I Hate - Why You Love Me (Моя личная доза героина)

I know, That you're wounded. You know, That I'm here to save you. You know, I'm always here for you. I know, That you'll thank me later... Pain, without love. Pain, can't get enough. Pain, I like it rough, 'Cause I'd rather feel pain than nothing at all...*

Адаму было смешно ну просто до слёз. Его настолько сильно смешила та ситуация, что образовалась после событий, сложившихся той роковой ночью, что прямо челюсти сводило от боли. Ведь он впервые вел себя как идиот, страдающий манией преследования, прячась в своей комнате за дюжиной замков. Но смешило скорей даже не это, а то, что хомяк вел себя в точности так же как и он. Оба, ожидая, пока кто-то из них исчезнет с квартиры или закроется в комнате, начинали тихонько выползать на кухню в поисках съестного, иначе давно бы уже с голоду подохли. И вся эта тупая конспирация продолжалась целых четыре дня. Адам знал причину, по которой от него прячется хомяк, но по какой он прячется от пацана - нет. Да, хомяк боится быть изнасилованным большим, небритым из-за стресса мужиком. И стресс этот, кстати, связан с чёртовым запахом, что въелся в мозг серной кислотой. А вот чего боится Гонтье, быть изнасилованным каким-то хомяком, или сесть за надругательство над малолетними в тюрьму? Три дня они игрались в прятки, избегая друг друга, пока мирным парламентером между ними была подружка хомяка. Она всячески обоим угождала, хоть и, слава Богу, по разному. Хомяка она постоянно кормила и утешала, когда тот слишком сильно бушевал по поводу гормонов, а бушевал он очень сильно. Гонтье приходилось иногда уши подушкой зажимать, чтобы не слышать того, что творилось за стенкой. А Адаму она сообщала, когда свободен путь на свободу, в виде прогулки по городу, или когда можно выползти на кухню. Именно тогда мужчина понял, что кухня - самое интересное место в этой квартире, и самое частопосящаемое. Вот только было несколько вещей, что бесили Гонтье в этой берлоге больше всего. Первая вещь это, безусловно то, что приходится проходить мимо комнаты хомяка каждый раз, когда необходимо куда-то выйти, а значит ловить тот соблазнительно странно-сладкий запах. Вторая вещь, что бесила не меньше, а даже и больше - Эшли. Что-то в этой подружке хомяка было так сильно раздражающее, но что именно, мужчина пока не понял. Ну она его просто бесила, неимоверно раздражала, он даже не мог понять, зачем попросил её остаться. Это ничем не помогло справляться с одержимостью трахнуть хомяка, что для него, любителя женщин, просто неприемлемо. Так она ещё и слишком часто задерживается в комнате мелкого, что бесит так же. И Гонтье понял, насколько серьезно вляпался, приехав в этот притон. Ради чего он тут? Ради какого-то прикола, издевательства, унижения? Только почему-то кажется, что только ему приходится через всё это проходить? Хомяк прячется в свою нору и под юбку Эшли, и это раздражает настолько сильно, что иногда Адам ловил себя на мысли, что сейчас разорвет эту сеть неизбежного повторения действий и ворвется в комнату мелкого, чтобы наконец проверить, насколько он одержим. Но хомяк настойчиво играет в игру "последний герой", и мужчине приходится принять его правила, так как проигрывать он не собирается. Даже сейчас, чёрт возьми, когда кажется, что приперло больше некуда. А ведь изначально сделка с хомяком укладывалась только затем, чтобы весело провести время без Наоми и немного развлечься, прикалываясь над этим мелким. А оказалось, что всё намного печальнее, и теперь единственной целью его, как альфы, является - отрахать парня до потери пульса, а потом задушить собственными руками, как свидетеля его позора. И теперь, спустя три дня, он понял, что намерен это совершить, чего бы это не стояло, а затем убрать все улики, и избавиться наконец от этой Эшли. И, пожалуй, вещь, что менее всего бесила в этом доме - это сам хомяк. Он, оказывается, довольно милый, хоть и с острым стержнем. Такой себе омежка с душой альфы, ну практически, к тому ему ещё расти и расти. Постоянно светится со розовыми пухленькими щечками, блестящими серыми глазами, с миленькой родинкой под левым глазом и девичьими губками - мечта маньяка-педофила. А ведь Адам чуть было не трахнул его той ночью. Хомяк так дрожал, что пришлось его обнять, сначала сквозь преграду из пледа, а затем, после того как ничего не могло унять этой дрожи, и вовсе прижаться к дрожащему холодному пупсу. И всё бы было хорошо, Гонтье начал было привыкать к той приятной нежности, исходящей от хомяка, когда обнимал его за талию и прижимался грудью к спине, но у мальца была настолько сильная течка, что запах и его промокшие боксеры на заднице говорили об одном: - "Трахни меня, пожалуйста, войди поглубже". Адаму казалось, что он слышал эти назойливые голоса в голове, и чувствовал себя шизофреником, или серийным маньяком-убийцей. Чёрт, он даже прижался к хомяку покрепче и почувствовал, как его член идеально ложиться в щель между ягодиц парня. И, чёрт его подери, у него был такой стояк, что хотелось скулить от боли во всём теле, вот насколько сильно он хотел этого подлого маленького подонка. Даже терся зудящей плотью об его задницу, пока хомяк спал, пока не слышал и не чувствовал, лишь бы эту боль унять. Но Гонтье выдержал, он не сорвал с бедняги бельё, как уже хотел было сделать, он не ввергался в него со всей неведанной ему жестокостью, он выдержал эту пытку, хоть казалось - это невозможно. Зато теперь запах пацана пропитал его сильнее, чем прежде, никакие сигареты и свежий воздух не могли вернуть то самое чувство самообладания, присущее мужчине. Он всё время думал о той манящей щели между ягодиц, о той манящей глубине... Чёрт, нужно на что-то отвлечься. Но Адам никак не мог унять то сердцебиение в груди, и частое, срывающееся на хрип, дыхание. Он лежал неподвижно на кровати, глядя в потолок стеклянными глазами, словно покойник, лишь бы не двинуться, лишь бы не причинить себе дополнительную боль. Признаться честно, ему не то, чтобы ходить и дышать больно было, а просто моргать. Это чёртово возбуждение и желание, становилось с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Если раньше стояк был только по утрам и вечером, перед сном, то теперь член стоял как пистолет круглосуточно, и приходилось часто лежать на спине, чтобы не добавлять себе дополнительные неприятности. Гонтье даже ловил себя на мысли об мастурбации, но гордость не позволяла, тем более из-за какого-то там хомяка, а рука тянулась. - Персик, у тебя никогда не было такого чувства, что ты просто лопнешь, если никого не трахнешь? - угнетенный чем-то голос мужчины привлек внимание сопевшего рядом под боком пса, и тот чуть приподнял свою голову. Розовый язык, по привычке, уже свисал, готовясь к пыткам в виде лизания, к которым новый хозяин пока привыкнуть не мог, но Персик мирно держал себя в лапах, помня предыдущий печальный опыт. - Хотя, о чём я, бесполезно говорить с кастратом, - и в очередной раз угнетенно выдохнув, Адам небрежно потрепал довольного щенка за ухом, пока тот старался вылизывать запястье хозяина, чтобы отблагодарить за нежность. За дверями, как это случалось и раньше, послышался голос Эшли, что торчала у двери соседней комнаты. Кажется, она говорила о пополнении продуктов, и собирается в магазин. Но дальше Адам замер, как мертвец, приникнув слухом к новому голосу. Это был хомяк, и по говору было понятно, что чувствует он себя неважно. Ослабел, устал, и его коробит, потому что стискивает зубы всякий раз, когда пытается что-то сказать. "Кажется, ему ещё хуже чем мне... Так тебе и надо, маленький засранец", - будто слыша мысли мужчины, Персик неодобрительно тявкнул и спрыгнул с кровати. С тех пор как хомяк "приболел", о псе все забыли, и его добровольно приютил Адам, так сказать, если у хомяка есть навязчивая сучка Эшли поблизости, то у него будет Персик, к тому же он намного приятней общества этой странной, потому что молчит. Щенок уверенно помчался к дверям и начал громко на них лаять, будто те сами откроются. Хотелось крикнуть "Стой, кантору палишь!" - но это спалит её ещё сильнее, и Адам лишь отрицательно покачал головой, будто Персик это увидит и прекратит, но собака хитрее или просто глупее, чем кажется. - Одни предатели вокруг. - буркнул Гонтье, нехотя сползая с кровати. - Все так и вьетесь вокруг этого... - продолжить он не смог, иначе бы обязательно выругался. Но когда аккуратно, с легкой опаской, приоткрыл дверь и выпустил активного собаку через щель на свободу, понял, что никого нет. - Горизонт чист, - облегчение читалось на лице, и Гонтье дал волю своим желаниям. Он проскочил по коридору мимо комнаты хомяка на кухню, чтобы пополнить запасы кофеина в крови. Если кого-то кофе приводит в тонус, то Адама наоборот - расслабляет, растекаясь по телу теплой негой и вводит в эйфорическое состояние, словно после секса или наркоты, но о прошлом не стоит. Да и вечный стояк в штанах немного расслабляется и не причиняет столько боли с каждым движением. Поэтому мужчина быстро метнулся в сторону кофеварки, где уже стоял заваренный, горячий кофе. Видимо Эшли постаралась с утра, а сама куда-то смылась, потому что её раздражающего смеха и голоса нигде не слышно. Дрожащие руки осторожно наливали темную жидкость в чашку, когда где-то в коридоре послышался голос. - Эшли, прошу тебя, мне так плохо, принеси кофе, - от испуга Адам дернулся и пролил кофе на стол, а затем замер как статуя, ожидая чьего-либо ответа. Тишина... Значит эта назойливая моль и правда в отъезде, а значит придет нескоро. Это хреново - нет преграды для его маниакальных замашек. Только вот в голосе хомяка было что-то тревожное. Будто ему и правда очень плохо, даже слишком, если быть честным. Мало того, он плакал... - Вот чёрт... - выругался Гонтье, понимая, что задумал больной мозг, повинуясь зову совести. Теперь дрожали не только руки, но и всё тело, поэтому мужчина двигался немного резковато, как для нормальной обыденной походки сонного человека, в помятой рубашке и с утренним шухером на голове. Чёрный напиток в кружке плескался, как во время шторма, и Гонтье поймал себя на том, что кусает губу, сосредотачиваясь на единственной мысли - не пролить кофе. Наконец его рука неуверенно потянулась к дверной ручке. И тут-то мужчину одолел страх. Он будто чувствовал, если пересечет эту черту, всё изменится, как тогда, когда он случайно поддался зарождающимся внутри инстинктам и поцеловал хомяка в его нежную румяную щечку. Это было большой позорной ошибкой, и мужчина думал, что подобного больше не случиться, пока всё не дошло до того, что он тихо постанывал, теревшись членом об попец хомяка. - Поставить и уйти, - шепотом повторял он план действий на следующие пару минут, и прикрыл глаза в попытках успокоиться. - Просто поставить и уйти... Но вместо того, чтобы открыть дверь, он тихо постучался и быстро затаил дыхание, прислушиваясь к тишине по ту сторону. - Ну наконец... - кто-то выдохнул за дверью, - входи быстрее, а то мало ли... "Ага, большой и серый волк может наброситься на твою девственную попку," - оставалось лишь раздраженно фыркнуть, прежде чем совершить ошибку, и войти. - Быстрее, - хомяк лежал на кровати спиной у двери и тихо пищал, вместо того, чтобы нормально говорить. Он скрутился калачиком, как маленький котенок и дрожал, как тогда, когда его большие серые глаза наполнились слезами от боли. Адам нервно сглотнул, вспоминая ту печальную сцену из ада Данте, и бесшумно направился к прикроватной тумбочке, чтобы быстро поставить чашку. - Быстрее... - не унимался хомяк, тихо хныча под нос, - я уже чую его запах. Слишком сильный... "Ещё бы сильный, только не мой..." - мысленно иронизировал Гонтье, и оставив кружку, начал медленно двигаться спиной к двери. - Стой, - протянул Миша. - Останься, пока запах не уйдет... - А ведь ему действительно хреново, даже говорит с трудом. Вот что делать? Мысли разрывались на миллион частиц, между убежать, поджав хвост, и остаться. Разумеется, первое решение правильное на все сто процентов, но хомяка настолько жаль, что прям дышать трудно. Хотя, причина служащая этому, совершенно иная, и именно она подталкивает к другой, более опасной мысли. - Ну что же ты стоишь? - неожиданно злобно буркнул хомяк, и Адам почувствовал, как продрог от этого голоса до костей, его даже в жар бросило, и он послушно сел на край кровати, что стало ещё одной неожиданностью. "Чокнутый идиот, беги!" - кричало подсознание, и лицо его почему-то принадлежало Персику, что изрядно повеселило на долю секунды. - Я знаю, что не должен был соглашаться на это, - вновь голос мальца прозвучал неожиданно, и теперь в нём слышались, да, буквально слышались слезы. - Это ты виновата, что я согласился. Прошло уже столько лет, и я думал, что всё так же его ненавижу... - он неожиданно замолчал, замер, как и не дышащий от желания Адам. "Чёрт, неужели понял? Заметил!" - Гонтье хотел резко подняться, когда хомяк вновь пошевелился, но не смог, тот прижался к его руке спиной. - Я, кажется, начинаю вспоминать, что наговорил в свой день рождения ему по телефону, - хомяк заинтриговал, но тепло его спины отвлекало, хотелось прикоснуться не только локтем, но и чувствительной поверхностью ладони, чтобы почувствовать каждый изгиб этого хрупкого тельца, ощупать нежность каждого сантиметра кожи. - Знаю, это глупо, я не должен был, но я таки правда был влюблен... "Заткнись. Заткнись. Заткнись. Чёрт!" - Если он продолжит, Гонтье придется окончательно сдаться и уехать прочь от сюда, незамедлительно. Потому что именно сейчас он понял, насколько ему стыдно и как сильно жаль, что причиняет хомяку боль. Но в месте с тем приходит желание остаться хоть ненадолго, побыть тут. Этот маленький подонок смог вновь изменить скучное течение его жизни, и если не считать лёгких проблем в виде желания трахнуть его в нежную попку, было весело, даже наблюдать за его убитым от алкоголя состоянием. - И теперь я не хочу, чтобы это случилось вновь... - резкость слов хомяка развеяла мысли мужчины, и тот даже дрогнул от холода, исходящего от этого голоса, - и я не позволю ему вновь так меня ранить... "Что? Да когда это я..." - Адам был настолько возмущен услышанным, что подскочил с кровати ровно на сантиметр, чтобы вновь на неё рухнуть, резко хватануть мальчишку за локоть и развернуть лицом к себе. - Когда это я причинил тебе... - он замолчал и замялся, теряя решимость, когда встретился с смертельно напуганным взглядом заплаканных глаз, - неудобства... - закончить мысль как надо он не смог, стало как-то сильно не по себе от выражения лица мальца. На этом личике вдруг вспыхнуло столько эмоций: страх, боль, отчаянье, стыд, возмущение, а затем и злость. Гремучая смесь, еп-ть. - Какого ты тут... - закончить хомяк не успел, просто ему не дали чужие и теплые пальцы у себя на подбородке. Адам знал, что совершает крупнейшую ошибку, но иначе поступить не мог, когда видел его. Мозг просто отключался под влиянием первичных инстинктов, и мужчина сдался, повинуясь им. Сначала он просто рассматривал этот страх в глазах мальчишки, это ошеломление, вызванное его действием. Смотрел, будто любуясь, пока пальцы нежно сомкнулись на подбородке, затем непослушно скользнули по раскрасневшимся щекам хомяка, и Адам болезненно закусил губу. Он желает... Он очень хочет, до боли... "Больше нет сил терпеть..." - да это правда, и Гонтье медленно, немного с опаской, посматривая на замершего мальца, наклонился к нему, чтобы разглядеть те самые соблазнительные синие точечки в радужке, чтобы затеряться в этом серебряном плене блестящих от слёз глаз. - Что ты делаешь? - напугано шепнул приникший Миша. - Не знаю, - качнул головой завороженный Адам, а затем поддался вырвавшемуся наружу желанию. Его губы в стремительном полете соприкоснулись с мягкими губками хомяка и вжались в них с несвойственной раньше мужчине жадностью. Будто он боялся, что тот увильнет от поцелуя и спрячется в своем коконе опять. И сила его поцелуя была настолько сильной, что это просто втиснуло парня в кровать, а Гонтье завалился вместе с ним, вжимая в матрас несчастного всем телом. Губки хомяка мягкие, пухлые, вкусные. Видимо, он ест какой-то фрукт, персик, вероятней всего, поэтому захотелось ощутить тот же вкус у себя во рту, вот мужчина и слегка коснулся створки этих губок кончиком языка. Но ничуть не ожидал, что это касание хомяк сочтет как попытку проникновения в свой рот, и уж тем более поддастся. И тут-то Адаму снесло крышу целиком. Он резко протолкнул свою ногу между ногами мальчишки и слегка пришпорил его, ощущая всем телом как тот дрогнул, затем его язык властно проскользнул в рот хомяка, будто в поисках чего-то сладкого, и эти поиски увенчались успехом. У хомяка нежный, сочный язычок, от соприкосновения с которым Адам и сам дрогнул, словно впервые целуется вообще. Захотелось его куснуть, будто персиковый сок польется прямо в рот, и мужчина так и поступил, от чего в награду получил легкую пощечину. Это слегка отрезвило, Гонтье открыл глаза и встретился с возмущенным взглядом хомяка, он даже хотел отстраниться, будто очнувшись от жуткого кошмара, но обхватившие его талию ноги не давали возможности даже пошевелиться. "Чёртов змей-искуситель..." - рычало подсознание, когда Адам понял, что хомяк просто так его не отпустит, и, на удивление, он сам впервые ему поддался. И он послушно закрыл глаза сразу же за мальчишкой, чтобы вновь погрузиться в сладкие грезы в объятьях маленького девственника. Он теперь нежно проталкивал язык в рот хомяка всё глубже и глубже, пока сладкий язычок мальчишки касался кончиком его зубов. Это неимоверно заводило ещё больше, чем просто сводящий с ума запах, и Адам зарычал от досады. Ему всего этого мало, он знал, что не удовлетворится простым поцелуем, знал, что желает прикосновений к подтянутому телу Миши, ему нужен доступ к тому, что прячется в его штанах, к тому что прячется между соблазнительными ягодицами. - Чёрт... - неожиданно для обоих он выругался, нехотя отстраняясь от ошарашенного, но немного подтаявшего как шоколадка хомяка. - Я так не могу... - В смысле? - а мальчишка уже не выглядел таким напуганным как раньше. Его бесстыжие ноги все сильнее и сильнее прижимали Адама, все азартней обвивали его талию. От этого не только дышать было трудно, а думать. Гонтье даже забыл почему прервал этот сладкий поцелуй. Он даже забыл как вообще сюда попал. - Я так не могу... "Что? Да что я несу? Ещё как могу!" - кричал внутренний голос, не понимая в чём проблема, но Адам неожиданно понял, что не хочет этого. Нет, разумеется хочет, но не так... - Да? - удивился хомяк, и в его голосе даже послышалась досада. - Я, наверное, тоже... - продолжил он ещё печальней, и хватка его ног ослабла. А вот давление в паху Адама нет, и хомяк наверняка это почувствовал, потому что всё ещё терся своими набухшими причиндалами об его зудящий член. - Что ты делаешь? - усмехнулся мужчина, пялясь на танцующие бедра мальчишки, пока с последних сил старался сдержать подкатывающую к телу дрожь. - Сам не знаю, - голос парнишки вновь изменился, казалось что тот заплачет, и в глазах его заблестели слезы. - Но я думать ни о чем другом не могу... - Я тоже... - раздраженно рыкнул Адам, завороженно наблюдая за танцующими действиями тела хомяка, и очнулся не сразу, но потом резко отстранился от него, как от прокаженного. - Но это неправильно. Я не затем затеял эту игру... - Игру? - удивленно протянул хомяк, пялясь с кровати на меряющего шагами комнату Гонтье. - А ты разве не о том же думал, соглашаясь? - грубое обращение к мальчишке говорило об одном - Гонтье глубоко сожалеет о том, что прервал тот сладкий момент, но нет времени и возможности всё повернуть вспять. Хомяк промолчал, и его молчание было красноречивей слов самого Адама. Наконец они не делали вид, что не понимают друг друга, всё теперь более чем очевидно, но скучнее от этого не становится. Наоборот, испробовав на вкус губки хомяка, Адам понял, что не может остановиться на достигнутом, и это было для него неким поражением, он всё-таки сдался, даже если и не уступает в игре. Он сдал позиции в собственной жизни, меняя свои устои, свои убеждения, свои правила. И если такое могло случиться вновь, Гонтье не прочь бы проиграть опять, получив взамен столь утешительный приз. Возникло даже желание прикоснуться к губам пальцами, или облизать их, но желание сохранить этот вкус и запах подольше преобладало над ним. - Твой кофе остывает, - быстро глянув в сторону кружки, раздраженно буркнул Адам, и, совладав с мыслями, резко, размашисто, как злобный зверь, направился к двери, чтобы покинуть комнату. Как только двери за ним захлопнулись, Миша вздрогнул всем телом, выпуская наружу тот нестерпимый поток энергии, и, глубоко застонав, откинулся на кровать словно труп. Он чувствовал как теплая жидкость заполняет его боксеры, разливаясь по бедрам, и понял, что кончил. Боже, он только что кончил от одного лишь поцелуя! И это... Это чертовски приятно! Когда по телу разливается зудящее ощущение желания, что переполняет до краёв, что вырывается наружу, чтобы отдаться этому мужчине целиком, а потом происходит взрыв, в буквальном смысле, как будто взрывается проснувшийся после долгой спячки вулкан, и это тепло вырывается наружу через член, словно извергающиеся потоки лавы. Мишель понял, что желает продолжения, что просто хочет чтобы это ощущение вернулось, заполнило его вновь, и никогда больше не отпускало. - Стой! - крикнул он в пустоту комнаты, и неожиданно для себя рванул к двери...