Обретая смысл жизни

Я так хочу улететь, Вслед за кленовым листом. И горьким дымом истлеть, Чтобы не помнить о том, Как я во сне танцевал На острие ржавой бритвы, Не проиграв ни одной битвы, Я так устал, так устал. Нетерпеливым юнцом Я был когда-то давно, Со свежим нежным лицом И верил только в одно – Любовь взаимна, верны друзья, И Бог всегда справедлив, Смогу достичь солнца я, Крыльев не опалив. Но больше мне не до игр, О кем я был, кем я стал На остриях ржавых игл Я, как во сне танцевал...

Я смотрел на широко раскрытые, кровавые глаза и искаженное ненавистью лицо змееподобного чудовища. Смотрел и осознавал, что это конец. Конец всему. Всемирный ужас был повержен мной несколько секунд назад. Мысли текут медленно, как после долгого сна. Кошмарного сна моей жизни, казавшимся мне когда-то сказкой. Здесь и сейчас окончательно умер прежний я. На фоне всей этой драматической картины, где я стою над оставшейся оболочкой своего врага, доносятся радостные крики. А я смотрю на него и не вижу. Теперь пророчество исполнено вместе с моим предназначением. Только жить мне больше не для кого. Родители, Дамблдор и Снейп убиты. Лучших друзей тоже нет. Рон бросил нас с Гермионой в лесу, а сама она умерла от пыток Беллактриссы. Я не знаю, когда все пошло не так. После смерти Герми, я стал жить только жаждой мести и после ее свершения, осталась лишь пустота в моей душе. Хотя вся моя жизнь с самого начала была не нормальной. Не любимый и презираемый родственниками мальчик, который в одиннадцать лет узнает, что он волшебник и к тому же герой магического мира. Тогда я думал, что попал в сказку, а в последствии она превратилась в сплошной кошмар. Правильно говорят магглы: "бесплатный сыр бывает только в мышеловке." Теперь от прежнего меня почти ничего не осталось. Ведь война всегда меняет людей, а началось все после возрождения Волан-де-морта. Обвинения в сумасшествии, пытки Розовой жабы, пророчество, смерть Сириуса, разговор с Дамблдором, после которого я начал осознавать, что всего лишь пешка в его игре, но до последнего старался верить... Последнее, как раз, подтвердилось в воспоминаниях Снейпа. Как не прискорбно осознавать, но он был прав. Я идиот, которого просто использовали. Ведь все пошло по плану Дамблдора. Интересно, насколько он мне лгал в своем отношении ко мне. Кем я для него был? Испытывал ли он огорчения от того, что мне придется умереть, тем самым уничтожив крестраж? Хотя это уже не важно. Я просто должен начать все сначала, учтя ошибки прошлого. Никогда больше я не позволю собой манипулировать. *** Гарри пропустил момент, когда его начали обнимать и кричать, что-то радостное и благодарное. Сотни людей теснились к нему, желая прикоснуться к Мальчику-который-выжил, благодаря которому все закончилось... Солнце стояло прямо над Хогвартсом, и Большой зал был полон жизни и света. Без Гарри не могли обойтись ни восторги, ни горе, ни празднование, ни траур. Все хотели, чтобы их лидер и знамя, спаситель и вождь был сейчас с ними; похоже, никому не приходило в голову, что он страшно устал, и что ему страшно хотелось сейчас побыть лишь с близкими. Он должен был говорить с родственниками погибших, пожимать их руки, глядеть на их слезы, принимать их благодарности, он должен был выслушивать поступавшие целое утро новости о том, что по всей стране люди, пораженные заклятием Империус, пришли в себя, что Пожиратели смерти бежали или были арестованы, что невинно осужденных сию минуту отпустили из Азкабана, и что Кингсли Бруствер назначен временно-исполняющим обязанности министра магии… Тело Волан-де-Морта вынесли из Большого зала и положили в другом помещении, подальше от останков Фреда, Тонкс, Люпина, Колина Криви и еще пятидесяти человек, погибших в борьбе с ним. Макгонагалл вернула на место столы факультетов, но сейчас все сидели как попало: за столами смешались преподаватели и ученики, призраки и родители, кентавры и эльфы-домовики. Выздоравливающий Флоренц лежал в углу, а Грохх просовывал огромную физиономию в разбитое окно, и ему бросали еду в смеющийся рот. Наконец, совершенно измученный, выжатый как лимон, Гарри оказался на скамье рядом с Полумной. — На твоем месте я бы мечтала сейчас о тишине и покое, — заметила она. — Я и мечтаю, — ответил Гарри. — Я их отвлеку, — сказала Полумна. — А ты надевай свою мантию. И не успел он и слова сказать, она уже кричала, показывая в окно: — Ой, смотрите, морщерогий кизляк! Все сидевшие поблизости оглянулись, а Гарри набросил мантию невидимку и поднялся со скамьи. Теперь он мог беспрепятственно передвигаться по залу. Джинни сидела за два стола от него, положив голову на плечо матери. С ней он когда-то мечтал создать счастливую семью с кучей детишек. Наивное желание, потому что девушка с самого детства видела в нем Героя, и ей не понять, что он чувствует. Затем он увидел Невилла. Меч Гриффиндора лежал рядом с его тарелкой, и целый рой восторженных поклонников не спускал с него глаз, пока он ел. Идя по проходу между столами, он заметил троих Малфоев, жавшихся друг к другу, словно сомневаясь, позволено ли им тут находиться, но никто не обращал на них ни малейшего внимания. Гарри вышел из Большого зала. Мраморная лестница была полуразрушена, часть перил обвалилась, повсюду виднелись пятна крови и осыпавшаяся штукатурка. Где-то в глубине коридоров раздавался голос Пивза, распевавшего победный гимн собственного сочинения: Наш маленький Поттер Умело расставил Волану капкан, А мы их побили — Поднимем за наше здоровье стакан! Прислушавшись к порождению фантазии полтергейста, я не заметил, как подошел к концу своего путешествия по замку. Горгулья, охранявшая вход в директорский кабинет, была теперь сдвинута в сторону; она стояла, скривившись набок, и вид у нее был оглушенный. «Интересно, — подумал Гарри, — она еще способна разбирать пароли?» — Можно мне пройти? — спросил он горгулью. — Пожалуйста, — буркнула статуя. Он протиснулся мимо нее на каменную винтовую лестницу, медленно двигавшуюся вверх. Добравшись до верхней площадки, Гарри толкнул входную дверь. Он скользнул быстрым взглядом по каменному Омуту памяти, так и стоявшему на столе, где он его оставил, и вскрикнул от внезапного оглушительного грохота, мгновенно вообразив заклятия, возвращение Пожирателей смерти, возрождение Волан-де-Морта… Но это были аплодисменты. Директора и директрисы Хогвартса, глядевшие со стен, приветствовали его дружной овацией. Они махали шляпами, а иногда и париками, через рамы пожимали друг другу руки, а то и пускались в пляс. Дайлис Дервент громко всхлипывала, Декстер Фортескью приветственно размахивал слуховой трубкой, а Финеас Найджелус взывал своим тонким высоким голосом: — Заметьте, что и факультет Слизерин сыграл положительную роль! Наш вклад не должен быть забыт! Но Гарри глядел лишь на того, кто стоял в самой большой раме прямо над директорским креслом. Слезы текли из-под очков-половинок на длинную седую бороду. Гордость и благодарность читались в его глазах. Наконец Гарри поднял руку и портреты почтительно притихли, улыбаясь, утирая глаза и выжидательно глядя на него. Однако он обращался только к Дамблдору, подбирая слова с величайшей тщательностью. Несмотря на усталость и туман перед глазами, он должен сделать это последнее усилие, должен в последний раз поговорить с этим человеком. — То, что было спрятано в снитче, — начал он, — я выронил в Запретном лесу. Я не запомнил места и не собираюсь отправляться на поиски. Вы согласны со мной? — Согласен, мой мальчик, — сказал Дамблдор. Остальные портреты глядели на них с недоумением и любопытством. — Это мудрое и мужественное решение, но иного я от тебя и не ожидал. Знает ли кто-нибудь, где ты его выронил? — Никто, и я бы попросил Вас не называть меня так — ответил Гарри, и Дамблдор удовлетворенно кивнул, хотя в его глазах вспыхнул огонек обиды от окончания фразы. — Но я сохраню дар Игнотуса, — продолжил Гарри. Дамблдор просиял: — Конечно, Гарри, он навсегда принадлежит тебе, пока ты не передашь его своим потомкам. — Остается вот это. Гарри поднял Бузинную палочку. Дамблдор глянул на нее со скрываемым благоговением. Даже сквозь дурманящую усталость Гарри заметил этот взгляд его глаз, и он ему не понравился. — Я оставлю ее себе вместо своей — сказал Гарри. — Но Гарри..— попытался возразить директор. — Что Гарри?! Сейчас в своей излюбленной манере прочтете нравоучительную речь и тонко заставить сделать то, чего Вы хотите. Я устал от этих игр, и я хочу сделать, как мне хочется — возмутился парень, перебивая портрет. — Гарри, я... — Не нужно, профессор. У Вас не было выбора. Слова: 《Ради всеобщего блага》очень хорошо подходят. Поэтому я сейчас просто уйду, и попробую начать все сначала. Ведь прежнего меня больше нет.— сказал Гарри с горькой усмешкой на губах и развернулся к выходу. — Прости меня, мой мальчик. — пробормотал бывший директор закрывающейся двери.