Время собирать камни

Он проснулся ранним солнечным утром предпоследнего летнего дня. Морщась от настойчивого телефонного звонка, захлопал вокруг себя ладонью, пытаясь найти на ощупь неуловимый девайс, потом протер глаза, поднял голову и все же оглянулся в поисках незатыкающегося телефона. Что характерно, тот обнаружился в пяти сантиметрах вне зоны его досягаемости. Вздохнув, он вылез из кровати, прошлепал босыми ногами по полу, поднял верещащий девайс и злобно буркнул в трубку: - Зарксис, я тебя убью. Ты знаешь, который час? - Оскар, Шерон беременна! У нас будет ребенок! – счастливо выпалил Брейк, не обратив на его претензию ни малейшего внимания. Оскар замер на месте, потом улыбнулся от уха до уха и радостно заорал: - Ого!!! Зарксис, как здорово! Я так рад за вас! Это нужно отметить, просто обязательно! - Да, обязательно, - подтвердил с той стороны Брейк, который, судя по голосу, до сих пор не мог поверить своему счастью. – Сегодня же! Оскар... я ведь думал – уже никогда, и вот... Поговорив еще немного с лучшим другом, который ко всем своим регалиям вскоре должен был добавить почетное звание отца, Оскар нажал на отбой и, все еще улыбаясь, плюхнулся обратно в кровать. Но спать больше не хотелось, и он принялся вспоминать, как вчера на правах правящего герцога огласил официальную помолвку своей племянницы (и плевать, что – двоюродной, все равно близкой настолько, насколько могла бы быть только родная дочь) и Винсента Найтрея. Винсент на церемонии заметно волновался и даже один раз забыл нужные слова, и это окончательно примирило Оскара с тем, что через какое-то время его придется называть зятем – как и то, что стоящий рядом с Озом Зэй выглядел по-настоящему счастливым, глядя в светящееся радостью лицо дочери. «Да, - расслабленно думал Оскар, потягиваясь, - это здорово – видеть вокруг себя счастливых людей. И самому быть таким...» Он тепло улыбнулся, вспомнив о Лэйси. За последние полтора месяца они встречались по несколько раз в неделю, и Оскар начал замечать, что скучает, если в течение дня не увидел строгое лицо девушки. Впрочем, улыбка, расцветающая на ее губах, когда она ловила взгляд Оскара, делала его милым и таким нежным, что у него каждый раз замирало сердце в груди. «Может... может и мне подумать о том, чтобы... Нет, это как-то слишком поспешно. И потом – дети... Ну могу я себе позволить отдохнуть от них – после Оза? Ада-то практически не доставляла хлопот... Нет, вот если дети – то надо бы девочку. Девочки все же как-то поспокойнее... в основном...» И под эти приятные мысли Оскар сам не заметил, как снова задремал. Он проснулся ранним солнечным утром предпоследнего летнего дня. Привычка вставать с первыми лучами солнца въелась в плоть и кровь, став частью натуры, и он легко соскользнул с кровати, потянулся, упал на руки, мягко спружинив, и быстро отжался несколько десятков раз. Выполнив таким образом свой обычный побудочный комплекс, он вошел в ванную и встал под душ. В противоположность бодрящим, острым струям воды, стегающим широкую спину, мысли в голове текли медленно и неспешно, расслабленно – как и все последние полтора месяца, впервые за последние несколько лет. «Итак... что у меня сегодня? Донастройка электронной системы безопасности и встреча в городе с тем «теневым», которого я нашел в Южных землях. Думается, такой профи, который шутя обходит банковские системы слежения, сможет подсказать несколько дельных идей. Хорошо, что Беора больше нет: в столице стало гораздо спокойнее без его «серых» и вечных попыток обезопасить себя. По крайней мере, люди больше не психуют и не делают глупостей – вроде того парня, который недавно взял в заложники женщину с ребенком, чтобы беспрепятственно выйти из города.» При мыслях о том инциденте Вульф нахмурился, потом вздохнул. Парня пристрелили, конечно же; и сейчас даже не разберешься кто – то ли пандоровцы в запале, то ли «серые» из табельного оружия Пандоры. Собственно, если разобраться, тот случай и спровоцировал облаву на Теневого Главу – вернее, стал последней каплей в чаше терпения Оскара Безариуса, который, разобравшись в причинах происходящего, с удивившей Освальда безжалостностью приказал избавить столицу от седого медведя любым способом. При этом оказалось, что у него имеются такие сведения о берлогах и методах работы Беора, о которых Вульф даже не подозревал. Откуда Оскар взял эти данные, он не сказал, но Освальд имел некоторые соображения по этому вопросу. Во всяком случае, облава прошла успешно; как стало потом известно, Беора удачно перехватили возле одного из тайных убежищ, в которое он следовал, видимо, почуяв неладное. Все «серые», сопровождавшие его, были убиты в ходе перестрелки или приняли яд, уже находясь в Пандоре – личная клятва была для «теневых» чем-то очень серьезным, как пояснил потом потрясенному Безариусу Рэйвен. И, хотя пандоровцы в конце концов захватили машину со старым Теневым Главой, но взять его живым не получилось: увидев, что вырваться он не сможет, Беор застрелился. Это было даже хорошо: лишившись своего Главы, не участвующие в бою «серые» освободились от данной ему личной клятвы и бесследно растворились в пространстве; а прочие люди тени вздохнули с облегчением и принялись группами расходиться под Великие герцогские Дома, которые как раз публично заявили о наборе людей в свои Теневые цеха. Многие желали попасть к Безариусам, поскольку весть о том, что именно им «теневые» обязаны восстановлением своего статуса, облетела мир тени уже вскоре после суда. Из-за этого Рэйвен на некоторое время отвлек Вульфа от его непосредственных обязанностей в Доме и, смущенно глядя на учителя, попросил помочь с отбором новобранцев – потому что лимит, все же введенный королевой на количество подвластных герцогам цеховых, не позволял просто открыть ворота для всех желающих. Вульф усмехнулся и, прихватив с собой Хэук и Оула, быстро организовал трехступенчатый отборочный тур. Хэук как всегда материлась и брюзжала, отсматривая новичков. Послушав ее с полчаса, Освальд сказал: - Ну, что ты так расстраиваешься? Здесь нет совершенно зеленых... ну, почти нет, - поправил он себя, увидев, как именно в этот момент взволнованный паренек мажет в стоящую не так уж и далеко мишень. Хэук скривилась, и только открыла рот, чтобы высказать все, что она думает по этому поводу, как Вульф добавил: - Ты ведь обещала, что будешь поддерживать меня всегда и во всем; так почему тебя так утомляет такая малость? Ты берешь свои слова обратно, Шарлотта? Услышав свое старое, самой ею, видно, почти позабытое имя, Хэук вздрогнула и погрустнела. Потом подняла на Освальда глаза и тихо сказала: - Ты же знаешь, что нет. Как я могу забыть, кому обязана жизнью и честью? Разве могла попавшая в засаду ученица рассчитывать, что ей вообще кто-то придет на помощь, если даже учитель оставил ее, как кость псам – чтобы отвязались? Я сама дала тебе клятвы; я не отказалась от них и сейчас, пусть даже и думала так долго, что ты погиб. - Тогда что тебя беспокоит? – тихо спросил Освальд, жестом приказывая юнцу переходить к следующему тесту. – Я ведь знаю тебя. Чем больше ты грубишь, тем хуже у тебя на сердце; или тем больше ты смущаешься от того, что чувствуешь. Так – что с тобой? - Ты скоро уйдешь в свой Дом, - после минутного молчания отозвалась Хэук. – А я... Вульф, я принесла клятву служения Дому Безариус – я ведь не знала, что ты жив и кто ты есть по праву рождения! И теперь... как мне быть? Следуя за тобой, я предам тех, кто стал мне второй семьей; оставшись здесь, я предам тебя – первого человека, который стал для меня и другом, и братом... Что мне делать, скажи?! - Оставаться здесь, конечно, - твердо сказал Вульф. – Ты сама сказала: я для тебя как брат; но и ты мне как сестра, и этого ничто не изменит. Враждовать с Домом Безариус мой Дом больше не сможет – слишком многим мы ему обязаны. Кроме того, Лэйси, вполне вероятно, тоже скоро станет одной из Безариусов; неужели ты думаешь, что я когда-либо смогу пойти против нее, если даже забуду обо всем остальном? Поэтому ничто не помешает нам оставаться теми, кто мы есть друг для друга. А Рэйвену нужна твоя помощь: он отличный Теневой Глава, но даже самому лучшему Главе нужна правая рука. Только ты и можешь быть для него таковой: Фэрат хорош, но он заточен немного под другие задачи. Хэук вздохнула и слегка улыбнулась. - Ты умеешь успокоить, - проворчала она, глядя на Вульфа с плохо скрываемой нежностью. – Если бы я знала тебя чуть похуже, то влюбилась бы без памяти... только ведь это бесполезно. Вульф усмехнулся и промолчал. Хэук внимательно вгляделась в его лицо и спросила: - О нем есть какие-то известия? Тот покачал головой. - Нет, никаких пока. Родственники Зэя в любом случае не стали бы ни писать ему, ни звонить по такому поводу. А сам Безариус отправится на континент только после оглашения помолвки дочери: он не может ее пропустить, и это вполне можно понять... Но что-то известно станет только после того, как он вернется. - С ним все будет в порядке, - мягко сказала цеховая и слегка коснулась его руки. – Не переживай. Вульф благодарно улыбнулся и тихо ответил: - Я постараюсь. ...Он встряхнулся, выключил воду и принялся энергично вытирать голову. Тяжелые волосы не пушились, но зато торчали резкими прямыми стрелками. Пригладив пряди руками, Освальд вышел из ванной и принялся одеваться. Все посторонние мысли были решительно отброшены прочь. «Сначала – долг. Все прочее – потом, в другое время. Главное, что, вопреки всему, оно у меня есть...» Он проснулся ранним солнечным утром предпоследнего летнего дня. Солнце просвечивало сквозь тонкие занавески, запутываясь лучами в густых золотистых ресницах, и он не выдержал – открыл глаза, прищурился и быстро огляделся. Все было спокойно. Все было так спокойно, что казалось выдумкой, сказкой, которой не могло быть в его жизни никогда. Маленькая аккуратная комната с удобной кроватью, комодом, уставленным статуэтками и отгороженной ширмой-гармошкой гардеробной никак не могла принадлежать жестокому убийце-берсерку Линксу. Джек усмехнулся и прикрыл веки, позволяя себе неслыханную роскошь – поваляться в кровати, не думая ни о чем. Почти ни о чем. «Все вот так потому, что я больше не Линкс. Меня зовут Джек. Просто – Джек, и все.» Выждав еще с полчаса, он умылся и, натянув старые шорты и футболку, вышел в такую же миниатюрную, как и все комнаты в доме, гостиную. Тетушка Камилла уже была здесь – хлопотала вокруг стола, по своему обыкновению. Стол, в отличие от комнаты, был большой, хлебосольный, целиком и полностью отражая широту души хозяйки дома. Джек подошел поближе и остановился в метре от женщины. Она не услышала его приближения, что было и не удивительно – привыкший скрытно передвигаться по любой, самой пересеченной местности, босой Джек не производил ни малейшего шума. С минуту он понаблюдал за мурлыкающей под нос какую-то местную песенку тетушкой, и негромко сказал: - Доброе утро. Женщина подняла на него лучистые светло-зеленые глаза и отбросила с глаз прядь уже совсем поседевших волос. - А, мальчик мой! Уже проснулся, ранняя пташка? – ласково спросила она Джека. Потом подошла и чмокнула его в щеку. Джек вздрогнул. Он жил здесь уже почти два месяца, но так и не смог привыкнуть к этому странному ритуалу. Камилла с состраданием посмотрела на него, покачала головой, но никак не прокомментировала эту реакцию, а лишь сказала: - Иди, милый, погуляй пока в саду. Пирог не готов, Арман не уследил за тестом. Так что мне пришлось готовить шарлотку на скорую руку. Джек улыбнулся и кивнул. Арман, повар тетушки, был таковым скорее номинально – вечно засыпающий в самых неожиданных местах старик уже чересчур ослаб, чтобы достойно выполнять свои обязанности, но Камилла не хотела расставаться со своим верным слугой, прошедшим вместе с ней все невзгоды с первых дней ее обоснования на континенте, и незаметно она взяла на себя большую часть его обязанностей. Выйдя в тенистый сад, Джек встряхнул рассыпавшимися по плечам волосами и подставил лицо лучам солнца. Потом воровато оглянулся на окна дома и ступил на газон, поросший коротенькой пушистой травкой, которая так приятно щекотала босые ступни. Он знал, что Камилла любила это напоминание о королевстве и культивировала газон с некоторым даже поклонением, но ничего не мог с собой поделать – походить по нему тянуло просто непреодолимо. Он подозревал, что женщина знала про это его небольшое преступление, но прощала – как и многие другие мелочи, вроде утащенных с кухни цукатов или пересаженных в порыве садоводческого вдохновения с клумбы на берег прудика бегоний. Он иногда и сам не понимал, зачем совершает эти невинные в общем-то проступки, раз за разом провоцируя тетушку на выговор или замечание, и не получая их – снова и снова. Только вот с каждым днем не смотря на отсутствие каких бы то ни было гарантий он все больше верил, что ему здесь рады и, кажется, его здесь даже… любят?.. Верить в это было опасно, непозволительно глупо, но тем не менее не верить и держаться настороже тоже не получалось – слишком уж тепло и бесхитростно смотрела на него Камилла, слишком много она ему позволяла, слишком доверчиво вела себя по отношению к совершенно незнакомому человеку, пришедшему к ней на порог в грязном комбинезоне, с пачкой денег в одном кармане и с верительным письмом от Зэя Безариуса – в другом. Джек еще немного потоптался по газону, потом переступил обратно на дорожку, несколько раз подпрыгнул на месте и побежал, с места набрав приличную скорость. Ветер свистел в ушах, волосы летели, путаясь и падая на глаза, а он бежал по старому саду, легко перепрыгивая препятствия, почти не разбирая дороги, и в голове не было ни одной мысли, а сердце билось радостно и заполошно, как у птицы, долго просидевшей взаперти и вдруг неожиданно выпущенной на волю. Пробежав вокруг всего сада, он остановился возле подъездных ворот и несколько раз повернулся туда-сюда, потягивая спину. Потом посмотрел в сторону дороги, ведущей в ближайший город, и нахмурился. Рысь внутри вопросительно мяукнула и, кажется, коснулась лапой сердца, словно подсказывая, что ему пора туда. - Я знаю, - прошептал он себе, успокаивая разволновавшуюся звериную сущность. – Подождем еще немного. Я все же хочу дождаться его. Пусть… пусть объяснит, почему все так получилось. И расскажет о Вульфе. Не зря же мы с тобой отдали Оскару Безариусу всю информацию о Беоре, правда? Они ведь ничего ему не сделали? Вот убедимся в этом, и отправимся в дорогу. Он развернулся и пошел к дому, не заметив, что вдалеке пылит по дороге приближающаяся к маленькому, затерянному в полях домику машина, и еще не понимая, что впервые в жизни собирается в путь, будучи уверенным в глубине своего сердца, что в случае чего всегда сможет вернуться в это теплое пристанище, и ему здесь совершенно точно будут рады. Он проснулся ранним солнечным утром предпоследнего летнего дня – легко и весело, как делал вообще все в этой жизни. В казарме было тихо – пересменка еще не наступила, и цеховые частью спали, а частью находились на постах. Он с удовольствием потянулся, нащупал телефон и первым делом посмотрел, не запланированы ли сегодня у его лордства какие-то поездки. - Сегодня никуда не едем, - пробормотал он удовлетворенно. – Последний день перед началом учебы будет посвящен Главе, ха. Значит, можно никуда не торопиться. Тем не менее, он не стал залеживаться: привел себя в порядок и отправился на площадку, где тренировались ученики и новобранцы, недавно пришедшие в Дом Безариус. Сейчас, когда Теневой цех Дома стал абсолютно официальным, тренировочная площадка уже не выглядела, как обычная поляна. Герцог распорядился выбрать участок парка и оборудовать его таким образом, чтобы «теневые» могли найти там все, что им было нужно. Глава не стал мелочиться: прямо за коттеджами раскатали площадку, на которой занималась и молодежь, и цеховые постарше. Здесь можно было найти и турники, и открытый тир, и дорожки для пробежек. Оул остановился на краю площадки и с удовлетворением осмотрел «плац», как он сам называл тренировочную площадку, наметанным взглядом отметил учеников, которые выполняли упражнения неправильно, и направился к тому, который находился поближе. Мальчишка отчаянно молотил «грушу», отрабатывая удары ногами «по корпусу», но постоянно допускал одну и ту же ошибку, делая замах слишком длинным, и оттого «груша» только вяло покачивалась, не желая «сопротивляться» в полную силу. - Эй, парень, - весело сказал он, подходя ближе. – Отойди-ка… Паренек досадливо встряхнул челкой, обернулся, узнал телохранителя лорда Оза и почтительно отступил в сторону. Оул подошел к «груше» и резко, почти без замаха, заехал коленом в середину снаряда. «Груша» глухо бухнула и отлетела далеко назад. Оул быстро отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от возвратного удара, и обернулся к пареньку: - Понял?.. Тот благодарно кивнул, с уважением глядя на долговязого цехового. - Да, сэр. В ответ на непривычное обращение тот хмыкнул, взлохматил коротко стриженные на затылке волосы паренька, мельком отметив, что тот явно копировал прическу его лордства, и махнул рукой: - Продолжай, парень. Ученик вернулся к снаряду, но не спешил приступать снова к прерванной тренировке. Немного помявшись, он спросил Оула: - Сэр, а сегодня вы будете рассказывать истории? Неспешно разминающийся Оул усмехнулся. - Что, понравилось? - Ага, - смущенно кивнул ученик. – И все наши хотели бы прийти. Мы тренировку не проспим потом, вы же видите, все здесь. Очень уж хочется еще раз послушать про милорда и Главу: как Глава у него телохранителем был, как он Дэниела проверял, как Глава взял огонь на себя и спас своих первых цеховых, а лорд Оз потом всех принял своим словом… Оул захохотал. - Эй, парень, так ты уже все сам рассказал! Мне ничего и не осталось. Ученик смешался и забормотал: - Но… вы интереснее рассказываете! Вас слушаешь, и прямо видишь все, и вообще… как в сказку попадаешь. Разве мы думали, что лорд – он такой, что ух!.. И что Глава раньше простым цеховым Беора был… Мы ж не думали, что такое бывает по-настоящему… Смутившись вконец, мальчишка замолчал. Оул смотрел на него с улыбкой и думал о том, что, наверное, поступает правильно, рассказывая байки про своего Главу и молодого лорда. Ребята когда-то принесут клятву этому Дому, и будет хорошо, если они почувствуют себя причастными к той сказке, в которой ощутил себя сам Оул, когда вдруг понял, что лорд может быть таким неправильным и живым: влюбленным в обычного парня, предлагающим дружбу тем, кого общество до недавнего времени считало отщепенцами, страдающим и не желающим признавать свою человечность… «Ему будет хотеться служить такому лорду, как хочется этого мне. Пожалуй, ему уже этого хочется…» - Завтра, - сказал он наконец. – Завтра я провожу его лордство в университет, и вечером соберемся. Как раз и Фэрат с Фалкон вернутся, расскажут, как задалось свадебное путешествие, которое им лорд подарил. Он это хорошо придумал – отправить их на родину Фэрата, на полуостров. Парень обрадовано закивал. - Здорово! Я скажу всем своим, и новеньких возьмем, можно? - Можно, - великодушно разрешил Оул, ухмыляясь. – Даже нужно – пусть знают, как им повезло с Домом, лордом и Главой. Ученик с удвоенным энтузиазмом вернулся к тренировке, а Оул прошелся по площадке, поправил еще двух учеников, потом проделал собственный тренировочный комплекс. Он уже заканчивал подтягиваться на турнике, когда на площадку влетел запыхавшийся Дэниел и, на бегу стягивая футболку, устремился к нему. - Привет, - пропыхтел он, повисая рядом. Оул покосился на довольное лицо собрата по цеху и усмехнулся. «Снова опоздал…» - Что, опять стервочка твоя белобрысая не отпустила вовремя? – ехидно спросил он Дэна. Тот выпучил глаза, завис на полусогнутых руках и запротестовал: - Ив не такая, Оул! Ну да, характер у нее не сахар, но вообще она хорошая, правда! Оул заржал так, что чуть не свалился с турника. - Блять, Дэн, - выдавил он сквозь смех, - ты ж сам совсем недавно распрягался, какая она стервозина, и как могла так поступить с Главой и его лордством. И вот, стоило ей только рассказать тебе про твою крутость в благодарность за то, что ты, идиот, ее вытащил из переделки с «детьми подворотен», как она уже хорошая?! Дэниел покраснел и, демонстративно отвернувшись, принялся быстро подтягиваться. Все еще посмеиваясь, Оул спрыгнул с турника. - Хлебнешь ты с ней еще разнообразия, вот увидишь, - пообещал он упрямо сжавшему губы Дэну, и пошел к казармам, возле которых уже стояла чем-то по обыкновению недовольная Хэук. Он проснулся ранним солнечным утром предпоследнего летнего дня. Дом был наполнен все еще непривычными звуками: во дворе переругивались охранники и «теневые», стучали молотки строителей, оживленно гомонили слуги. Раньше такой тихий и мрачный, Дом Баскервилль внезапно ожил и помолодел, и привыкнуть к этому оказалось так же непросто, как раньше – жить в умирающем, застывшем в столетней агонии особняке. «Неправду говорят, что к хорошему привыкают быстро…» Лео повернулся и задел книгу, которая лежала на краю кровати – вчера он снова читал допоздна, стремясь наверстать упущенное побыстрее. Страницы прошелестели по простыне, книга гулко хлопнулась на пол, но молодой Баскервилль не обратил на это внимания, вспомнив, что завтра отправляется в Королевский университет – в тот самый, где учились все достойно окончившие колледж аристократы, а значит… Он не успел додумать мысль до конца – под подушкой заверещал телефон, и Лео, вздрогнув, схватил его и нажал на кнопку приема вызова. - Да?.. - Ты все еще спишь? – услышал он по обыкновению ворчливый голос Элиота, и, закрыв глаза, тихо вздохнул. Он сам себе бы не признался, что так хотел поскорее оказаться в университете не только из-за ставших вдруг доступными ему дисциплин, касающихся командования армией и разработки стратегий, но и из-за этого вспыльчивого прямолинейного парня, который каким-то образом приручил его нелюдимую душу. - Нет уже, - ответил он, тихо выдохнув. – Только что проснулся. - Соня, - буркнул Элиот. – Я уже давным-давно встал. Лео усмехнулся и проигнорировал этот выпад. Элиот немного помолчал, отчетливо вздохнул и предложил: - Давай завтра выедем пораньше. Встретимся возле границы университетской территории и пройдемся пешком; что скажешь? - Конечно, Элиот, - тихо ответил Лео. – Я буду очень рад. Они немного поболтали, потом Элиот попрощался и положил трубку, а Лео еще некоторое время молча таращился в потолок, улыбаясь своим мыслям. «Я знаю – то, чего я хочу, почти наверняка не случится, Элли. Но у меня есть завтра, в котором будешь ты, я и последний летний день, разделенный с тобой. И сейчас этого достаточно для того, чтобы я чувствовал себя счастливым…» Он проснулся ранним солнечным утром предпоследнего летнего дня, но не вскочил, как обычно, чтобы уйти в свою комнату до того, как по коридорам начнут сновать слуги, а осторожно, чтобы не потревожить спящего рядом, повернулся и всмотрелся в спокойное лицо. Тихонько вытащил руку из-под одеяла и обвел пальцем темные брови, четкие линии скул, отвел со лба рассыпавшуюся золотистую челку... «Завтра он уедет. Целых полгода он будет не рядом, не здесь, не со мной... Невыносимо.» Гилберт потянулся к Озу и легко коснулся губами его губ. Это прикосновение не потревожило бы, наверное, даже самую чуткую птицу, но Оз зашевелился и неожиданно открыл глаза. Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Безариус потянулся к Гилберту и прошептал: - Иди сюда, Гил. Хочу тебя, прямо сейчас. Даже если бы Гилберт не хотел, то, глядя в эти магически притягательные для него глаза, ощущая одновременно нежные и властные руки на своих плечах, он не смог бы отказаться. Перед долгой разлукой все, что они делали, воспринималось остро, на грани боли: губы, касающиеся его везде; горячие ладони, скользящие по спине, плечам, груди; чуткие пальцы, вгоняющие в дрожь поглаживаниями чувствительных мест; настойчивый язык, проникающий в исходящее наслаждением тело, готовящий к большему; и – слияние: полное, безраздельное и безрассудное; ощущение целостности, любви, всепоглощающей нежности... только так, только с ним. С ним одним. Только с Озом все это было правильным: изгибаться в его руках, впускать в себя, поддаваться, признавая его силу, и – отдавать, отдавать всего себя без оглядки, не оставляя ничего на потом. Все – ему, все – сейчас. Всегда. Гил смотрел бы на него вечно: тонкие черты, искаженные страстью, закушенная для большего самоконтроля губа, жадный блеск ярких глаз, влажная челка, мелкими стрелками занавешивающая часть лица, покрытое золотистым загаром крепкое тело, влажно поблескивающая от испарины кожа... «Люблю тебя. Люблю больше жизни.» И уже содрогаясь в жаркой пульсации, Гилберт, вцепившись в золотистые короткие волосы, притянув Оза к себе, выстанывал эти слова в его губы, которые отвечали на каждое слово легким поцелуем – таким нежным, что внутри все скручивало еще сильнее, и оргазм стал походить на агонию. ...сладкую и горькую одновременно агонию души... Они так и лежали, обнявшись, наплевав на душ и не обращая внимания на звуки просыпающегося дома. Гилберт устроил голову Оза у себя на груди и, бездумно перебирая влажные пряди, печально размышлял о том, что, хоть Оскар и стал на их сторону самым очевидным образом, очень искусно распустив слухи про разговор Оза с епископом Великого герцогства Безариус, тем донеся до общественности необходимость прикрыть глаза на некоторые вещи, но это все равно ничего не решало. «Время проходит. С каждым днем его остается все меньше и меньше – для нас с Озом, для наших отношений. Сейчас он уедет, а я не смогу последовать за ним – как Теневой Глава Дома может оставить своих цеховых, свои обязанности? И Оз... вдруг за это время для него что-то изменится, а я даже не буду знать об этом? О боже... Нет, надо просто прекратить об этом думать, вот и все. Хватит, довольно!» Он скрипнул зубами и сжал кулаки, не заметив в стремлении взять себя в руки, что довольно сильно дернул Оза за волосы. Тот недоуменно вскинул голову, всмотрелся в лицо пытающегося обуздать горькие мысли Найтрея, нахмурился и спросил: - Что с тобой? У тебя такое выражение лица сейчас, будто ты увидел что-то ужасное. Ты не обо мне думал, я надеюсь? - Нет, конечно, - солгал Гилберт, и тут же охнул, получив тычок по ребрам. - Врешь! По глазам вижу. Что случилось? - Ничего, - упрямо ответил Найтрей. Оз вздохнул, сел и, чуть склонив голову к плечу, улыбнулся. - Не хочешь говорить, значит? Ну, так я угадаю. Он внимательно смотрел в глаза, улыбался, и Гилберт не выдержал: отвернулся, опустив ресницы – чтобы хоть немного отпустило расходившееся от нежности и тоски сердце. И тут же со спины к нему прижалось гибкое тело. - Глупый Гил... - прошептал Оз насмешливо. - Ты опять придумываешь несуществующие проблемы? О чем ты волнуешься? О том, что я уеду, и все закончится? - Да, - тихо ответил Гилберт, и вдруг глухо охнул, потом застонал – горячее дыхание Оза обожгло чувствительную кожу возле уха, язык чувственно очертил все изгибы ушной раковины. - Тебе противопоказано думать, ты знаешь это? – через некоторое время промурлыкал Оз, на минуту прерывая поцелуй. - Запомни, наконец, что я - то неизбежное, с чем тебе придется мириться всю жизнь: ты ведь сам сказал, что принадлежишь мне целиком и полностью, разве нет? А я не намерен выпускать тебя из своих рук, так и знай. Так что - перестань переживать, и просто позволь себе быть счастливым вместе со мной; ведь наше время еще только начинается... Послесловие, в котором взволнованный автор подводит итоги и сумбурно выражает благодарность Итак, Время* завершило свой ход: 24 части (включающие в себя пролог и эпилог), как полные два оборота стрелок на часах, логически завершены. Но, как сутки не заканчиваются полуночью, так и Время* будет двигаться дальше. Для героев все только начинается, как сказал Оз. И уверяю вас - он знал, о чем говорил. Как я писала ранее в шапке, у Времени* на сегодняшний момент уже есть два сиквела, в планах еще один, и в процессе – приквел-таймлайн, охватывающий период знакомства родителей Гилберта и немного – детство Оза. Поэтому – мы не прощаемся с вами, читатели. Те, кому полюбились герои Времени*, смогут встретиться с ними чуть позже и убедиться, что все в этой жизни имеет как свои истоки, так и свое продолжение, а значит, случайности не случайны, и даже то, что предопределено, может идти разными путями, пусть и звучит это, как взаимное исключение. Я благодарна всем, кто читал «Время собирать камни*»: тем, кто поддерживал меня на всем пути комментариями, в личном общении, и тем, кто просто молча ждал продолжения. Раз вы читали – значит, каждый из вас нашел здесь что-то для себя: героя, ситуацию, слова, которые были важны именно вам и именно сейчас. Я знаю, что кому-то этот фик помог справиться с депрессией, кто-то снова поверил в любовь, а кто-то просто хорошо отдохнул и поднял настроение, читая его после тяжелого рабочего дня или учебы; и это здорово – потому что, как и у героев моего неожиданного макси, наше время только начинается...