Будь со мной, уходи

Любовь — только миг в последней капле дождя И я этот миг хочу прожить без тебя

Лондон, 24 декабря. 23.40. Иногда цену жизни понимаешь лишь за секунду до ее конца. Шерлок только что узнал это. Дрожащей рукой он берет с соседнего сидения телефон, несколько секунд смотрит на имя абонента и нажимает «сбросить вызов». Лондон, 22 декабря Остаток дня и вечер после поимки Харрисона проходят отлично. Джон рад, что смог быстро взять себя в руки, что его гений ни о чем не догадался. Первые мгновения после удара он помнит плохо, только бесконечный калейдоскоп картинок с воспоминаниями, будто кто-то транслировал их у него в голове, как из прожектора в кинотеатре. Нельзя сказать, что это не стало шоком, но с другой стороны, за время амнезии не произошло ничего, о чем бы он жалел или чего не хотел. Если бы он знал, что судьба именно так вернет ему самого дорогого человека, он бы почаще гонял на мотоцикле. Почему Шерлок не хотел рассказывать ему о прошлом? И совершенно очевидно, что он не хотел (или боялся?), чтобы Джон это вспомнил. Почему? Слишком много «почему». Почему сам он промолчал? Одно вытекает из другого, а в результате получается замкнутый круг. Оба молчат. Когда они вернулись из Скотланд-Ярда, сдав Харрисона полиции, Джон заварил Шерлоку его любимый чай с лимоном без сахара, заказал пиццу с сыром и, устроившись в кресле у камина напротив него, старался заговорить, расспрашивал о расследовании, об этом и прошлых, пытался вести себя естественно и не подавать вида, что что-то изменилось. Потому что на самом деле не изменилось ничего. Он так же влюблен в него, как и пятнадцать лет назад, так же хочет быть с ним, и так же боится его потерять. Ватсон никогда не был идиотом и сейчас понимает, что нужен Шерлоку так же, как и он ему, что их чувства были взаимны все эти годы, достаточно вспомнить глаза Шерлока в «первую» в новой жизни встречу в больнице, чтобы в этом убедиться. Не зря он сразу почувствовал, что Шерлок — кто-то особенный для него, и именно поэтому он не верил, что они друг другу никто. Даже в состоянии полной потери памяти сердце его не подвело. Но есть проблема. Даже две. Первая. Джон понимает, что не может просто взять и заявить Шерлоку о конце своей амнезии: нужно подобрать момент. Он не боится, что Шерлок его выгонит. Просто рассказать все означает рассказать действительно все. Объяснить как-то эти пятнадцать лет отсутствия. Но как это сделать… Вторая — Мэри. Прежде, чем о чем-то говорить с Шерлоком, нужно закончить этот фарс, который они с мисс Морстен по недоразумению называли отношениями весь последний год, с тех пор, как она поступила в Оксфордский университет на второе высшее. Он хватался за эти отношения, как за спасательный круг, чтобы не утонуть в море тоски и одиночества, даже видя, что его вторая половина не слишком ими дорожит, раз может легко пропасть на пару недель, даже не позвонив, а потом объявиться в невинной СМС типа «как дела? я соскучилась, завтра приеду» и т.п. Джон не видит смысла продолжать это, только не теперь, когда встретил (а точнее — обрел заново) по-настоящему своего человека. Шерлоку он готов отдать всю свою жизнь, и знает, что это взаимно. И ему вовсе не обязательно об этом спрашивать: Холмс все выразил в той изумительной мелодии, которую сыграл ему на скрипке. Это была самая настоящая песнь лебединой верности, с нотками горечи, робкой надежды и невыразимой нежности. Шерлоку вообще не нужно знать о Мэри. Джон не хочет сеять в его душе подозрения и ревность, даже с учетом того, что он встречался все это время только с женщинами. Он не знает, как бы Холмс отреагировал на эту новость, но лучше не рисковать. Это ни к чему. Кроме того Джон считает, что при таком поведении Мэри он имеет полное право положить конец их редким встречам, а еще он благодарит Вселенную за то, что не успел сделать ей предложение. И что сел в то утро на мотоцикл… Джон вообще не перестает удивляться, с каким зачастую чувством юмора иногда подходит Вселенная к судьбам людей. Он всегда любил Шерлока. И не мог не поражаться тому, что снова влюбился в него, как говорится, «без памяти». Только в его случае это не просто каламбур. Но проблема требует немедленного решения. Пользуясь тем, что миссис Хадсон увела Шерлока к себе рассказать, как правильно кормить их питомца (как будто Шерлок нуждается в этом! Но он пошел, чтобы не обижать пожилую домовладелицу), он берет телефон и набирает номер уже бывшей девушки по памяти (а больше его взять негде — предыдущий смартфон безнадежно сломан в той судьбоносной аварии). — Да, алло? — раздается в трубке голос Мэри Слава-богу-не-Ватсон. — Мэри, это я. — Джон? Привет! А ты почему не со своего номера? Джон несколько секунд просто молчит. Он привык ко всему, ко всем ее отъездам, к ее поведению, характеру, но что за целый месяц она даже не попытается с ним связаться, его неприятно удивляет, хоть он и решил с ней порвать. — Да так, потерял телефон. — Что-то срочное? У меня сейчас факультатив… — Срочное, — Джону не терпится поскорее покончить с этим. — Удели мне минуту, и больше я тебя не побеспокою никогда, поверь. — Ты меня пугаешь, что случилось? — голос и вправду кажется взволнованным, но Ватсон настроен твердо. — Мы расстаемся. — Отличная рождественская шутка, дорогой, — собеседница нервно смеется. — Шутят на первое апреля, Мэри, — тяжело вздыхает Джон; видит бог, как же ему хотелось отделаться простой СМС, но воспитание не позволяло расстаться с ней вот так. — А я говорю серьезно. Наши отношения на расстоянии себя изжили, да и меня все это утомило: профессора твои, бесконечные диссертации, неожиданные отъезды и исчезновения. Не хочу быть для тебя приключением на уик-енд, живи, как тебе вздумается, я от души желаю тебе счастья. И тоже хочу быть счастливым. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. — Джон, ты же сейчас не серьезно, — голос немного дрожит, но скорее всего, думает Джон, это от холода — Мэри явно где-то на улице. — Серьезно. Поверь, я не хотел бы делать это по телефону, но тебя же нет в городе, а раньше я никак не мог с тобой связаться. — Джон… подожди, не горячись, давай поговорим, давай все обсудим! — она почти кричит. — Прости меня, Мэри. Джон сбрасывает вызов и облегченно вздыхает, стараясь отмахнуться от несвоевременных мук совести. К черту все. Он виноват лишь в том, что не прекратил это раньше. А Шерлок не заслуживает быть на вторых ролях, пусть даже его «союз» с Мэри давно носит чисто формальный характер. — Что ты делаешь? — Шерлок настолько неожиданно появляется в гостиной, что телефон Джона чуть не выскальзывает из рук на пол. — Решил проверить, сколько денег на счету, миссис Хадсон говорила, что под новый год операторы списывает деньги по поводу и без, — улыбается Ватсон и надеется, что выглядит естественно. — Пытаюсь контролировать. Шерлок, кивая, ухмыляется и выпускает на пол гостиной щенка, который со всех лап несется к Джону. Далее вечер проходит запланировано у камина. Лондон, 23 декабря — Как давно ты все вспомнил? Голос Холмса звучит настороженно, опасливо и с глухим отчаянием. Подобрал момент, Джон, браво. Черт, не так он хотел ему рассказать, но просто не выдержал: желание прищучить урода, который уничтожил его семью, оказалось сильнее осторожности. — Вчера, — глухо отвечает он. — Удар о стену? — Да. — Понятно. Несколько секунд проходит в звенящей напряженной тишине, потом Шерлок делает шаг к выходу, но Джон удерживает его за руку повыше локтя. — С чего ты взял, что это что-то меняет? — А разве нет? Джон вместо слов притягивает его голову к себе и жарко целует желанные губы. Он хорошо понимает природу сомнений Холмса и старается этим поцелуем избавить его от них. — Так понятнее? — сквозь улыбку шепчет Ватсон, немного отстранившись и вглядываясь в любимые глаза. — Более чем, — несмело улыбается Шерлок, но улыбка его тут же гаснет. От Джона не ускользает эта перемена. — Что? — Почему ты сразу не сказал, что все вспомнил? — Почему ты скрыл, что мы знакомы всю жизнь? Шерлок делает несколько нервных шагов по гостиной, после чего все-таки не выдерживает. Он и так держался слишком долго. — Потому что… — голос детектива срывается почти на крик. — Ты исчез на пятнадцать лет, и я не знаю, почему! Я всего лишь не хотел увидеть в твоих глазах презрение. — Шерлок… — Я не хотел снова навсегда потерять тебя! Не хотел снова переживать то, во что превратилась моя жизнь после того, как ушел поезд. Джон не в силах оторвать от него взгляд и скрыть своего радостного удивления. Конечно, он догадывался всегда, что, не случись этого проклятого переезда, их отношения рано или поздно пересекли бы черту одной только дружбы. Но догадываться и слышать, а главное — видеть подтверждение своих слов — разные вещи. С одной стороны, Джон почти ощущает, как у него отлегло сейчас от сердца: значит, не только он сходил с ума по своему другу все эти годы. Но с другой — хочется прямо сейчас, немедленно, сию минуту забрать всю боль прошлого из этих зеленых глаз. Прямо сейчас согреть эту испуганную зиму, поселившуюся в них много лет назад, превратить ее в теплую весну. Им обоим так нужна эта весна… Шерлок отводит взгляд и отворачивается. Вот он все и сказал. Джон выглядит удивленным. Почему? Он разочарован? Поражен? Сейчас уйдет? Ватсон улавливает это настроение, подходит к нему, разворачивает к себе и снова целует. — В моих глазах нет презрения, гений, посмотри внимательнее, — улыбается он, отстранившись. Холмс смотрит, ищет все то, что боится найти, но действительно не находит. В них одна лишь бесконечная нежность и тот же страх потери, который мучает и его самого. — Шерлок, послушай меня! — Джон берет его лицо в ладони и заглядывает в тревожные зеленые глаза. — То, что я говорил несколько дней назад, это все правда! Это все еще так, это всегда было так! — Джон, ты не можешь. Ватсон резко отстраняется и даже делает несколько шагов по гостиной. — Опять за свое? Теперь-то что? Амнезия — в прошлом! — Из-за меня ты чуть не… — Точно, мы снова вернулись к этому разговору! Что ж, ладно. Я сейчас хорошо помню тот день, не знаю, как я вообще куда-то доехал в таком состоянии. Меня вывел из себя… один звонок, — Джон вовремя осекается: нет, только не о Мэри, только не сейчас. — Так что не ты виноват в том, что случилось, я был весь в своих мыслях, я не смотрел по сторонам и гнал, насколько позволяла скорость. — Я тоже в тот день сел за руль взвинченным, Майкрофт как раз принес мне дело Харрисона, и пытался использовать шантаж как метод давления на меня. Я вспылил и вышел «проветриться». С тобой бы ничего не случилось, если бы я просто пошел пешком. Но я даже не могу обвинить во всем брата, потому что сам не имел права так терять контроль над собой. — О, да, гениально. Только я бы все равно сел на этот чертов мотоцикл и спровоцировал бы аварию, только с другой машиной. Я, мне кажется, подсознательно искал чего-то такого. И что меня на самом деле беспокоит, так это то, что из-за меня могло что-то случиться с тобой. По его глазам Шерлок видит, что Джон ярко представил себе возможные более ужасные последствия. Джон чувствует, что Шерлок по-прежнему продолжает сомневаться, и его понемногу начинает выводить это из себя. — Шерлок, я благодарен этой аварии! Ты понимаешь, что иначе мы бы никогда больше не встретились?! Джон снова делает шаг к нему и коротко целует, а потом шепчет: — Я не жалею ни о чем, — и снова поцелуй, медленный и нежный, как и его прикосновения, в которых он старается передать Шерлоку всю свою любовь. Спустя мгновение он с удовольствием отмечает, что мужчина сдается и тоже обнимает его в ответ. Джон ненавязчиво добирается руками до его шарфа и аккуратно развязывает его. Когда он выскальзывает из его рук, Ватсон, не прерывая поцелуй, стягивает с Шерлока пиджак и не глядя отбрасывает его в сторону. Чтобы избавиться от своего, приходится ненадолго прерваться. Шерлок пользуется паузой: — Джон, ты уверен, что не пожалеешь потом? — Говоришь так, будто мы еще этого не делали, — заговорчески улыбается он и начинает расстегивать белую рубашку Шерлока, намеренно задевая обнаженную кожу кончиками пальцев, что вызывает неконтролируемые вздохи партнера. — Абсолютно уверен. Я умудрился влюбиться в тебя во второй раз… Как я могу сомневаться? Джон встречается взглядом с зелеными глазами Холмса, в которых мелькает такое ощутимое облегчение, что у него на мгновение щемит сердце. А у Шерлока оно чуть не останавливается от этих слов. Одно дело слышать признание от Джона, который ничего не помнит, и совсем другое — от своего Джона, который помнит все. И это «во второй раз». Боже. Теперь уже он сам увлекает его в продолжительный, тягучий, как горячий шоколад, поцелуй. Джон тоже не теряет времени даром и скользит одной рукой по его груди вниз, к паху. Легкий, несдержанный стон подсказывает ему, что им пора переместиться в спальню, где их ожидают скольжение рук в ласковых прикосновениях, невесомые касания, пробирающие дрожью все тело, и поцелуи, много нерастраченных нежных поцелуев… Джон наконец-то по-настоящему счастлив. Еще никто и никогда не отдавался ему так страстно и сполна, как Шерлок. Он готов вечно смотреть, как любовник с силой комкает в кулаках белоснежную простыню, как обхватывает его талию своими неприлично длинными ногами, как стонет, не разрывая поцелуй, как выгибается под его ласками и как рассыпаются по подушке его черные локоны. Да, они уже не в первый раз занимаются любовью, только на этот раз они — это действительно они, они оба, Джон и Шерлок родом из прошлого, которых судьба милостиво свела в настоящем и подарила шанс на будущее. *** Бейкер-Стрит, 24 декабря, 1.35 Далеко за полночь. Двое мужчин лежат в постели в объятьях друг друга. Они не спят, но и не разговаривают. Они просто наслаждаются своим тихим и понятным счастьем. Одна рука Джона лежит на груди Шерлока, накрытая его ладонью, вторая лениво перебирает локоны любовника, а голова по-хозяйски лежит на его плече. В комнате стоит приятная уютная тишина, нарушаемая только спокойным дыханием влюбленных. — Зачем ты искал смерти на войне? — вдруг спрашивает Шерлок, крепче сжимая его руку. — Как ты догадался? — Твой шрам на левом плече говорит об этом. Ты точно был на передовой. — Ты все такой же потрясающий, как в детстве, — он приподнимает голову и встречается с ним взглядом. Шерлок немного смущенно улыбается. — В целом — да. Не то чтобы я подставлялся под пули намеренно, но точно не был самым осторожным солдатом. Играл с судьбой. В любом случае, Богу было угодно сохранить мне жизнь. — И за это я готов в него поверить, — Шерлок склоняется над ним и целует нежные губы. — Я ушел в армию сразу после того, как… — тихо говорит Джон, но вдруг замолкает: эти воспоминания по-прежнему причиняют боль. У некоторых из них не бывает срока давности. — Я знаю, — шепчет Шерлок и целует его в висок. — После пожара. — Ты же уже понял, что это был не пожар. — Харрисон-Питтерсон. Ты всегда знал об этом? — Да, с самого начала. Но у меня не было ни доказательств, ни твоих мозгов, чтобы раскопать их, — немного горько улыбается Джон, обнимая Шерлока и целуя в плечо. — Я знал его, он был вхож в наш дом, изображал дружбу с отцом, все только для того, чтобы держать его под контролем, знать все больные места. Какая может быть дружба с алчным владельцем казино? Но, похоже, это понимал только я. — Теперь он точно свое получит, можешь не сомневаться, Лестрейд хоть и бывает иногда идиотом, но свое дело знает, мне пришлось это признать. Джон молча улыбается и прикрывает глаза. — Зачем твоим родителям понадобилось переезжать? — Шерлок озвучивает риторический, как ему кажется, вопрос, который мучает его все последние годы. — Истинная причина выяснилась несколько позже, — Джон скептически и немного грустно усмехается. — Что ты хочешь этим сказать? — Шерлок хмурится. — Разве дело не в работе твоего отца, не в выгодном месте, которое ему предложили? — Как говорят политики, такова «официальная версия». Впрочем, отец продолжал так считать до конца жизни. Ты же знаешь, что у нас в семье главной всегда была мать. Она убедила его в необходимости переезда. — А на самом деле? — Мы, — отвечает Джон после небольшой паузы. Несколько секунд Шерлок переваривает информацию, потом в некотором смятении всматривается в синие глаза любовника. — Но тогда же еще ничего… — Было, Шерлок. Просто моя мать заметила это раньше нас с тобой. Шерлок не может этого не признать. Они были настолько увлечены друг другом, что это было очевидно, наверное, всем, кроме них самих. — Они так и не провели телефон, как ты знаешь, — продолжает Джон. — Моя мать приходила в бешенство при любом упоминании твоего имени. Сначала, пока она не проговорилась во время ссоры из-за моей неудачной попытки позвонить от соседей, я не мог понять, откуда такая ненависть, ты же ничего ей не сделал, да ты почти не бывал у нас, мы все время общались либо у тебя, либо с утра до ночи пропадали на улице. — Или в поле… — почти шепчет Шерлок. — Ты помнишь, — улыбается Джон. — Думаю, именно тогда все по-настоящему и началось, как считаешь? — Мы лежали в колосьях пшеницы на куртках, смотрели в небо и считали облака… — тихо смеется Ватсон. — Да… На душе было так тепло и хорошо. То самое лето, за год до того, как я узнал о готовящемся переезде, — тяжелый вздох. — Но тогда еще я был счастлив. Я был с тобой. — А я с тобой. — Вот бы понять все тогда… — Ты прав, мы догадывались, но не могли позволить себе в этом признаться. — Да, наверное. В любом случае, вряд ли бы что-то изменилось. — Тебя бы все равно увезли. — Несправедливо, — и Шерлок слышит голос того пятнадцатилетнего подростка, и улыбается своим мыслям. — Моя мать сломала жизнь всем нам. Себе, отцу, мне. И тебе. — Что она говорила? — Ох, не заставляй меня повторять. Думаю, суть ты уловил. — Это стало для тебя откровением? — Не особенно, я, конечно, злился, когда она пыталась показать мне это, как недостаток, но в глубине души давно признался себе, что… — Понятно, — одними уголками губ улыбается Шерлок, крепче обнимая Джона. — Но, в силу сложившейся ситуации… — Джон тяжело вздыхает. — Нужно было как-то жить, я пытался выбросить тебя из головы, строить отношения, насколько это было возможно в тех условиях. Пробовал встречаться с девушками, но не преуспел в этом. — А я даже не пытался, — на выдохе признается Шерлок. — Ты единственный, Джон, всегда только ты. Джону вдруг кажется, что он задыхается. Неужели это правда? Он вдруг приподнимается над любовником и всматривается ему в глаза. После чего, не произнося ни слова, вновь целует: жарко, страстно, в самом деле задыхаясь от любви и нежности к тому, кого больше никогда не рассчитывал встретить. Какое-то время они вновь молчат. Потом Шерлок чуть слышно вновь заговаривает: — Закрываем двери на железные затворы, новые потери — не пустые разговоры… Джон вдруг тепло улыбается, и продолжает: — Поджигаем чувства, чтобы больше не проснуться, а внутри так пусто, я хочу вернуться… [Туда, где облака-бродяги летят над головой, И наши флаги, ты все еще со мной Туда, где облака-бродяги смеются нам в ответ И было так легко сбежать от бед Открываем сердце для того, кому не важно И в чужие дверцы постучаться как-то страшно Время потерялось, чтобы больше не очнуться Позади осталось, но уже нельзя вернуться Туда, и может быть не поздно Оставить крик на взлетных полосах Все без следа, все было несерьезно, Огонь в твоих глазах, огонь в моих глазах*] — Я тоже каждый раз, когда слышал эту песню, вспоминал о тебе, — признается Джон. — Чувствую себя все тем же влюбленным подростком. — Боже как же мне хотелось вернуться в то время, где мы были собой… Как часто хотелось вот так заснуть и больше не просыпаться. Ты всегда был со мной. — И ты. Джон снова крепко обхватывает любовника за талию и кладет голову ему на грудь. — Ну, а твои? — спрашивает он. — Мои родители? Все понимал только Майкрофт, а отец с матерью всегда были слишком увлечены собой и друг другом, чтобы заметить что-то. Спустя годы ничего не изменилось. Мы редко видимся. — А брата все так же не выносишь? — смеется Джон. — Как его вообще можно выносить? — так же беззлобно смеется Шерлок. Снова повисла уютная тишина. — Только не думай, что я тоже не сходил с ума все эти годы, — со вздохом нарушает ее Джон. — Меня мучили те же сомнения, что и тебя. Вопреки всем воспоминаниям и здравому смыслу я иногда тоже давал волю мыслям, а что если я все придумал… — На вокзале, Джон, мы уже были нами, такими, какие мы сейчас. Никто из нас это не придумал. Это было, что доказывает поведение твоей мамы. — До сих пор поражаюсь, что ты примчался меня проводить. — Люси, ну та рыженькая, помнишь, она еще была влюблена в тебя, — Джон улыбается и кивает. — Она прибежала в класс, где я дежурил после уроков, вся растрепанная и запыхавшаяся. Когда я спросил ее, в чем дело, она смогла выговорить только «Джон! Они только что уехали на Кингс Кросс!». Господи, не припомню, чтобы я когда-нибудь так быстро бегал. — С ума сойти. — Пешком добраться туда и успеть вовремя у меня шансов не было, поэтому… я угнал машину брата. — У тебя же не было прав тогда! — Но водить-то я умел, вспомни, сколько раз мы брали ее, чтобы покататься по Суссексу ночью. — Да… — В общем… ты уже имел несчастье убедиться, как я вожу машину, когда так взвинчен. Пока я добрался до вокзала, я успел зацепить три автомобиля и не остановился по сигналу полицейского. — Боже, тебя же могли арестовать? — И арестовали. Джон в шоке распахивает глаза и вновь приподнимается, чтобы взглянуть на Шерлока. Тот лежит, подложив свободную руку под голову и, слегка улыбаясь, смотрит на Джона. Он помнит этот день, как будто это было вчера. Эти судорожные объятья, гром, дрожащие губы. А еще — дождь, он скрывал слезы тех, кто не желал расставаться. На фоне того, что творилось у него в душе, ему не было ровно никакого дела до того, что прямо у машины его поджидали двое полицейских, которые, не церемонясь, отвезли его в участок до выяснения обстоятельств, потому что Шерлок молчал и не собирался облегчать им задачу. Он знал, что брат его вытащит, но мысль эта маячила где-то на задворках сознания, загороженная тяжестью другого понимания: Джон уехал. Все остальное для него значения не имело. Он даже не заметил этих нескольких часов в камере временного содержания, пока сержанты пробивали номер машины и устанавливали владельца. Старший Холмс явился за ним только к вечеру, решив, вероятно, проучить младшего, заставив посидеть «за решеткой» в воспитательных целях. Но как только он вошел к нему, тотчас пожалел об этом. Шерлок заключил это, лишь коротко взглянув на него. После чего тот только обнял его и… попросил прощения. Это был второй и последний раз, когда Майкрофт видел слезы на глазах у Шерлока. Первый раз был в тот день, когда погиб Редберт. — В общем, он меня вытащил, — заканчивает Шерлок короткий, без лишних подробностей, пересказ о завершении того дня, в котором он лишился своего лучшего друга. — Но с тех пор от его заботы и контроля нет никакого спасения. — У него ведь есть основания, и ты это знаешь. — И ты, Брут. Мужчины смеются. Оба не могут вспомнить, когда в последний раз были так счастливы. — Ты так и не ответил, — вдруг Холмс снова становится серьезным. — Почему? — Шерлок… я… просто не мог. Мне было стыдно. Не смотри так. Я хотел чего-то добиться, доказать, что я чего-то стою. Конечно, в детстве ты ничем не давал мне понять, что из более состоятельной семьи, что твои родители более успешны, чем мои. Вообще удивительно, как мы так быстро поладили с самого того дня на озере, и смогли пронести дружбу через столько лет. Ведь родители наши не общались никогда. Я знаю-знаю, твои были вовсе не против, меня всегда тепло принимали у тебя, а твоя мама пекла мой любимый банановый пирог, причем сама, хотя, помню, у вас был повар. — Точно, она любит готовить до сих пор. — Я никогда не чувствовал этой разницы. Но после отъезда в голову полезли разные нехорошие мысли. Мне действительно было стыдно, потому что в Шотландии наши дела пошли еще хуже. Можно сказать, очень скоро мы оказались на дне. Первые пару лет все шло более-менее, я ходил в школу, а потом поступил в местный медицинский колледж. Я полностью ушел в себя, в учебу, чтобы только не видеть, что творится у меня дома, я набрал кучу факультативов. Все ради того, чтобы приходить туда только спать. — Джон, но… ты же мог обратиться ко мне! Почему ты этого не сделал? О, нет. Чертова гордость, все из-за нее, так? — Шерлок, можешь называть, как хочешь. Но я слишком рано почувствовал себя главой семьи, и я не мог взваливать наши проблемы на чужие плечи. — Чужие. — Не надо, ты понял, что я имел в виду. Словом, отец начал пить и играть в карты. Как раз в казино «Кетана Монтана». Казино было лишь прикрытием банды вымогателей во главе с Питтерсоном. Мой отец крупно проигрался, и не один раз. Сначала Питтерсон изображал из себя друга, готового пойти на уступки, подождать, снизить процент. Мы продали буквально все, что у нас было. Точнее, все, что не успела вынести Гарриет. — Гарриет?.. — Наркотики. Думаю, могу не продолжать. Ей постоянно нужны были деньги на дозу. Этим я тоже не хотел «хвастаться». Сестра-наркоманка, которая появлялась дома только чтобы вынести что-нибудь ценное. Это окончательно сломало мать, а отцу к тому моменту уже было все до лампочки. Конечно, рассчитаться с долгом он не мог. Он превысил несколько тысяч фунтов. Таких денег у нас не было. Я устроился работать репетитором, вообще перестал спать, но и этих грошей едва хватало на продукты. Когда Питтерсон понял, что не получит денег, он… — Джон зажмуривается и тяжело вздыхает. — Словом, как ты знаешь — «несчастный случай», официальная версия полиции. Короткое замыкание. — Джон, мне так жаль, — Шерлок крепко обнимает его. — А где сейчас Гарриет? — В клинике. Большая часть моих заработков уходит на то, чтобы обеспечить ее пребывание там. Хорошо, что я всегда плачу на пару месяцев вперед. К счастью, владелец делает мне скидку, я помог его сыну поступить в университет… Ватсон сглатывает ком в горле и продолжает. — Что поделать. Все случившееся — настоящий кошмар, но, к ужасу своему, я понимаю, что ожидал чего-то такого. В любом случае, потом я пошел в армию, чтобы не сойти с ума, прошел Афганистан. А когда вернулся, наконец, в Лондон, я просто не знал, как показаться тебе на глаза. Ведь по всему выходило, что я забыл про тебя на все эти годы. Думал, что все это не имеет смысла. Ведь ответа на письмо не было. — Письмо? — Я давно понял, что оно не дошло. — Что в нем было? — Я написал его спустя полгода, как мать запретила тебе звонить и предупредила об этом всех соседей. Там, где мы жили, телефон днем с огнем было не найти, на заправке сменился администратор, а новый не давал звонить. Почта вовсе закрылась. Такие вот превратности судьбы, как бы смешно это ни звучало. — Что в нем было? — Шерлок настойчиво хочет услышать ответ. — Вкратце о ситуации, почему я не мог тебе звонить, и… — И? — И то, что я люблю тебя. Сейчас поверить не могу, как у меня тогда хватило смелости тебе это написать. У Шерлока на миг перехватывает дыхание. Неужели уже тогда все могло измениться? — И ты мог думать, что я оставил бы это без ответа? Да я бы перевернул всю Шотландию, но нашел тебя. — Сомнения, — грустно пожимает плечами Джон. — Не только моя проблема, между прочим. Оба на какое-то время замолкают, размышляя о том, как бы сложилась жизнь, если бы письмо все-таки дошло? — Кстати, один раз я все-таки пытался тебя найти. — Когда? — Год назад я вернулся в Лондон. Снял комнату в Уолворте. Подрабатывал в местной поликлинике. Конечно, не Бартс, как мечтал. Но какие-то деньги приносило. Кстати, скорее всего я уже уволен. Ну да черт с ним, мне там не нравилось. Хотя отгулы там давали довольно часто. Вот один из них я использовал, чтобы прокатиться в Суссекс, но ваш дом выглядел довольно необитаемым. — Когда это было? — Прошлой зимой. — Зимой туда не заманишь даже моих родителей. — Я побродил немного по округе, вспоминал детство, нас, наши приключения. Там почти ничего не изменилось. Даже домик на дереве до сих пор на месте! — Я не позволил никому ничего трогать, — улыбнулся Шерлок. — Хотя отец несколько раз порывался его разобрать. Мы провели там столько счастливых часов. Глупо, но мне казалось, что это окончательно все разрушит, все, что у меня оставалось. — Я бы тоже не смог его сломать, — грустно улыбается Джон. — Понимаю тебя очень хорошо, иногда кажется, что места хранят наши воспоминания. И что если сломать эту вещь или разрушить, скажем, дом, то это убьет их. Хоть это и не так, мне всегда так казалось, с годами ничего не изменилось, — Джон неосознанно водит рукой по груди Шерлока. — Я ведь часто вспоминал, как мы играли в пиратов, в полицейских, как подозревали всех соседей во всем! — Джон почти смеется. — Ты и меня заразил этой паранойей! — Это не паранойя, Джон! — в шутку ворчит Холмс. — Это дедукция. И я оказался прав насчет продавца мороженого: он действительно не платил налоги и его вскоре застукала патрульная машина. — Да, нелегко пришлось бедняге, сколько он пробежал, пока его не догнали? — Думаю, пару-тройку миль. Снова веселый, беспечный, почти детский смех наполняет комнату. — Господи, как же я скучал по тебе, — голос Джона звучит на грани шепота. — Ты бы не был со мной сейчас таким, если бы знал последние годы, — ухмыляется Холмс. — Меня все ненавидят. — О, не обольщайся, пожалуйста, ты всегда был невыносимым засранцем, даже тогда, — Джон нежно очерчивает контур его губ кончиками пальцев. — Тебя ненавидят, потому что ты сам делаешь для этого все возможное. Я прекрасно помню, как ты отваживал Джессику Лоренс, которая сохла по тебе, начиная с тринадцати лет, — на этих словах Холмс снова ухмыляется. — Но я любил тебя всегда, даже когда еще был не в состоянии понять, что это любовь. Последние слова Джона были вознаграждены серией легких нежных поцелуев от губ к ключицам. — В общем, я понимал, что мне тебя просто не найти, прошло слишком много времени, — вернулся Джон к основному вопросу. — Я не мог даже с точностью сказать, что ты не переехал куда-нибудь в другое место, как и я. — Из Лондона, Джон? Ты серьезно? — Да, это я точно перегнул палку, — ухмыляется он и снова легко касается губами плеча Холмса. — Но связей твоего брата у меня нет, в полицию идти? Сам понимаешь — смешно, формально — мы никто. — Если хочешь, мы можем это исправить, — голос Шерлока почти ровный, но Джон улавливает еле слышную дрожь в нем. — Это что, предложение? — он понимает, каким идиотом сейчас кажется со стороны с раскрасневшимися щеками и безумными огромными глазами, полными счастья. — Да. — Ты серьезно. — Абсолютно. — Боже. — Да или нет? — в зеленых глазах — настороженное ожидание. — А как ты думаешь, гений? — Джон резко перекатывается прямо на него и, прежде чем жарко поцеловать, зарываясь пальцами во взлохмаченные кудри любимого, отвечает. — Конечно, да. Оба понимают, что речь не идет о пышных торжествах. Не будет никаких гостей, ресторана и подарков — им все это не нужно. Только они двое, договор и пара колец. Пожалуй, в любой другой ситуации им бы вообще не пришло в голову «узаконивать» свои отношения. Но сейчас они оба нуждаются в такой точке опоры. Обоим необходимо иметь какую-то гарантию, что больше им не грозит разлука, что они действительно станут друг другу кем-то, что до самого конца они будут единым целым. — Как мне жалко этих пятнадцати лет, — прерываясь, шепчет Джон. — Джон, давай отпустим прошлое, у нас впереди будущее. Снова жаркий поцелуй и объятья. — Будь со мной. — А ты — со мной. Так было раньше, но теперь будет Всегда. 24 декабря Перед рассветом Ватсон с трудом вырывается из сна и резко садится на кровати; он в мокром поту, сердце бешено колотится, кислорода отчаянно не хватает. Он бросает взгляд на Шерлока, который мирно спит рядом. Стараясь не потревожить его, Джон тихо встает и идет на кухню выпить стакан воды. Он не может вспомнить, что ему снилось. Он знает, что это был кошмар, он знает, что это было как-то связано с Шерлоком, но подробности сна безвозвратно потерялись в недрах сознания. Морок рассеивается, но смутная тревога остается. Джон допивает воду и, вернувшись в постель, крепко прижимает к себе спящего любовника. Вечером того же дня — Джон, ты не видел мой телефон? — кричит Шерлок из гостиной, завязывая шарф. — Видел, ты смотрел почту, пока пил кофе, — Джон только что закончил умываться, и теперь решает привести в порядок волосы. — Может, не поедем? — голос Шерлока звучит с кухни, значит, телефон найден. — Поедем, Шерлок, это не обсуждается, — Джон выключает свет в ванной и выходит. — Упрямец. — Зануда. Они смеются. Но Джон не собирается уступать. Он уже достаточно времени прожил за счет Шерлока, и больше так продолжаться не может. Утром у них была целая перепалка по этому поводу, которая закончилась… довольно страстно. Но Джон все равно стоит на своем. В конце концов, он тоже не нищий и у него еще осталась гордость. Кроме того, ему нужны кое-какие личные вещи, а для этого нужно съездить в Уолворт. Да, лучше бы это сделать вчера, но накануне им было не до поездок. Джон понимает, что Рождество — не лучшее время для таких путешествий, но, с другой стороны, ему хочется окончательно перевернуть страницу старой жизни, и успеть сделать это до наступления праздника. Чтобы отправиться в новую жизнь, не оглядываясь назад даже в таких мелочах, как перевоз личных вещей. К тому же, нужно было вернуть владельцу ключи от квартиры. — Мы успеем туда и назад часа за полтора, — Джон смотрит на часы. — Так, пойду отведу Редберта к миссис Хадсон, а ты давай спускайся. Шерлок нехотя кивает, и принимается доедать оставшийся от чаепития тост. — Боже правый, мой брат начал есть? — спустя пару минут в дверях гостиной неожиданно появляется Майкрофт Холмс, воротник его бежевого пальто припорошен снегом, в руке — неизменный зонт. — Ну что ты пришел? — ворчит Шерлок, запивая тост остатками чая. — Я надеялся не увидеть тебя до Нового года. И, насколько мне известно, флешку тебе передали. — Зашел поблагодарить, дорогой братишка. — Не называй меня так. — Как угодно, — Майкрофт вальяжно прохаживается по гостиной, к неудовольствию ее хозяина. — Я смотрю, машина тебе пригодилась. Шерлок делает вид, что брата здесь нет, и надевает пальто. — Как Джон? — Теперь в порядке. — И вы…? — Да. — Я рад. И не закатывай глаза, ты знаешь, что это так. Должен признать, у судьбы довольно странное чувство юмора, но главное, что жаловаться тебе не на что. — Ты очень добр, но это не значит, что я прощу тебе попытку манипулирования с применением шантажа. — О, боже, ну не будь ребенком, — губы Майкрофта кривятся в подобии улыбки. — Главное, что документы теперь снова в безопасности, а Харрисон — за решеткой. — У него точно нет шансов отвертеться? — Даже не сомневайся, у него оказалась такая красочная биография, что в этой жизни свободы ему не видать. — Прекрасно. — Ну? — Что «ну»? — Я тоже, думается, заслужил пару слов благодарности. — За что? — Ты знаешь. — Раз ты так жаждешь это услышать: Майкрофт, спасибо тебе за то, что вывел меня из себя угрозами, вынуждая взять дело — а ведь я всегда сам решаю, за что браться, а за что нет. Если бы не ты, я бы вряд ли нашел Джона. Доволен? Вместо ответа старший Холмс делает шаг к нему и крепко обнимает. Шерлок от неожиданности замолкает и, даже к собственному удивлению, тоже обнимает брата и не может сдержать улыбки. Ему вдруг приходит на ум, что в последний раз они стояли вот так, обнявшись, в полицейском участке в тот далекий день, пятнадцать лет назад. На самом деле, они никогда не были врагами. Просто Шерлока вполне оправданно выводила из себя гиперопека старшего, от души приправленная комплексом власти. Однако он вынужден признать, что у брата на нее (опеку) есть все основания. — Рад, что вы не ссоритесь, — раздается безмятежный голос вернувшегося Джона. — А вот и мистер Ватсон, — улыбается Майкрофт, выпуская Шерлока из объятий. — Здравствуйте! Зашел поторопить Шерлока, теперь вижу, что его задержало. Вернее — кто. — Мой брат всегда приходит вовремя, — шутливо ворчит Холмс-младший: всерьез сердиться у него не получается. — Что ж, мне пора, как мне любезно намекает хозяин дома, — усмехается Майкрофт. — Я приехал поблагодарить вас обоих за возвращение оборонных планов и поимку Харрисона, особенно вас, Джон, без ваших ценных сведений надолго закрыть его не получилось бы даже у меня, — Шерлок видит, что брат откровенно лукавит, но никак это не комментирует. — Хотя, не могу сказать, что я в восторге от той беспечности, с которой вы его взяли. Что ж, всех благ, — он кивает обоим поочередно, после чего выходит. — Хороший он человек, брат твой, просто действительно за тебя волнуется. — Мне уже начинать ревновать? Джон несколько секунд удивленно всматривается в непроницаемое лицо любовника, пока до него не доходит, что тот шутит. — Идем, остряк, — Джон коротко целует его. — А то не успеем до полуночи. — Все равно не понимаю, зачем ехать туда прямо сегодня. Мы можем съездить утром, а вечер провести здесь. — Шерлок, пойми, пожалуйста, это важно для меня. — Хорошо, раз ты так говоришь, идем. Шерлок не может толком себе объяснить, почему так не хочет ехать в Уолворт. Вроде бы и недалеко, и Джон настаивает. Просто им вдруг овладела та самая, почти забытая, необъяснимая, иррациональная тревога. Она не отпускает его с утра. Он проснулся, когда Джона уже не было рядом: он принимал ванну. Открыв глаза, Шерлок долго лежал, глядя в потолок. Он не может вспомнить, что именно ему приснилось, знает только, что это должно быть связано с ним и с Джоном. Подробности сна выскользнули из памяти сразу после пробуждения. В конце концов, Шерлок отмахнулся от этих мыслей и пошел заваривать кофе. Уолворт, спустя сорок минут. — Джон, ты говорил «пара вещей», а здесь — пара сотен вещей, — смеется Шерлок, критически оглядывая гору свитеров и другой одежды на постели Джона. — Не преувеличивай, — голос звучит глухо, потому что Джон что-то ищет в шкафу. — Нисколько не преувеличиваю, это почти столько же, сколько ты взял с собой в тот летний лагерь. — Я-то, по крайней мере, не забыл плавки и не притащил с собой микроскоп! — На том озере водились редкие виды лягушек, я не мог упустить такой случай. — О, не продолжай, — хохочет Джон, припоминая его опыты. — Лучше помоги мне, принеси из кладовой чемодан. Этой сумки, что я взял с собой, явно не достаточно. Шерлок делает шаг к двери, когда Джон вдруг окликает его: — Ты уже здесь был. — Что? — Ты был здесь, ты не спросил, где кладовая. Даже не отпирайся. Шерлок вздыхает. — Хорошо, да, я был здесь, общался с твоим соседом, пытался выяснить, есть ли у тебя кто-то, кому нужно сообщить о случившемся. — И, конечно, не забыл оплатить разбитый мотоцикл. — Джон… Ватсон наконец достает коробку из недр шкафа, где сразу по переезду смастерил некое подобие сейфа, где хранил свои сбережения. — Ну вот. — О, нет. — О, да. Это даже не обсуждается. Все, иди за чемоданом. Шерлок понимает, что они здесь немного задержатся, снимает шарф, кладет его на кресло и выходит из комнаты. Он без труда находит упомянутую кладовку. В ней пылесос, полки с чистящими средствами, швабра, какие-то пакеты и большой зеленый чемодан. Шерлок уже берется за его ручку, когда слышит легкий щелчок открывшейся входной двери, а следом за ним — легкие, но уверенные женские шаги. Он незаметно выглядывает из-за двери и видит миниатюрную стройную блондинку со стрижкой под каре. Она довольно по хозяйски себя ведет: явно привычным жестом кладет на тумбочку ключи (ключи!) и делает несколько крадущихся шагов в комнату, пряча глуповатую улыбку. Шерлок с чемоданом в руках на автомате тихо проходит следом и замирает у дверного проема. Джон точно ее знает, ведь кому попало он бы не дал ключи от своего дома, но вот почему не посчитал нужным рассказать о ней ему? Кто она? Ответ не заставляет долго себя ждать. Блондинка подкрадывается к Джону сзади, закрывает ладонями его глаза и елейным голоском говорит: — Сюрприз, дорогой! Соскучился? Джон резко оборачивается, и его губы тотчас попадают в плен к гостье, которая почти набрасывается на него. Джон резко отталкивает ее, но успевает сказать только: — Мэри… — Все хорошо, любимый! — и снова целует Ватсона, игнорируя все его джентельменские попытки вырваться из объятий. С таким трудом заново отстроенная реальность Шерлока рушится, как осколки разбитого зеркала, прямо у него на глазах осыпаясь под ноги. Он чувствует, что его сердце падает куда-то вниз, кислорода для дыхания катастрофически не хватает. Холмс бесшумно опускает чемодан на пол и на сделавшихся ватными ногах тихо выходит из квартиры в приоткрытую дверь, а потом вдруг бегом бросается вниз по лестнице, словно оставшись здесь он просто не выживет. Джону все-таки удается оттолкнуть Мэри, но это получается грубее, чем он хотел: девушка не удерживает равновесие и приземляется на гору сваленных на постели свитеров. — Джон! — следует возмущенный оклик. — Уходи, Мэри, я все сказал тебе вчера! — Джон почти кричит. — Давай не будем горячиться и решать все на эмоциях! — девушка пытается быть спокойной, но голос дрожит от обиды. — Мэри, нет никаких эмоций, это взвешенное решение, мы давно не нужны друг другу! — У тебя кто-то есть? — со всхлипом спрашивает она. — Да! — и тут Джон понимает, что Шерлок просто не мог не услышать этой перепалки. И не только услышать… Джон срывается с места и бежит в коридор, проверяет на кухне, в ванной — но в квартире больше никого нет. Он понимает это, уткнувшись взглядом в чемодан, а потом — в приоткрытую входную дверь. «Нет!..». Джон бросается в комнату, хватает свою куртку. — Ты куда? — возмущенно интересуется неожиданно прибывшая студентка Оксфорда. — Мэри, забудь меня, ты только что разрушила мою жизнь, так что просто исчезни! — он разворачивается и… видит на кресле забытый шарф Шерлока. К горлу подступает тугой комок. Он хватает шарф и почти выбегает из квартиры, игнорируя все оклики и попытки Мэри задержать его. Уолворт, 23.15 Когда Джон, путаясь в ногах, вылетает из пятиэтажного дома, где располагается его квартирка, он видит лишь кроваво-красный свет задних фар машины Шерлока, которая быстро скрывается за поворотом со двора. Он комкает в руках забытый любовником шарф и судорожно набирает его номер подрагивающими пальцами. Он долго вслушивается в гудки. Сбрасывает вызов, набирает снова. Так происходит несколько минут, потом он, почти прорываясь через непроглядную темноту (очень похожая тьма расползается сейчас у него в сердце), добирается до дороги и пытается поймать такси. Удача улыбается ему на десятой минуте мучительного ожидания. Он буквально врывается в кэб и командует: — Бейкер-стрит, 221Б. Как можно скорее, прошу вас! Джон вновь и вновь набирает номер, но ответа то нет, то начинаются короткие гудки, и чувство безнадежности и паники нарастают в нем с новой силой. Господи, что подумал о нем Шерлок? Захочет ли теперь разговаривать с ним? Он поэтому не отвечает? Боже, самое ужасное, что он за рулем и совершенно точно себя не контролирует. Джон ожесточенно ерошит волосы на голове, впиваясь ногтями в кожу. Он очень хорошо знает, как он водит, особенно на эмоциях. Он не простит себе, если… Тут его сердце замирает, и вдруг детали забытого утром сна встают перед глазами чудовищной картинкой. — О, Боже… — голос вдруг пропадает, вместо него из груди вырывается сдавленный шепот. «Черная иномарка на бешеной скорости вылетает с моста, разнося бетонные ограждения, и, словно в замедленной съемке, уходит под мутную воду Темзы, оставляя на поверхности лишь огромный красно-оранжевый от света фар фонтан брызг. Тишина, которая поглощает все пространство вокруг, прерывается надрывными, почти болезненными звуками скрипки. Джон стоит на берегу и не может пошевелиться, не может даже закричать. Все, что он чувствует — это ужас. Ведь в этой машине, которая погружается сейчас на дно реки, находится вся его жизнь…» Джон машинально опускает голову на руки, до боли зажмуривая глаза. К Бейкер-Стрит отсюда ведет множество дорог, он понятия не имеет, по которой из них умчался Холмс. Все, что ему остается, это продолжать свои безнадежные попытки до него дозвониться и ехать прямо домой. И молить Бога только об одном: не допустить непоправимого. — Шерлок, умоляю, не теряй голову, будь живым, прошу тебя, — мольба срывается с губ Джона лихорадочным беззвучным шепотом. Таксист бросает озабоченный взгляд на раздавленного каким-то горем пассажира и сочувственно качает головой. Лондон, центр, 23.35 Слезы застилают глаза, дышать становится тяжелее с каждой секундой. Взгляд то и дело рассеивается, упуская главные детали дорожной ситуации. Автомобиль летит на большой скорости, оставляя позади одну за другой заснеженные рождественские лондонские улицы. Шерлок дважды машинально тормозит на светофорах, гипнотизируя дворники, которые старательно смахивают падающие хлопья снега с лобового стекла. Как только загорается зеленый сигнал — Мерседес с визгом срывается с места. В голове Холмса целый рой мыслей, которые разрывают мозг и душу изнутри. Одно то, что Джон скрыл от него сам факт существования некоей Мэри в его жизни, уже рождает массу новых вопросов. В том, кто они друг другу, вопросов не возникает. Что это? Расчет? Предательство? Нет, это не про Джона. Он даже понимает, почему тот промолчал. Решил отказаться от всего, чтобы быть с ним? Подарить ему свою жизнь на блюдечке? Не дороговат ли подарок? Он не может принять его. Резкий поворот руля — случайный пешеход чудом избегает смерти под его колесами. Но оглядываться назад некогда. Джон. Он не заслуживает выбора между ним и всем остальным, что было в его жизни до их встречи. Он заслуживает быть центром своей жизни без необходимости делать этот выбор. А ведь до аварии у него была эта жизнь, постоянная девушка, серьезные отношения. Он просто не имеет права ворваться в нее и все разрушить, как бы ни любил, как бы ни сходил с ума по нему и без него. Он просто не сможет так поступить. Еще одно резкое торможение и выезд на обочину — у этой дворняги сегодня счастливый день. Снова газ. Он понимает, что и сам оказался на обочине. На обочине жизни Джона, на обочине своей собственной. Сам виноват, поверил в сказку. Он не создан для счастья. Он создан для одиночества. Джон единственный, кто способен был разбудить в нем того Шерлока, каким он становился только рядом с ним. Теперь это не сможет сделать никто, этого Шерлока больше нет и уже никогда не будет. Больше всего на свете ему сейчас хочется исчезнуть. Он со всей силы вжимает ногу в педаль газа, игнорируя все последующие светофоры вместе с правилами дорожного движения. Он не следит за маршрутом, просто едет, раскрыв окна, поэтому морозный сквозняк треплет непослушные черные кудри. Скорость… его любимое лекарство, его панацея от всего на свете. Как будто она может изгнать из головы эту убивающую картину: Джона обнимает молодая красивая блондинка, называет его «дорогим» и целует. В кармане то и дело звонит телефон. Вот и теперь. Он прекрасно знает, кто это, целых полминуты пытается игнорировать звонок, но абонент настойчив. Он достает смартфон в тот момент, когда рингтон замолкает, и бросает его на пассажирское сидение, словно аппарат обжигает руку огнем. Его посещает чувство дежавю, будто это уже с ним происходило, а через секунду он вспоминает свой сон. «…Мрачная и абсолютно пустая холодная комната. Он лежит на диване — единственном предмете мебели в помещении. Со всех сторон давит тишина, постепенно сжимая свои тугие пальцы на его горле. Он здесь настолько давно, что уже и не помнит, как попал сюда. К нему никто не приходит, о нем давно все забыли. Он к этому привык. Если бы его попросили описать одиночество, он бы описал его так: безликие стены, минимум света, лениво струящегося из неясного источника, и эта убивающая тишина. Свет здесь был всегда, когда-то он был самым важным в его жизни, но постепенно угасал. Как-то раз замаячила надежда выбраться оттуда. За дверью даже зазвучал чей-то очень родной мужской голос. Свет делался все ярче и ярче, пока не стал ослепительно ярким и теплым. Но совсем скоро к родному голосу присоединился какой-то чужой, женский, и уводил его все дальше-дальше-дальше… Пока снова над головой не сомкнулись эта вязкая тишина и вновь вернувшие себе власть полумрак и холод. Он знает, что его жизнь зависит от этого тусклого света, но зачем она нужна, если Его не будет рядом? Шерлок тянется к выключателю, чтобы положить этому конец…» Почему бы и нет… Лондон прекрасен своей архитектурой, включая бесчисленное множество мостов через Темзу. Шерлок стремительно приближается к одному из них, даже не вникая, к какому конкретно. Все потеряло смысл этим вечером, теперь ничто не имеет значения. Он выворачивает руль на очередном повороте и машина влетает на мост под очень большим углом. Под большим, чем он рассчитывал. Хотя не все ли равно… Телефон снова начинает звонить, но он не может ответить. У него лишь мгновение, чтобы решиться… И именно в это мгновение он вдруг ясно видит лицо, любимые глаза и счастливую улыбку, а в голове звучит такое родное, нежное с придыханием «Шерлок…». Холмс в самый последний момент изо всех сил жмет на педаль тормоза, и автомобиль, пролетев еще несколько метров, с диким свистом покрышек резко останавливается, оставляя на асфальте черные следы, бампер — в паре дюймов от перил моста. Шерлок, продолжая держать руки на руле, роняет на них голову и тяжело дышит, постепенно осознавая, что только что чуть не натворил. Телефон продолжает звонить. Иногда цену жизни понимаешь лишь за секунду до ее конца. Шерлок только что узнал это. Дрожащей рукой он берет с соседнего сидения телефон, несколько секунд смотрит на имя абонента и нажимает «сбросить вызов». Это всегда ты, Джон Ватсон. Он несколько минут сидит, запрокинув голову на спинку сидения и уставившись в потолок салона, приходя в себя. Странно, теперь он не испытывает почти никаких эмоций из-за того, что только что чуть не погиб. Ему все равно, его окутывает апатия. Наконец, он выбирается из машины на свежий морозный воздух, стоит еще несколько минут, всматриваясь в мутную гладь воды в свете вечерних фонарей и опираясь руками о перила, потом осматривается по сторонам и неверной походкой уходит в направлении Бейкер-Стрит: на его счастье, все это произошло неподалеку от дома. Машину он просто бросает, ему нет до нее никакого дела. Бейкер-Стрит, 23.50.

Крылья любви моей мне не поднять теперь, ты не зови меня

Сердце Джона, кажется, готово выскочить из груди. Оно сжимается, как только он бросает взгляд на их окна: темно. С обреченным видом он расплачивается с таксистом. До его слуха не доходят его пожелания счастливого рождества. Ватсон отпирает входную дверь, осторожно поднимается по лестнице, держась за перила: в коридоре совсем темно. Их гостиную освещают только фонари с улицы. Он нащупывает выключатель и дергается от неожиданности: в кресле сидит Шерлок. «Слава Богу, жив!», с облегчением вздыхает Джон. — Шерлок! Детектив даже не поворачивает в его сторону головы. Просто сидит и смотрит в пространство. Джон подходит к нему, машинально кладет шарф на ручку кресла и опускается перед ним на корточки. «Шарф… повеситься на нем, что ли», проносится горькая мысль в кудрявой голове. — Шерлок, умоляю, не думай обо мне плохо. Все та же удручающая тишина. Джон тяжело вздыхает и несмело кладет ладони ему на колени. — Пожалуйста, выслушай меня. Прости меня, что не рассказал обо всем сразу. Не думал, что возникнет необходимость. Мы с ней расстались. Я ясно дал ей понять, что между нами все кончено, но она решила попробовать убедить меня этого не делать. Мы уже давно не были парой, она бывала в городе наездами, главное для нее — университет, а я был только средством скрасить ее уик-энд. — Когда? — Шерлок на мгновение встречается с ним взглядом, но тут же отводит его. — Расстались? Я позвонил ей позавчера, когда все вспомнил. Эти отношения были обречены с самого начала, я не хотел продолжать этот фарс вечно, тем более, когда снова нашел тебя, ты понимаешь? — Джон не справляется с эмоциями, подается вперед и крепко обнимает Шерлока. — У меня есть только ты. Молчание. — Ты мне веришь? — шепчет Джон. — Уже почти Рождество. А в Рождество говорят правду. Шерлок закрывает глаза. Джон все-таки намерен сделать этот выбор между ним и собственной жизнью. Нельзя этого допустить.

Сердце мое, любя, рвется к тебе, но я тихо скажу «прости» И, уходя навек, я все равно к тебе буду всегда идти

— Где твоя машина? — вдруг спрашивает Джон. — Ее нет возле дома. — Сломалась. Ватсон вдруг крепче сжимает объятья. — Неправда, — Джон не замечает, как глаза его распахиваются шире и шире от картинок сна, что так услужливо подбрасывает ему память. — Боже, скажи, что она на самом деле сломалась. Холмс снова молчит, прикрыв глаза. — О мой Бог, — Джон сглатывает подступивший к горлу ком. — Зачем ты пришел, Джон? Родной чужой голос заставляет тотчас же отстраниться, подняться на ноги и неверяще взглянуть в дорогие глаза. — Ты что, не слушал все, что я только что говорил?! — Слушал. Не вижу причин тебе оставаться.

Будь со мной, уходи и постарайся понять Тебя на пути хочу навек потерять

— Шерлок, еще раз: я расстался с ней, причем не сегодня! Я не знаю, что ей взбрело в голову приехать и все испортить. Видимо, так происходит со всеми женщинами: интерес к нам у них просыпается, когда мы их бросаем. Я не сказал тебе только поэтому: я был уверен, что этой проблемы больше нет! — Не надо, Джон. Ты совершаешь ошибку. — Какую? Шерлок поднялся на ноги и прошелся к окну. — Все это — ошибка, не надо отказываться от своей жизни ради меня. — Не ты ли говорил «отпусти прошлое»?! — Джон почти кричит, постепенно им овладевает отчаяние. — У меня тогда было недостаточно фактов, как оказалось, — горькая усмешка. — Господи, да о чем ты? Просто признай, что считаешь себя недостойным счастья! Только это не так. И это моя жизнь, я вправе ей распоряжаться! Я, а не ты! — Лучше тебе уйти, Джон, — Шерлок до боли прикусывает губу и отворачивается, пряча полные слез глаза. Ватсон не двигается с места. — Уходи, Джон, — тоже почти кричит Шерлок. Он должен, так будет правильно. — Шерлок, не гони меня, — в каждом слове — боль. — Так будет лучше, — Холмс не может смотреть ему в глаза, поэтому обращается к обоям в гостиной. — Ты собирался на ней жениться, даже не отрицай. Я не хочу вставать у тебя на пути, я только все испорчу. Ты заслуживаешь лучшей жизни. А я — далеко не лучшее, что может случиться с таким человеком, как ты. Джон молча смотрит на него. На лице его отражается каждый шрам, которые наносят на его сердце слова Холмса. — Вернись домой, помирись с Мэри, уверен, еще не поздно… — Ты идиот! — наконец, срывается Джон. — Я знаю, я отлично помню, как тебя бесит, когда недооценивают твои гениальные мозги, но сейчас ты ведешь себя именно так! Если ты еще один раз скажешь мне «уходи» — будь уверен, я уйду. Но знай: если я не буду с тобой, я не буду ни с кем. Я буду одиноким несчастным человеком, которого прогнал тот, кто дорог ему больше всех на свете. — Джон… — Шерлок поднимает на него взгляд и вдруг чувствует, что дышать с каждой секундой становится все тяжелее. — Мне. Нужен. Ты. — уверенно и с расстановкой говорит Джон. — Джон… — От тебя зависит, буду я счастливейшим из людей с тобой, или уйду и никогда ни с кем больше не почувствую себя живым. Шерлок почти задыхается, от его напускной выдержки давно не осталось и следа. Он вдруг отчетливо понимает, что сейчас парой слов может либо построить, либо разрушить обе их жизни. На принятие правильного решения уходит меньше четырех секунд. Ватсон прав, всегда прав, это его жизнь. И он имеет право принимать в ней любые решения. Он делает уверенный шаг к Джону, обхватывает его лицо ладонями и целует, стараясь вложить в этот поцелуй всю свою нерастраченную за годы нежность. Потом он слегка отстраняется и, глядя ему в глаза, почти шепотом выдыхает: — Будь со мной. В глазах Джона сменяется сразу несколько эмоций, которые Шерлок не считывает, потому что значение имеет только одна: счастье. — Шерлок… — имя срывается с губ почти беззвучно. — Я люблю тебя. Всю жизнь. — Я тоже, Шерлок… Все эти годы. — Мы не можем потерять друг друга во второй раз. Ты прав, я идиот. — Больше не потеряем. Я этого не допущу. — С возвращением, Джон. — С возвращением, Шерлок. Часы над камином пробили полночь.

Любовь — только миг в последней капле дождя И я этот миг хочу прожить для тебя