Dissonant Notes

К музыке Рё относился, так же, как к жизни. Безрассудно. Когда он пел, то не просто выдавливал из себя звуки. Он срывал голос – до хрипа, до саднящей глотки. Когда он выходил на сцену, то говорил языком песни со всем залом, с каждым отдельно взятым слушателем. Но иногда и он забывал слова, иногда давал петуха. Всё, как в жизни… Слава Богу, подобные инциденты были редкостью. Только в памяти они застревали намертво, заставляя Рё просыпаться по ночам. *** Телефонный звонок застал его в ванной, когда Рё брился. Положив бритву на край раковины, он сунул руку в карман – наверняка менеджер. А его уже предупреждали, что если он не будет отвечать на звонки с первого раза, то ему грозят санкции. Тем более, в такое время – стрелки часов показывали полдень... – Нишикидо слушает, – автоматически ответил он, даже не удосужившись посмотреть кто звонит. – Привет, – прогундосили в трубку. – Это Каменаши. Рё расслабился. – Каме? Джонни выпустил тебя на волю подышать свежим воздухом или как? – Почти. Хотя – кто бы говорил, сам, наверняка, загружен под завязку. Или я не прав? – Естественно. Но при всей моей любви к работе, я всё–таки предпочитаю спать больше четырёх часов в сутки, – переложив телефон в другую руку, Рё продолжил бритьё. – Сейчас меня ждёт роль в очередной дораме. Надеюсь, стоящей. – Ясно. Насколько я знаю, твои акции сейчас растут, так что можешь не волноваться! – Есть такое, – ответил он неопределённо. Они немного помолчали, говорить было больше не о чем, но тишина, как ни странно, не давила. С Каме всегда так. В жизни он был довольно застенчивым и робким, Рё – наоборот. – Что случилось? Каме откашлялся. – Даже не знаю с чего начать… Мне нужна твоя помощь. Рё удивлённо приподнял бровь. Смыл остатки пены и вытер подбородок полотенцем. – Выкладывай! Если смогу – помогу. – У нас через два месяца концерт. Мне нужна песня. Хочу сделать сольник вроде 1582, только лучше. – Ааа, очередной сборный монстр… – Именно… – Понял, – кивнул Рё, – Но от меня–то что нужно? – У меня есть стихи, но нет музыки, – признался Каме. – Я уже кое–кого подключил, но потом вспомнил о тебе. Мы же с тобой ни разу не сотрудничали, может попробуем? Рё вспомнил, как работал с Джином. Аканиши подошёл к делу ответственно – и результат превзошёл ожидания обоих. С Каме должно было получиться не хуже, ибо к работе Казуя относился даже серьёзней Джина. – Уговорил, – Рё на секунду задумался. – Думаю, выкроить для тебя пару свободных часов у меня получится. – Отлично! Всё, не буду мешать, созвонимся позже! Заканчивая наводить марафет, Рё задумчиво посмотрел на телефон. – Хорошо. И только зависнув у шкафа, не в силах выбрать одну из двух практически одинаковых футболок, Рё вспомнил, что не спросил у Каме, с кем именно ему предстояло работать. Хотя, зная Казую, можно было не заморачиваться, непрофессионала он бы не подключил. Когда телефон зазвонил во второй раз, Рё был готов. – Нишикидо слушает. – Поздравляю, ты утверждён на главную роль! Жизнь шла своим чередом. *** На дворе был январь, сценарий ему обещали прислать в конце февраля, Канджани до марта ничего серьёзного не планировали, – значит можно было немного расслабиться. Дорама обещала быть интересной. Рё снова предстояло играть отца. И ему это нравилось; работать с детьми было гораздо приятнее, чем со взрослыми. Дети заставляли Нишикидо открываться с лучшей стороны, с ними он не боялся выглядеть уязвимым или глупым. В общем, чем старше Рё становился, тем больше в его жизни было объективов камер и тем меньше – свободы. И, самое паршивое, во многих вопросах он был похож на Джина. В жизни Рё не блистал красноречием – и поэтому частенько попадал впросак. Не помог даже закадычный друг Ямапи, которого Рё однажды припёр к стене, выпытывая рецепт счастья. Пи от журналюг отмазывался всегда одинаково – просто говорил то, что думал. В конце концов, айдолы тоже люди – и не обязаны двадцать четыре часа семь дней в неделю блистать интеллектом. Было вполне простительно разок–другой ошибиться. Следующим пунктом после встречи с менеджером у Рё значилась запись передачи с Канджанями. Переодевшись на заднем сиденье машины, он вырулил в нужную сторону. После съёмок группа отправилась на репетицию, а Нишикидо – на ужин с продюсерами. Домой он вернулся очень поздно, выжатым, как лимон. Ему ещё повезло, что Учи проявил немного милосердия и не стал вызванивать его на пьянку в три часа ночи. Молчал и Аканиши, не приславший за последние часы ни одной дурацкой смс–ки. В общем, ничего удивительного, что при такой нагрузке Рё забыл о договорённости с Каме. Он не вспомнил о ней даже через два дня, после того, как Казуя прислал ему сообщение – интересовался, когда у Рё будет свободное время. Смс–ка заставила Нишикидо улыбнуться; Казуя был в своём репертуаре, смайликов в его сообщении было больше, чем слов. Свободное время у Рё было как раз завтра – он хотел сыграть с Мацумото в бильярд. Но, в конце концов, помочь Каме было делом чести – во–первых, он друг Рё, а друзьям Нишикидо шёл навстречу, во–вторых, Мацумото не убежит. Другое дело, что переться на работу в единственный за долгое время выходной – удовольствие ниже среднего, но это уже мелочи. В Джимушо его пропустили без слов, даже пропуск не проверили, Рё подумал, что хотя бы ради этого стоило умирать на репетициях, концертах и фотоссесиях. Проходя мимо одной из студий, он замедлил шаг и ностальгически улыбнулся. У NEWS здесь должна была проходить запись альбома, в прошлый четверг он столкнулся с ребятами, когда те на коленке пытались сваять очередной хит. Он скучал по ним и решил, что надо хотя бы почаще перезваниваться. Пришлось идти мимо, потому, что в записке присланной Каме адрес был другим – Чёрная комната. Ну, конечно. В здании Джимушо было много студий, на любой вкус. КАТ–ТУН в этом плане оказались консерваторами, – однажды выбрав, они возвращались только туда. Рё подозревал, что дело было в кожаных диванах... В отличие от них, Канджани предпочитали работать в самых старых студиях, в основном потому, что там никто особо не дрожал за сохранность оборудования, которое могло пострадать из–за неуклюжести Йоко. К тому же, иногда задумавшийся Ясу расковыривал диванную обивку едва ли не до пружин. И там было отличное освещение, так что Субару не нервничал, если группе приходилось засиживаться допоздна. NEWS же обычно выбирали самую дальнюю студию. Причиной тому был своеобразный смех Тегоши и любовь Ямапи к синтезаторам, на которых он обожал подурачиться до начала серьёзной работы. КАТ–ТУН… Рё всегда удивлялся некоторым их закидонам; например, ни одна другая знакомая ему группа в час ночи не выглядела свеженькой, с иголочки, хотя целый день крутилась, как белка в колесе. Но эти – другое дело, они и ночью носили кожаные штаны в облипку и были накрашены так, что их можно было в любой момент выпускать на сцену. Рё поморщился – нет, в такой группе, он бы не протянул… И в этой оформленной в чёрных тонах комнате он тоже чувствовал себя неуютно. Чего нельзя было сказать об Уэде, который комфортно развалился на одном из диванов. Он был одет в свободную трикотажную кофту с капюшоном, короткие штаны и высокие кожаные ботинки на шнуровке. Рё не видел его лица, но узнал сразу. – Какого чёрта ты в шортах? Зима на дворе! – И тебе не хворать, Нишикидо, – не то улыбнулся, не то скривился Уэда. – Давно не виделись! – А где Каменаши? Рё не знал почему, но его начали терзать смутные сомнения… – Скоро будет. – Привет! – раздалось от дверей. – Я рад, что вы оба здесь, – на Каме была вязаная шапочка и очки, но Рё это не обмануло, синяки под глазами друга он всё равно заметил. И только поэтому сдержался. – В противном случае, мы бы потеряли минимум неделю. Нишикидо подобрался; слова Каме подтверждали худшие его опасения. – Ты хочешь, чтобы я работал с ним?! – вышло резче, чем Рё рассчитывал, но в целом он мог себя поздравить – какая–никакая, но выдержка у него была, в противном случае он бы вообще орал. – Ладно, попробую объяснить доступно: Каме, ты в своём уме? – Нишикидо, я вообще–то тоже здесь! Моё мнение тебя не интересует? – Вот! – Рё повернулся к Казуе. – Ну, спасибо, друг! – он посмотрел на севшего по–турецки Уэду. – Думаешь, ты меня выдержишь? – Я много лет проработал с Аканиши, – хмыкнул Тацуя. – Тоже мне вызов! Рё сдержанно кивнул. Они с Уэдой не виделись уже давно, но Нишикидо чувствовал, что тот изменился. От Тацуи веяло спокойствием, уверенностью и силой. Впрочем, Рё был тоже не лыком шит. – Ну и прекрасно, – Рё снова повернулся к Каме. – Тогда договорились, – и сложив руки на груди, предупреждающе добавил, – И больше не ври! Каме хватило совести покраснеть. – Ты же знаешь, как у нас – говорите правду, и только правду. Но не всю правду… – Ага, оправдывайся, – и услышав, смешок Уэды, осклабился, – У феи проблемы? – Нишикидо, не оригинально! Придумай, что-нибудь поновее, - хмыкнул Уэда. – Зачем? Тебе и этого хватит. Уэда встал и посмотрел на Рё сверху вниз. На самом деле разница в росте у них была небольшая – сантиметра три, но сейчас Тацуя казался огромным. – Ты либо подрасти сначала, либо помалкивай, – протянул он. – А ещё лучше – не нарывайся. Рё не знал, почему, но ему показалось, что его засунули в печку; от Уэды шёл такой жар, что это ощущалось почти физически. – Офигел? Странно, но пахло от Уэды леденцами… Рё стало неуютно. Уэда будто специально выводил его из себя. Нишикидо посмотрел ему в глаза. Тацуя был спокоен и даже невозмутим. Ничего общего с тем забитым зверьком, которого тот знал когда–то. Он расплылся в хищной улыбке; начало было многообещающим... – Так, – протянул Каме. Рё одарил его скептическим взглядом. – Недели вам хватит? – Сколько–сколько? – Рё не поверил своим ушам. – Ты хочешь, чтобы мы справились за неделю?! – но его возмущение разбилось о закрытую дверь – Каме предусмотрительно сбежал. Засранец… Рё посмотрел на Тацую. Он думал, что после липового примирения в 2004 их дороги разошлись, но, оказалось, не совсем. Уэда смотрел на него как–то чересчур внимательно; Рё помнил этот взгляд. Может быть, он ошибался, но Тацуе гораздо больше шла улыбка... – М–да… – подвёл он черту. Уэда нахмурился и, отойдя к дивану, полез в рюкзак. Вытащив оттуда блокнот в блестящей фиолетовой обложке, он кинул его Нишикидо. – Стихи, – коротко информировал Тацуя. – Каме сказал, что мы можем их подкорректировать. – Понял, – кивнул Рё. – Ну что, начнём? – капюшон кофты отбрасывал на лицо Тацуи тень и Рё подумал, что больше всего Уэда похож на самого обычного парня, каких полно летом в парке; для полноты образа ему не хватало лишь скейта под мышкой или роликов, в крайнем случае баллончика с краской – его было очень легко представить рисующим граффити. – И сделай лицо попроще… Раньше сядем – раньше выйдем! Рё сглотнул. Он не боялся Уэду, но внутри почему–то всё звенело от напряжения. А в голове царил полнейший кавардак. – Обменяемся телефонами? Рё нахмурился; он не собирался давать свой номер человеку, который его раздражал. – Зачем? – На всякий пожарный, – успокоил Тацуя. Рё понимал, что тот прав, но стоило только представить в списке контактов Уэду, как его передёргивало. – Обойдёшься мейлом, – отрезал он. – Мой номер тебе ни к чему. – Воля ваша, – вздохнул Уэда. *** – Что с тобой? – Йоко недоумённо посмотрел на буквально стёкшего на диван Нишикидо. – Выглядишь так, словно вернулся с войны. – Оно самое, – кивнул Рё. – Это был жестокий бой. – Не преувеличивай, – Йоко сел ему на ноги. – Не верю, что всё настолько плохо. – Мы с Уэдой пишем музыку, – признался Рё. Йоко заржал. – И он тебя не убил? У парня выдержка буддистского монаха. – Не понял? – Рё перевернулся на бок, чтобы можно было дышать. – Я же само очарование. – Ага, прямо велоцираптор*, – Йоко ухмыльнулся. – Небольшой рост и симпатичная мордашка – а на самом деле – коварный зубастый хищник... – Ну ты и загнул! – Не обижайся. Ты превратил его юность в ад – это уже история, вся страна это слышала. И видела. Делай выводы и будь начеку. – Йоко прав, – подал голос Субару. Шибутани сидел на соседнем диване и играл на телефоне. Хина присел перед Рё на корточки и ткнул указательным пальцем ему в лоб. – Не провоцируй его. Сейчас он физически гораздо сильнее… – Вы что, совсем?! – Нишикидо вытаращил глаза. – Девять лет прошло, я и думать о нём забыл! Йоко хихикнул и двинув Рё под рёбра, прилёг рядом с ним. – Извиниться никогда не поздно. – За что? – удивился Рё. – За детские обиды? Не вижу смысла. К тому же, через неделю мы разбежимся. –Ты же джоннис, – прикрыл глаза Йоко. – Не зарекайся. *** Ему снился старый кошмар. Он стоял один на сцене, в синем круге света и пел «Код». Он всегда пел только «Код», пел самозабвенно, слыша лишь свой голос и звуки гитары. К середине песни он слишком близко подошёл к микрофону, облизал губы и… …И дал петуха. В зале мгновенно стало темно, зрители исчезли. Не осталось никого, даже персонала. Рё остался совершенно один. Спина стала мокрой, под ложечкой засосало. Он зажмурился от ужаса, а когда открыл глаза, то увидел перед собой одного из старших братьев. – Под фанеру поёшь, – осуждающе заявил тот. – Уши вянут! – Неправда! – заорал Рё и открыл глаза. Сердце стучало, как ненормальное, по вискам стекал холодный пот. Дотянувшись до тумбочки, он открыл верхний ящик и, раскидав в стороны презервативы, визитки и конфеты, вытащил фотографию. Закулисное фото – крупным планом он и Учи. На Рё жёлтый костюмчик, Учи в чём–то похожем. Обведя пальцами своё лицо, он успокоился. Дурацкий сон! Рё никогда не пел под фанеру – и, уж, тем более, не оставался один в пустом зале; он – честный профессионал, всегда им был, есть и будет. Неожиданно взгляд зацепился за какую–то деталь. Рё присмотрелся – странно, раньше он никогда не замечал на заднем фоне Уэду. Тацуя беседовал с Накамару, но смотрел прямо на него. Рё вздрогнул и натянул одеяло до шеи. Он знал, что больше не уснёт, но вставать не хотелось. *** Песня Каме была о том, как хорошо быть собой. Рё ухмыльнулся; интересная складывалась ситуация. Ему предстояло написать музыку с человеком, которого он неоднократно обвинял в том, что тот всегда скрывал своё истинное лицо. И, главное, время–то какое выбрали – ещё никогда Нишикидо не чувствовал себя более странно. – Бред какой–то, – высказался он вслух, когда Уэда попытался взять на гитаре новый аккорд. – В этой музыке нет ни капли естественности. Уэда был невозмутим. – Есть предложения? Если – да, то я слушаю, – отложив гитару, Тацуя положил подбородок, на сложенные в замок руки. – Давай, гений, удиви! Рё посмотрел на гитару, аура раздражения исходящая от Уэды, читалась без труда. – Для начала – ни ноты от Гакта! Встав с дивана, он подошёл к синтезатору. В руках Рё держал блокнот в простой чёрной обложке, исписанный его не самым понятным почерком. В него он записывал тексты песен, изредка – музыку. Рё провёл кончиками пальцев по нотным значкам. Мелодия, звучащая у него в голове, идеально подходила для гитары... Он так увлёкся, что не заметил, как у него за плечом застыл Уэда. Тот стоял, склонив голову на бок и внимательно слушал. – Неплохо, – вынес он вердикт. – Но, что, если мы сделаем вот так? Тацуя протянул руки к синтезатору и повторил мелодию, добавив в неё несколько высоких нот, словно разбавлял намечающуюся тоску свежим, оптимистичным дыханием. – Годится, – Нишикидо улыбнулся. Ему понравилось. Рё не понимал, что с ним творилось, но ему было нехорошо. Следовало выйти на улицу; от духоты, что царила в студии, плавились не только мозги... – Тебе понравилось, – Уэда прислонился к двери. – Или у тебя язык отсохнет, если ты в этом признаешься? – А то! – Рё с трудом удержался от желания засунуть руки в карманы. Играть ногами он, к сожалению, не умел. – Нишикидо, – Тацуя приподнял бровь. – Оставь синтезатор в покое. Рё и не заметил, как вдавил клавиши до упора. Он посмотрел на Уэду. Хищник – это первое сравнение, что пришло ему в голову. В скрывающем лицо капюшоне Уэда напоминал дикого зверя. Рё почувствовал, как у него на загривке поднимаются волосы. Неделя! Неделя, – напомнил он себе. А потом – свобода! – Хм… Рё посмотрел в блокнот, вытащил из–за уха карандаш и что–то быстро записал. Внесённые Уэдой изменения превращали заурядную музыку во что–то стоящее; за это он готов был поручиться. – Купи нормальную нотную тетрадь, – посоветовал Тацуя, гладя на его старания. – Сам же потом запутаешься в этих каракулях. – Отвянь, сам небось пишешь на обороте ресторанных счетов, – отбрил Нишикидо. Уэда поморщился. Рё злорадно хмыкнул. Один – ноль. – Впрочем… Делай, как знаешь! Рё ни за что не признался бы даже самому себе, но его взгляд неизменно цеплялся за профиль Уэды. К его удивлению, у Тацуи оказался очень выразительный нос; когда он играл, крылья носа выдавали настроение хозяина с головой. В последний раз Нишикидо смотрел на Тацую с таким интересом, когда тот признался, что видит фей… – Будь добр, – Уэда криво улыбнулся. – Не пялься. Бесит. – Я не пялюсь! – Угу, ты во мне сейчас дыру протрёшь! – Тацуя потёр подбородок, Рё этот жест показался удивительно женственным, что нельзя было сказать о голосе Уэды. Нишикидо только сильнее сжал в пальцах карандаш; ещё немного – и он бы его обязательно сломал... Каме нужна музыка; он редко придумывал номера, которые удивляли – и не потому, что не хватало фантазии. Просто он считал, что хорошего – понемногу. И если он обратился за помощью к ним, значит ему потребовалось нечто действительно поразительное. Вот так, а теперь – взял себя в руки и успокоился! – Как тебе это? – повернувшись к Тацуе, Рё замурлыкал пришедшую в голову мелодию. *** Музыка во многом напоминала Рё дружбу. У него были любимые и не любимые ноты, последние отличались тяжёлым звучанием, заглушая остальные, мешая свободно петь; когда он пытался их взять, то не мог отделаться от неприятно–кислого ощущения на языке. Рё понимал, что любая песня содержит все семь нот; в этом тоже было что–то от людей. Они тоже не отличались совершенством. У него, конечно же, были друзья. В Учи плохое и хорошее весьма гармонично сплеталось в единое целое, Нишикидо понимал его с полуслова. Остальные друзья Рё отличались некоторым нездоровым задором. Ямапи, Джин, рейнджеры – все они напоминали детские песни, которые было так легко петь в хорошем настроении, когда тянуло на приключения. И неважно, что все плохо помнили слова, главное – ритм. Были у Нишикидо и такие друзья, как Каме. Которые вроде и состояли из одних противоречий, но если приноровиться и начать петь чётко и громко, то можно было стать свидетелем чуда – негармоничные, тяжёлые ноты в сочетании рождали гармонию. Уэда, по мнению Нишикидо, тоже состоял из достаточно тяжёлых нот. Но, в отличие от Каме, с ним Рё, похоже, находился в диссонансе… *** – Каме, – ныл он в трубку. – Я не могу! На часах было девять вечера. До этого они с Уэдой пять часов и сорок семь минут кряду честно работали. Они писали и переписывали то, что сочинили вчера – и к концу дня были в таком состоянии…Удивительно, что обошлось без жертв. Рё не врал, они действительно едва не перегрызлись. И ему было жаль, что только едва… Каме закатил глаза. – Что случилось? – Он просто невыносим, – выпалил Нишикидо. – Я ему – слово, он мне – десять! – Рё–чан… – хихикнул Казуя. – Помолчи. Помолчи и подумай о том, что ты только что сказал. Нишикидо глубоко вздохнул; ржущий в трубку Каме раздражал. – И что смешного? – не выдержал Рё. Он уже минут двадцать сидел в машине и с трудом удерживался от искушения побиться головой об руль. – Да, так… – успокаиваясь, произнёс Казуя. – Кое–кого вспомнил… Догадайся – кого? – А ты видел, как он одевается?! – обиделся Рё. – Ну, видел. И с каких это пор одежда влияет на музыку? – С тех самых, как мы согласились вместе работать. Он меня бесит! Каме замялся, подбирая слова. – Уэда… изменился, – сказал он наконец. – Просто помни об этом. Иначе тебя ждут более неприятные сюрпризы. – Прошло ДЕВЯТЬ лет! Не держи меня за идиота! – Прежде всего, вы оба – талантливые профессионалы. Поэтому я вас и выбрал! – перебил его Каме. – Никакие возражения не принимаются! Мне. Нужна. Эта. Песня. Рё стало стыдно. – Изверг. Чёрт с тобой, я попробую… – Вместе с Уэдой? – Вместе... – Тогда я у тебя в долгу. – Пока не за что, – отмахнулся Рё. Он вспомнил пёструю кофту Уэды, в которую тот был одет сегодня и прикусил губу. Впереди ждал новый день. Но – всё потом, сейчас Рё собирался дозвониться до Пи и напиться. Желательно в хлам. *** – Уэда сконцентрировал в себе всё, что я ненавижу, – сказал Рё; что удивительно, сказал чётко, без запинки. Он говорил то, что думал – и ему было плевать на мнение окружающих. И с нотациями к нему никто не лез. – Звучит интригующе, – признался Кояма. – А конкретно? – Неважно, – буркнул Рё, вспоминая, что когда впервые увидел Уэду в синих контактных линзах, то подумал, что парень вышел в астрал. А белая кожа в сочетании с такими же волосами, делала Тацую похожим на выброшенную на берег русалку. Причём мёртвую. Нишикидо не выносил, когда люди выглядели так уязвимо. – Он должен быть жёстче! – Рё–чан, не все такие зубастые, как ты, – вмешался Ямапи. – Это тебе наплевать, что тебя долгие годы дразнили коротышкой. Уэда другой. На самом деле Пи ошибался. В юности Рё ничего не мог сделать со своим ростом, кроме, как верить и ждать, что однажды гормоны придут в норму. И на все подначки огрызался лишь потому, что не хотел быть похожим на ребёнка. А со временем отрастил зубы и заматерел. Но Уэда остался собой… И Рё это бесило. Ему не нравилось, что Уэда слаб. – В шоу–бизнесе выживают сильнейшие… – Рё поперхнулся. Ямапи постучал его по спине, Кояма прикусил губу. – И ты решил наставить его на путь истинный? – Рё–чан, между прочим, ты задолжал ему извинения, – заметил Ямапи. Нишикидо извинился. Мысленно. Но воображаемый Уэда отчего–то посмотрел сквозь него. И это задело Рё до глубины души. Он первым отвёл взгляд. *** Огрызаться всерьёз Уэда начал лишь на третий день. Рё не удивился, потому что подобного развития событий ожидал изначально. Нишикидо считал Тацую сущим наказанием. Как он ни пытался с ним договориться – всё без толку… – Через пару часов у меня начало съёмок, – предупредил Рё, когда Уэда попытался слинять домой раньше положенного. – Извини, но подготовка к концерту выжала из меня все соки. Рё одарил его сочувственным взглядом, Тацуя на самом деле спал на ходу. Но уже через секунду дал себе мысленного пинка, – он не виноват, что Уэда не сумел грамотно распланировать день. – Время – деньги, – Рё сжал в руке гитару. Он чувствовал, что тоже на грани; его знобило, даже включённый обогреватель не спасал. Нишикидо не любил зимы, а в Токио они были ничуть не лучше, чем в Осаке. – Мог бы позвонить… Уэде было плевать, он круглый год носил шорты. А Рё, глядя на него, мёрз ещё сильнее. – Ну, конечно, – хмыкнул Тацуя, – позвонить по номеру, которого мне не дали! Огрызнулся он совершенно по делу, этого Нишикидо не мог не признать. – Держи, – Рё протянул ему телефон. – Мир? – В смысле? – Уэда нехотя расстегнул пальто; сегодня на нём был тонкий свитер с каким–то цветочным принтом, что, по мнению Нишикидо, очень ему шло. Рё на мгновение зажмурился – он, что, только что посчитал Уэду симпатичным? Всё!.. В ту сторону больше ни взгляда! – Забей мне свой номер, – потребовал он, злясь больше для вида, чем на самом деле. – Я думал, что это лишнее… У Рё от гнева покраснели даже уши. – Принцесса, заткнись и дай мне свой номер! Уэда взял телефон. Рё почувствовав, невесомое прикосновение к своей руке вздрогнул. У Тацуи оказалась на удивление грубая кожа. – Принцесса? – Уэда насмешливо фыркнул. – Давненько меня так не называли. Он рывком снял шляпу. Рё с удовлетворением заметил, что волосы у него уже значительно длиннее стандартного ёжика. Насколько Нишикидо помнил, Уэда сбрил волосы ради съёмок, но полной уверенности у него не было. Он дораму не смотрел, ибо в свободное время старался даже не вспоминать о работе. Взгляд Уэды был весьма выразительным, будто доказывал, что уже давно не похож на девушку; но Рё в данный момент интересовал только его телефон. – Прости, – хмыкнул он, – но на девушку ты похож даже с короткими волосами, – Нишикидо безбожно врал – сейчас Тацуя напоминал ему красивого юношу, но чёрта с два он в этом признался бы. – Ты просто исходишь ядом. Смотри, не захлебнись! – Уэда быстро застучал по кнопкам. Закончив, он кинул телефон Рё. Нишикидо прочитал – «Уэда» – категорично, скромно и со вкусом... – Хотя сомневаюсь, что он мне понадобится, – он спрятал мобильник, – Если всё будет нормально через четыре дня мы уже разбежимся. – Тебе не терпится? – Рё показалось, что Тацуя обиделся. Ему даже стало неловко; парень устал, а тут ещё он со своими претензиями… Что поделать, в обществе этого типа Нишикидо себя плохо контролировал. – Много чести! – буркнул он. Уэда досадливо поморщился. – Так я и думал… опять всё дело во мне! Больше слов, Рё вывело из себя выражение снисходительности на усталом лице Тацуи. Словно тот хотел высказать всё, что думал, но отчего–то сдержался. – Заткнись! Будь паинькой... Не успел Рё договорить, как его сгребли за ворот. Крепко так сгребли, со знанием дела. Приложив Нишикидо к стене, второй рукой Тацуя блокировал пути к отступлению. – Договоришься ведь… – прошипел Уэда. У него был хриплый, низкий голос. И сдерживался Тацуя явно не от слёз. – Я не виноват, что ты похож на бабу, – Рё задыхался, кулак Уэды слишком сильно давил ему на солнечное сплетение. – Держи своё мнение при себе, – посоветовал Тацуя, сузив глаза. У Нишикидо задрожали колени; то ли свет так падал, то ли он прозрел, но внезапно Рё понял, что Уэда совершенно прав. Женского в нём было не больше, чем в самом Нишикидо, то есть – ноль. Ни у одной знакомой девчонки не было таких сильных рук, крепкого тела и опасных глаз. За этой обманчиво мягкой внешностью со всей определённостью скрывался именно мужчина. – Говорю, что хочу! – к сожалению, слова прозвучали не слишком уверенно. Температура в студии подскочила на пару градусов. – Пусти уже... Уэда, что–то пробормотал себе под нос, но отпустил. Нишикидо медленно съехал вниз. Если пару мгновений назад было холодно, то теперь Рё стало нестерпимо жарко; по венам бежала раскалённая лава, грозя поджарить изнутри. – И запомни на будущее! Я – парень. Взрослый. И, кстати – сертифицированный боксёр! Рё невольно отвёл глаза и облизал губы – хотелось пить. Тацуя излучал такую энергию, что окружающие должны были рассыпаться пеплом у его ног. Но почему–то представил эти сильные руки у себя на плечах… Безо всякой на то причины. Просто так. – Не волнуйся, – выдавил он. – Не забуду. *** СМИ работали на славу; даже если бы Рё попытался вовсе не читать газет, он всё равно наткнулся бы на фотографии бритого Уэды. Первое, что приходило Нишикидо в голову при взгляде на такое фото – какие огромные глаза… *** Рё подошёл к автомату и нажал на кнопку – холодный кофе был просто необходим. Ему было жарко, несмотря на зиму, к тому же начиналась мигрень, а Рё от неё всегда спасал только кофе. После вчерашнего инцидента в студии висела напряжённая тишина, разговаривали они исключительно на служебные темы, Нишикидо не покидало ощущение, будто он на поле боя. Он понимал, что надо извиниться, Каме на них рассчитывал, но было одно «но» – рядом с этим Уэдой у него, как бывало в юности, возникло стойкое желание прикинуться ветошью и не отсвечивать. Быть взрослым оказалось трудно. – Нишикидо, – позвал Тацуя. Рё от неожиданности, чуть не пролил на себя кофе. Уэда, одетый в чёрную трикотажную кофту, свободно сползающую с правого плеча, стоял перед ним сложив руки на груди. А из–за того, что он хмурился, острый подбородок выделялся, особенно сильно. Без косметики, с короткой стрижкой, Тацуя был по–настоящему красив. Сообразив, что именно он только что подумал, Рё покраснел… – Что? – огрызнулся он, мысленно ругая себя последним словами. Кажется, у него намечались проблемы… – По поводу вчерашнего… Мир? – было видно, что Уэда и сам не восторге от того, что пришлось извиняться, но Нишикидо было не до чужого смущения, он никак не мог справиться со своим. Сердце стучало так громко, что, казалось, его не слышал только глухой. – Но – на будущее – следи всё–таки за языком! – Ну… не обращай внимания, я всегда такой, – шаг к примирению сделать было нелегко, но оно того стоило. Тацуя, расплылся в совершенно солнечной улыбке, обнажив идеально ровные белые зубы. – Знаю, – кивнул Уэда. – У меня было время подумать, – Рё вспомнил светлые волосы и синие контактные линзы. Неземная улыбка и глупые утверждения о существовании фей. – Но теперь я в себе уверен – и что бы ты ни говорил, это – факт. Нравится тебе, или нет – меня это не касается! – Ясно, – Рё был абсолютно серьёзен. – На самом деле дело даже не в тебе, – Нишикидо отвёл взгляд, смотреть на Уэду он посчитал опасным. – Просто я частенько говорю быстрее, чем думаю… – Я заметил. А по–другому привлекать внимание не пробовал? – Да! – Рё сжал переносицу. – Или – нет… Не знаю! Люди такие разные… Язвить гораздо легче, чем пытаться понять. – Рё пожал плечами. – В общем, не представляю, как с тобой быть… Уэда смотрел на него, как родители смотрят на непослушного, но горячо любимого ребёнка; вроде подзатыльника хотели дать, а жалко. Нишикидо от негодования даже приоткрылся рот. – У тебя сейчас взгляд побитой собаки, – улыбка Тацуи стала шире. – Точнее, как у нашкодившего щенка. – Да ты...! – Рё впился в него возмущённым взглядом. То, что ему хотелось сказать, не пропускала цензура, поэтому пришлось промолчать. – Не злись, – примирительно улыбнулся Тацуя, – Я люблю собак!.. Рё почувствовал, как в груди, сжимая сердце разлилось незнакомое тепло. *** Рё прекрасно помнил, какими глазами Уэда смотрел на него в августе 2003–го. Такое забыть было невозможно, – парень буквально посерел, когда Нишикидо обратился к нему с вопросом. …Осакские джуниоры обменивались шпильками с токийскими коллегами – всё было в рамках сценария. Каме, оценив обстановку, тут же заслонил Уэду, а Коки для надёжности ещё и прижал к себе. Рё тогда сделал вид, что его это не касается, но на самом деле чувствовал он себя паршиво; во–первых, ляпнул он не со зла, а во–вторых, потому, что не умел извиняться. Принципиально. Именно тогда его впервые обозвали язвой. За кулисами после выступления, Рё с умильной улыбкой наблюдал, как Каме и Учи обменивались телефонами… Казуя поднял на него доверчивые, широко распахнутые глаза. – Зря ты так… с Уэдой, – в мягком голосе Каменаши слышался упрёк. – Он этого не заслужил. Рё проследил за его взглядом, Тацуя сидел рядом с Коки и слушал так внимательно, словно Танака открывал ему тайны мироздания. Рё не знал, почему – но Уэда действовал на него, как красная тряпка на быка. Когда Тацуя сутулился, то со спины напоминал Нишикидо его самого, каким Рё был когда–то, пока не отрастил зубы. Рё снова перевёл взгляд на Каме и Учи. – Ничего личного, это же сценарий… – согласно которому он должен был дразнить Уэду, но, похоже, перегнул… Каме прикусил губу. И Рё невольно задумался, почему в его присутствии он чувствовал себя младшим, хотя фактически было наоборот. Ощущение, откровенно говоря, не из приятных. – Некоторым требуется время, чтобы разобраться в себе, – Казуя перевёл взгляд на Аканиши; тот уже успел сесть рядом с Ямапи и теперь пытался спровоцировать его на безобидные шалости, – Каме снова посмотрел на Рё. – Разве в этом вы не похожи? *** После инцидента сотрудничество, как ни странно, стало более плодотворным. Теперь Рё огрызался лишь от скуки, Тацуя, чувствуя настроение напарника, не обижался, только изредка фыркал в ответ. Нишикидо в порыве вдохновения даже подумал, что они с Уэдой, несмотря ни на что – вполне сносная команда… – Фортепиано, – предложил он раньше, чем Уэда успел открыть рот. – Согласен, – Тацуя потянулся. – Для вот этих двух строк, – он ткнул пальцем в текст песни. – Ты меня просто опередил. Рё махнул рукой, давая добро, – и пальцы Уэды запорхали над клавишами. Когда Нишикидо открыл глаза, тот улыбался. – Нравится? Рё подумал о том, что согласился бы работать с Уэдой и дальше, только бы тот ему улыбался. Нишикидо не понимал слов, но от солнечной улыбки ему было хорошо. Каким же он был дураком, что пропустил целые годы… – Да, – честно ответил Рё, быстро записывая ноты в свой блокнот. – Очень. Музыка объединила их. Сочиняя, они дурачились, распевая дуэтом – и получали от этого истинное удовольствие. А ещё Рё старался не слишком пялиться на руки Тацуи; они завораживали – тёмная кожа, небольшие ладони, аккуратные пальцы, – хотя нет, мизинец на правой руке явно был когда–то сломан – последствия занятий боксом. А когда Уэда садился за синтезатор, он словно преображался – его пальцы летали над клавишами, заставляя бездушный инструмент рождать мелодию. Но ещё свежа была память, как разозлённый Уэда схватил его за грудки… – О чём задумался? – Тацуя приподнял бровь. – Да так… Уэда оказался настоящим клубком противоречий, Нишикидо подумал, что ему вряд ли хватило бы жизни, чтобы понять его. Было в нём нечто особенное; что–то скрытое за тихим голосом, за улыбкой… Чем больше он общались, тем больше Рё понимал, что с Тацуей ему интересно. Нишикидо не без основания подозревал, что даже если бы он провёл в обществе Уэды сутки, то вряд ли бы добрался хотя бы до верхушки айсберга. А ему хотелось внутрь, туда, откуда брала силы эта солнечная улыбка… Задача из безнадёжных, но он любил рисковать. *** – Мы с Уэдой пишем песню, – сказал Аканиши, усаживаясь рядом с Пи. – И как..? – Нишикидо состроил выразительную мину. – Лучше, чем с тобой, – осклабился Джин. Рё отлично читал между строк; Аканиши предупреждал... Интересно, что ещё ему предстояло узнать? *** Он записывал ноты с такой скоростью, словно боялся не успеть или забыть. Дописав, передал блокнот Уэде. Тацуя пару секунд вчитывался в его каракули, потом сел за синтезатор. Рё запел. Из них получился замечательный дуэт. Неизвестно, как, – но им удалось поймать волну, теперь они понимали друг друга без слов. Опыт был уникальным для обоих. Рё знал, что вряд ли справился бы в одиночку. Будь самим собой. Теперь Рё искренне считал, что несмотря на смазливое лицо, любовь к баскетболу, боксу, странным шмоткам и кожаным ботинкам на шнуровке, Уэда – вполне нормальный мужик. – Нишикидо, ты меня слушаешь, или спишь? – Зачем, ты же всё равно присоединишься только в припеве. – Давай ещё раз с начала, – предложил Тацуя. – Есть у меня одна мыслишка… – Всего одна? – притворно удивился Рё. – Ага, поворчи ещё, – хмыкнул Уэда. – Нам не хватает гармонии. – Это как? – Здесь будет лучше, если Каме запоёт чуть громче и выше, – Тацуя ткнул в нужную строчку. – Что скажешь? – Согласен, – Рё облизнул губы. Сегодня Уэда был одет в пушистый серый свитер, который постоянно сползал с правого плеча, Нишикидо ничего не мог с собой поделать – оголённая кожа просто приковывала взгляд… – Так будет лучше. – Кажется, кто–то витает в облаках… – усмехнулся Тацуя, едва не заставив Рё поперхнуться. На памяти Нишикидо, таким тоном тот разговаривал разве что с Каме; услышать столь игривые интонации в свой адрес было тем ещё потрясением. – Не я, – отмахнулся Рё. – Просто задумался. – Сейчас ты должен думать обо мне, – приказал Уэда. – И о песне! Нишикидо хмыкнул – о другом он в его присутствии давно и думать забыл.