Ночью.

Пятнадцать. Тридцать девять. Два. Ноль. Восемь. Семь цифр, что не смогу забыть. Я буду дальше мучаться вопросом, Который не дает спокойно жить. Железный, заржавевший чуть жетон, Пробитое отверстье для шнурка, И издает чуть мелодичный звон, Если ударить о стекло слегка. Надеть на шею, под рубашку спрятать, И пусть натерла грудь немного сталь, Ты видел сам, как умирают братья, А ты все думать так не перестал. Погоны на плечах. Лишь две звезды Зато из старшего состава офицеров. Ты был таким родным, таким простым, Ты был для младших званием примером. И лейтенанты вечно за тобою Везде ходили, словно по пятам. Они ходили ровным, четким строем, Где ты был, так они уж там. Отец… Отец… Я называла папой Того, кто был отцом железного полка, Которые могли одним нахрапом Всех разгромить, лишь подустав слегка. На самолете, будто одним целым С машиной были, убивал врагов. И знаешь, все давно уж цену Тебе набили, знаешь, будь здоров! Поправив запонки, ослабив малость галстук, Начистив туфли чуть ли не до глянца, Ты был искусен в этом венском вальсе, Ты был великолепен в этом танце. Ты был тем самым лучшим, самым ярким Мужчиной, что рожден был для войны. Ты был бесценным, самым лучшим им подарком, Ты тем был, кому не было цены. Жетон твой, словно золотой возьму И спрячу, будто крестик на груди. И я пойму, клянусь, тебя пойму. А ты прости меня… Прошу тебя, прости. Я вспоминаю до сих пор лишь эти числа, Я не смогу в забвенье их забросить. Я помню… В памяти моей зависли Пятнадцать. Тридцать девять. Два. Ноль. Восемь.