Перипетии взаимности

      — Между вами какая-то химия.       В ответ на подобные комментарии Андрей и Вячеслав только пожимают плечами. И вправду, что тут скажешь: иногда в человеческой жизни такое просто происходит, когда к новому знакомому тянет с первых минут, как тебе представлено его имя, и связь эта становится прочнее с течением времени, даже если у вас диаметрально противоположные характеры или абсолютно нет общих интересов. Внутренние шутки, способность рассмешить в любой момент правильно подобранным словом, найти другое слово для утешения, доверение секретов, перебрасывание фразами ни о чём, не кажущимися банальными и существующими не для простой поддержки пустого разговора... Переживать за него, переживать из-за него, переживать вместе с ним.       Был день, когда пришло время переживать за. Шёл третий час репетиции, но Андрей всё не появлялся. Нетиевский названивал ему, однако телефон Рожкова упорно оставался вне зоны действия сети. Было решено прерваться. Слава ходил от одного окна к другому, ещё больше нервируя расположившихся по стульям в ряд ребят.       — Сядь ты уже, — не выдержал Феликс.       Мясников занял свободное место, но его беспокойство тут же нашло другое проявление: он стал постукивать пальцами по колену вкупе с притопыванием. Когда некоторые готовы уже были отправиться на квартиру Рожкова, тот образовался в дверном проёме. Дождь, сопровождающий весь весенний день, основательно его промочил, одежда испачкана грязью, настроение явно соответствует подобному виду.       — Что случилось? — Пельмени окружают капитана.       — Сегодня явно не мой день, — мрачно отвечает он. — Машину эвакуировали, телефон с бумажником где-то вытащили, расплатиться с таксистом, который назло не довёз до входа, нечем. Пока шёл сюда, умудрился упасть в лужу. А дома вообще… — Не находя слов, Андрей красноречиво отмахивается. — В общем, денег не одолжите?       Денег, конечно, одалживают. Рожков бегает расплачиваться, после чего переодевается, умывшись. Оставшееся время уделяют на сценки с участием опоздавшего, ибо остальные отыграны. Не имевший возможности должным образом между ними передохнуть, Андрей под конец действа утомлён и потирает виски, прогнозируя себе мигрень. Слава дожидается его, складывающего свои вещи, и предлагает подвезти до дома. Рожков мнётся, не спеша соглашаться.       — Знаешь, мы скандалим в последнее время, — говорит он, имея в виду себя с супругой. — Обоим нужно остыть. Я сегодня в гостиницу поеду.       — А ты не боишься этим только усугубить? — спрашивает Мясников, когда они выходят на сумеречную улицу.       — Если приеду сейчас, без ссоры всё равно не обойдётся.       — Как знаешь. Мои, кстати, уехали на выходные. Если хочешь, переночуй у меня.       Андрей был не против променять уютную, но казённую комнату отеля на раскладушку в доме друга, к которому можно и обратиться в случае депрессивного настроя за поддержкой. Но видя, как бледен в последнее время Слава, явную усталость от недосыпаний, его взгляд, временами устремлённый куда-то мимо лица Рожкова, резко сменяющийся на пристальное рассматривание, капитан решил, что предложение поступило хоть и от чистого сердца, но Мясников не желает сейчас отягощать себя гостями. Видимо, и у него не всё радужно.       — Спасибо, не буду тебя теснить.       На том они и расстаются.       Ночь обволакивает город, заглядывая в окна и избегая света фонарей. Редкие звёзды виднеются в небе, подмигивая стоящему на балконе Славе, наблюдающему, как квартиры дома напротив впускают внутрь мрак, и светящихся окон становится всё меньше. В его собственной квартире уже давно потухли лампы, так что он хорошо ориентируется в темноте, продвигаясь к входной двери, когда неожиданно раздаётся пронзительный звон, оповещающий о полуночном госте. Не утруждая себя заглядыванием в глазок, Мясников распахивает дверь и обнаруживает Рожкова, привалившегося к косяку.       — Андрей? Ты что здесь…       Слава улавливает стойкий запах алкоголя, да и без этого понятно, что капитан мертвецки пьян. Он громко икает и, всё ещё не доверяя своей способности твёрдо держаться на ногах, продолжает опираться о стену и с трудом фокусирует взгляд на хозяине квартиры.       — Она раз… водиться собралась, — сообщает он, протискиваясь в коридор.       Слава закрывает дверь, поражаясь виду Андрея, и провожает того в гостиную.       — Ты где так наклюкался? — интересуется Слава, придерживая шатающегося гостя за плечи и включая на их пути свет.       — Вбре, — невнятно отвечает тот, тяжело опускаясь на диван.       — Так, понятно.       Мясников обходит Андрея, размышляя, что же с ним теперь делать.       — Тебе бы проспаться, — решает он и пытается избавить Рожкова от куртки. Тот не сопротивляется, бегая мутным взором по обстановке комнаты.       — Славка, — обращается он к трудящемуся над его верхней одеждой Мясникову.       — М?       — Выпей со мной на бур… буред… будед…       — Брудершафт?       — Он самый, да.       — А ты не считаешь, что уже порядочно набрался? С тебя на сегодня хватит, да и вообще в доме нужна хотя бы одна незатуманенная голова.       Рожков некоторое время думает над слишком длинным для его нынешнего состояния словесным потоком и отрицательно качает головой.       — Выпей, ну… — Андрей хватает Славу за руку и тянет на себя.       — Хорош, ложись спать. — Мясников едва вывинчивает пальцы из крепкой хватки и отходит, вешая снятую куртку на спинку стула. Рожков подчиняется и собирается забраться на диван с ногами, но Слава останавливает его, бурча что-то про только что очищенную обивку. Он стягивает ботинки Андрея и отставляет их в сторону. Когда он вновь поворачивается к лицу Рожкова, тот растирает по щекам слёзы.       — Ты чего? — Мясников, никогда до этого не наблюдавший подобного от капитана, даже пугается и садится рядом.       — Ник… то, никто не любит ме… ме-ня, — выдаёт Андрей, всхлипывая.       — Не глупи, все тебя любят. — Слава ободряюще приобнимает Рожкова, встряхивая его. — Дети твои тебя любят, жена любит, просто злится, все друзья тебя любят. Я тебя люблю.       Мясников укачивает Андрея в своих объятиях, замолкая. Он косится на его лицо, надеясь, что тот не заметит отличный от дружеского смысл, вкладываемый в последнюю фразу. Но Рожков, кажется, вовсе его не слышит, не успокаиваясь. Слава обхватывает ладонями его лицо, всё влажное от слёз, и заглядывает в глаза.       — Я люблю тебя, слышишь? — Мясников крепко сжимает зубы, не понимая, зачем повторяет то, что не хочет, чтобы дошло до сознания Андрея. Но его вид, хлюпающий нос, глаза, эти светлые, сейчас словно за пеленой, но всё ещё чарующие глаза с извечной хитринкой, трясущаяся нижняя губа не могут не заставить Славу дать Рожкову понять, что тот любим. — Ну, не плачь…       «Нет, чёрт, слишком близко», — мелькает в трезвой голове, коей она перестаёт быть, как только Андрей жарко выдыхает ему в щёку, продолжая выглядеть таким привлекательным в своём опьянении. Когда до желанных губ остаются считанные миллиметры, Рожков сам приближается к Славе. По крайней мере, так тому хочется думать, чтобы оправдать себя за последующий тягучий, долгий до жжения в губах поцелуй с привкусом коньяка.