Выбор

- Локи умер достойно. Я постараюсь так жить, - произносит Тор, стоя в коленопреклонённой позе перед восседающим на троне отцом, тщательно вглядываясь в его лицо в попытке за непроницаемой маской строгого и справедливого правителя разглядеть истинные эмоции Одина. Никак не ожидая подобного ответа: - Локи… - вздыхает отец, то ли выражая подобным образом радость, то ли сожаление, - жив. - Что? – Громовержец, забыв о почтении, а заодно и о смертной возлюбленной, вскакивает на ноги. – Жив? Где он? Я могу его увидеть? Один величественно кивает. - Он в своих покоях. Целители выхаживают его после тяжёлого ранения. Едва оправится – вернётся в темницу. Тор уже не слышит. Наскоро откланявшись, он почти бегом покидает тронный зал. Едва высокие двери бесшумно затворяются за ним, Всеотец позволяет себе усмешку: - Беги, сын. Этот мальчишка сделает то, чего не удалось мне: удержит тебя в Асгарде. *** В покоях младшего царевича царит полумрак и тяжёлый душный запах зелий, с которым не могут справиться настежь открытые окна. Дева в форменном платье целительницы, совсем молоденькая, поднимается с кресла, стоящего в ногах постели больного, и приветствует появление Тора лёгким поклоном, одновременно прижимая палец к губам. - Как он? – шёпотом интересуется наследник. - Пока плохо, - с сожалением отвечает дева. – Мы сделали всё, что могли, теперь всё зависит от него. – Она хочет добавить что-то ещё, но понимает по взгляду собеседника: слова неуместны. Поэтому кланяется ещё раз и добавляет только: - Я подожду за дверью. Тор тихими осторожными шагами приближается к ложу, на котором находится его брат. Прислушивается к поверхностному рваному дыханию, долго вглядывается в тонкие, заострившиеся черты лица, в мучительный изгиб плотно сжатых губ, в едва трепещущие длинные шёлковые ресницы. На обнажённой груди укрытого по пояс Локи зияет страшный, едва затянувшийся шрам, молочно-белая кожа испещрена тонкой сетью голубых прожилок, отчего неподвижно лежащий на постели с закрытыми глазами брат напоминает Тору мраморную статую. Да и кожа Локи холодна, как мрамор. Громовержец тыльной стороной ладони осторожно проводит по щеке брата, поправляет разметавшиеся по подушке смоляные пряди. Лёгкое прикосновение заставляет Локи проснуться. Он открывает невозможно зелёные глаза, полные боли, пытается улыбнуться. Тор опускается на край постели, нежно сжимает узкую кисть брата в своих огромных ладонях. - Ты жив, братишка! Я так рад, что ты жив! Локи на миг прикрывает глаза, облизывает пересохшие губы – у Тора мурашки пробегают по спине, когда он видит это – с трудом произносит что-то. Слишком тихо. Тор склоняется к брату, подставляя ухо к самым губам, и улавливает слабые колебания воздуха: - Не оставляй меня… до конца… - Конечно, не оставлю! – вскидывается Тор. – О чём ты говоришь, брат! Я буду здесь, рядом, пока ты не поправишься. Ты выздоровеешь, отец простит тебя окончательно, и мы… Тор долго с упоением рассказывает брату о мечтах и планах на совместное необозримое будущее. Но Локи уже не слышит, провалившись в тяжёлый сон, больше похожий на забвение. *** Локи распахивает глаза, едва за братом затворяется дверь. С удовольствием потягивается и сбрасывает себя иллюзию. Изображать умирающего вот уже который день неимоверно тяжело и скучно, но выбора нет. Единожды навестивший непутёвого сына Один недвусмысленно дал понять, что на помилование можно не рассчитывать, едва Локи станет лучше, он вернётся в темницу. Как же, вернётся. Нужно выиграть ещё несколько дней, окрепнуть, и сбежать прежде, чем его обман раскроется. Пусть Тор, ослеплённый внезапно пробудившейся братской любовью, ведётся на его уловку, пусть эта девчонка-целитель верит всему, что видит, Эйр ему не обмануть. А до следующего визита богини врачевания меньше трёх дней. Локи медленно садится на постели, осторожно спускает ноги вниз. Стиснув зубы, пытается встать. Позвоночник немедленно пронзает болью, всё-таки ранение серьёзное. Ничего, пусть пробито лёгкое, и до сих пор трудно дышать, он всё-таки бог, справится. На подгибающихся ногах Локи делает несколько неуверенных шагов до окна, уже без опоры. Куда лучше, чем вчера. Буквально падает грудью на подоконник, по спине ручьями стекает холодный пот, слабость такая, что уже не подняться без посторонней помощи. Никуда не годится. Слишком много сил уходит на поддержание иллюзии. Разозлившись на собственное беспомощное тело, Локи всё-таки встаёт и добирается до кровати. Успевает улечься прежде, чем распахивается дверь в покои и влетает разъярённая Эйр. - И что, позволь спросить, ты здесь творишь, ваше высочество? Локи понимает, что не успел набросить иллюзию, да, впрочем, и не нужно. Сейчас и без морока он выглядит убийственно хорошо. Одаривает вошедшую искренним изумлённым взглядом, и молчит. На разговоры просто нет сил. - Значит, так, - выплёвывает Эйр таким тоном, словно зачитывает приговор. – Мне всё равно, где и что ты натворил, я в дела царской семьи не вмешиваюсь. Но пока ты мой пациент, ни Хель, ни Всеотцу я тебя не отдам. И тебе не позволю губить плоды моих трудов. Ещё раз узнаю, что ты баловался с магией или вставал без моего разрешения – придушу собственноручно! Уголки губ Локи приподнимаются в насмешливой полуулыбке, а взгляд остаётся холодным и серьёзным. Богиня целительства смягчается: - Пока ты полностью не выздоровеешь, ни в какую темницу я тебя не пущу. А дальше сам разбирайся. Локи устало откидывает голову на подушку и закрывает глаза. О, да. Дальше он разберётся сам. *** Выздоровление идёт медленно. Весна сменяется летом, а Локи по-прежнему не покидает покоев. Теперь он может вполне самостоятельно передвигаться по комнате, всё меньше времени проводит в постели, всё больше – в кресле за книгами, хотя ест по-прежнему мало, и тёмные круги под глазами всё никак не могут сойти. Тор навещает брата каждый день, проводит с ним по несколько часов, иногда – в беседах и спорах, иногда – просто наблюдая за тем, что делает брат. Тор ловит себя на том, с каким восхищением отслеживает каждое движение тонкой изящной кисти, каждый наклон головы, каждый взмах ресниц. А когда синие глаза старшего брата встречаются с невозможно зелёными глазами младшего, Тор чувствует, что земля уходит у него из-под ног. И как он раньше не замечал такой красоты? А Локи в своей насмешливой, слегка презрительной манере, позволяет любоваться собой. Иногда вдруг склоняется и шепчет в самое ухо брата, почти касаясь его губами, и от жаркого дыхания у Тора мурашки бегут по коже, и отчаянно хочется обнять искусителя, прижать к себе, ощутить вкус его губ. А искуситель уже со смешком отстраняется, недоумённо-презрительно вздёргивает бровь и запускает в замечтавшегося брата книгой. И Тор заставляет себя не думать о Локи, а думать о Джейн, но во сне всё чаще видит у своей земной возлюбленной зелёные глаза брата. Наступает день, которого так боялся Тор. Приближаясь к покоям брата, он застаёт стражу у дверей, которой раньше здесь не было, а самого Локи – задумчивым и отрешённым. Тот стоит у окна, глядя на золотые шпили города, не оборачивается при появлении Тора. Громовержец подходит, кладёт руку на плечо брата. Слова не нужны. Он и так знает всё, что скажет Локи. Но не знает, как. - Мой… дорогой брат, - наконец, произносит трикстер, обращаясь к лежащему внизу городу. – Вот и настал день нашей последней встречи. – Локи говорит тихо, камерно, с оттенком грусти, но слова всё равно отдают пафосом, и Тору кажется, что он слышит извечную иронию. – Благодарю тебя за всё, что ты для меня сделал. - Когда? – едва может вымолвить Тор, он не готов опять потерять брата. В темнице Асгарда свидания запрещены, да и не заслуживает Локи подобной участи! Тору так много хочется сказать, так многим поделиться, донести до неприступного брата, как дорог он стал ему за это время – но слова застревают в горле. А Локи отвечает: - Сейчас. Я упросил стражу позволить мне попрощаться с тобой. И Тор не выдерживает. Обнимает брата за плечи, осторожно, стараясь не задеть шрам на груди, который, он знает, всё ещё болит, зарывается носом в дивно пахнущие чёрные шёлковые волосы на затылке, сдерживает горький вздох. Странно, но Локи не отстраняется, лишь слегка поводит плечами, чтобы ослабить кольцо объятий, поворачивается лицом и заглядывает в глаза. И Громовержец вновь тонет в омуте этих невозможных зелёных глаз, забывая обо всём. Глаз, которые сейчас лучатся теплом, в то время как на лице застыла бесстрастная маска. - Прощай, брат, - отстранённо произносит он. Тор стискивает его в медвежьих объятиях, Локи шипит и обеими руками упирается в грудь брата, пытаясь оттолкнуть. Тор опускает взгляд, и видит на тонких мраморных запястьях грубые цвержьи наручники. Он вздрагивает, размыкает объятия, осторожно берёт руки брата в свои, запечатлевает на каждой ладони нежный поцелуй, вкладывая в этот жест всё, что не может сказать словами. Губы Локи вздрагивают, взгляд становится чуть испуганным, на мгновение – счастливым, затем сменяется на привычную холодность. - Теперь ты можешь вернуться в Мидгард, брат. Я больше не побеспокою тебя. Грусть, нежность, отчаяние, ревность и благодарность – всё сплелось для Тора в этих коротких фразах. - Я постараюсь убедить отца смягчить твоё наказание, - поспешно обещает Тор, слыша стук сапог входящей за Локи стражи. Тот усмехается, маска равнодушия на краткий миг окрашивается гневом – яростью – презрением. - Мне не нужны твои подачки, Тор! Ступай и забудь меня в постели своей Джейн! Глядя вслед гордо удаляющемуся в сопровождении охраны младшему брату, Тор ловит себя на мысли: «А кто такая Джейн?»