Кольцо Нарциссы

Примерно через месяц после описанных событий Драко заглянул в библиотеку Малфой-мэнора за справочником по Гербологии и уже начал копаться на старых высоких стеллажах, когда вдруг понял, что он в помещении не один. За столом спиной к окну сидел молодой, довольно симпатичный блондин. Руки его были скрещены на груди, бровь вопросительно приподнята, а взгляд оценивающе скользил по лицу и фигуре Драко, явно не выражая особого восторга, и вообще был каким-то недобрым. От неожиданности Малфой чуть не свалился со стремянки. — Ты кто? – спросил он, спрыгнул на пол, сделал пару шагов и остановился в нерешительности на полпути к столу. — Что значит «кто»? – брезгливо изогнув губы, хмыкнул парень. — Я самый тёмный и сильный маг всех времён и народов. А вот ты, интересно, кто? И тут до Драко дошло, что никто вовсе не сидит за столом, как ему показалось вначале. Просто между столом и окном на специальной деревянной подставке стоит долгожданный портрет Геллерта Гриндевальда, выполненный настолько качественно, что в пыльном полумраке библиотеки показался Малфою живым человеком. Однако, несмотря на то, что изображённый на картине парень давным-давно умер, выглядел он вполне живым и был полон апломба. — Я Драко Малфой, наследник старинного рода. А это моё поместье, — промямлил Драко. Никогда ещё он не чувствовал себя настолько глупо. Уже довольно давно ушедший в мир иной, Гриндевальд всем своим видом выказывал столь сокрушительное превосходство, что законный и вполне живой обитатель мэнора стушевался. И в этот момент Геллерт задал вопрос, от которого Драко чуть не поперхнулся: — А не скажешь ли ты мне, любезный Драко Малфой, отчего я не могу покинуть пределы этой рамы? Дело в том, что я, видимо, на какое-то время потерял сознание, а когда очнулся, оказался здесь и при всём своём могуществе никак не выберусь наружу. И вообще, как я очутился в твоём поместье и зачем? Драко понял, что портрет был доставлен в его отсутствие, скорее всего посредством каминной связи, а домовуха Лакки позаботилась о нём как могла – вынула из упаковки и установила на подставке. А затем она удалилась, оставив ничего не понимающего Гриндевальда наедине со своими раздумьями. Надо было срочно связаться с Поттером, который в это время находился у друзей в Норе. Он обещал прибыть в мэнор вечером, но Драко понимал, что тот бросит всё, чтобы увидеть и оценить портрет. Драко не ошибся. Едва получив весть о прибытии картины, Гарри, как мог, извинился перед многочисленными Уизли и аппарировал прямо в библиотеку мэнора. В отличие от своего бой-френда Поттер не стал заморачиваться всяческими церемониями и сразу после короткого и весьма поверхностного знакомства с Гриндевальдом схватил тяжёлый портрет, положил на стол и быстро, но аккуратно вновь завернул его в плотную ткань и крепко перевязал бечёвкой, не обращая внимания на гневные протесты, доносящиеся из рамы. Затем он всучил портрет Драко и, обняв того сзади, аппарировал в Хогсмид. Малфой предложил отлевитировать картину в замок, но Гарри отказался, решив, что надёжнее будет доставить её в кабинет директора собственноручно. А ведь ещё предстояло либо как-нибудь договориться с МакГонагалл, что априори было делом безнадёжным, либо пронести портрет тайком, показать Дамблдору, а затем повесить в такое место, где он бы не сильно бросался в глаза. Удача улыбнулась парням: во дворе школы они увидели директрису в окружении галдящей толпы первокурсников. Она что-то объясняла им, отчаянно жестикулируя, и Гарри внезапно вспомнил свой первый урок трансфигурации под открытым небом, когда ученики дружно пытались превратить камни в черепах. Камень Поттера тогда ожил и даже куда-то побежал на кривых лапках, но черепахой так и не стал. До горгульи Гарри и Драко добрались без особых приключений, однако пароля Поттер на этот раз не знал. Он на всякий случай произнёс тот, что был в прошлый раз, но это не сработало. Тогда они с Малфоем начали по очереди называть все известные им сладости, причём Драко, знакомый с кухнями разных народов мира, перечислил намного больше названий, чем Поттер. После «рахат-лукума», «пахлавы» и «чурчхелы» запас названий иссяк, и Гарри в сердцах пнул горгулью ногой. Та неожиданно взвыла и ещё более неожиданно произнесла: — «Фисташковое мороженое из Баскин Роббинс»! Как же ты меня достал, несносный мальчишка! Проходи уже и любовника своего прихвати. Ну, чего рты разинули?! Парни переглянулись и со всех ног бросились вверх по винтовой лестнице. Оба были настолько потрясены случившимся, что на несколько минут забыли, как они очутились у входа в кабинет директора, и главное, зачем они вообще притащились сюда вместе с портретом. Драко первым обрёл дар речи. Он тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок, и, прижав к себе портрет, переступил порог помещения. Гарри тоже очухался и последовал за ним. — О, ребятки, рад вас видеть! – поприветствовал парней Дамблдор. – Давненько мы с вами не видались, я уже думал – совсем вы позабыли старика, — он смахнул навернувшуюся слезу. — Ну что вы, профессор, как вы могли такое предположить?! – воскликнул Гарри. – Как раз наоборот, мы только о вас и думали. Вот, принесли вам подарок, — с этими словами Гарри развернул портрет и представил его взору Дамблдора. — Гел, любимый, прости меня… — произнёс профессор и заплакал теперь уже навзрыд. Гриндевальд пристально смотрел на расстроенного старика, который за что-то просил у него прощения, но, увы, при всём желании не мог того узнать. Видимо, в его памяти сохранился лишь образ молодого Альбуса, поскольку сам тёмный маг был изображён совсем юным. Дамблдор промокнул глаза большим платком с монограммой и тихо проговорил: — Он вспомнит, он меня обязательно вспомнит. Нас с ним столько всего связывало! Мы вдвоём пускались в такие авантюры, что большинству волшебников и не снились. Да-да, мы стремились захватить власть над всем Магическим миром и разделить её на двоих. А потом эта дуэль, он заточил себя в замок, а я… я отказался от него, от того, кто был мне дороже всего на свете!.. – старик махнул рукой и опустил голову. — Сэр, мы уже немало наслышаны о ваших прежних «подвигах», — хмыкнул Гарри, — но не подскажете ли вы, куда нам его повесить? – он указал на портрет. — Вешать нельзя, — откликнулся Дамблдор. – Стены в этом кабинете предназначены только для портретов директоров Хогвартса. Поставьте-ка его вон на тот стол за клетку с Фоуксом. Там его никто не заметит. Надо только эльфов предупредить, чтобы они его случайно не уронили и хоть иногда протирали раму. Гарри установил картину в указанном месте и, пожелав благодарному Дамблдору удачи, схватил Драко за руку, и они вдвоём покинули кабинет. Последнее, что парни увидели, будто под воздействием внезапного импульса повернув назад головы, был Дамблдор, переметнувшийся в портрет своего возлюбленного, и Гриндевальд с написанным на лице недоумением. Очутившись вновь на лестнице, Поттер тяжело вздохнул: — Эх, не подумали мы с тобой. Надо было заказать портрет старого Гриндевальда, а не молодого. Теперь у бедного парня будет шок – ведь не каждый день его домогаются незнакомые старики. — Если бы Гриндевальд был на портрете старым, они бы с Дамблдором передрались, поскольку Геллерт помнил бы результат их магической дуэли и захотел бы отомстить, — предположил Драко. – Но мы можем сделать наоборот – омолодить Дамблдора. — Я уже думал над этим, когда Делакруа рассказывал о кольце. Но существуют два препятствия: во-первых, мы пока не знаем, где оно, а во-вторых, Дамблдор-то нарисованный, а кольцо настоящее, из реального мира. Как мы его передадим в портрет? – Гарри вопросительно поднял брови. — Этого я пока не знаю, но мы обязательно что-нибудь придумаем, — заверил его Драко. – А вот кольцо… Если я не ошибаюсь, им уже несколько лет пользуется моя мать. И именно его она потеряла, когда сообщила Тёмному Лорду о твоей смерти. Но я обошёл всю поляну и пол-леса вокруг неё, но так ничего и не нашёл, а только заблудился. — А знаешь, что я подумал? Благодаря этому кольцу мы теперь вместе, — улыбнулся Гарри и нежно поцеловал возлюбленного. – А кольцо мы обязательно отыщем, — пообещал он, неохотно оторвавшись от любимых губ. — Но как ты собираешься это сделать? – удивился Драко. – С помощью Акцио оно не призывается, я пробовал – бесполезно. Либо оно зачаровано, либо его там нет. А моя мама скоро постареет, — он грустно вздохнул, опустив плечи. Гарри притянул его за голову и продолжил прерванный поцелуй, но неожиданно дёрнулся и слегка оттолкнул Драко от себя. — Э, э, поосторожнее! – возмутился тот, привалившись к перилам. – Что это на тебя нашло? Почему ты меня отпихнул? — Я придумал! – возликовал Гарри. – Мы обратимся к Ремусу. — А он-то здесь при чём? – скептически пожал плечами Малфой. – Прости Гарри, но я действительно не понимаю, какое отношение бывший оборотень имеет к нашему фамильному кольцу. То, что он был женат на Нимфадоре и имеет от неё ребёнка, ещё не делает его членом семьи Малфоев. — Безусловно, — согласился Гарри, — но ты ведь сам только что сказал, что он бывший оборотень. Он же долго жил в лесу, помнишь? Возможно, он что-то видел. К тому же у него по-прежнему осталось очень чуткое обоняние. Мы дадим ему понюхать какую-нибудь вещицу твоей матери, и он по запаху сможет отыскать кольцо. — Ага, след возьмёт, — усмехнулся Драко. – Ну, и как ты себе это представляешь, а? Люпин на четвереньках ползает по лесу с высунутым языком и нюхает землю? Он же больше не может превращаться в волка. Тем более кольцо потерялось несколько месяцев назад. Оно теперь пахнет грибами и прелыми листьями, а не духами моей мамы. — Знаешь, что я тебе скажу? Можно гадать сколько угодно, а можно прямо сейчас отправиться в кабинет ЗОТИ и спросить самого Ремуса, — Гарри потянул Драко вниз по ступенькам. — В конце концов, пока он жил среди других оборотней, наверняка подружился с кем-нибудь из них. Спросить-то мы уж точно можем? — Спросить можем, — кивнул Драко и поплёлся за своим парнем на встречу с Люпином.