Гермиону, будто та говорила на непонятном языке, и отвернулись. Девушка понимала их. У неё и самой кошки на душе скреблись, когда я она думала, что нужно куда-то идти, видеть людей с такими же мёртвыми взглядами, как у них всех… Ей было страшно. Перед глазами Гермиона на мгновение снова встала картина, которая преследовала её изо дня в день. Распростёртый на обломках Рон, раскинувший руки. Его лицо казалось безмятежным, кажется, на губах даже застыла мимолётная улыбка. В первый миг, когда Гермиона увидела его таким, она на секунду подумала, что Рональд Уизли попал под действие какого-то нелепого заклинания, которое вдруг заставило его изображать ангела, но только не на снегу. Это безумное предположение промелькнуло, как вспышка зарницы, и тут же исчезло, сменившись пониманием бескрайнего горя, ужасной потери, смертельной пустоты внутри. В дверь Гермионы вдруг постучали, девушка испуганно вздрогнула. - Во-войдите, - дрожащим голосом бросила она. Фред тихо открыл дверь и застыл, глядя на Гермиону. - Прости, что я напугал тебя ночью. Мне было…мне нужно было увидеть тебя, - он вдруг замолчал, будто захлебнулся. Парень судорожно опустил голову, не позволяя Гермионе видеть своего лица. Девушка резко подалась к нему, взяла в ладони его лицо, заставила посмотреть на себя. - Фред, ты слышишь меня? Тебе не за что просить прощения. Ты ни в чём не виноват. Ты можешь приходить в любое время, слышишь? В любое, - говорила она напряжённо, вкладывая в свои слова как можно больше тепла. Он молча кивнул, а потом резко и немного неуклюже прижал к себе девушку. - Мне страшно, Гермиона. Я никогда ещё так не боялся. Мне кажется, ничто никогда не будет прежним. Никогда, никогда, никогда… - шептал он лихорадочно. Гермиона мягко отстранилась от Фреда, поднимая на него взгляд. - И ты прав, Фред. Никогда ничего не будет прежним, никогда, никогда. Всё будет по-другому. Понимаешь? На руинах всегда появляются самые яркие цветы. Когда кажется, что всё вокруг только угли и зола, ты видишь всё в другом свете. То, чего раньше не замечал, кажется таким прекрасным, каким никогда ещё не было в твоих глазах. Будет новая жизнь, Фред, я обещаю, она будет, - говорила девушка мягко, упираясь ладонями в грудь юноши, чувствуя, как бешено колотится от напряжения его сердце. Он смотрел на неё, будто спрашивая, не лгут ли её слова. Он не знал, чего ждать, он, как ребёнок, хотел, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь подарил ему крупицу уверенности в будущем. Он цеплялся за слова Гермионы, как за спасительную соломинку. Он хотел верить в них так, как не хотел ничего никогда в жизни. И он верил. Верил, что на руинах появляются самые яркие цветы.