Искушение

*** Молли отлично справлялась со своими обязанностями. Она прекрасно понимала, что если не сможет заинтересовать холодного Холмса как объект любви, то, по крайней мере, сумеет стать ему преданным другом. Её помощь была неоценима, поэтому, когда Джон позвонил ей поздно вечером, она совершенно не удивилась. Заботиться о Шерлоке постепенно входило в привычку: иногда она делала это дистанционно, но всё чаще ей приходилось подставлять свое плечо в буквальном смысле. С детективом что-то творилось, такое не заметить было трудно. Заварив чай и накрыв мужчину пледом, словно ребенка, она села напротив. — Шерлок, я вижу, что ты грызёшь себя. Мы… Мы, возможно, еще недостаточно близки для того, чтобы ты рассказывал мне обо всём, но будь уверен, я всегда выслушаю и пойму тебя, — Молли крепче вцепилась пальцами в чашку и сделала глоток. Горячая жидкость обожгла язык и нёбо, но неприятные ощущения стали в каком-то роде облегчением, так как чувство неловкости отошло на второй план. Шерлок поднял глаза. В них читалась такая невыразимая тоска, что девушка опешила. От блистательного гения не осталось и следа — измученная оболочка с таким же измученным нутром. — Я хочу разбиться. Я не хочу больше падать. Проблема лишь в том, что и падать я тоже хочу, — голос детектива был глухим и хриплым. — О чем ты, Шерлок? — Молли выглядела растерянной. — Что это значит? — Я перестал принадлежать себе, однако не в моей власти изменить положение вещей. Вот даже сейчас я беседую с тобой, ты ждешь от меня откровенности, и я выдаю тебе мысль за мыслью, хотя мне противно находиться рядом, мне надоела чрезмерная опека, мне осточертел надзор. Но я сижу здесь, потому что Джон беспокоится. У нас вроде как уговор. Сижу здесь, потому что как только захожу в спальню, начинаю слышать его голос. Он зовёт меня. Постоянно. Я сижу здесь, Молли Хупер, потому что мне всё равно некуда бежать. Моя главная тюрьма — мой разум. *** Память Джона сохранила для него совсем немногое — лишь бессмысленные обрывки, не проливающие толком свет на то, что же с ним произошло. В руке всё еще ощущался пистолет, хотя на самом деле никакого оружия у него сейчас, естественно, не было. Он чётко осознавал, где находится, однако чувства безопасности, которое обычно и появляется в больнице, Ватсон не испытывал. Он тяжело вздохнул: Мориарти оставил его в живых только для того, чтобы снова поиздеваться. Рана в груди ныла, и, чтобы хоть на несколько мгновений переключить внимание с боли на что-нибудь другое, Джон начал осматривать больничную палату. Всё представлялось однообразным до тошноты. Через какое-то время организм не выдержал, и Ватсон провалился в сон. Разбудил его скрип двери: в помещение вошел молодой врач. — С пробуждением Вас, мистер Ватсон. Я доктор Стоун. Как Вы себя чувствуете? — с нарочитой вежливостью поинтересовался он. — Спасибо, весьма неплохо, если честно. Только рана еще болит. — О, это нормальное явление. Да Вы и сами знаете, ведь мы с Вами коллеги, я не ошибаюсь? — Стоун одарил Джона сдержанной улыбкой. Что-то в этой улыбке показалось Ватсону зловещим. Он старался подметить все детали, которые помогли бы сделать ему вывод о личности загадочного доктора, но зацепиться было буквально не за что. Халат идеально чистый, будто его только что постирали и выгладили; кожа на вид абсолютно обычная, не слишком бледная, но и не слишком загорелая, украшений нет, гладко выбрит; прическа вполне стандартная — аккуратная стрижка, однако ничего выдающегося; среднестатистические ботинки и брюки. Скорее всего, Шерлок бы уже давно вывел его на чистую воду (если, конечно, есть на что выводить), а для Джона Стоун всё ещё представал закрытой книгой. — Да, Вы совершенно правы. Прошу прощения, не могли бы Вы рассказать, что со мной случилось? Из-за пережитого стресса мозг решил заблокировать последние воспоминания. — Конечно-конечно. Только вот расскажу не я… *** Наблюдать за тем, как умирает самый близкий на свете человек, было для Шерлока настоящей пыткой. Детектив то и дело терял сознание, не в силах справиться с собственной физической слабостью. Лестрейд позвонил ему, когда они с Молли пытались поговорить. Вернее, Молли — пыталась, а Шерлок сыпал оскорблениями и обвинениями. Он думал, что, сорвавшись на девушку, ему полегчает, однако этого не произошло. Нелегко вести себя непринужденно, когда вместо лица собеседника ты видишь лицо Мориарти. Холмс порывался остановить своего друга, но упрямство Джона всегда сильнее всяких аргументов. Ещё и эти приступы… И теперь тот, кого Шерлоку не удалось уберечь, лежал в реанимации. Только бы выжил. Тогда с Мориарти точно будет покончено. *** Когда стало ясно, что жизнь Джона вне опасности, Молли, Грег и Майкрофт заставили Шерлока ненадолго поехать обратно на Бейкер-стрит. Любые посещения запретили, а сидеть в коридоре и смотреть сквозь закрытые жалюзи было просто-напросто бесполезно. Холмс пожалел, что не обладает рентгеновским зрением. В его голове промелькнула даже мысль, что он готов ослепнуть сразу же после того, как применит это самое зрение, лишь бы убедиться: с Джоном действительно всё в порядке. Время дома тянулось чрезвычайно медленно, Шерлоку становилось хуже. Через несколько часов он, никого не слушая, поймал кэб до больницы. Дверь в палату была распахнута настежь. Но внутри детектив никого не обнаружил. Выбежав в коридор и буквально набросившись на врача, он начал кричать. — Где он? — Мы выписали его, мистер Холмс. Отправили домой. — Что? Выписали? Не морочьте мне голову! У него огнестрельное ранение, была сделана операция, Вы не… — Шерлок осекся. Мориарти, похоже, не собирался заканчивать игру.