I Hate - Why You Love Me (Моя личная доза героина)

I'll be coming home, just to be alone, Cause I know you're not there And I know that you don't care. I can hardly wait to leave this place...*

Эшли позвонила первой. Прямиком в шесть часов утра, чтобы её поздравление заполнилось надолго. И оно запомнилось потому, что Мишель только прилег в половине шестого и надеялся отоспаться хотя бы часов до десяти. Вчера вдохновение поглотило юношу с головой, особенно, когда на фоне работы играет его любимая роковая композиция. Миша любил грубый мужской голос с хрипотой, тот надрывной хрип и порой даже крик, в котором слышалось отчаянье и желание донести что-либо всем. Эту картину он назвал "Подарок на день рождения". Банально, но и вполне красноречиво, учитывая то, что именно это он и хотел получить. - Привет, принцесса Монако, - весело кричала в трубку девушка, от чего в ушах звенело и раскалывалась башка, но Миша не мог не улыбнуться в ответ своей сонной улыбкой. - Как спалось? Единороги не сильно беспокоили? - Это только тебя они во сне трахают, милочка, - бурчание парня напоминало какой-то шаманский заговор, а сонные глаза создавали подходящий антураж. - Это только между нами, кстати, - интонация голоса по ту сторону телефонной линии изменилась на немного задумчивую. - Короче... Я знаю как ты этого не любишь... - Вот и не надо в этом вновь и вновь убеждаться, - Мишель вовремя оборвал подругу на полуслове. - Выставка начнется в час дня? Он просто ненавидел свой день рождения, и скорей это из-за того, что ему приходилось переживать в детстве. Поэтому, наверное, старался относиться к этому дню как и ко всем предыдущим в будущем. Но ведь не все же были того же мнения, как и сама Эшли. - С Днем Рождения... - не слушая упреков парня, девушка тихонечко и дразнящее напела в трубку три самых омерзительных слова в этом мире. - И да, ты прав, начало в час дня, так что притащи свою задницу к двенадцати. - И звонок прервался прежде, чем Миша успел упрекнуть подругу и крепко её отругать. После, он снова провалился в плен подушек и одеял, но уснуть так и не смог, провалявшись в кровати до девяти, пока в комнату не постучались. Сквозь щель в приоткрытую тетей дверь влетел Персик, и, громко лая, запрыгнул на кровать, как танк. Миша сразу же почувствовал, как эта маленькая тушка раздавила ему печень и селезенку, неугомонно прыгая на его животе. "Скорей всего я погорячился на счет твоего недоедания, ядерная бомба", - в слух этого произнести не было ни настроения, ни сил, но Мишель хотя бы потрепал счастливого и вечно сонного щенка за ухом, пока в комнате не появилась Мерседес. Она что-то держала в руках, и сонные глаза парня не сразу разглядели поднос с тарелкой и цветочком в маленькой вазочке. - Так и смерть проспать недолго, пончик мой, - она, как всегда, все напевала. Вечно весёлая пышка, будто присыпанный сахарной пудрой пончик, что она так любит. - С вами и умереть спокойно не получится, - буркнул Миша, и начал понимать, что настроение его совсем куда-то улетучилось. Мерседес решила блеснуть своим недальновидным умом и притащила маленький кексик с торчащей в нём свечкой. Воск от неё уже покрыл добрую часть поверхности выпечки, растекаясь по поверхности синей кляксой, но свечка всё ещё горела. - Ну же, пончик, улыбнись, не порть тёте настроения, - женщина села на край кровати, и пышная перина из подушек чуть ли не подбросила в воздух щуплое тело Миши. - Съешь пироженку в честь дня рождения. На заднем фоне слышалось что-то вроде щенячьего рычания и звуков рвущейся подушки. Затем белые перья снегопадом взмылились вверх и накрыли Мишель легкой пеленой, будто снегом. Со стороны всё вроде бы и мило, и тетя старалась, терпела, чтобы не схомячить кекс, а оставить его любимому племяннику, но радости от этого больше не стало. Наоборот, на душе было тоскливо и горько, словно после месячного запоя и простоя в его творчестве. Ведь ему, чёрт возьми, уже двадцать, а никаких изменений к лучшему в жизни так и не произошло. Казалось наоборот - всё глубже и глубже затягивает в вонючее болото со страшными жабами и подлыми гадюками. Именно по взгляду племянника Мерседес поняла, что сейчас произойдет что-то не совсем хорошее. Она даже не улыбалась, любуясь тем, как мило выглядит мальчик в куче летящего в разные стороны перья. Что-то невеселое было в его серых глазах. Казалось, что ее любимый мальчик сейчас просто расплачется от горя, но он не заплакал, всё ещё пялясь на кекс невидящим взглядом. - Ладно, - голос Мерседес дрогнул. - Отдыхай пока, у тебя скоро выставка картин, или что-то типа того. Она небрежно поставила поднос на прикроватную тумбочку и направилась к двери. Персика не забрала с собой, да он и сам был более чем догадлив, и послушно ускакал за хозяйкой, виляя серой попкой. Мишель еще долго смотрел куда-то далеко перед собой, пока не перевел безжизненный взгляд в сторону догоравшей свечи. Неожиданно стало как-то стыдно за себя и своё поведение. Мерседес пыталась поделиться своей радостью по поводу дня рождения её племянника, а он надулся как индюк, выказывая всем своим видом недовольство. Раньше Хитсон никогда не видел тетю такой тихой и серьезной, разве что после смерти мамы. Видимо, он сильно её задел, а прощения просить уже поздно. Дотянувшись к тумбочке, он аккуратно взял пальцами небольшой кексик с подноса и сердито задул свечку, быстро откусил маленький шоколадный кусочек, куда капли воска попасть ещё не успели. - Итак, - глаза с нескрываемым притворством как бы оживились, - пора браться за работу. - И костяшки пальцев захрустели под давлением разминательных движений. Следующую половину дня Мишель просто скитался по дому словно приведение. Так он, вообще-то, и выглядел со своими синяками под глазами и бледным заспанным лицом. Парень даже начал ловить себя на мысли, что не прочь что-то разбить, на счастье так сказать, и дорогой фарфор с выпивкой в шкафу гостиной послужил бы неплохим материалом для тренировки. Но в этот момент позвонила Эшли и преддепрессивное состояние ещё больше обострилось. Подруга откровенно высказала свое недовольство по поводу унылого настроя друга, и под страхом смерти приказала ему сейчас же явиться в её галерее. Как неудивительно, но её брань помогла немного отрезвиться после недосыпа, а ещё холодный душ и стакан отцовского виски для храбрости. Ведь это первая презентация Мишель, на проведение которой его натолкнула именно Эшли. Сейчас он поймал себя на том, что до смерти чего-то боится, будто должен наступить конец света, а ему не с кем провести последние секунды жизни. "Да будто кто-то бы и правда пожелал тебя пожалеть, лошок", - дразнилось подсознание, и становилось только хуже. - Меня ждет полный провал, - истерически хохотал он, берясь за голову руками. - Как красиво покончить жизнь самоубийством, чтобы хотя бы это не выглядело провальным? - истерика перетекала в пугающие размышления. - Хотя... Моя репутация девственника не сотрется никакой красивой смертью. Одеваться стало труднее, чем казалось на первый взгляд, тем более когда не знаешь, что одеть вообще, будто шкаф пустой и моль трахнула там всё, что можно было бы натянуть на себя. Но шкаф-то полный, а ощущение, что одеть нечего, не исчезало. Да и Мишель не желал принаряжаться. Наряжаются на праздник, а для него этот день словно траурный. Ведь умер ещё один год жизни потраченный впустую. Пришлось остановиться на коричневом свитере грубой вязки и узких, немного потертых, голубых джинсах. Свитер, правда, был немного великоват и болтался на худых плечах, словно платок на затасканной груди проститутки, но других предложений у Хитсона не было. В таком наряде посетители сразу же узнают тонкую натуру маляки, чьими каляками завешаны все стены в галерее. Эта мысль заставила его иронично улыбнутся, пока Мишель вяло спустился в холл по лестнице, прихватив законченную вчера картину. Напоследок он крикнул что-то вроде: "Мерседес, жду тебя на выставке", а затем забросил картину на заднее сидение своего желтенького "Ламборджини", и двинул на машине по указанному адресу. Как и предполагал Мишель, Эшли была не очень рада его опозданию. Да что там, из глаз её летели искры как у Медузы Горгоны, а рот извергал такие потоки мата, что даже уши в трубочку скручивались без всякой боли. - Какого нахрен хрена, Хитмен? - девушка всё ещё продолжала задавать один и тот же вопрос, надеясь на то, что друг таки ответит, но зря надеялась. Миша совершенно невозмутимо закрыл глаза на поток брани в свой адрес и так же спокойно взял с заднего сидения машины картину, которую приткнул у себя под подмышкой. Он ожидал, что работы очень много, но не настолько же. Ещё в самом холле, возле входной двери толпились кучами странные люди в запыленных комбинезонах, и развешивали приветствующие гостей картины. Хитсон понял, что его ожидания на счет провала оправдались, но как только пересек холл и оказался в одном из главных залов, то лишь тихо ахнул не веря своим глазам. Парень даже представить себе не мог, насколько Эшли знает, чего он хочет. Всё, как он и желал, было выполнено в уличном стиле: кирпичные стены расписаны граффити, в некоторых местах штучные трещины были замазаны цементом, как на самой настоящей заброшенной стройке, и как раз под настроение созданных им картин. Сами полотна были подсвечены неоновыми лампами разнообразных цветов и размеров, что обрамляли картины вместо рам. - Эш, ты знаешь как сильно я тебя люблю? - губы Миши впервые за весь день растянулись на настолько широкой и довольной улыбкой, а глаза заблестели, как бриллианты в три карата. - Угу... - довольно буркнула девушка, скрещивая руки на груди. - Думаю, наши гости будут даже немного шокированы. - Мне насрать, веришь? - восхищенный Миша обернулся к Эшли, и та на мгновение замерла. Таким она его видела только раз в жизни, когда ему подарили первый набор для рисования, а это было его единственной радостью с детства. А уж о детстве этого парня Эшли знала очень много, и, соответственно, не от кого иного, как от самой Мерседес. - Верю, - выдохнула она с легким благоговением и улыбнулась в ответ на обворожительную улыбку парня. Эта пауза затянулась чуть дольше, чем на это рассчитывала девушка, но, видимо, Мишель не очень обращал на это внимание. Он просто продолжал любоваться всей красотой интерьера за её спиной. И она случайно заметила обернутый бумагой прямоугольник, диаметром практически в полтора метра . - Что это? - её взгляд указал именно на это, и Миша будто вовремя спохватился. - Помнишь, я говорил тебе оставить место для моей последней картины? - Ага... - быстро схватывая на лету, Эшли щелкнула пальцами, глянув в сторону занятых подсветкой ребят. - Нужно повесить это там, где я припасла местечко. Мишель лишь наблюдал, как прирожденный диктатор и командир отдает приказы, пока у него из под рук свистнули картину и унесли в неизвестном направлении. - Я ещё сама не видела всех картин, так что ты устроишь мне экскурсию во время приема, принцесса Монако. - Заткнись уже, зануда, - отмахнулся Миша, рассматривая стены. Пока он обходил все три помещения галереи, не обращая ни на что внимания, галерею потихоньку начали заполнять приглашенные гости. Эшли говорила что-то о том, что у неё есть свои связи, и несколько агентов больших шишек шоу-биза и Голливуда согласились посетить выставку в надежде что-то прикупить. Но тогда Миша не очень этому обрадовался, вернее его не радовала мысль о том, что придется что-то продать. Разумеется, он не считал свои творения шедеврами никакого искусства, но прощаться с тем, во что вложил свою душу немного больно. Но сегодня его мнение немного изменилось. Смотря на некоторые картины, Хитсон понимал, что писал их не под тем настроением, которое обычно ему свойственно, а если быть честным, то просто не под той мухой. Поэтому, продать пару тройку этих картин было бы даже в радость, как и ту, которую закончил буквально вчера. Это полотно было навеяно ему далеким прошлым, когда Миша был вынужден терпеть годы унижения в чужой ему среде и чувствовать себя из-за этого всё время виноватым. Как раз возле неё, той самой картины с кроваво красной неоновой подсветкой, уже кто-то стоял в чёрном деловом костюме. И Мишель не смог не глянуть на неё, словно в последний раз. В красной молочной дымке просматривалась гладкая и упругая спина, лицо с полотна хоть и повернуто в сторону смотрящего, было пустым, прикрытым той самой дымкой. Зато сильные мужские руки укрыты странными узорами татуировок, а в ухе красовался один единственный красный гвоздик. М-да... Такое трудно забыть, но отвращение по отношению к поступкам этого человека, не позволяло задерживать на всех воспоминаниях о нём свои мысли и внимание. Мише вдруг стало интересно, кто же так заинтересовался этой картиной и почему так долго возле неё стоит, и он направился прямиком к потенциальному покупателю, дабы сбагрить эту малявку побыстрее. Неожиданно тело дало осечку, сердце онемело и камнем рухнуло куда-то в пятки. Захотелось быстро развернуться и смыться в первый же тёмный переулок города. Мишель так бы и сделал, но спокойный мужской голос его становил: - С тех пор татуировок на моем теле немного прибавилось...