Неповторимый

Сумерки. Ну почему мне всегда так ебически везет? Небо окрашивается в холодные синие цвета. Матовые и зловещие. Оттенок досады катается по нёбу горчинкой. Большой, смачной горчинкой. И да, мы нашли укрытие. Небольшая пещера была проблематичнее всего, но и надёжнее от внезапного нападения. Пережитый страх отдает слабостью в коленях и легким головокружением. Из-за накатившей апатии я словно ушел в себя, а сейчас в полной мере осознал, где нахожусь, и что мне угрожает. А еще тут страшно холодно. И меня не слабо колотит. – Тебе не кажется, что ты слишком уж защищаешься? Учитывая, что я даже не нападаю, – вкрадчиво, по слогам, внимательно наблюдая исподлобья, развернувшись в мою сторону, спросил серебристый мечник. Меня от этого вопроса передёрнуло, но взяв себя под контроль, я лишь сильнее вжался в камень, от которого уже, как час не отлипал. Уголок его губ кривится, но на это я уже мало обращаю внимания, продолжая молчать. Безнадежность затягивает меня. Такая же затхлая, как вода в старом болоте, с налетом ила старых ошибок и проросшими семенами сомнений. Я сам не рискну лезть в этот омут. Не выберусь. - Тебя нужно срочно перебинтовать. И я всё ещё жду ответа, Алан. Отвечаю ему яростным взглядом. Ну что за идиотская привычка - чуть что, подначивать меня?! - Отвали. Хочется набрать полную грудь воздуха, едва ли не давиться им, словно в последний раз, и, неуклюже цепляясь за выступающие камни, в какой-то Богом забытой пещере, подняться на ноги и убежать. Не разбирая дороги. Да хоть к десептиконом под пули. Плевать. Главное сейчас беречь тело. Устраиваюсь поудобней на холодных камнях, стараясь не тревожить раны. Необходимый минимум: перевязка. Бинты лежат в маленьком рюкзачке, иначе сказать не могу, за спиной, как и у всех солдат. На всякий пожарный. Но одному мне здесь не обойтись. О, Боже мой! Скажи! Сколько потребуется мне, чтобы перестать испытывать к себе отвращение? За постыдную слабость, за боль и за упрямство, чёрт возьми. Каждый не совершенен, а я уж и подавно. Упрямо смотрю туда, где его глаза, туда, где мне кажется, отливает таким же голубым, как и тогда, когда я увидел его впервые. Голубоглазик. Смешно. Вытаскиваю из сумки пару бинтов, попутно обнаружив на самом дне сухой паёк и маленькую фляжку воды. Отличная новость - сегодня не сдохну! Накипело... Так хочется выговориться. А лучше кого-нибудь придушить, сжимая пальцы вокруг шеи почти до хруста. Кандидат на место смертника уже имеется. Чёрт, да как же мне обмотать себя то? - Я могу помо-о-очь... - словно прочитав мои мысли, отзывается собеседник в углу, при всём действии разглядывая свои манипуляторы. Теперь у меня даже сомнений не остается: Сайдс говорит нарочно. Ему нравится провоцировать, нравится скалиться, и можно подумать, насколько едкой должна быть натура у этой личности. Осторожно, будто боясь, киваю ему в знак согласия, под конец одарив его сердитым взглядом. В нашем временном укрытии приятный полумрак... Он не режет глаз, как мерзкий желтый свет солнца, но и не даёт увидеть все прелести чудного мира. Холодный металл касается моих плеч, окатив бурей мурашек по спине, и я как настоящий змей приглушённо шиплю. Сломанные ребра дают о себе знать. Да и сквозная дыра в боку явно не то, на что можно просто не обращать внимания. - Может, для начала ты разденешься? - тихий голос прямо в ухо. Знакомый и незнакомый одновременно. Искаженный, несвойственной ему искалеченной нежностью, от которой едва не начало колоть в глазах. В тишине отчётливо прозвучал скрип моих зубов. Да ебическую силу! Я думаю, у Сайдсвайпа много своих понятий, включая понимание «личного пространства», но он не относится к тем, кто как-то по-особенному, это пространство, ценит. Просто, я начинаю замечать повадки, относительного характера, как греет плечо, когда автобот опускается рядом. Одной рукой стаскиваю с себя верхнюю одежду, открывая взору свежую рану, не забывая затравленно коситься в его сторону. Бинты лежат рядом, выделяясь своим цветом на фоне камней. Жду. Я не собираюсь говорить с тобой, Сайдсвайп, тем более первым. Теплая пятерня замирает где-то на моем животе, после чего начинает наматывать круги вокруг торса, оставляя бинтовые полосы. Воздух наэлектризован, словно перед бурей. Скорой бурей... В убежище становится раз в пять холоднее, предвещая новые проблемы со здоровьем. Я же считал удары своего сердца, не двигаясь, ощущая лишь его сжимающиеся манипуляторы на теле. Ладонь скользит по спине вниз, по гладкой поверхности кожи и приступает к роботе уже со спиной, изредка останавливаясь, дабы проанализировать свою работу. Бинт тянется чуть выше, дабы закрыть всё повреждение, но мой помощник слишком сильно тянет, затягивая бинт сильнее, от чего я ворчу и встряхиваю руку: отек под бинтами еще не спал, боль стреляет аж до плеча, и, кажется, мгновенно дает отрезветь. Фыркаю, от чего сам не зная, после чего отдираю сжавшие меня манипуляторы. Брезгливо сбрасываю. Не сопротивляется. - Спасибо, - беззвучно бросаю я, надевая верхнюю одежду. Он смотрит на меня — и я не вижу на его "лице" озлобленности. Я вижу в нем скучающую натуру, хандрящую тут, рядом со мной, и понимаю: раз вижу, значит, он хочет мне это показать. Все это живо отражается у него во взгляде. Все рисуется в воображении, и нельзя сказать, что я слишком впечатлительный, что чересчур эмоционален, что не смогу сдержать гнев, обиду, страх. Но отчего-то в обществе дерзкого мечника самообладание рушится, как карточный домик, и я не знаю, виной тому минувший срыв на поле боя, либо же яд в чужом голосе, которым пропитано каждое вкрадчиво произнесенное слово. К дьяволу всё это дерьмо! Сейчас нужно выспаться, восстановить силы для завтрашнего дня. Пара часов блаженного отдыха, без мучений, без ярких кричащих образов, называемых снами. Единственное, что противостоит этому - это холод. Пробивающий, чуть ли не до костей, холод. Заставляя на выдохе каждый раз вздрагивать всем телом, сжимаясь как можно компактнее для того чтобы сохранить хоть чуточку тепла. Одежда же никак не помогала с этой проблемой. Нет... не хочу. Слишком вымотан, чтобы думать. А значит, нужно просто отключиться, позволить отдохнуть измученному до нельзя разуму, довериться инстинктам... С трудом успеваю заткнуться, чтобы не заорать на всю округу, возможно даже обнаружить и раскрыть своё убежище врагу. Ох, ты ж, блять. Меня грубо схватили поперек груди и потянули на себя, выдёргивая из камней, к которым я уже успел пригреться, и нагло так усадили к себе на колени. Плотный круг из двух манипуляторов автобота сомкнулся вокруг моего тела. Спина упёрлась в твёрдые пластины, и теперь тело буквально вздохнуло. Тепло. Блять, как тепло. - Что, даже не скажешь ничего? - его голос перекатывается волнами по всему корпусу, спиной это особенно хорошо чувствуется. - А надо? - спрашиваю я, греясь в объятиях. Даже боль утихла ненадолго. Негромко смеется и наклоняется ниже, задевая губами рыжие локаны. А вот это уже совсем не хорошо. Дергаюсь, как ужаленый. Мерзавец! Не смей меня трогать, тварь! - Ну ты чего, Искорка? Зажмуриваюсь посильнее. А он не останавливается: проводит влажную дорожку глоссой от шеи к нежной коже за ухом, чтобы потом вернуться и прикусить её. Как же больно. Не морально, физически. Не торопясь зализывает укус и спускается чуть ниже, очерчивает выступающую венку на шее. Целует. Нервы, как натянутые струны. Пиздец какой-то. Выжидал, пока я окажусь в состоянии не способный на ответ, на отпор. Ещё не ясно одно - почему Искорка? У меня что, появилась кличка? Мстишь, голубоглазое дерьмо? - Сайдс, прошу не надо... - в моём голосе ещё не было столько жалости. Острые пальцы медленно гладят мои кисти, переплетают их. Возвращают к жизни. Греют. Почти блаженство, твою мать. Но только почти. Эти объятия... такие настороженные. Я в любой момент готов сорваться и сбежать. Но только выбраться бы из стального захвата, для начала. Стискивает запястья так, что я поневоле выгибаюсь дугой от боли. - Ты мне руку сломаешь, ебанат инопланетный!- мой возмущенный вопль еще долго отражался от стен. Ухмылка на пластинах становится шире, весь его вид так и излучает самодовольство. Наверно. - Ну наконец-то, я уже думал, что ты так и останешься запуганным котенком, неспособным показать зубки. - Заткни пасть и прекрати нести хуйню. Отпусти, мне больно! Пытаюсь хотя бы пнуть, но ничего не выходит, сжимает бедрами мои ноги. Все, что я могу - это извиваться, пытаясь уйти от прикосновений глоссы и поливать всё вокруг трехэтажным матом. Наконец-то ослабляет хватку, а потом и вовсе отпускает мои руки. Мля, как я его ненавижу... Осторожно разминаю запястья с почти черными проступающими синяками. Уверен: сжал бы чуть сильнее - и сломал бы кисть. Наверняка. Больно хватает за плечи и разворачивает к себе лицом. Ощущаю себя магазинной куклой, с которой делать можно, что душа пожелает. Агрх... ненавижу тебя... горячо и до дрожи в голосе. Так, что скулы сводит, а во рту явственно ощущается металлический привкус. - Я тебя ненавижу... - Этот шепот ложится на кожу, и я, наконец-то, могу выдохнуть. Отпустило. - Не могу сказать того же, Искорка. Наши лица почти соприкасаются, еще чуть ближе. Теперь напротив друг друга. Голубые линзы щурятся в предвкушении. Кончик его глоссы, стоит отметить странного цвета, проходится по моим губам. О, черт! Осознаю это и широко распахиваю глаза от удивления. Нет, не-е-ет! Я без каких-либо сейчас сомнений могу сказать, к чему всё это может привести. Поэтому нужно его отвлечь. Заболтать. - Почему Искорка? - тихо спрашиваю его, так как голос совсем осип. Нагибается ниже, склонив голову набок, чтобы удобнее было ловить мое дыхание. Рыжие пряди касаются его, и он, кажется, ловит, не понятный мне, кайф. Урчит. Пальцы на ногах поджимаются, когда он отвечает, почти касаясь меня губами. - Потому что я так захотел. Ну давай, издевайся надо мной, стеби, подъебывай... ты же так любишь это делать. На секунду втягиваю его запах. Сладкий. Опять феромоны? Да, мразь? Ты никогда не перестанешь удивлять меня своей наглостью. Я весь вытягиваюсь, расправляя плечи, чтобы выдох не получился слишком шумным. - Ты - мой, - негромко, но с такой издевкой нарушает тишину он. В этой короткой фразе можно было услышать всё: ненависть, презрение, похоть... Ответа дать я не смог, а точнее сказать мне не дали. Манипуляторы по-хозяйски обхватывает мою талию. Очередная демонстрация твоей власти. Не так ли? На дёсны начинает "что-то" давить. И сейчас это "что-то" хочется вырвать с корнями. Но не выходит. Зубы сами собой размыкают преграду перед натиском захватчика. Чёрт, не кинь я тогда бы тот сраный сок ему в рожу, не было бы этих проблем. Ловит мой язык, сжимает сначала губами, а после острыми белыми зубами. Не отпуская, втягивает в свой рот, пресекая любую инициативу. И я подчиняюсь, сдаюсь, позволяя вытворять все, что ему вздумается. Было немного страшно. Именно в этот момент. И этот страх так причудливо сливался с возбуждением, только подстёгивая его, что хотелось выть, кусаться и причинять боль. Всё же, феромоны - вещь страшная. Лениво проходится по кончику языка своим, дразня и провоцируя, очерчивает края моих зубов. И, наконец, самое мучительное - наглая глосса собственнически толкается вперед, проводит широкую полосу по нёбу и дальше, до самой глотки. Укус... особенно чувствительный на фоне недавней якобы нежности. Нижняя губа сладко ноет от тупой боли, как и низ живота, по которому разливается странное, неестественное тепло. Место укуса окрашивается в красный, но я не успеваю слизать выступающие капли - он делает это за меня. Где-то на уголке подсознания я понимаю, что ему не следовало бы этого делать, но руки совершенно не слушаются, внутренний тонкий голосок, зовущий о помощи, так же остаётся без внимания. Манипуляторы теперь немного сжимают, но не сильно дабы не тревожить свежие раны. Едва-едва, невесомо...так, что последующие прикосновения заставляют меня вздрагивать. А потом я отстраняюсь. Сам. Глядя, как он улыбается, мягко, расслабленно, прямо в мои приоткрытые губы. Плохо скрытое торжество во взгляде бесит больше всего. Но почему то не так сильно как раньше. Свыкся видимо. - Я всё ещё плохой? - Да. Но это нисколько не трогает такого похуиста, как ты. - Я, так называемым, похуистом стал с тех пор как умерли мои альфы и меня отдали приёмной семье. Я удивлённо подымаю глаза встречаясь, с его окулярами, тем самым дав понять, что я не прочь бы узнать продолжение. И Сайдсвайп мне не отказывает. - Я был ещё спарком, ещё не юнлингом, а спарком, когда всё это случилось. По какой причине умерли мои альфы, я не знаю, от меня скрыли столь ценную информацию. После нескольких ворнов под надзором, меня отдали другим. Бедный потерянный спарк - так они считали. Считали, что смогут сделать меня нормальным. Ты слушаешь, Искорка? - Да, - тихо шепнул я в ответ, не обращая внимания на новый позывной. Надо же, я действительно притих, ловя каждое его слово. - Но у них не вышло. Я люто ненавидел вторую альфу. Фемка. Я - холодно и надменно терпел, ее же ненависть была иной, горячей. Мне было плевать на нее, а она всегда пыталась ужалить меня побольнее в любой ситуации. А еще она орала на меня, громко, истерично, так, как никто бы не смог орать. В эти моменты я представлял, с какой жадностью мести вонзил бы остриё в ее Искру. Чтобы переключиться хоть на что-нибудь. Но младшего, своего родного спарка, она просто боготворила. Он был желанным в семье, не то что я. Отвратительно-позитивный мех. У неё были ещё спарки но все они погибли, не прожив и Аноцикла. Но не об этом сейчас. В тот день я... я...ох, я даже не помню что натворил. Пустая мелочь по-моему...но... Помню только то, как она сильно ударила меня. Я никогда не забуду выражение ее лица, ее крики, а я смотрел и молчал, прижимая манипулятор к повреждённому месту. Она все орала и орала, срываясь на визг, противный, пронзительный такой, раздражающий. А потом она упала. Так внезапно. Навзничь. Судорога прошла по всему корпусу, она дрожала, даже кричала что-то, а я стоял и смотрел, не потому, что от страха к полу прилип, нет. Я просто хотел, чтобы эта куча мусора сдохла, захлебываясь собственным энергоном. Я ждал этого, надеялся, не в силах противиться этому выжигающему чувству изнутри. И только когда она затихла, когда ее голубые линзы утратили свой блеск, я вызвал старшего альфу к уже остывающему корпусу. Позже стало известно причина её смерти. Не помню, как это называется, честно, но точно что-то с искрой. Поэтому фемка теряла спарка за спарком. Ну что, Алан, как ты теперь ответишь на вопрос - "Плохой ли я?" - наклоняется немного, чтобы насладиться моей реакцией. Ну конечно, напуганный человек с побелевшими губами и серой кожей, лучшее зрелище. Странный ты, Сайдсвайп. Ты говоришь обо всём этом, как об утренних новостях, из только что прочитанной газеты. Сказать, что ты сломлен? Нет. Ты не вовсе сломлен. Наоборот, по-прежнему самоуверен и жесток. Это читалось в ледяных линзах. Дождливых. Полных презрения до хрустальных краёв. И это действительно пугало. Потому что, если смерть не разбила его, тогда что могло разбить? Если и есть кто-то кого он любит, на которого он не смотрит с неприязнью, то наверняка это существо живёт в отражении его зеркала. Пытаюсь отодвинуться, хотя бы на пару миллиметров, разорвать контакт. Черта с два, я захотел. Рывок, и моё тело так же прижато, как и до этого. Так тесно, что ребра отчаянно ноют. Волнение дрожало под кожей и в груди, будто я только что забрался в берлогу к спящему медведю и выбрался оттуда целым и невредимым, едва не наступив зверю на нос. - Случайность. Она сама умерла, это была просто случайность, - отвечаю я. Кончик языка закололо, и я еле сдержался, чтобы не облизнуться. - Да? Ну, тогда не считается. Тогда может следующий? Я ушел из дома, у меня ничего не было. Совсем темно было, и холодно, я промерз насквозь. Юнлинг, младше меня на пару солнечных циклов... - Замолчи, захлопнись, заткнись... - быстро, как заклятие, молитву проговариваю я, опустив голову. Что, Алан, надеешься отогнать дьявола? Поверь, уже слишком поздно. Замолкает, кажется, даже ухмыляясь моим внезапным порывом, вжимается в меня. Блять. Ебаные раны начинают ныть разом, и мне приходится немного отодвинуться. Не уйти, нет. Просто устроиться поудобнее. Дать маленькую передышку, чтобы собраться с силами. Полностью забываю про холод, захлёбываясь в этом странном рассказе. Зачем он, чёрт возьми, мне это говорит? - Боишься меня? - вопрос, кажется, мне слегка неуместен. Твердое «нет» удивило его не сильней чем меня. - Боишься. Всегда боялся. Досадно. Ты такой же, как все эти блядские пришельцы. Поэтому, я не отвечаю. Настроение заметно ухудшилось. Еще раз бросаю взгляд на мигающую, у себя на поясе, рацию и вздыхаю. Помощи ждать не от кого - это можно сказать точно. Долго всматриваюсь и вслушиваюсь, радуясь темноте. Она сейчас мой главный союзник. - Ещё темно. Мы можем отдохнуть? В ответ меня перекладывают на пол, пристраиваясь рядом, обнимая. Сейчас нет смысла спорить или противиться. Ерзает какое-то время за спиной, устраивая свою голову поудобнее на моём плече, и затихает. Тишина. Можно было вернуться к праведному негодованию, которое дополнилось ещё и мыслью о том, насколько я съехал с катушек, что сейчас боюсь создавать какой-либо шум, дабы не доставить ему неудобств. Странно... Закрываю глаза, проваливаясь в спасительную тьму. Без сновидений. Как я рад этому. Просто бездна, провал. Чёрный может быть уютным... Единицы времени на Кибертроне. Аноцикл (Ano-cycle) - 1 кибертронский год. Астросекунда (Astrosecond) - 498 секунд. Брим (Breem) - 8,3 минуты. Ворн (Vorn) - 83 года. Грун (Groon) - 1 час. Декацикл (Deca-cycle) - 10 дней. Декиворн (Decivorn) - 8,3 года. Звёздный цикл (Solar cycle) - 1 день. Квартекс (Quartex) - 1 год. Кибернеделя (Cyber-week) - 1 неделя. Клик (Klik) - 1,2 минуты. Мегацикл (Megacycle) - 2,6 часа. Метацикл (Meta-cycle) - 13 месяцев. М.Л.Н. (MYA) - миллионы лет назад (Millions of Years Ago). Наноклик (Nanoklik) - 1 секунда. Орбитальный цикл (Orbital Cycle) - 1 месяц. П.Ю. (AU) - запись современной эпохи в кибертронских годах, основанная на мифическом дне поражения Юникрона в борьбе против Праймуса. Запись расшифровывается как "После Юникрона" ("After Unicron"). Солнечный цикл (Stellar cycle) - 1 год. Цикл (Cycle) - 1,5 минуты.