Ordinary story

- С ума сошел? - честно, не риторически спрашивает Крис, изучая явление на пороге своего номера. - Разрешишь войти, или подождем, пока меня тут кто-то увидит? - полушепотом интересуется Том и делает щенячьи глазки. - По мозгам бы тебе дать разок, - тоже переходит на свистящий шепот Крис. - Глядишь, вправились бы! И рывком затаскивает Тома в номер. Выглядывает в коридор, прежде, чем захлопнуть дверь. Абсолютно бессмысленное действие. Вот увидит он кого-нибудь сейчас - и что? Побежит за ним? На самом деле абсолютный идиотизм - им с Томом нельзя слишком часто светиться вместе. Чтоб у фанатов не было пресыщения, надо думать. У этих менеджеров по связям с общественностью уже совсем крыша едет от нечего делать, вероятно. То будьте почаще вместе на людях, то - внимание! - подвигайтесь поближе друг к другу, а теперь вот - “возьмите паузу”. А если Том - уже его друг? В дружбе берут паузы? Закрыв дверь и решительно разворачиваясь к Тому, чтоб отругать его, Крис лишь открывает и тут же закрывает рот. И вместо гневной тирады, удивленно восклицает: - Да ты бухой! - Я бы попросил! - картинно воздевает указательный палец тот. - Не бухой, а употребивший. Для вдохновения. - И как? - скептически хмыкает Крис. - Помогло? Вдохновился? - Ненадолго, - жалуется Том. - Выветрилось. И решительно шагает мимо. К мини-бару. Том чувствует себя у него, как дома. Причем даже в гостиничном номере. Что уж говорить о настоящем доме… Туда он тоже, бывало, пробирался. - Ты представляешь, какая шумиха поднимется, если кто-то засечет это? - уточнял Крис. - Что ты, ко мне, чуть ли не под покровом ночи… - Вот это у них бомбане-е-ет… - мечтательно тянул в ответ Том и по-кошачьи улыбался. И сразу становилось ясно: для этого кошака не писаны никакие законы. Он только при чужих весь из себя белый и пушистый. Нежное создание. Мимолетное виденье. А на самом деле… Там черт не просто ногу сломит, черт там утонет, в том омуте, что плещется в хамелеонистых глазах. Впрочем, там черти не живут. Боятся. Том падает в кресло, откидывает голову, закрывает глаза и одним глотком опустошает бутылочку из бара. Сообщает, не шевелясь и не открывая глаз: - Здесь так мало жидкости, что я даже не успел понять, что именно только что выпил. Крис думает, не начнет ли плеваться и дымиться Том, если он сейчас ответит: “Святую воду”. И в который раз тихо радуется, что, как он это называет, “вовремя соскочил”. Том - прекрасный друг. И Крис искренне желает ему счастья. И искренне не желает быть с ним в более близких отношениях. Боится, если по правде. И за это почему-то стыдно. Когда в дверь снова стучат, Том делает расслабленный пасс рукой - этакое разрешающее хозяйское движение. И бросает: - Это шампанское. Крис охреневает окончательно. Разводит возмущенно руками, но Том этого не видит из-под прикрытых век. Или делает вид, что не видит. - Зачем? - устало спрашивает Крис. Если кто-то видел, что пришел Том… А потом они шампанского заказали… - Пригласи меня на вечеринку, - неожиданно просит Том, когда Крис возвращается в к нему с бутылкой наперевес и всерьез рассматривает возможность огреть его по голове этой бутылкой. Он садится ровно, смотрит прямо в глаза и кажется гораздо трезвее, чем был только что. Крис хорошо знает Тома и знает, в чем дело. Он взял себя в руки сейчас. Напрягся. Обычно он расслабляется рядом с Крисом, а сейчас неожиданно напрягся. И смотрит так остро, внимательно, будто что-то высмотреть пытается. Крису не хочется его расстраивать, и только поэтому он не закатывает глаза и не тянет понимающе: “Твою ма-ать…”. Он просто молча наливает шампанское в бокалы. У Тома есть единственная болевая точка. Даже - болезнь. Судя по всему, неизлечимая. Усугубляющаяся. Есть человек, завидев которого, те черти, что еще чудом выжили в Томовских омутах, разбегаются с воплями и визгами, размахивая на всякий случай белыми флагами. И этот человек организовывает закрытую вечеринку. Для своих. Проблема Тома в том, что он - больше не свой. Не из “Мстителей”. - Я вообще-то с супругой думал идти, - отмечает Крис, протягивая Тому бокал и делая глоток из своего. - Если кто-нибудь узнает, что вместо нее я взял тебя… Том фыркает и этим перебивает. Разом выпивает полбокала и неискренне улыбается: - Это закрытая вечеринка, Хемсворт! О ней почти никто не знает. Даже из своих… Он определенно обижен. - Не думал, что для тебя это важно, - честно признается Крис. Он думал, у Тома уже все прошло. Он такой - быстро влюбляется, быстро остывает. Но данный случай, вероятно, слишком тяжелый. - Ты вообще редко думаешь, мой милый неандерталец, - со вздохом сожаления отмечает Том, допивает шампанское, безвольно роняет бокал на ковер и снова откидывает голову назад. Глаза на этот раз не закрывает - глядит в потолок. Крис не обижается. Возможно, он действительно заслужил этот выпад. Он ведь знал все то, о чем думает Том. Скорее всего, он единственный знал. А то, что друг в определенный момент прекратил разглагольствовать о своих чувствах, вовсе не значит, что эти чувства прошли. Вполне вероятно, как раз наоборот - стали глубже. Так глубоко, что говорить о них Тому больше не хотелось. А Крис решил, что оно прошло. Что ж, вину придется искупать. - Я буду рад пригласить тебя, - мягко сообщает Крис и ставит почти нетронутый бокал на столик. - Только, Том… Заходит за спину, кладет руки на плечи и принимается осторожно разминать их. Том напряжен. - Расслабься, - советует Крис, и Том коротко и заливисто смеется в ответ. Нервно смеется. “Тебе отдохнуть бы”, - думает Крис. Ему почему-то кажется - или не кажется - что работают они не равноценно. Что то, что ему - раз плюнуть, для Тома - невероятно тяжело. Том устает больше всех. Том все старается сделать больше, глубже, лучше, Том постоянно старается. Том всегда напряжен. Том почти никогда не бывает собой. Изредка - рядом с ним. - Только, Том, - повторяет Крис, - я как друг тебе говорю: будь осторожен. У Тома все - слишком сильно. И любит он слишком сильно. И слишком быстро перегорает. И тем сильнее каждый раз разочарование. И впервые в жизни, вероятно, - безответная любовь сейчас. И какие-то старые травмы она задела. И Том бесится. И места себе не находит. Он запрокидывает голову еще дальше, смотрит прямо в глаза, прямо в душу и неожиданно спрашивает: - Как так получилось, что ты женат? - Она хорошая женщина, - в который раз, как мантру, повторяет Крис. Иногда его мучает совесть. Несмотря на то, что Эльза все понимает. К тому же - он и действительно любит ее. И обожает детей. Просто есть разные виды любви. - Есть разные виды любви, - произносит он последнюю мысль вслух. - Это я знаю, - вздыхает Том, будто надеялся услышать что-то невероятно важное, а теперь разочаровался. - Это я тебя научил. - Ты был одной из первых, - признается Крис. Том закрывает глаза и недоверчиво хмыкает. Но Крис говорит правду. У него было много всех. Разных. Но мало кого он действительно любил. И, очень по-своему, но любит до сих пор. …Ближе к утру Крис укладывает его в постель и думает о том, что опыт отцовства - невероятно ценная вещь. Он меняет все. Абсолютно все. И даже на Тома Крис смотрит сейчас по-другому. Как на ребенка малого. А Том, будто почувствовав на себе слишком долгий взгляд, бормочет почти сквозь сон, не открывая глаз: - Как тебе это удается? - Что? - тихо спрашивает Крис, присаживаясь на край кровати и осторожно поправляя одеяло. - Быть таким, - Том вновь неопределенно и вяло машет рукой, совсем невнятно и немного обиженно добавляет. - На тебя даже злиться не выходит. Любить тебя не выходит, ругаться с тобой не выходит… Ты робот, Хемсворт. Или инопланетя… Дальше идет непонятное бормотание. “На инопланетянском”, - со снисходительной улыбкой думает Крис. Касается губами указательного и среднего пальцев и на миг, невесомо прикладывает их ко лбу Тома. Том горячий. Ему надо отдохнуть. Крис медленно встает, захватывает с тумбочки телефон и выходит в другую комнату, плотно прикрыв дверь. Нужно сделать несколько звонков. Сказать правду Эльзе о том, почему не возьмет ее на вечеринку. Соврать что-нибудь Роберту о том, почему Эльза не сможет прийти. На самом деле он даже рад, что не возьмет ее с собой. Во-первых, нечего ей там делать. Во-вторых, он, оказывается, очень соскучился по Тому.