***
Когда Джеймс открыл глаза, вокруг обнаружилась совершенно незнакомая обстановка и тело всё ещё не подчинялось, по крайней мере ему. Наверняка это очередной выброс заточенного в черепной коробке сознания, немое выдуманное кино или что-то в этом роде. Джеймс не решался понять очевидное: он видел мир чужими глазами. Смотрел вниз, улавливая взглядом потрепанную футболку, чьи-то острые коленки и незнакомые руки, придерживающие хлипкие страницы неизвестной книги. Из мутного окна падал слишком слабый свет, сосредоточиться на строках было практически нереально. Судя по всему, читатель забился в недра захламленной квартиры, и лишь через несколько минут Джеймс понял почему. — Колин! — раздалось совсем близко, обзор сразу переместился вбок, а в следующую секунду из-за угла появился тучный альфа в состоянии нестояния. Перегар достигает ноздрей, заставляя сморщиться в отвращении лицо того, кто показывает Джеймсу это реалити-шоу. Мужчина приближался слишком стремительно, Колин, которому и принадлежало это зрение, не успевал ретироваться, и на его худые плечи легли горячие, отвратительно влажные руки, посылая вдоль позвонков липкую цепочку страха. — Опять ты читаешь свои дурацкие истории! — заплетаясь, негодовало пьяное нечто, попутно отбрасывая жалобно хрустнувшую страницами книгу в сторону. Изо рта альфы несло помоями, как нельзя лучше характеризуя сущность своего владельца. Парень, уже без книги, дергался в сильных руках, стискивающих его до ощутимых синяков, и замер, то ли сдавшись, то ли вспомнив, что это ничем не поможет. Никогда не помогало. — Сгоняй-ка нам с папой за водкой, раз язык проглотил, — довольно осклаблился альфа, будто бы наперед предвкушая веселье в компании алкоголя, а затем резко толкнул парня по направлению к двери. Так, что тот пал ниц, больно зацепившись ногой за край какой-то тумбы, еле различимой среди прочего хлама. Быстро ретировавшись во избежание остальных травм за непослушание, Колин похромал к ближайшему ларьку, светящемуся витриной в наступивших сумерках. Продавец-бета сочувственно окинул Колина взглядом и отмахнулся, видя протянутую ему бледную ладонь с неполной суммой стоимости водки. Колина жалость ранила хуже любого падения, он внутренне стиснулся, сжав губы в тонкую полоску, но благодарно кивнул, нехотя отправляясь домой. В место, которое вроде было его домом, а теперь от этого определения остались лишь неясные воспоминания некогда счастливого детства. Даже если бы мог, Джеймс бы не пошевелился. Он лишь наблюдатель, и именно сейчас ему, как никогда остро, хотелось сделать хоть что-нибудь, изменить сложившееся. Бессилие убивало. На крошечной кухне в неполную силу горела одинокая лампа, за столом полусогнуто сидели двое, лишь некоторыми признаками напоминая людей. Джеймс улавливал запах взрослого омеги, но какой-то прогорклый, испорченный образом жизни и поступками. — Ну хоть в чем-то от тебя польза, — вместо благодарности произнес тучный альфа, вытаскивая пальцы из коротких засаленных волос, чтобы разлить содержимое бутылки по двум рюмкам. Со стороны омеги донеслось лишь невнятное бурчание. — ...сука пользы. Лучше бы ты оказлся за его мсте... Бедный мой мльчик... — заикаясь, сетовал омега-старший, а после и вовсе разразился потоком бесконечных проклятий в сторону, судя по всему, своего выжившего сына. Колин сбежал вглубь квартиры, уворачиваясь от летящих вслед предметов быта, но даже осколки от стаканов и удары не наносили тех увечий, что принесли едкие слова, брошенные не глядя в пылу пьяного бреда, но запавшие так глубоко. Парень спрятался в свой уголок, обматывая замерзшие ступни дырявым одеялом со следами прикосновения к нему окурков и попытался найти то, что он читал. Пальцы Колина, подрагивая, перебирали найденные, наконец, клочья вырванных страниц. Он так и не узнает, чем закончилась та история, нашел ли принц свою возлюбленную, спас ли королевство... На желтую бумагу бесшумно капала соленая влага.***
Джеймса воротило от происходящего, но он никак не мог перестать смотреть, наблюдать со стороны, отныне они с Колином были связаны его историей. Его драмой. У альфы создавалось такое ощущение, будто его окунули в ледяную прорубь реальной жизни. Той, что никогда не покажут в фильмах или покажут, но изрядно приукрасив, потому что никакой зритель не готов к подобному. Родители Колина слыли пьяницами и садистами со стажем. О первом Джеймс догадался сразу, но ко второму выводу пришел, лишь увидев покалеченное тело омеги в кривом зеркале ванной. На него, думая, что он один смотрит на себя обнаженного, глядел миниатюрный омега. Под светло-карими глазами залегли синяки недосыпа и постоянной тревоги за жизнь и то, какой сюрприз она преподнесет в следующий миг. Волосы отливающие медью, неровным ворохом ложились на тонкокостное лицо. Кое-где вырваны были целые клоки. По всей коже Колина не проходящие синяки, он был ужасно худой и бледный. Джеймс не смог бы точно сказать, когда понял, что Колин его пара. Альфа просто наблюдал за жизнью паренька, видел его самые потаенные мысли и желания, знал о предпочтениях, вроде чтения старых классических романов и приключенческих историй, а также антипатиях по типу нелюбви к определенной пище. Джеймс знал, как омега очень тихо, будто пьяницы-родители смогут услышать даже в голове, мечтает выбраться из этого гиблого места, отдав предков на лечение. Грезил о любви, которую он непременно встретит, альфе, который поймет его, поможет и поддержит. Которому можно будет довериться без оглядки во всех смыслах этого слова. Только эти мечты давали ему силу существовать дальше, предоставляли хоть и призрачную, но такую желанную надежду. Предки посылали омегу за горючим чуть ли не каждый день. В любую погоду, при любых обстоятельствах — всегда. Порой Джеймс даже радовался, надеясь, что рано или поздно они загнутся, перепьют и подавятся во сне рвотой, избавив омегу от кошмара, но не тут-то было. Колин не допускал этого, потому как, несмотря ни на что, он любил своих родителей, заботился о них, раздевая и укладывая спать осторожно, несмотря на поддатые сопротивления. Он сам винил себя в их недостатках. Джеймс почти догадался о его истории, когда вместе с Колином смотрел на то, как пальцы омеги с тоской проводили по глянцевой поверхности старой фотографии, которую парень хранил под подушкой. На снимке два мальчугана, борясь и заливаясь чистым детским смехом, оттаскивали в разные стороны плюшевого зайца. Заяц этот тоже был рядом, потасканный, но непривычно чистый для этой дыры, именуемой квартирой, он всегда спал рядом с Колином. Во сне омега сильно стискивал его двумя руками и беззвучно всхлипывал. Джеймсу казалось, что наверняка снующие рядом с ним двадцать четыре часа в сутки медсестры уже давно должны были заметить его активность. Потому что если бы он смог, стиснул бы больничные простыни до дыр, подобно тому, как сжималось его сердце от переполняющей за судьбу омеги боли. Но она ни в какое сравнение не шла с той, что испытывал Колин.***
В какой-то из вечеров, вынужденно возвращаясь домой после спасительной прогулки по парку, Колин, а с ним и Джеймс, понял, что у него дома гости. Пьяный смех и брань было слышно с порога, поэтому, быстро прошмыгнув мимо кухни в одну из комнат, Колин краем глаза отметил лишь, что наведалось человек пять и все альфы. Их приторно-мускусный аромат повис в воздухе удушающим маревом, заставляя передернуться от отвращения. Забившись в свой уголок, Колин молился всем известным богам, в которых давно не верил, чтобы посетители побыстрее закончили рубиться с родителями в карты и покинули их жилище. Или хотя бы вырубились, забывшись бессознательным сном. То ли молился он недостаточно сильно, то ли жизнь действительно настолько несправедлива, но гости не ушли. Наоборот, они решили сменить локацию, разбрелись по квартире, громко переговариваясь, сталкиваясь в коридорах, круша попадающиеся под траекторию выпившего тела вещи. Кто-то ворвался в спальню Колина, рылся в вещах, пошатываясь. А после случилось то, чего боялся омега больше разгромленного жилища: его заметили. — Смотрите-ка, кто у нас здесь, — весело скалился незнакомец, демонстрируя пожелтевшую эмаль зубов, и направился к вжавшемуся в стену парню. — Ребята, идите сюда! Из других комнат подтянулись остальные, а Джеймс обреченно повторял про себя лишь одно слово — нет. Нет-нет-нет. Не смейте ему ничего делать, ублюдки! Гнев вспыхнул ярким цветком, жег подкорку сознания, требуя прекратить всё это. Никто, естественно, не слышал протестов наблюдающего альфы, незнакомцы обступили Колина по всему периметру, пресекая попытку выбраться. Его вздернули на ноги, все разом втянули ноздрями исходящий от омеги аромат, различимый даже через нестираную одежду. Его легкое тело — то самое тело, что Джеймс успел визуально изучить в доскональности — уронили на стоящую рядом кровать, их руки жадно скользили по юной коже, сдирали, комкая, мешающие им предметы гардероба. В глазах у каждого плескалась несдерживаямая похоть, сердце Колина панически колотилось под ребрами, а когда рот омеги, пресекая крики и мольбы о помощи, накрыли чужие губы, тот даже смело попытался укусить. Звонкая пощечина заставила дорожки слез искривиться, альфы гоготали, обжигая прикосновениями, лапая, тиская, клеймя позором насилия. Никому не пришло в голову быть хоть немного осторожнее, получше растянуть сжатые в ужасе мышцы Колина, которому предстояло испытать худший в мире первый половой опыт. В зеркале шкафа-купе напротив кровати отображалась картина, поражающая своей неправильностью и отвращением. Бедного юношу имели сразу двое, пока остальные дрочили свои вставшие члены в непосредственной близости с его телом. В рот срывающегося на кашель омеги тыкался член того, кто заметил его первым. Между ягодиц горело огнем, в то время как туда вдалбливался другой альфа, тараня нежные внутренние мышцы, заставляя дрожать ещё больше, не веря, что такую агонию боли вообще возможно пережить. Они развлекались с Колином ещё несколько часов, меняя позиции и углы проникновения. Омега уже ничего не чувствал, прекратив попытки сопротивляться, сорвав напрочь голос. Тело превратилось в один сгусток покореженных грубыми прикосновениями нервных окончаний. Парень уже даже не пытался брыкаться, он лишь вновь и вновь считал про себя числа, безнадежно сбиваясь, начиная заново, пытаясь отгородиться от окружающей действительности... Мечтая лишь об одном: чтобы это поскорее закончилось. Джеймс никогда не думал, что будет испытывать такую ярость. Он никогда не желал смерти другому существу, но тогда его воображение рисовало самые изощренные и жестокие пытки, которые он непременно устроит всем насильникам, если только выберется. Он просто обязан это сделать.***
Свет больничных ламп бьет по отвыкшим зрачкам, в горле сухо, трубка, подающая кислород, сдвигается вбок от попытки приподняться. Врачи снуют из стороны в сторону, приборы сходят с ума, пищат, указывая на изменившиеся показатели пациента. Когда наконец удается различить окружающую действительность, первым делом Джеймс видит что-то лепечущих ему медсестер, а за их спинами заходится в рыданиях папа, которого придерживает за плечи не верящий отец. Его просят успокоиться, лежать смирно, даже приподносят долгожданный стакан воды, но альфа никак не может ждать. Однако, истощенный организм другого мнения, поэтому почти сразу мужчина забывается неспокойным сном. При следующем пробуждении Джеймс даже шевелит конечностями, слабо, но радуясь, что моторика не пострадала. Он пытается заговорить, и сидящий тут же альфа придвигается ближе. — Сынок, ну наконец-то, — с неподдельным облегчением произносит отец Джеймса, не обращая внимание на собственные, застилающие взор слезы, его голос то и дело срывается. — Мы уж думали, что совсем тебя... Потеряли. Последнее слово повисает в воздухе, и от желания успокоить родителя, развеять атмосферу обреченности, Джеймс почти забывает, что заставило его очнуться. — Отец, — обращается альфа сиплым голосом, с трудом проталкивая слова, — как вы познакомились с папой? Ты ведь сразу понял, что он — твоя истинная пара? — Ничего себе, — качает альфа-старший головой, и Джеймс замечает на висках появившиеся ниточки седины. — Ты только очнулся, и всё, что хочешь узнать, это как я обрел свою любовь в виде твоего папы? — Отец... Пожалуйста, — Джеймс вкладывает в реплику все свои силы, и наверное его отец видит в этом явное доказательство того, что ответ действительно важен. — Да. Как только я его увидел, узнал получше, я понял, что хочу быть с этим человеком всю свою оставшуюся жизнь. Заботиться о твоем папе, оберегать его и лелеять было желанием на уровне инстинкта, — серьезно произнес альфа. — Отец, кажется, я встретил свою пару, — прошептал Джеймс, не обращая внимание на вытянувшееся лицо предка, вцепился в его руку для пущей весомости слов. — И ему очень нужна моя помощь.