***
Хаширама мечтал сходить на реку с тех самых пор, как увидел ее, проезжая в паланкине с отцом. Будучи одним из младших наследников клана, он посвящал все свое время тренировкам и скучным урокам по искусству ведения войны, политике, поэзии и даже этикету. Старшие братья уже выросли и сражались вместе со всеми, а младший брат был противным занудой. Белесые, словно седые волосы и вечно серьезное выражение лица делало его похожим на маленького старичка. Больше всего Тобирама любил корпеть над свитками в библиотеке. Что ему там так приглянулось, ради чего стоило глотать книжную пыль, Хаширама искренне не понимал, но отвлекаться на игры младший брат не хотел и лишь недовольно бубнил что–то о серьезном отношении к жизни каждый раз, когда Хаширама вытаскивал его во двор поиграть в мяч, потренироваться в метании кунаев или посмотреть на щенков у недавно ощенившейся суки дяди Такэтори. Меньше чем за месяц щенки из тоненько повизгивающих комочков превратились в пробующих все на зуб любопытных созданий, с которыми Хаширама мог играть часами. Но сходить на реку ему хотелось сильнее! Когда он все-таки спустился к берегу реки, то выяснил, что вожделенное место уже занял конкурент! Худенький мальчишка с растрепанными волосами кидал камешки, вернее, пытался это делать. Поразмыслив секунду, Хаширама решил, что играть на реке вдвоем будет интереснее, чем одному. Тем более что мальчик был ему незнаком, а Хаширама Сенджу любил знакомиться с новыми людьми. Познакомившись с Мадарой, которому отец тоже почему–то не разрешал называть полного имени, Хаширама до самого заката учил нового друга как правильно кидать камни. Дома его ждал нагоняй, но даже порка не смогла испортить настроение, ведь они с Мадарой условились завтра встретиться снова на том же месте!***
Многие шиноби предпочитали тренировать свои навыки в одиночестве, поэтому никто не обращал внимания на одного из младших детей главы клана, который часами пропадал неизвестно где. Мальчик был еще не в том возрасте, чтобы его можно было заподозрить в чем–то предосудительном, со своих тренировок он возвращался взмыленным, но довольным, а на успехах в остальных предметах это никак не сказывалось. В отличие от старших братьев, Мадара был талантливым и умным юношей. Он с одинаковым мастерством владел техниками шиноби и стихосложением, с уважением относился к древним классикам и не ленился. Учителя гордились юным наследником и наперебой хвалили его перед отцом, который, по неизвестной причине, всегда относился к нему строже, чем к остальным своим детям. Вот и сегодня, вернувшись с встречи с феодалом, он выслушал ученых мужей, проглядел свитки с сочинениями Мадары и приказал привести к нему сына. — Проходи, Мадара, — мрачно позвал он замершего у дверей подростка. — Отец, — Мадара вежливо поклонился отцу и приготовился внимательно его слушать. С годами он превратился в приятного, хотя и несколько изящно сложенного юношу. У него были широкие плечи, развитые благодаря постоянным тренировкам, длинные растрепанные волосы и уверенная походка воина. Совсем скоро на него начнут заглядываться девушки. — Вы звали меня? — Да, сын, я звал тебя. Твои учителя не успевают нахваливать мне твои успехи в этикете, стихосложении и литературе, — ответил ему отец и недовольно оглядел сына. — Стоит ли мне напоминать, что Учиха — шиноби, а не изнеженные аристократы, которые коротают время за вышиванием и сочинением любовных стишков? Твои старшие братья могут умереть в бою, Мадара, и это делает тебя основным претендентом на роль главы клана в будущем. Видит Небо, я не хотел этого! Но ты уже полностью овладел шаринганом и считаешься самым талантливым шиноби среди молодого поколения, твой младший брат равняется на тебя! Поэтому меньше всего мне нужно, чтобы твои… недостатки, — он с отвращением поморщился, — помешали тебе привести нас к победе. Ты понял меня, сын? — Да, отец, — коротко ответил Мадара и низко поклонился, лохматые космы рассыпались по спине и легли на пол. — Я полностью сосредоточу свое внимание на овладении искусством шиноби и пригляжу за Изуной. Учиха Таджима молча кивнул сыну, давая понять, что их разговор окончен. Мадара был его самой большой гордостью и самым большим разочарованием, и они оба знали, в чем была причина такого отношения главы клана к талантливому наследнику. Тайна, тщательно охраняемая отцом и сыном, не должна была выйти наружу, особенно теперь. Однако отец не знал о том, что уже много лет еще один человек в их семье посвящен в постыдный секрет. — Мадара! Отец сильно ругался? — тихо спросил Изуна, едва задвинув за собой двери. — И за что только он к тебе придирается все время? Мадара крепко обнял младшего брата, прижав его к себе. Его любимый Изуна едва не умер при рождении, часто болел в детстве и рос слабым ребенком, но вопреки всему упорно тренировался и стремился стать достойным клана шиноби. — Ты знаешь, в чем причина, Изуна, — покачал головой Мадара, перебирая длинные густые волосы младшего братика. — Отец совершенно прав, он знает о моих недостатках и лишь требует, чтобы я стал сильнее! — У тебя нет недостатков, Мадара… — улыбнулся Изуна и подтолкнул Мадару на футон. Вынув из рукава гребень, он принялся распутывать колтуны в волосах старшего брата. — Сестренка. — Не называй старшего брата так, Изуна, — спокойно поправил его Мадара и отодвинулся. — Если с нашими братьями что–то случится, то я стану лидером Учиха. Отец собирается назвать меня наследником. Изуна за его спиной замер, как каменное изваяние, гребень, сжатый в руке, рассыпался в труху. Он поднялся с пола и подошел к одному из ящичков, в которых брат хранил ценные вещи. Осмотрев содержимое, он взял в руки нефритовую заколку и подошел к брату. — Если ты согласишься, то никогда не сможешь… — он протянул заколку брату. — Тебе всегда придется жить как мужчина, притворяться. Мама бы не хотела этого, она была против такого решения отца и оставила тебе свои украшения, — он перешел на шепот. — У тебя никогда не будет своей семьи, детей. Разве это правильно? Небо решает, кем мы рождаемся, и какая судьба нас ждет. — Вот именно, братик, — прошептал ему в ответ Мадара, сжимая заколку в мозолистой руке. — На все воля небес, а мы лишь следуем тому пути, что выбирает для нас судьба. Человек не может изменить судьбу целого мира, не может остановить войны и сделать счастливыми всех. Что подвластно богам, то недоступно нам, смертным. Поэтому я, как почтительный сын, последую воле своего отца и буду защищать своего младшего брата, чтобы он был счастлив. Изуна лишь слабо улыбнулся и тихо вышел из комнаты. Он не увидел, как Мадара осторожно, словно дикий зверь, подходит к зеркалу и подносит заколку к своим волосам.***
Хаширама Сенджу старался относиться к жизни легко. Его беззаботный характер и мечтательность стала притчей во языцах среди родственников, знакомых и друзей. К последним, правда, Хаширама с годами привык относить только Мадару. Они выросли вместе. Худенький мальчишка превратился в крепкого юношу, и больше всего Хаширама боялся того, что наступит день, когда им придется столкнуться друг с другом на поле боя. Каждая битва приносила больше смертей, его собственные братья и братья Мадары умирали один за другим, дети шли на войну и гибли там, не успев насладиться детством. У каждого из них остались младшие братья, и хотя Тобирама считал, что это он должен заботиться о легкомысленном Хашираме, тот все равно чувствовал необходимость уберечь его от участи стать очередной жертвой войны между кланами. Мадара редко говорил об Изуне, но Хаширама успел проникнуться заочной симпатией к ребенку со слабым здоровьем, который хочет стать достойным воином и сильным мужчиной. Именно это и стало причиной, по которой смутное желание прекратить войну постепенно крепло и с годами превратилось в уверенность. Проснувшись еще до рассвета, Хаширама оделся и ушел на встречу с другом к реке. Сегодня он собирался рассказать Мадаре о своей мечте, о новом мире для шиноби. Напряженный, он ходил по берегу и пинал камешки, которыми они когда–то играли. Мадара опаздывал. Когда он наконец–то пришел, Хаширама был уже не в себе от волнения и дурных предчувствий. — Доброе утро, — хмуро поприветствовал его Мадара и без лишних объяснений встал в боевую стойку. Зная мрачную натуру друга, Хаширама не стал задавать ему вопросы, а достал из подсумка кунай и бросился в атаку. Они тренировались до самого полудня, пока солнце не напекло им макушки. — Все–все, я сдаюсь, — рассмеялся Хаширама и воткнул кунай в землю. Мокрая от пота рубашка липла к спине, а во рту пересохло. — Давай лучше искупаемся? Ты весь красный. Мадара и правда раскраснелся во время тренировки, кофта с высоким воротом была не самой подходящей для спарринга одеждой. Но вместо того, чтобы раздеться и нырнуть в прохладную воду, он только недовольно покосился на стягивающего штаны Хашираму и уселся в тени. Вытащив из принесенного с собой рюкзака фляжку с водой, Мадара жадно пил. Испугавшись, что друг сейчас выхлебает все, Хаширама выбежал из воды и в чем мать родила подлетел к Мадаре, отобрал фляжку и с наслаждением развалился на траве. Тот снова недовольно поморщился и вынул из рюкзака завернутые в тряпицу онигири. — Пока не оденешься, не отдам! — прорычал он, уворачиваясь от жадных рук Хаширамы. — Ну что ты как девчонка какая–то! — взвыл в ответ Хаширама. — Даже мой занудный младший брат и тот не блюдет приличия до такой степени. Хаширама натянул штаны и с гордым видом обернулся к Мадаре, который протянул ему один рисовый колобок. Скрытность друга в вопросах личной гигиены была удивительной для мальчика, выросшего в большой семье. Один раз он не на шутку обиделся, когда Хаширама последовал за ним в ближайшие кустики, чтобы сходить по малой нужде вместе, не прерывая разговор. А некоторое время назад Мадара перестал даже купаться при нем и переодевался за деревом. Кажется, паранойя друга развивалась с годами. Хаширама хохотнул, представив, как его стеснительный друг будет ходить к девушкам в бордели. — Чего ржешь как умалишенный? — удивился Мадара, который, дожевав свой колобок, вытер руки о штаны и с довольным видом улегся рядом. — Да вот представил, как такой скромник будет к девушкам ходить! Заставишь их на ощупь у себя искать? — честно ответил ему Хаширама. — Идиот, у тебя одни девки на уме, — фыркнул Мадара. — А у тебя как будто нет? — обиделся Хаширама. — Лучше скажи, почему опоздал сегодня. Мадара помедлил, почесав левый глаз, а потом развернулся к Хашираме лицом. — Я не мог заснуть, — начал он. — Отец вчера вечером вызывал меня к себе. — Опять недоволен твоими успехами? — участливо спросил Хаширама, он уже был наслышан о том, как странно отец Мадары реагирует на успехи того в классическом образовании. — Зачем вообще учить тебя, если ему не нравится то, как ты справляешься с учебой? Мои вот учителя были в восторге, когда я им одно из твоих сочинений вместо своего подсунул. — Он решил назначить меня своим наследником, — коротко ответил Мадара и закрыл глаза. Хаширама почувствовал, как сердце пропустило удар. Это все усложняло и упрощало одновременно. Мадара не догадывался о том, кто такой Хаширама и не говорил ему о том, что сам принадлежит к клану Учиха. Если раньше Хаширама тянул с признанием из опасения испортить их дружбу, то теперь рассказ о том, что он — Сенджу и уже знает о том, что Мадара на самом деле Учиха, могло привести к тому, что его подозрительный друг решит, что все это подстроено кем–то со злыми намерениями. — Что думаешь? — требовательно спросил его Мадара. — Я думаю, что ты достоин того, чтобы стать наследником клана. Ты очень сильный и талантливый шиноби, — неловко почесав в затылке, ответил Хаширама. — И ты умнее большинства взрослых, которых я знаю, — Мадара кивнул и уставился на деревья. — Но сам ты чего хочешь? — спросил Хаширама, участливо глядя на друга. — Я хочу уберечь своего младшего брата и быть достойным сыном для своего отца, — сдержанно ответил Мадара, отводя взгляд. — Если для этого мне потребуется стать лидером своего клана, то я буду готов принять на себя эту ответственность. Тем более, что я действительно сильнейший! — После меня! — внезапно заорал Хаширама и бросился на друга с щекоткой. Они боролись несколько минут, катаясь по траве и хохоча, пока у Мадары не задралась кофта, и тот не отпрянул, поправляя одежду. — Друг, твои комплексы — это нечто, — тяжело вздохнул Хаширама. — А вообще, я хотел тебя спросить… ты бы хотел жить в мире без войн между кланами, где шиноби бы жили и учились вместе, не враждуя друг с другом? — Хотел бы, — серьезно ответил Мадара. — Но мы просто люди, у нас нет ни сил, ни возможностей, чтобы прекратить войны. — У нас есть такие силы! — горячо запротестовал Хаширама. — Вот увидишь, если мы захотим, то сможем воплотить нашу мечту в жизнь! Это ведь наша общая мечта, да, Мадара? — Да, это будет наша с тобой мечта, — улыбнулся Мадара, глядя на скачущего вокруг Хашираму. — Но иногда мечты остаются просто мечтами… — Что ты сказал? — Ничего, — помотал головой Мадара и поднялся с земли. — Потренируемся в метании кунаев?***
Годы шли, но Мадара не забывал данное им когда–то у реки обещание. Не забывал, несмотря на то, что всего через пару месяцев выяснилось, что его Хаширама — это тот самый Хаширама Сенджу, человек, которому прочат звание бога шиноби. Смешливый мальчуган, с которым они каждый день тренировались у реки и делились всеми… почти всеми секретами, оказался смертельным врагом. После той битвы у реки Мадару в первый и в последний раз в жизни выпороли. Он до сих пор помнит, как унизительно было лежать, пока отец собственными руками бьет его бамбуковой палкой по спине и по бедрам. Хуже были только обвинения, которые посыпались на Мадару за закрытыми дверями отцовской комнаты, куда его приволокли сразу после порки. Отец называл его проклятием семьи и шлюхой, продавшейся Сенджу. В этот день Мадара впервые понял, что отец на самом деле его не любил, что как бы сильно он не старался, его никогда не будут уважать за личные качества и успехи. Но он уже был назначен будущим лидером, и местная аристократия была согласна с его кандидатурой. Таджима не смог бы изменить своего решения, если бы не захотел дать своим покровителям веские причины. Причина у него была, и достаточно веская, но отец скорее позволил бы ненавистному ребенку стать лидером клана, чем дать позору выплыть наружу. Спустя месяц отец умер. Не на поле боя, как ему хотелось бы, а ночью в своей постели — у него случилось кровоизлияние в мозг. Так, не бреющий усов мальчишка стал лидером сильнейшего клана шиноби. Его переселили в покои отца, он стал представлять клан при встречах с аристократией и торговым сословием. Ящик с украшениями матери он отдал младшему брату, тот не удивился и лишь печально смотрел на совершенно нового Мадару, и отчаянно пытался соответствовать. Кроме неизбежных стычек с Сенджу, Учиха так же сражались с некоторыми другими мелкими кланами и выполняли задания, которые давали им те или иные покровители. Один из них подарил молодому главе клана огромный гунбай. Слухи о подарке быстро разнеслись по континенту, и люди начали судачить о том, что Учиха Мадара возглавит армию шиноби в победоносной войне страны Огня против соседей. И они были не так уж и неправы, Мадара был готов стать полководцем и бросить все силы на сражения с соседями, как того и желал даймё, но на пути у него стояла преграда. Ее звали Хаширама Сенджу. Там, где Мадара брал силой и недавно пробудившимся Мангекё, Хаширама использовал невероятные способности к мокутону и дружелюбие, делавшее его лидером в глазах простых шиноби и мелких кланов. Мадару уважали аристократы, а Хашираму сделала героем народная молва. Мадару боялись враги и союзники, а Хаширама был объектом всеобщей любви. Каждый раз, когда они сталкивались на поле битвы, остальным оставалось лишь убежать подальше. Об их сражениях слагали легенды, их называли богами. Мадара помнил об их общей мечте, но в отличие от Хаширамы он знал, что мечты всегда остаются мечтами.***
Учиха проигрывали. Изначально силы двух кланов были равны, но со временем людские ресурсы противников истощились, в то время как воины Сенджу все чаще возвращались с поля боя живыми. Хашираму называли «Богом шиноби» и благословением клана не только за его особый геном, но и за владение медицинскими техниками, которыми он ставил на ноги даже самых безнадежных раненых. Старейшины клана радовались военным успехам: — Наконец–то мы сотрем этих ублюдков Учих с лица земли, — раз за разом повторяли они на клановых собраниях и с гордостью обсуждали смерть того или иного старого врага или его потомка. Но в ответ атаки противника становились все более ожесточенными. Мадара, словно воплощение всех демонов Ада, реял на поле боя, стараясь сжечь как можно больше рядовых шиноби. После его черного пламени земля горела неделями, не только людские, но и земные ресурсы истощались. Мангёке Шаринган — это воплощение мести, легендарное додзюцу клана, которое долгое время считалось лишь легендой даже среди самих Учиха, сделало его самым грозным оружием клана. Ненамного отставал его младший брат — тот самый Изуна, которого Хаширама помнил по рассказам своего друга. Неловкий мальчишка, нарисованный воображением, сменился отчаянным воином, несущим смерть и разрушение. Сенджу говорили: «Уничтожь главу проклятого клана и его брата, и ты выиграешь войну!». Бесчисленные шиноби погибли, пытаясь подобраться как можно ближе к братьям и, убив их, переломить ход сражения. И однажды это удалось. В тот день битва кипела в горной долине недалеко от памятного места у реки, где Хаширама провел свое детство вместе с Мадарой. Последнего на поле боя не было, по непонятным причинам Мадара куда–то исчез в разгар сражения, вновь лишив Хашираму возможности начать переговоры. Его друг был неуловим! Все эти годы Хаширама видел длинную гриву нечесаных волос и красные доспехи издалека, лишь изредка они скрещивали клинки, и каждый раз Мадара отказывался с ним говорить, игнорируя их дружбу. Но они не могли бегать друг от друга вечно, и оба понимали, что рано или поздно им придется вспомнить о данном еще в детстве обещании привести кланы к миру. Каким бы упрямым не был Учиха, но глава Сенджу был упрямее! Хаширама мысленно готовил аргументы для Мадары, занимаясь ранением одного из своих шиноби — бедняге взрывом разорвало брюшину, и если не заняться им сейчас, то через несколько минут он умрет в мучениях. Внезапно на противоположной стороне поля боя раздались крики ужаса и торжества. Первыми кричали Учихи, кто–то из командующих подал знак, и противники начали быстро покидать поле боя. — Трусы! — заголосили со всех сторон его соклановцы, и на секунду Хаширама отвлекся от раненого, чтобы увидеть залитого кровью Тобираму в поцарапанных доспехах, которому салютовали остальные. — Одного брата мы уже убили, второго тоже унесем в могилу! Хаширама закончил собирать смертельно раненого и, оставив его на попечение медиков, поспешил к брату. Тот хмурился сильнее обычного. — Я убил его, — коротко ответил он на невысказанный вопрос. Сердце пропустило удар, и Хаширама облизал внезапно пересохшие губы, прежде чем задать вопрос: — Кого? — Изуну, — Тобирама смотрел на затянутое свинцовыми тучами небо. — Он смертельно ранен и протянет меньше суток, если Учиха не обратятся к медику твоего уровня. Мадара будет искать лучших из лучших, но никто из них не сравнится с тобой. Это должно было произойти рано или поздно. Остался только старший брат, но это уже твоя забота, не так ли? Тобирама так и не простил ему ту дружбу с врагом, так и не поверил, что их отношения с Мадарой не были коварным планом со стороны Учиха. Младший брат чувствовал себя преданным.***
Если бы кто–то спросил молодого главу клана о том, какие сражения он считал самыми тяжелыми и выматывающими, то Мадара бы ответил — битвы за задвинутыми дверьми кабинетов и чайных домиков. Если в сражениях с другими шиноби он чувствовал себя по–настоящему живым, от хорошей битвы у него кипела кровь, то переговоры с местной аристократией и торговым сословием проходили в атмосфере недомолвок и шатких договоренностей, скрепленных вежливыми улыбками. Хуже всего были партнеры клана из Небесного города — эти торговцы почти в открытую занимались контрабандой, отстегивая значительную часть своих доходов на взятки местным властям. Учиха предоставляли им военную защиту и занимались решением некоторых «деликатных вопросов», а торговцы в свою очередь снабжали клан новейшим снаряжением и лекарствами. Мадара никогда не признался бы, но его отвращение к жителям Небесного города носило личный характер — глава семьи был отцом трех взрослеющих дочерей и при каждой встрече упорно предлагал их «дорогому партнеру» в качестве жен или хотя бы наложниц. Девицы, надушенные экзотическими маслами и закутанные в лучшие шелка, были похожи на выточенные из слоновой кости статуэтки. Такие же красивые и такие же молчаливые, а за их скромно потупленными взглядами и полуулыбками невозможно было разглядеть ни личностей, ни характеров. Каждая из них была превосходно воспитана, а голос младшей звенел как хрустальный колокольчик. Но мрачный глава клана с подчеркнутой вежливостью принимал пиалы с чаем от старшей, хвалил вышивку средней и отстраненно слушал пение младшей сестры. Иногда ему казалось, что каждый раз, когда одна из девушек задвигала за собой двери, раздавался вздох облегчения. Вот и сегодня он получил послание от торговцев прямо во время очередной стычки с Сенджу и, не успев обменяться ударами с Хаширамой, был вынужден спешно направиться на переговоры о новых поставках медикаментов в Небесный город. Хитрый торговец мучил его несколько часов, все менял цифры в учетных книгах, сетовал на повышение цен на материалы и в финале встречи заставил насладиться чайной церемонией в исполнении «прелестной Магнолии». Девушка, казалось, чувствовала растущее напряжение, но ослушаться отца не посмела и еще час провела в компании хмурого как туча шиноби, который, едва попрощавшись, исчез в пространственной технике. Плохие предчувствия усилились, когда Мадара увидел делегацию, выстроившуюся его встречать у ворот. Учиха с мрачными, словно на похоронах, лицами рассматривали пыль под своими ногами. Никто не решался заговорить первым. — Говорите уже, — уставший после переговоров с торговцем, Мадара не был настроен на новый спектакль. — Мадара–сама, — дрожащим голосом начал почтенный старик, который еще отца Мадары застал в колыбели. — Тобирама Сенджу сегодня во время битвы сразил вашего младшего брата, он сейчас находится в своих покоях и желает увидеть вас на смертном одре. На несколько мгновений Мадара застыл, словно каменное изваяние, а потом с ревом раненого зверя бросился в покои к брату. У дверей брата в почтительных поклонах замерли смертельно напуганные служанки — все в клане знали, что Мадара любил младшего брата до безумия. Что мог совершить безутешный обладатель Мангекё Шарингана, никто и представить себе не мог. — Изуна, как ты? — сдавленным от волнения голосом спросил Мадара, осторожно подходя к постели брата. — Мадара, — смертельно бледный Изуна слабо улыбнулся. — Я так рад, что смогу увидеть тебя перед смертью. — Ты не умрешь, — хрипло пробормотал Мадара. — Даже не думай умирать, ты не посмеешь! Он резко обернулся и поискал глазами врача. Склоненная в глубоком поклоне фигурка щуплого медика притаилась среди глубоких теней. — Спасите его! — приказал Мадара. Врач задрожал под взглядом вращающегося Мангекё, но помотал головой. — Велите казнить меня, господин! Ваш брат смертельно ранен и нет другого медика, кроме Хаширамы Сенджу, который мог бы спасти его жизнь! — жалобно простонал он. — Только вмешательство «Бога шиноби» может помочь, обычная медицина здесь бессильна. Мадара несколько секунд помолчал, гладя потерявшего сознание Изуну по длинным шелковистым волосам. Потом он взял брата за холодную руку и, покосившись на медика, прошипел: — Вы уверены? Он точно сможет спасти моего брата? Глаза врача округлились, он и представить себе не мог, что глава может даже подумать о том, чтобы пригласить заклятого врага в самое сердце клана. Но под взглядом ужасающих глаз он судорожно кивнул. — В таком случае, — медленно проговорил Мадара, словно давясь каждым звуком. — Вы должны оставаться здесь и подготовить все необходимое. Изуна должен выжить до прихода Хаширамы. А вы будете молчать о том, что здесь происходит, иначе, я клянусь, что сам отрежу вашу голову самым тупым кунаем, какой только найду! Перепуганный врач икнул, провожая взглядом мрачную фигуру главы клана.***
Когда на голову Хаширамы спикировал сокол, несколько кунаев полетели в его сторону, но птица ловко увернулась и опустилась на протянутую руку. Острые когти больно резали ладонь. К лапке птицы была привязана выполненная знакомым подчерком записка: «Немедленно. Наше место». Знаки странно прыгали, словно у писавшего дрожали руки. Отпустив сокола и проследив, что птица успешно покинула территорию клана, Хаширама еще раз перечитал записку и воровато огляделся по сторонам. Собравшие свои кунаи шиноби, казалось, утратили интерес к делам главы клана — такими птицами ему присылали послания каждый день разные влиятельные лица. Тобирамы вблизи не наблюдалось, тот, то ли от радости, то ли от горя напился после сражения и теперь крепко спал. Радуясь тому, что младший брат не огорчится оттого, о чем не узнает, Хаширама поспешил в сторону реки. Послание от Мадары могло означать что угодно — его друг был непредсказуем как дикая кошка, но для самого Хаширамы оно означало лишь возможность наконец–то поговорить без свидетелей. То, что Мадара мог поджидать его в засаде, ослепленный жаждой мести за брата, его не волновало. Когда он прибыл на место, Мадара его уже ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. В свете луны он выглядел призраком, чей неровный силуэт отражался в бегущей воде. После стольких лет они впервые встретились в «их месте», и Хаширама чувствовал, что эта встреча станет для него судьбоносной. — Мадара, — радостно поприветствовал он друга, игнорируя яростный взгляд глаз с активированным додзюцу. — Хаширама, — прошипел в ответ Мадара, не демонстрируя попыток начать драку. — Мог бы и поторопиться, придурок. Я же сказал, чтобы ты явился немедленно! Пошли за мной! Не дав Хашираме ответить, Мадара подхватил его за локоть и мгновенно переместился с помощью шуншина. Они оказались перед воротами с узнаваемым красно–белым веером. Не увидев толпу разъяренных шиноби, Хаширама открыл было рот, чтобы вытрясти из Мадары причины его странного поведения, хотя и прекрасно понимал, что только одно событие могло заставить друга практически предать собственный клан, пригласив врага под крышу собственного дома. Но прежде чем он успел сказать хоть слово, рука в перчатке легла ему на губы, а Мадара зашипел: — За воротами перемещаться нельзя, так что постарайся не шуметь. Иди за мной, у нас мало времени! Сверкнув глазами, Мадара почти бегом направился по направлению к самому большому дому. Хаширама поспешил следом, во все глаза рассматривая скромную обстановку в доме главы «проклятого клана». Наконец, они остановились перед задвинутыми дверьми в чьи–то покои и зашли внутрь. Находившийся у постели раненого смутно знакомый врач ахнул, узнав гостя. Решив оставить выяснения отношений и кляня про себя Мадару, который обладает уникальным талантом нарушать все его планы, Хаширама занялся Изуной. Тобирама не ошибся — без помощи Хаширамы раненый не дожил бы до утра. Но теперь его жизнь была вне опасности. Войдя в почти медитативное состояние, Хаширама не заметил, когда рядом с ним присел Мадара. Склонившийся над братом, друг пристально следил с помощью шарингана за тем, как медчакра, словно по волшебству, сращивает разорванные в клочья внутренние органы. — Он в порядке? — сдавленно прошептал Мадара, обернувшись к Хашираме. — Он был тяжело ранен, — уклончиво ответил ему Хаширама. — Не отвлекай меня. — У нас мало времени, — Мадара наклонился совсем близко, и в нос ударил резкий запах парфюма, металла и чего–то слабого, но очень приятного. От удивления Хаширама даже на мгновение прервал технику. — Ты что, по бабам шлялся? Или сам решил надушиться, чтобы комаров со злыми духами отпугивать? — пораженно спросил он друга. Мадара недоумевающим взглядом уставился на него в ответ, а потом скривился, и поспешно поднялся. — Помогите мне снять доспех, — властно приказал он замершему в углу медику. — Эти проклятые девицы вечно выливают на себя столько масел, что потом и от меня разит как от парфюмерной лавки, — поймав на себе насмешливый взгляд Хаширамы, он снял нагрудник и пояснил. — Один торговый партнер клана вбил себе в голову, что я должен непременно взять в наложницы одну из его дочерей, и теперь каждый раз пытает меня демонстрацией их бесчисленных достоинств. Вообще, почему я тебе все это рассказываю? Как же ты раздражаешь!.. Хаширама в последний раз осмотрел больного и, удовлетворившись его состоянием, поднялся с колен. — Нам нужно поговорить, Мадара. Они переглянулись, а потом уставились на испуганного медика. — Убирайтесь, — коротко бросил ему Мадара. Когда пытавшийся совместить вежливые поклоны с бегством врач наконец–то скрылся из виду, Хаширама вновь обернулся к Мадаре и увидел, что тот стоит, повернувшись к нему спиной. Плечи друга подрагивали. Неужели он плачет? Нерешительно Хаширама протянул руку и повернул друга к себе лицом. Мадара уставился на него красными, абсолютно сухими глазами, рот у него исказился в судороге. Именно так и выглядели рыдания демонической главы «проклятого клана». За всеми титулами скрывался самый лучший, самый близкий друг Хаширамы, который едва не потерял самое дорогое, что было в его жизни. — С ним все будет в порядке, — тихим, успокаивающим голосом пообещал Хаширама. — Ты успел вовремя, Мадара, ты спас ему жизнь. Ты защитил брата. — Я обещал, что вообще не буду подвергать его опасности, — морщась, сказал Мадара. — Вместо этого он едва не умер у меня на руках. Не смей меня утешать, Хаширама! Лучше скажи, что ты хочешь за свою помощь и уходи, пока все не проснулись. Хаширама смотрел на своего друга и разрывался между двумя желаниями — с одной стороны он мог прямо сейчас стребовать с Мадары заключение мирного договора между кланами и исполнить свою мечту. Но это стоило бы ему их дружбы. С другой стороны, он мог просто поговорить. — Я просто хочу поговорить с тобой о нашей общей мечте, Мадара, — наконец, ответил он. — Ты помнишь, как мы вместе мечтали о мире между нашими кланами? Это все еще возможно, мы все еще можем прекратить эту бойню. — Ты правда в это веришь, Хаширама? — фыркнул Мадара. — Что после всех смертей, всех обид и взаимной ненависти мы сможем жить в мире? Я сомневаюсь, что пока хоть кто–нибудь из моего клана жив, мы отступимся от этой войны. — Люди устали, Мадара, люди хотят жить в мире. Ты — глава клана, твое слово — закон для остальных. Аристократия и торговое сословие так же прислушиваются к тебе. Вместе мы сможем принести мир на эту землю. — Просто уходи, Хаширама. — Я не отступлюсь, ты же знаешь, — Мадара покачал головой и посмотрел на крепко спящего Изуну. Не дождавшись ответа, Хаширама выскользнул в коридор и задвинул за собой двери. Мадара помнил, что его друг никогда не сдается, и даже не удивился, когда в поле его зрения возник Хаширама. В последнем сражении они потратили всю свою чакру без остатка, но даже Вечный Мангекё Шаринган не помог задыхающимся под натиском превосходящих сил противника Учихам. Обессиленный Мадара лежал на земле и размышлял о том, что это — все, конец войне, как того и желал Хаширама. Вражда между двумя кланами закончилась безоговорочной победой Сенджу. — Мадара, я все еще настаиваю на своем предложении, — жарко заговорил Хаширама, склонившись над ним. — Закончим эту бессмысленную войну прямо здесь и сейчас. — Ты с ума сошел, Хаширама? Хочешь, чтобы я сдался? Лучше убей! — прорычал Мадара. — Давай подпишем мирное соглашение, прямо здесь и сейчас, — настаивал Хаширама. Мадара неловко перевернулся на бок, все мышцы в теле болели, голова кружилась от чакроистощения и слишком частого использования додзюцу. Его окружали враги — хмурый Тобирама, этот несостоявшийся убийца его брата, и несколько рядовых шиноби Сенджу. Кажется, никто из них не разделял точку зрения главы своего клана. Мадара усмехнулся: — Хорошо, я согласен. Но прежде, — прервал он открывшего было рот Хашираму. — Ты возьмешь сейчас этот кунай и распорешь себе брюхо. Умереть за идею — разве не прекрасный конец? Сенджу со всех сторон зарычали, готовые разорвать наглого Учиху на кусочки. Но никто не ожидал того, что Хаширама без лишних вопросов начнет расстегивать на себе доспех. Несколько секунд пораженные зрители смотрели на то, как он удобно усаживается на землю и достает кунай. Мадара подумал, что сходит с ума — не этого он ждал от упрямца Сенджу! — Поклянитесь мне, что никто из вас не тронет Мадару после того, как я умру. Тобирама, на твои плечи ложится управление кланом и заключение перемирия с Учиха, — Хаширама решительно поднес кунай к животу, но Мадара успел перехватить его руку. — Хаширама, — он несколько секунд молчал, пытаясь собраться с мыслями. — Я согласен. Избавь меня от необходимости любоваться видом твоих кишок. Исполненный восторга, Хаширама воткнул кунай в землю и, несмотря на протесты, бросился обнимать своего друга, а теперь и союзника. Мадара шипел и вырывался, пока Хаширама не вспомнил про его ранения и не попытался его исцелить. — Отцепись уже от меня, умалишенный! — оттолкнув Хашираму, красный от злости Мадара нашел в себе силы сесть. — Но ты ранен! — Вовсе нет! Наблюдавшие за перепалкой двух заклятых врагов шиноби не могли поверить своим глазам. Один лишь Тобирама кинул недовольный взгляд на впавших в детство глав кланов и переключил свое внимание на подбирающихся по южному склону Учих. Бывшие враги еще не знали о том, что война закончилась, и готовы были дорого продать свои жизни. Мадара поднялся с земли и, пошатываясь, пошел к своим. Внезапно крепкая рука ухватила его за локоть. Он обернулся и посмотрел на взволнованного Хашираму, который явно боялся того, что Учиха пойдут на попятную. — Я дал тебе слово, неужели этого недостаточно? — надменно спросил Мадара, не пытаясь, однако, вырваться из захвата. — Достаточно! — просиял Хаширама. — Но… когда мы официально подпишем мирный договор между кланами? Мадара на секунду задумался и посмотрел на Тобираму Сенджу, но тот лишь покачал головой. — Хаширама, сначала нужно похоронить умерших и вылечить раненых. Принести жертвы предкам, привести себя в порядок, в конце концов. Или мы будем подписывать договор в таком виде? Мадара стер со щеки друга следы копоти, а потом продемонстрировал грязные пальцы. Хаширама тяжело вздохнул, признавая поражение. — Я напишу тебе сегодня же, — упрямо пробубнил он, выпуская Мадару из железного захвата. Мадара лишь кивнул и с гордым видом, насколько позволяло ему обессиленное тело, пошел по направлению к своим воинам. Ему оставалось лишь надеяться, что Хаширама был прав, и люди действительно устали от войны в достаточной мере, чтобы согласиться на перемирие. Если же это будет не так, то он в любом случае сможет заставить их силой, но это будет воспринято как предательство интересов клана. Увидев главу клана живым и невредимым, шиноби воспряли духом. Из последних сил Мадара поднял гунбай и дал войскам знак отступать. Раненых подняли на носилки и понесли по направлению к стоянке. Прежде чем углубиться в лесную чащу, Мадара обернулся и увидел провожавшего его взглядом Хашираму. Подав гунбаем победный знак и дождавшись ответного взмаха руки, глава клана Учиха скрылся в лесу.***
В день подписания договора между кланами, Хаширама по всеобщему мнению волновался как не всякая невеста перед свадьбой. Это событие ожидаемо привлекло всеобщее внимание и, чем больше глаз было приковано к договору, тем сложнее становились сопутствующие ему церемонии и сильнее затягивался сам процесс. Для начала главам двух враждующих кланов пришлось обменяться подарками, потом они должны были написать несколько подобающих случаю письменных посланий, а затем дождаться подходящей для нового начинания даты. Прошло полтора месяца с их последней встречи, и Хаширама изнывал от нетерпения — ему хотелось наконец–то поговорить с Мадарой. Но даже на подписании договора они были окружены таким количеством шиноби из обоих кланов, самураев и гражданских, что Хаширама смог лишь отметить ставшими еще более выдающимися мешки под глазами у Мадары и поймать горькую ухмылку. Даже жуткие космы выглядели какими–то тусклыми и поникшими, словно Мадара смертельно устал за эти полтора месяца. Когда двери храма, где союзники должны были выразить почтения предкам друг друга, наконец–то запахнулись, Хаширама невежливо сунул ароматическую палочку в подставку, зажег и повернулся к Мадаре. Тот лишь усмехнулся: — Как ты почтителен к моему достопочтимому отцу, Хаширама. Видели бы тебя сейчас наши старейшины, они бы насмерть забили тебя своими клюками. — Я знаю достаточно о твоем отце, Мадара, чтобы не желать иметь с ним ничего общего, — отрезал Хаширама, косясь на табличку с именем Таджимы. — Мы полтора месяца обменивались какими–то идиотскими посланиями, которые, между прочим, сочинял Тобирама. Я хочу поговорить! — Так и думал, что ты при всем желании не сможешь писать настолько занудные письма. Передай своему братцу, что в нем погиб величайший бюрократ, — хмыкнул Мадара. — Сам ему передашь, — фыркнул Хаширама, наблюдая за тем, как друг в полном соответствии с правилами церемонии кланяется перед алтарем. — Мы же теперь союзники, так что вместе вы меня одолеете! — Со свету сживем, — ласково ответил Мадара. — Но ты же не об этом хочешь поговорить, Хаширама? Несколько секунд Хаширама молчал, обдумывая, стоит ли ему после долгого расставания набрасываться на друга с вопросами, но потом все же решился и придвинулся поближе. — Как ты? — просто спросил он. Мадара явно хотел сказать что–то резкое, возможно даже грубое, но вместо этого лишь покачал головой. — Совсем не изменился, — со вздохом констатировал он. — Что бы не случилось в мире, а Хаширама Сенджу так и останется все тем же восторженным идиотом, которого люди на руках готовы носить. Вот скажи мне, почему так? Почему люди готовы принять тебя со всеми недостатками? Горечь в его словах сказала Хашираме куда больше, чем он надеялся услышать. Он усмехнулся и неловко почесал затылок. — Потому что людям нравится видеть, что даже самый сильный шиноби — такое же несовершенное создание, как и они сами? Потому что я молодой, веселый и обаятельный? Вот только… — он помедлил. — На самом деле это ничего не значит. Они любят не меня, Мадара. Так же как они боятся не тебя. Мы для них просто символы. Нет никакой разницы, какую роль нам придумали — все равно в конечном итоге это будем не мы. — Иногда маска прирастает к лицу настолько, что ты уже не можешь увидеть свое собственное отражение. Я иногда задаюсь вопросом, кто я, и почему Небо выбрало для меня такую судьбу? — Учиха Мадара спорит с волей небес, до чего я дожил! — засмеялся Хаширама. — Помнится, ты готов был принять любое испытание, лишь бы стать достойным сыном и главой клана, а что я слышу теперь? — Конфуций сказал… — нарочито противным голосом начал декламировать Мадара, но был прерван метким броском рисового колобка из тех, что лежали на алтаре. Отточенные за годы рефлексы шиноби позволили ему увернуться, но клейкий рис неаккуратным пятном расползся по стене. Хаширама виновато покосился на друга, ожидая потока ругательств, но тот лишь сдавленно захихикал. — Вижу, твоя любовь к древним классикам росла с годами, — констатировал Мадара. — Ну, зато я по–настоящему оценил творчество великого Ли Бо, — отшутился Хаширама. — Все мы смертны. Ужели тебя не прельщает вино? Вспомни, друг мой, о предках, их нету на свете давно. — Да, наверное, — Мадара задумчиво оглядел его. — Это неудивительно. — Выпьем? — Хаширама взял бутылочки с вином и разлил его по чаркам, поставив две перед алтарем, а еще две для себя и Мадары. — Мы ведь никогда не пили вместе? Мадара покачал головой и неуверенно взял чарку с вином в руки. Выглядело это так, словно он не мог до конца поверить с происходящее. — Наши мечты сегодня стали ближе к реальности, — улыбнулся Хаширама. — И теперь с каждым днем мы будем рука об руку идти к тому, о чем мечтали еще тогда, на берегу реки. Он залпом выпил вино и прилег на пол, волосы рассыпались по деревянным доскам и едва не угодили в чарку, но Мадара ее вовремя отодвинул. А потом по одной и поднес вино практически к губам друга. — Я могу лишь надеяться, что мы сделали правильный выбор, — горько сказал он. — И не посрамим наших предков. Что те, кто поверил в нас, не будут разочарованы со временем. — Просто поверь и ты в нас, — Хаширама подмигнул и выпил еще одну чарку, едва не облившись. — А пока наливай еще. Я хочу напиться с другом, имею право после стольких–то лет?***
Первые недели после заключения мирного соглашения пролетели незаметно. Мадара и представить себе не мог до этого, что у них все получится, что у него все получится. Старики продолжали ворчать, но молодое поколение с непривычной радостью отстраивалось после войны. В воздухе запахло свободой и новыми возможностями. Они пьянили сильнее вина, которым так часто угощал его Хаширама. Он приходил на территорию клана Учиха, безоружный и расслабленный, словно был настолько уверен в безграничной власти Мадары над своими подчиненными, что не боялся сунуть голову в пасть тигру. Но все слишком ценили этот недавно установившийся, еще такой хрупкий мир между двумя заклятыми врагами, чтобы пытаться ставить границы. Очарование молодого главы Сенджу тоже играло свою роль — даже самые упрямые шиноби не могли не поддаться его сладким речам и пьянящим улыбкам. Хаширама владел безымянной, но невероятно могущественной силой, которая позволяла ему объединять сердца людей. Глядя на несущих совместный дозор шиноби из союзных кланов, Мадара и сам начинал верить, что их мечте суждено сбыться. Но один лишь взгляд на закрытые повязкой глаза младшего брата возвращал его к реальности. Хаширама смог спасти жизнь Изуне, но даже ему было не под силу полностью исцелить изуродованную чакросистему брата. И, спустя два месяца, врачи были вынуждены признать, что после ранения Изуна больше не сможет быть шиноби. Его превосходная физическая форма оставалась при нем, как и глаза со скрытым в них Мангекё Шаринганом, но пользоваться чакрой он мог не лучше, чем обычный крестьянин. Для клана это стало ударом по военной мощи, для Изуны — потрясением, а Мадаре пришлось сражаться еще яростнее, чтобы единолично делать то, что до этого они с братом могли делать вместе. Безумная сила и постоянное использование додзюцу давили на него, сводили с ума от одиночества и необходимости одному нести тяжкую ношу без права даже намекнуть о поддержке. Мадара был живым символом, воплощением боевого духа клана и не мог позволить себе показать слабость. Это означало бы проиграть войну с Сенджу. Но люди не властны над своей судьбой, и прошло совсем немного времени, прежде чем глава клана начал слепнуть. Легенды о силе проклятых глаз гласили, что только одно могло спасти Мадару от полной слепоты в ближайшем будущем. И на такое условие готов был пойти его любимый младший брат — пожертвовать своими глазами ради старшего, ради всего клана. — Я хочу принести пользу, Мадара, как ты не понимаешь? — раз за разом повторял Изуна, уговаривая Мадару принять неизбежное. — Сейчас я бесполезен, хуже, чем самый слабый шиноби в нашем клане. Позволь мне сохранить хоть немного достоинства и принести жертву. Во имя предков, Мадара, не лишай меня этого… — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — Мадара подслеповато щурился, пытаясь разобраться в отчете одного из торговых партнеров клана, написанного мелким неразборчивым подчерком. — Отдать свои глаза мне — это достойная жертва? Это просто варварство, пережиток прошлого. Мы должны уметь принимать свою судьбу. — Нет, мы должны бороться! — Изуна подошел к нему поближе и положил руку на плечо. — Я прошу тебя, просто прими это как неизбежную данность. Без этого так называемого варварства ты полностью ослепнешь через несколько месяцев. Это слишком много, так нельзя. Ты отдала нашей семье все, что у тебя было, сестра, ты не можешь отдать и свои глаза. Или ты?.. Изуна потрясенно посмотрел на Мадару, а потом крепко обнял его и поцеловал в макушку. Мадара обнял брата в ответ, несколько секунд они простояли молча. — Это неправильно, — прошептал Изуна. — Ты не должна. Необязательно ослепнуть, чтобы жить как женщина, Мадара. — Что? О чем ты говоришь? — от удивления Мадара вывернулся из объятий и посмотрел на брата. — Изуна, я никогда не предам клан. Я никогда не предам тебя. Вся моя жизнь — это служение, служение всем вам. Ради этого я готов принять неизбежное, и с гордостью умереть в бою. Изуна отшатнулся от него в ужасе и оперся на стол, словно искал у древнего предмета мебели поддержку. — Нет, ты не можешь так поступить, просто не можешь!.. — Я — глава этого клана и твой старший брат, Изуна, и если ты не хочешь рассказать о чем–нибудь нашим старейшинам, то тебе придется слушаться меня и подчиняться моим приказам, пока я жив, — властно оборвал его Мадара. — И я запрещаю тебе идти на поводу у древних легенд, которые рассказывают бабки в нашем клане. Пересаживать глаза одного брата другому — это безумие, даже звучит нелепо! Моя слепота — это моя проблема, моя ответственность и моя жертва на благо клана. Ты просто не можешь лишить себя полноценной жизни ради меня. Мадара поднялся из–за стола и подошел к брату, притягивая его к себе в объятия. Изуна даже сейчас был чуть ниже ростом и несколько изящнее. Если кто–то из них и походил на прекрасную женщину, то, по иронии судьбы, это был Изуна. Последний из братьев Мадары, единственный выживший член семьи и самый близкий человек. — Иногда я думаю, что, может, это и к лучшему, что ты больше не можешь быть шиноби, — прошептал Мадара, прижимаясь к брату в отчаянии, ища поддержки. — Возможно, что только так ты избежишь смерти и сможешь жить нормальной жизнью. Я так люблю тебя, братик, я жизнь за тебя могу отдать. Пожалуйста, не делай мне больно и не заставляй меня причинять тебе еще большие страдания, — Мадара говорил сдавленно, пытаясь удержаться от проявления слабости. — Ты ведь всегда хотел быть странствующим поэтом и писать стихи, которые бы затмили древних классиков. У тебя есть шанс воплотить свою мечту в жизнь. — Не такой ценой, — Изуна покачал головой. Они спорили почти каждый день на протяжении полугода, и когда Мадара решил, что наконец–то выиграл эту битву, его собственные глаза подвели его. Внезапный приступ слепоты поразил его во время сражения и, прежде чем противник успел поразить его, Мадара оказался в руках старейшин. Проснувшись на следующее утро, он понял, что зрение его стало таким же четким, как в детстве. — Не сердись на меня, — взяв его за руку, прошептал Изуна. Его глаза были закрыты плотной повязкой. — Просто не сердись на меня. — Я же просил тебя, я приказал тебе, а ты меня ослушался! — Но ведь сработало же! — воскликнул младший брат. — Поверь, я хотел этого, мне просто нужно было отплатить тебе добром за все то, что ты для меня сделал. Мадара, я уже не ребенок, и я готов понести любое наказание за свой поступок, но если бы у меня была возможность все изменить, то я сделал бы такой же выбор. Ты всегда защищал меня, а теперь пришла моя очередь. А поэт, Мадара, может быть и слепцом. Мадара молча притянул его к себе и уложил на футон рядом с собой. Они лежали, обнявшись, совсем как в детстве, когда Изуна тайком приходил в комнату к старшему брату и искал утешения после вечного недовольства отца и насмешек других членов семьи. — Главное, что ты жив, — прошептал Мадара. — Если бы ты умер, то я не знаю, что делал бы. Наверное, сошел бы с ума. — Мы оба живы.