Наследник

Дорога уходила вдаль. В заснеженные горы и хвойные леса, мимо которых проезжал отряд короля гномов, состоящий из самого Торина Дубощита, его старшего племянника Фили, верного воина Двалина и ещё нескольких гномов. Погода благоволила им: метели не было и светило ласковое зимнее солнце. Останавливались за день три раза, чтобы перекусить и передохнуть. Фили хотел бы, чтоб они останавливались чаще, но даже не заикался об этом. Остановятся лишний раз – задержатся, задержатся – потеряют время, потеряют время – позже вернутся домой! А домой Фили хотел больше всего на свете. Хотел назад к брату. Кто бы мог подумать, что разлука окажется такой горькой? Нет, Фили не жаловался. Ни разу. Он не хотел загружать Торина своими глупыми переживаниями, ведь иначе Торин разочаруется в своём наследнике и решит, что напрасно взял его с собой в южное поселение. Решит, что Фили недостаточно взрослый. А он уже взрослый! Ведь Фили минувшей осенью исполнилось восемнадцать лет… И всё же, отчего на сердце его было так тяжело? Почему он всегда думал о том, как же там Кили и матушка? Возможно, потому что до этого они никогда не расставались? На первой же ночной стоянке Фили достал из котомки тот самый тёмно-бордовый сверток, подарок от Кили. Справившись с завязками, Фили обнаружил, что Кили послал ему свой любимый альбом для рисования, в кожаном переплёте, который однажды подарил ему Торин, когда Кили был маленьким. Альбом весь был изрисован, где-то углём, где-то красками, где-то чернилами, и почти с каждой страницы на Фили смотрел либо он сам, либо он с братом, либо Торин, либо мама, либо вся их семья… и, глядя на эту счастливую семью, на глаза Фили так и норовили навернуться слёзы. Он скучал. И вспоминал брата, просматривая этот альбом. Отныне и впредь… не было ни одного дня или вечера, чтоб Фили теперь не открыл подарок Кили. А путешествие продолжалось. Фили радовали новые места. Он с интересом оглядывался по сторонам, проезжая за дядей на своём пони, но вскоре горы, леса и деревеньки ему наскучили. Прошёл второй день их пути, третий… одно и то же. А Кили не было рядом. Фили не раз задавался вопросом, а понравилась бы эта тропа Кили? А что бы он сказал, увидев вон ту далёкую гору, такую высокую, бесконечную, уходящую прямо в небо! Фили казалось, будто он слышал в своих ушах смех своего брата, словно тот был совсем рядом, но в следующую секунду смех затихал и Фили с тяжёлым сердцем осознавал. Брат остался далеко позади, и с каждой пройденной милей они отдалялись друг от друга. Фили стал молчалив. Когда они останавливались на ночь, в трактирах или разбивали лагерь прямо в лесу, он молча ужинал и ложился спать. Лишь спокойной ночи желал Торину, Двалину да другим гномам. Почему Фили так поступал, не оставаясь в трактирном зале со старшими товарищами слушать, как те поют весёлые песни, или не греясь у костра и не лакомясь вместе со всеми жареными сосисками, что остались после ужина? Фили и сам не знал почему. Возможно, он думал, что если быстрее сомкнёт глаза, то быстрее уснёт и, следовательно, быстрее проснётся? Значит, быстрее настанет завтрашний день, а за ним и следующий. И так день за днём их путешествие приблизится к концу, и они вернутся домой. Торина беспокоило состояние Фили. Он пытался поговорить с племянником, но когда подходил к нему, то тот уже спал. Или делал вид, что спал. И Торину ничего не оставалось кроме того, как поправить Фили одеяло, устало вздохнуть и ласково поцеловать спящего племянника, а потом самому лечь спать. Колючая борода Торина щекотала щёки Фили, но он не открывал глаза и ничем не выдавал того, что вовсе не спит. А когда Торин уходил, Фили открывал глаза и с грустью смотрел во тьму перед собой, всё думая и думая о Кили. Он очень скучал по младшему брату, засыпая и просыпаясь с мыслями о нём. Во время дороги, на седьмой день, Фили краем уха услышал разговор Торина и Двалина. Они обсуждали его. Здоров ли Фили, всё ли в порядке, почему стал таким молчаливым, так рано ложиться и так далее… Щёки Фили вспыхнули, и он, сделав вид, что ничего не услышал, велел Солнышку скакать быстрее. В тот же вечер на привале Двалин, заглянув в карту, с радостью объявил, что до южного поселения осталось меньше дня пути! К завтрашнему вечеру будут на месте. Отряд воодушевился, и гномы снова начали распевать дружные песни, готовя ужин. Они устроились в лесу у журчащей речки, которая на удивление не замёрзла на зиму. Согрелись у костра, приготовили на ужин мясную похлёбку с картофелем, заварили горячий душистый чай из трав, которые взяли с собой. Фили за обе щеки уплетал ужин, сидя неподалёку от отряда на поваленном стволе и уже думал о том, что пора бы спать, тем более что завтра такой важный день, ведь они наконец-то приедут! Как вдруг рядом с Фили сел Торин с миской супа и ложкой в руке. – Как ты, Фили? Нравится суп? «Мама вкуснее готовит», – подумал было Фили, однако вслух сказал совсем другое: – Очень нравится, дядя. – Хочешь добавки? – Нет, не надо. Я наелся… – Уверен? – озабоченно спросил дядя, отправляя первую ложку с супом в рот. – Там ещё много осталось. – Спасибо, Торин, но я правда наелся. Фили встал, с пустой миской в руках, собираясь уйти. – Хорошо, – кивнул Торин, проглотив вторую ложку супа. – Если ты что-то захочешь, Фили, или тебе что-нибудь понадобится, то ты просто скажи… Фили поспешно кивнул и ушёл. Торин прикусил губу, опустив грустный взгляд в свою миску. Ах, если бы с племянником можно было поговорить! Просто, по душам… как раньше. Но сейчас Фили будто избегал его, ссылаясь на усталость. Глупо было винить в этом Фили, ведь он действительно уставал – дорога была непростой и утомительной, а Фили не привык к этому… И Торину было непросто думать, что он вынуждал Фили на это путешествие. Ведь именно так всё и было. Гном резко поставил миску на землю и вскочил на ноги. Аппетит пропал, поперёк горла встал горький ком. На сердце Торина будто лежал тяжкий камень, невыносимая ноша… почему он причинял племяннику столько боли? Племянникам. Обоим… – Торин, ты чего не доел? – вдруг поинтересовался у него подошедший сзади Двалин. – Я наелся. – С тобой всё в порядке, Торин? – Да… конечно. Неправда. Конечно же, ничего не в порядке, про себя подумал Торин. И Двалина было не провести – его лучший друг видел насквозь. Двалин сел на бревно и достал из-за пояса трубку, прикурив её. – Не хочешь поделиться? – он протянул зажжённую трубку Торину, как делал всегда, когда чувствовал, что Торина что-то беспокоит. – Пожалуй, – согласившись, вздохнул Торин и сел рядом с Двалином, принимая из его рук дымящуюся трубку и затягиваясь. – Я беспокоюсь о Фили. – Он скучает по дому, хоть и вида не показывает. Но я тоже заметил это, Торин. – Он злится на меня… – Это вовсе не так! – Так, Двалин! Он не говорит, потому что очень хорошо воспитан. – Это твоя заслуга. Ты вырастил и воспитал его достойным наследником. Гордись им. – А я и горжусь. Просто, Двалин, не рано ли я отлучил его от дома? От брата и матери… – Не рано. Торин, это абсурд. Ему уже восемнадцать лет! Фили достаточно взрослый. Я его знаю достаточно, я тренировал его столько лет: он повзрослел раньше своих лет, а сейчас уж подавно… – Ему плохо, Двалин. Плохо без Кили. Он избегает говорить на эту тему… он вообще избегает любых разговоров со мной с тех пор, как мы покинули дом. Торин умолк, поморщившись, и прокашлялся, выпуская изо рта дым. От ушей Двалина не укрылась боль, ясно звенящая в голосе Торина. Трудно было понять, что творилось на душе у Торина, но Двалин ясно понял одно – Торину было тяжело, просто невыносимо осознавать, что он причинял Фили боль. Ах, как непросто было быть королём! Как тяжело растить наследника! Видеть, как он вырос, возмужал, но в то же время по-прежнему остался самим собой… остался Фили, который любит младшего брата больше жизни и очень скучает по родному дому. – Фили любит тебя, Торин, – тихо проговорил Двалин. – И он поймёт. Однажды. Когда станет королём… – Когда станет королём, – зачарованно повторил Торин и встал, возвращая трубку Двалину. – Да… когда станет королём… И Торин направился к Фили, который уже завернулся в тёплую шкуру неподалёку, свернулся калачиком, погружаясь в сон и всё думая и думая о Кили. Торин опустился рядом со своим спящим племянником на колени и прикоснулся рукой к его лбу, нежно поглаживая по волосам. – Спи спокойно, Фили. – Дядя? – веки Фили затрепетали, и он медленно открыл глаза. – Прости, – виновато прикусил губу Дубощит, поправляя шкуру и теплее укрывая племянника. – Я не хотел тебя разбудить. – Я ещё не спал. Торин, мы завтра приедем? – Да, завтра будем на месте, Фили. К вечеру. – Это хорошо, – улыбнулся вдруг Фили, забавно, прямо-таки по-детски поморщившись, отчего Торин вздрогнул. Нет… для него Фили всегда останется ребёнком. И сейчас и через десятки лет. Останется всё тем же очаровательным малышом, которого однажды он так боялся впервые взять на руки! Который дёргал его за косы и с интересом рассматривал. Которому он дал в руки его первое оружие и с которым всегда был рядом, чтобы обучать и направлять в верное русло. Махал подарил Торину самое дорогое, самое ценное на свете! Фили… Веки Фили снова начали тяжелеть, теперь рядом с дядей он будто оттаял, и все беспокойства оставили его, хотя возможно это могло и показаться Торину. Быть может, Фили специально делал вид, что всё у него было хорошо, а на деле это было не так? Или просто поздний вечер после тяжёлого дня в дороге брал своё, Фили устал, а теперь просто засыпал… – Мы завтра будем на месте, Фили, и я обещаю, что совсем скоро мы вернёмся, – Торин, наклонившись, поцеловал племянника и собрался было уйти, но вдруг Фили схватил его за руку. – Дядя, а спой мне? – Спеть? – Ну да. Пожалуйста. – Фили прижался носом к шершавой, грубоватой руке Торина. – Как в детстве. – Хорошо. Только потом ты уснёшь, договорились? День был непростой и завтра нас такой же ожидает. – Обещаю, – сонно зевнул Фили, подкладывая ладонь под свою голову и переворачиваясь на бок. И Торин, недолго думая, запел, а его тихий голос богатым и тяжёлым бархатом отразился в воздухе. Он давно не пел свои выросшим племянникам, но сейчас позволил себе эту слабину. Позволил ради Фили, которому в этот самый миг так нужно было напоминание о детстве! Напоминание о былых временах… За Синие горы, за белый туман В пещеры и норы уйдет караван; За быстрые воды уйдем до восхода За кладом старинным из сказочных стран. Волшебники-гномы! В минувшие дни Искусно металлы ковали они; Сапфиры, алмазы, рубины, топазы Хранили они и гранили они. На эльфа-соседа, царя, богача Трудились они, молотками стуча; И солнечным бликом в усердье великом Украсить могли рукоятку меча. На звонкие цепи, не толще струны, Нанизывать звезды могли с вышины; В свои ожерелья в порыве веселья Вплетали лучи бледноликой луны. И пили они что твои короли И звонкие арфы себе завели; Протяжно и ново для уха людского Звучало их пенье в глубинах земли. Шумели деревья на склоне крутом, И ветры стонали во мраке ночном; Багровое пламя взвилось над горами - И вспыхнули сосны смолистым огнем. Тогда колокольный послышался звон, Разверзлась земля, почернел небосклон. Где было жилище - теперь пепелище: Не ведал пощады свирепый дракон. И гномы, боясь наказанья с небес, Уже не надеясь на силу чудес, Укрылись в богатых подземных палатах - И след их сокровищ навеки исчез. За синие горы, где мрак и снега, Куда не ступала людская нога, За быстрые воды уйдем до восхода, Чтоб золото наше отнять у врага.* Голос Торина погряз в тишине, лишь гномы неподалёку сидели у костра и болтали, но эта болтовня и треск дров доносились словно бы из другого мира. Сейчас для Торина ничего не существовало кроме Фили. И грустных мыслей... Потому что спев эту песню, Торин вновь вспомнил Эребор, вспомнил свой родной дом, великую сокровищницу Трора, полную золотых монет и поистине прекрасных украшений. – Когда-нибудь, – проговорил Торин, гладя заснувшего племянника по волосам. – Мы вернём Эребор. Обещаю тебе. И Торин задремал рядом с Фили, а ночь незаметно тёмным покровом опустилась на их лагерь, который гномы разбили на лесной опушке...