По лезвию ножа

"Убийство — как роды. Я — отец и мать. Я открываю людям дверь в другой мир. Дарю новую жизнь." (с) Метод.

      Сеул, Южная Корея, 2009 год.       Кулак со смачным звуком впечатался в лицо напротив. С почти восторженным удовлетворением напавшей на след ищейки я почувствовала приятную ломоту в кисти, в то время как из рассеченной губы доктора Чо густыми каплями закапала кровь.       Голова корейца запрокинулась от удара, он издал полный муки стон, но нашел в себе силы снова посмотреть на меня. Я же победно ухмыльнулась тому, что наконец выбила из него это злорадное превосходство во взгляде. Теперь в этих узких глазах взметнулась удушливой волной паника.       – Ну, и где же ваш самоуверенный сарказм, доктор? – голос, искаженный в полупустом помещении заброшенного склада, ударялся о стены и казался практически шипением. – Всё ещё уверены, что вам помогут?       – Я сказал вам все, что знал. Отдал все документы, – задыхаясь от волнения и боли забормотал Чо. – Я не понимаю, о каких файлах вы...       Удар кастетом в живот на полминуты выбил из корейца воздух и возможность вымолвить хоть слово. Крепкие веревки, которыми он был привязан к стулу, не дали ему упасть, но он согнулся пополам, хватая кислород до хруста распахнутым ртом. Запустив пальцы в черные с проседью волосы, я рывком подняла его голову, заставляя смотреть в лицо. Ученый старательно смаргивал накатившие слёзы, искаженное болью лицо выражало крайнюю степень растерянности и ненависти ко мне.       – О тех самых, что вы отправляли Де Ланж, о тех самых, что хранятся на не найденной нами флэшке, которую вы, вероятнее всего, спрятали в надежде, что они сохранят вам жизнь.       Выпутав руку в кожаной беспалой перчатке из волос доктора, я отошла на пару шагов, ловя рядом с опорными колоннами силуэт Брока, подпиравшего камень. По каменному выражению его лица ничего невозможно было прочесть, но полубезумный янтарь диких глаз, чуть ли не светившихся в темноте, говорил все без слов. Улыбнувшись ему, я обернулась и окинула взглядом корейца.       – Вы – сущий идиот, Чо. И доставили мн... нам немало проблем своим упрямством. Ну неужели вы не поняли, что секретность сведений, купленных вами, настолько серьезно оберегалась, что вы наивно решили использовать их в целях продвижения своей научной карьеры? Неужели вы так глупы, что думаете, будто вам предложили деньги за них, а значит – ничего ценного для нас они не представляют. Решили, что мы обойдемся? Что Омид не продал бы их, имей они жизненную важность?       Чо старался выровнять дыхание и напряженно смотрел на меня.       – Омид рискнул всем, потому что знал, что ему не уйти. Он перешел дорогу многим людям еще до того, как вышел на вас. А вы и повелись. Дивиденды от такой сделки просчитали, да? Но не финансы, похоже. За более значимый для разработок пакет сведений Омид запросил уже на порядок больше. Вот шалун, – ухмыльнулась я.       – Знаете, что меня поразило? – продолжила я, когда поняла, что Чо так и будет помалкивать. – Несмотря на предупреждение, вы дали проекту зеленый свет. Несмотря на явные недоработки и недочеты. Это было верхом идиотизма, но и верхом ваших достижений, не так ли? Не терпелось получить лавры гения?       Чо нервно облизнул губы, его взгляд метнулся от меня на Брока и назад.       – Ланж работает на вас? – наконец выдавил он.       – Вопросы тут задаю я. Но да, она оказалась куда более понятливой, чем вы. И сговорчивой. Все имеет свою цену, вам ли этого не знать, – рассмеялась я злобе, исказившей его лицо.       – Итак, мне надоело с вами панькаться. Где материалы?       – Думаете, я не знаю, что вы меня убьете после того, как я скажу?! – истерическим тоном заголосил кореец. Узкие глаза, казалось, еще более сузились, (и как такое возможно?), рот мужчины противно искривился, словно он собирался расхныкаться подобно малому ребенку.       Я повернула голову и кивнула Броку. Наемник чуть приподнял бровь, но подчинился, и скрылся в темноте. Чо наблюдал за нами, явно сдерживаясь от порыва начать умолять – настолько страшно ему было. Разбитые губы тряслись, из глаз безостановочно текли слёзы, он ёрзал на стуле, стараясь хоть как-то ослабить давление веревки.       Уверенная поступь Брока и волочащиеся, шаркающие шаги заложника раздались спустя пару минут.       – Вы знаете, что с вами будет, – широко улыбнулась я выражению шока на его лице, когда Брок вывел на свет и толкнул вперед меня на колени хрупкую девчонку лет шестнадцати с повязкой на глазах и закованными в наручники руками. – Но вы ещё можете спасти жизнь своей дочери, представляете?       Чо широко распахнул глаза, потрясенно наблюдая, как моя рука нырнула за спину, вытаскивая из-за пояса брюк пистолет. Черное дуло ткнулось в затылок заложницы, покрытый густой копной почти черных длинных волос. Девушка дернулась всем телом, сжимаясь и истерично всхлипнув.       – Нет! – заорал кореец, дергаясь вперед. – Вы этого не сделаете, она невинный ребенок!..       Возглас мужчины утонул в моем громком искусственном смехе, заполнившем тишину вокруг.       – Чудовище, – потрясенно выдохнул Чо, глядя на меня темными от ненависти и страха глазами.       – Мне это уже говорили, – удовлетворенно кивнула я. – Сущая правда, чтоб вы не сомневались.       – Эти разработки могут спасти немало жизней, вы не думали, что я это делал и для помощи людям... – горячо заверещал кореец.       – Вы это делали для себя, любимого, – резко оборвала я его, – для своей карьеры и Нобелевской, что вам светила, найди вы спонсоров и раскрути проект. Но вы непробиваемо тупы в том, как управляется эта система, Чо. Такие знания не для человечества, они – для избранных, а не для паршивого стада, благом для которого прикрываетесь вы и вам подобные, – презрительно выплюнула я.       Хуже всего, что в душе было пусто. Потрясение, что я ощутила, прислушавшись к себе, пришлось глушить махом, на корню, чтобы не выдать себя. Рядом послышался потрясённый рваный выдох Брока.       – Считаю до трех, потом вынесу мозги вашей дражайшей Хэлен у вас на глазах, – угрожающе понизив голос, прорычала я. – Раз. Два. Тр...       – Чёрт с вами! – заорал Чо. – Медальон на шее Хэлен, там вся инфа!       – Папа, – послышался шепот спустя секунду, но я лишь ткнула в темный затылок дулом пистолета: – Заткнись.       Брок подошел ближе и грубо сдернул с шеи девчонки серебряную цепь с кулоном в виде сердца, инкрустированного камнями и гравировкой, который маскировал флэшку. Я молча наблюдала, как Рамлоу вставил её в гнездо нетбука и ждал, пока специальная программа взломает доступ к содержимому и дешифрует его.       – Отпустите нас, прошу вас, – внезапно со слезами в дрожавшем голосе подала голос дочь корейца. – Информация у вас, отпустите... Не трогайте папу.       Уголок рта Брока дернулся в снисходительной усмешке этой мольбе. Напряженное лицо Чо ничего не выражало, он переводил взгляд с меня и наемника на пистолет у головы дочери. В определенный момент во мне мелькнуло что-то, схожее с восхищением. Сколько раз у моих ног валялись, моля о пощаде, но доктор даже не пытался, понимая бесполезность этого и стараясь сохранить в сложившейся ситуации остатки достоинства и жизнь дочери.       – Не трогайте её. Умоляю вас, – тихо попросил Чо наконец, когда мы с Броком напару уставились в выведенные на экране данные. Рамлоу удовлетворенно кивнул мне. Это то, что нам нужно.       – О боже, это так патетично, – цинично усмехнулась я, обращая внимание на корейца. – Паршиво, наверное, иметь слабости, на которые так просто надавить, а, доктор? – кивнула я на Хэлен перед собой.       – Под... – Чо начал было фразу, но я не собиралась давать ему закончить её. Хлопок выстрела в большом помещении показался оглушающим, девчонка у ног истерично вскрикнула и зарыдала, понимая, что с её папочкой случилось непоправимое. Брок захлопнул нетбук, отчего Хэлен нервно вздрогнула, выдернул флэшку и вопросительно посмотрел на меня.       – Думаю, больше нам тут делать нечего, – ответила я, пряча пистолет за пояс.       – А эта? – кивнул Рамлоу на темный затылок.       Я помолчала, разглядывая хрупкую фигуру. Растрепанные волосы, выступающие сквозь тонкую ткань джемпера позвонки, худые плечи, стоптанные, но явно любимые кеды... Нескладеха, которая судя по характеристике унаследовала мозги отца и с ранней юности помогавшая ему с исследованиями. Она может стать угрозой в будущем, но сейчас, в настоящем...       Я присела и поднесла губы к волосам, к тому месту, где предположительно было ухо.       – Если эта история всплывет наружу, – девчонка сильно вздрогнула и затряслась, услышав мой голос рядом, – если ты посмеешь дать ход всему, что видела и слышала, особенно разработкам, что вел твой папаша – я тебя найду. И его участь станет для тебя жалкой мечтой, потому что я клянусь, так просто ты не сдохнешь. Все поняла?       – Да, – сдавленно прошептала девушка. – Я вас ненавижу...       – Знаю, – усмехнулась я, выпрямляясь. – Но мне как-то похер.       Брок смотрел прямо на меня настолько тяжелым взглядом, что я даже не могла правильно истолковать его. Потемневший янтарь глаз не отрывался от моего лица, скользя острым лезвием то ли страсти, то ли осуждения. Я вопросительно приподняла брови, но, не дожидаясь пояснений, пошла прочь, стаскивая кастет с правой руки.       Рамлоу догнал меня через несколько шагов.       – Оставим её тут?       Я притормозила и удивленно уставилась в его глаза.       – Нет, блять, давай в кафе сводим и пирожком угостим. И по головке погладим, и пожалеем, – раздраженно выдохнула я. – Я не понимаю, что с тобой? Сентиментальным становишься, Рамлоу?       Брок облизал тонкие губы и плотно сжал их, удерживаясь от выпада в мою сторону. Покачал головой каким-то своим мыслям и пошел вперед.       Мы молчали всю дорогу до города. Оставив угнанный для дела джип на подземной парковке, мы вышли на кипевшую жизнью улицу Сеула и пошли в сторону отеля. Я заглядывала в витрины магазинов, рассматривала некоторые детали самобытной местной культуры, прислушивалась к странному местному языку, журчавшему с разных сторон. Минут через пятнадцать, когда мы уже подходили к рынку, что был неподалеку от "Плаза", Рамлоу неожиданно поравнялся со мной и взял за руку, переплетая пальцы с моими. Я удивленно покосилась на него, но промолчала, потому что выражение лица наемника в тот миг было наиболее близкое в моем понимании к умиротворенному. Если Рамлоу вообще в курсе, что это такое.       Я окончательно запуталась в анализе его поведения и, мысленно зло плюнув, решила, что сам скажет, если захочет. Мне как-то не думалось, что взрослому мужику с немалым багажом за плечами требовался психолог после увиденного, но что-то в его действиях настораживало.       Мы шли не спеша. Вещи уже были собраны, документация и электроника тщательно уложена в потайные отсеки чемоданов, не просвечивающиеся на таможне. Медальон Брок отдал мне, и я положила его в карман. Разумеется, в аэропорту я надену его. Хочешь спрятать что-то важное – прячь на виду. Но, все так же прислушиваясь к себе, я понимала, что карман он мне не оттягивает. И совесть не орет благим матом и не ныкается в подсознании в поисках утешения. И вообще внутри было на удивление... безмятежно?       Даже отвращения к себе не было. Не в свете прошедших девяти лет. Это пережиток прошлого – совесть и мораль, особенно если работаешь на ГИДРУ.       Неужели я все-таки утратила лелеемую всю жизнь человечность, через которую напоминала сама себе, что я не зверь?       Внезапно память услужливо раскинула картинку с Джеймсом, тепло улыбающимся и смотревшим так, будто я была главным сокровищем во всем мире. А совесть, некстати упомянутая, принялась нашептывать, насколько отродье вроде меня недостойно такого взгляда. Судорожно задохнувшись, я остановилась, втягивая прохладный воздух сквозь стиснутые зубы.       Брок стоял рядом и молчал, слава Богу. Только смотрел на мое лицо, улавливая все нужные ему помехи в моем настроении. Поднимать взгляд на него я не решилась, не могла видеть все то, что сейчас написано в его глазах.       – Давай, читай мне свою лекцию, – выдохнула я облачко пара, старательно делая вид, что ничего не произошло. – Тебе явно есть, что сказать.       – Ты не животное, – внезапно резко выдал Брок. Я удивленно вскинулась и уставилась в темные глаза. – И не давай накидывать на себя цепь.       Я почувствовала, как от изумления у меня чуть приоткрылся рот. Прожевав услышанное, я судорожно вдохнула, но взгляда не отвела.       – Не убеждай себя, что я лучше, чем я есть. Потому что, если потребуется, я убью и тебя, Брок, – холодно сказала я, наблюдая, как сужаются его глаза и трепещут крылья тонкого носа. Опрометчиво заявлять ему такое, но это была правда.       – Я знаю, – зло шепнул он, наклоняясь ближе. – Это ничего не меняет, – выдохнул он в мои губы, не отпуская взгляда – яростного до боли, до страха отвернуться и получить пулю в затылок, до острой тоски внутри...       Теплая ладонь легла на мою щеку, но я не пошевелилась, позволяя Броку изучать. Большой палец очертил нижнюю губу, Брок сделал обманное движение вперед, сокращая расстояние до минимума и заставляя меня прикрыть глаза в предвкушении. Но остановился. Открыв глаза, я с минуту изучала его глаза, в которых расширившийся зрачок почти затопил всю радужку, оставив лишь тонкий золотистый ободок. Быстро облизнувшись, на долю секунды я задела кончиком языка его губу, и заметила, как его глаза полыхнули невиданным ранее огнем.       Рамлоу резко дернул меня на себя, сминая губы жестким поцелуем. Рука со щеки переместилась на затылок, не давая оборвать поцелуй, сжимая и властно притягивая, вторая легла на талию, я чувствовала её тяжесть и жёсткость, с которой он прижимал меня к себе. Мы едва ли не кусались, борясь за лидерство, мои руки уперлись в его грудь, но в конце концов Брок выиграл, болезненно укусив меня за нижнюю губу, и я перестала сопротивляться, с упоением отдаваясь на милость этому жестокому самцу.       Языки сплетались, губы жестко терзали мои, но вырываться, ощутив блаженство жертвы, желания не было. Задыхаясь, мы оторвались друг от друга лишь спустя несколько минут. Двое потерянных посреди украшенной и сверкающей Сеульской улицы, мы не разрывали весьма злых взглядов, полностью сознавая, что друг для друга мы – как остров в океане для утопающего. Секс незначительно сместит акценты, но Брок сознавал, что никогда не станет для меня тем, за кого я готова умереть. Тем, на кого он больше не посмотрит даже с толикой дружелюбия. Тем, кто был сейчас за тысячи километров отсюда, но незримо присутствовал здесь, между нами, как напоминание мне о собственной совести.       – Мы опоздаем на рейс, – покусывая саднящие губы, устало сказала я.       Брок приподнял брови, но безмолвно принял мой белый флаг.       – Я все равно добьюсь своего, ты же понимаешь это? – усмехнулся он беззлобно, снова сплетая наши пальцы и двинувшись в сторону отеля.       – Я это знаю, – глухо ответила я, стараясь, чтоб горечь в голосе не была слышна столь отчетливо. Рамлоу не ответил, лишь крепче сжал пальцы.       Мы не разговаривали больше. Вернувшись в номер, я сразу направилась в душ, прихватив полотенце. Брок остался в гостиной. Душ он занял сразу после меня, лишь мельком окинув мое тело, завернутое в плотную ткань, когда я вышла. В спальню он не заходил, предоставив меня собственным мыслям, которые постоянно вертелись, вопреки его желаниям, вокруг ожидающей меня в Штатах работы. И вокруг алгоритма машины Золы.       И периодически возвращались к поцелую в ярком свете городских огней Сеула.       Тряхнув идеально уложенными в крупные кудри волосами, блестевшими в свете ламп после воска, я окинула взглядом свое лицо в зеркале. Сдержанный макияж ярко подчеркивал глаза и придавал им глубину, смещая акцент с зацелованных алых губ, которые пришлось закрашивать помадой нейтрального тона. Улыбнувшись себе, я натянула купленный вчера костюм-тройку. Черные узкие брюки, черный топ и изумрудный жакет с черной отделкой отворотов, карманов и манжет. Ансамбль дополнили лаковые черные лодочки на шпильке. Густая копна волос рассыпалась по плечам и спине, я улыбнулась своему отражению, вполне отдохнувшая за эту неделю, готовая с новыми силами выйти на поле боя.       Брок восхищенно присвистнул, окидывая меня оценивающим взглядом, когда я вышла в гостиную с чемоданом и сумкой в руке.       – Потрясающе! – выдал он наконец. Я улыбнулась, чувствуя, как неимоверное напряжение между нами пошло на спад.       – Отрывай свой шикарный зад от дивана и пошли, – хмыкнула я. Брок мне подмигнул и пошел к двери, забирая чемодан у меня из рук, накинув на меня по дороге мое пальто.       – Ты хоть купе заказал, как я просила? – спросила я, когда мы устроились в ожидавшем нас такси.       – Ага. Два купе по соседству. Учитывая, как ты летела сюда, я не хочу в Штатах спать на каждом шагу и кидаться на каждого встречного.       – Я на тебя не кидалась, – шутливо пихнула я его локтем в бок и улыбнулась. – У меня были плохие дни.       – Я знаю, детка, знаю, – тепло ответил Брок и закинул руку мне на плечи, прижимая к себе. Чуть повернувшись, я прижалась к нему спиной, принимая крепкое объятье, и уставилась в окно. *       Первые пару часов полёта я вчитывалась в документы корейца, блаженно вытянув ноги на разложенном массажном диване в личной каюте. Мягкий беж в интерьере успокаивал нервы, мерное жужжание телевизора помогало сосредоточится и вникнуть в файлы. Хотелось переодеться в пижаму, настолько уютным мне казалось пребывание в купе, но я ограничилась тем, что скинула жакет и туфли в гардероб.       Внезапно створка отъехала в сторону, являя мне виноватое выражение лица Рамлоу, сунувшего голову в каюту. Подняв голову, я вопросительно уставилась на него.       – Скучно, – капризным голосом пожаловался Брок, а я искренне рассмеялась в ответ. Обиженное выражение его лица было просто незабываемо. – Можно я с тобой потусуюсь?       – Валяй, – благодушно разрешила я, чуть сдвигаясь, и вытянула ноги на пуфик под столиком. Брок вошел с бутылкой вина и двумя бокалами, на что я удивленно приподняла бровь. Он хмыкнул, заметив мой взгляд.       – Предлагаю мировую. И обед я сюда заказал на двоих, – улыбнулся мужчина, скидывая кроссовки и устраивая ноги рядом с моими. Каюта была достаточно просторной, но все же на диване по соседству с размахом плеч Брока стало как-то тесновато.       – Скажи честно, сильно мешаю?       – Нет, – пожала я плечами. – Просто документы, что я изучаю, не для твоего уровня доступа.       – Можешь перекинуть через меня ноги и закрыться папкой, – бесхитростно улыбнулся Брок. – Я просто телек посмотрю.       Поразмыслив, я так и поступила. Устроив ноги на коленях Брока и подлокотнике дивана, я снова раскрыла папку и погрузилась в чтение.       – Что за дерьмо ты расследуешь? – после пятиминутного молчания все-таки спросил Брок, чуть перегибаясь через мои ноги и разливая вино в бокалы. Я благодарно кивнула, когда он передал мне один и, отпив, ответила:       – Брок, мы же договорились. Это не твой...       – ...уровень доступа, я понял. Или не мой уровень доверия? – пристально взглянул в мое лицо Рамлоу. Я сдавленно улыбнулась, перекатывая прекрасное вино на языке.       – Что заказал на обед?       Рамлоу поджал губы и улыбнулся сам себе, отворачиваясь от меня. Но не высказался.       – Основным – стейки. Салат, сырную тарелку и перепелиные яйца.       – Замечательно, – одобрительно и мягко сказала я, стремясь вытащить Рамлоу из его панциря.       Он продолжал пялиться в телевизор, я же переводила взгляд с документов на него и мучительно соображала. Нет, в том, что Брок не сольет сведения, у меня не было сомнений. Несмотря на то, что он запросто вертел на детородном органе уважение и субординацию и с более крутыми чинами, нежели со мной, Рамлоу был верен системе, которая стабильно выплачивала ему щедрое жалование. Да и был слишком умен, прекрасно понимая, чем рискует, спрашивая меня о моих делах.       – Согласно документам, что я нашла в Иране, ученый, которого убирали в Украине, продал этому корейцу часть данных по засекреченному проекту, а тот в свое время отказался показать ГИДРЕ его отец, сославшись на неудачу в экспериментах.       Брок моргнул пару раз и уставился на меня неверящим взглядом.       – В принципе, через эту продажу и через бегство Омида под крыло Щ.И.Т.а разведка и определила, что проект оказался вовсе не безнадежным. Омида убрали, а теперь мы прибрали и все следы за ним там, в Корее.       – Отец Омида умер...       – ...своей смертью. Для меня загадка, почему ГИДРА так попустительствовала его выходу из своих рядов и свободным научным исследованиям, но, в принципе, это не мое дело.       – Проект теперь у ГИДРЫ?       – Он мой, – мягко улыбнулась я; брови Рамлоу поползли вверх. – Что?       – Много ответственности. Неужели ты добровольно повесила на себя столько дел?       – Да, – кивнула я.       Вошел стюард с подносом, и разговор пришлось прервать. Пообедали мы с Рамлоу в уютной тишине. Незримый барьер между нами, казалось, на время опустился. Спустя примерно час Брок начал зевать и свалил в свою каюту, да и я, признаться, не чувствовала желания работать. После нескольких бокалов вина и вкусной еды глаза закрывались сами собой, и, спрятав документы, я заснула на весь остаток пути под едва слышный гул двигателей. *       Вашингтон встретил нас приятной рождественской атмосферой. Обычно достаточно консервативный город мне особенно нравился в предновогодние дни, так как рутинные пейзажи старинных домов и центральных улиц окрашивались в многоцветие мерцающей иллюминации, украшенных деревьев и праздничной атмосферы. Счастливые прохожие сновали по улицам и магазинам, тащили пакеты, разукрашенные праздничными рисунками, многочисленные Санта-Клаусы патрулировали тротуары и неизменно возвращали улыбку любому, утратившему её, шутками и рождественскими напутствиями.       Я никогда не любила Рождество. Но и не ненавидела. Оно, как и Новый год, было для меня простым календарным днём, желания отмечать его у меня не возникало, а из детства у меня было слишком мало воспоминаний о праздниках в кругу семьи. Своей у меня не было до сих пор. Не больно и хотелось.       Устроившись с кружкой горячего шоколада в любимом кресле в спальне в рождественскую ночь и поглядывая на ликующий город за окном, я погрузилась в раздумья, заново переосмысливая свое существование. Что у меня было? Квартира, которую я и не думала украшать, да и вообще сомневалась, что у меня хотя бы огоньки были, дорогая машина, крутая работа с более чем приличной зарплатой... И адова головная боль от всех проблем, что крутились вокруг жутким смерчем. Стоило разгрести одну – появлялась другая. Новые горизонты, что мне открыл проект "Перерождение" радовали лишь одним – я буду меньше работать в поле. Сознательно или нет, но я дистанцировалась от Зимнего Солдата, оставив его лишь научным проектом, и сказала Пирсу по возвращении, что хочу как можно реже сопровождать его на задания. Для этого существовали специальные команды. Провел ли Пирс параллели с Кореей и Рамлоу? Надеюсь.       Мне нужно было максимально обезопасить Джеймса от подозрений. Несмотря на то, как гадко становилось на душе из-за принесённых в жертву собственных чувств. Привязанность ко мне так или иначе больно ударит по нему, если меня постигнет провал. Но, по крайней мере, если боссы будут уверены в том, что Джеймс для меня был всего лишь игрушкой, мимолетным увлечением, то для него все закончится куда менее плачевно.       Уменьшение работы в поле давало мне больше времени для поисков ответов на нужные мне вопросы о некоторых секретах ГИДРЫ и её прихлебателей. Громадная информационная база, уже собранная мной за годы работы, хранилась пока в моем тайном сейфе, здесь же, в квартире. Использовать большую часть этой информации – обрести армию врагов высших рангов. Но найти союзников не представлялось возможным, а потому вся база была практически бесполезной для открытой работы. Нажать на нужные педальки в случае необходимости и с большой осторожностью – да, но делать масштабные шаги чревато последствиями.       Уныло отхлебнув горячий напиток, я подвела под размышлениями не менее унылую черту. К своему тридцатитрехлетию я подползала ни с чем, кроме сумасбродных планов. Что полезного я сделала? Да ни хера. Двойной агент на службе у добра и зла, что периодически менялось местами, а я пыталась удержаться на плаву и не попасть под жернова систем.       Поэтому я так загорелась идеей вытащить Барнса? Вероятнее всего, он в прошлом был отличным парнем, если в моих попытках будет хоть капля толка – жизнь будет прожита не зря. Ну, скорее всего, будет ли прогресс в его сознании, я не узнаю, но уйду на тот свет с полным ощущением того, что сделала хотя бы что-то полезное.       Допив шоколад, я отправилась спать с тяжелой головой и мрачными мыслями.