Dissonant Notes

Своё внезапное влечение к Уэде Рё понимал не больше, чем законы физики. И вместо того, чтобы бросить все силы на разгадку этой тайны, он с головой ушёл в работу. Записывал в студии песни, давал интервью. Было ещё кое–что – Рё изменил своим принципам и посмотрел «Побег» – дораму с Уэдой. Да, в последних клипах КАТ–ТУН Тацуя был таким же бритым, как в сериале, но Нишикидо не смотрел их клипы, и, как оказалось – зря. Ему нравился такой Уэда, Рё откровенно им любовался – и ему было плевать, как это называлось. *** Рё считал, что если он кому-то и принадлежит, то только музыке. Он сидел дома на диване и пел под гитару, используя в качестве аудитории цветы в горшках и пустую пивную бутылку. Дома Нишикидо чувствовал себя в безопасности, здесь не надо было держать лицо и притворяться, можно было расслабиться и быть собой. Не язвой, не очаровательным крокодилом – просто собой. Музыка, по мнению Рё, не выносила лжи. Когда он выходил на сцену, то вкладывал в песню все свои силы, всю энергию. То же самое делали и другие рейнджеры: Йоко, Субару… все они выкладывались на все сто, а то и на все сто пятьдесят… Нишикидо любил ноты, потому, что вместе они создавали музыку, которой он жил. *** Он встретился с Ямапи за завтраком. – О чём задумался? – не отрываясь от тарелки, спросил Томохиса. – Случилось что? – На себя посмотри, – Рё не был настроен на душевные разговоры, он просто хотел поесть. – Я первый спросил! – Пи потянулся за стаканом с водой. – Не понял вопроса. – Не пудри мне мозги! – Пи убрал прядь волос за ухо. – Ты похож на пони, – оттаял Рё, глядя на мгновенно насупившегося Ямапи. Не знающие люди подумали бы, что Нишикидо нарывался, но Томо был «знающим», поэтому даже бровью не повёл. – У меня такое чувство, что ты только что со съёмок рекламы шампуня. – Язва, – вздохнул Пи. – Я не так давно стригся, им ещё расти и расти. Или, думаешь, мне стоило повторить подвиг Уэды? – Томо вытаращил глаза. Рё, прикусил губу, чтобы не заржать. – У него сейчас вполне нормальная причёска, – невозмутимо парировал он. – Ему идёт. – Видел, – согласился Ямапи. – Но я – не он, мне бы не пошло. Слушай, – Пи заговорщицки склонился к Рё, – Вы действительно вместе работаете? Каме вчера проболтался… – Как раз на него и пашем, – Нишикидо сделал вид, что это вовсе не сплетня года. – А я думал, что ты Уэду терпеть не можешь, – Пи заглянул ему в глаза. – Мы с Аканиши оба так считали. Причём Джина это бесило, как не знаю что. – Вы в своём уме?! – в голову Рё закрались нехорошие подозрения. – Стоило сто лет назад отпустить в адрес парня пару шпилек – и всё? Ненависть до гробовой доски?! – Если бы пару… – хмыкнул Томо. – Ты ж его доставал при каждой встрече! Рё не нравилось, когда Тацуя прятал глаза за длинной чёлкой, ему не нравилось, как тот постоянно переминался с ноги на ногу… Но это не значило, что он его ненавидел. А с некоторых пор ему вообще казалось, что они поменялись местами – теперь уже Рё прятал глаза и пытался устоять на дрожащих ногах. И всё чаще ловил себя на мысли, что это именно его люди понимали через раз, а то и вовсе не понимали. – Да у нас вообще никаких отношений не было! Я тогда огрызался на всех и вся, а он просто под раздачу попал! – Ты его третировал, друг, – пожал плечами Пи. – Сказать честно, мне он нравится, несмотря на странности, но у кого их нет? – Он не странный, – Томо вопросительно выгнул бровь. – Если только чуть–чуть, – у Пи от любопытства загорелись глаза. – Всё, мне пора, – Рё вскочил, кинул деньги на стол и, прежде, чем Ямапи возмутился, дал дёру. – Пока, Пи. Увидимся! Холодный воздух на улице бодрил. *** Песня. Всего одна песня. А не экскурс в прошлое, в котором он просто оказался не самым чутким. В суровом настоящем у него была задача посложнее – суметь удержать язык за зубами – и избавиться, в конце концов, от напряжения, которое он испытывал в присутствии Уэды. Исключительно Уэды. Нишикидо не собирался с ним дружить только потому, что по воле Каме им выпала честь терпеть друг друга на протяжении недели. Которая, к слову, медленно, но верно, подходила к концу. *** Закончив работу в четыре утра, они собрались по домам. У Уэды в восемь была назначена репетиция с хореографом, а у Рё в девять – первый съёмочный день в дораме. При этом настроение у обоих было отличным; им наконец–то удалось войти в резонанс – и работа горела в руках. Они больше не ругались – Тацуя сразу садился за синтезатор, а Рё брал в руки гитару. Записав последний фрагмент, они посмотрели друг на друга в полной растерянности. – Готово, – тихо сказал Рё, подняв руку, чтобы хлопнуть Уэду по плечу, но остановился на полпути. Тацуя смотрел на него с задумчивым любопытством, склонив голову на бок. Он сидел на крутящемся стуле скрестив лодыжки и сложив руки на груди. И выглядел, по мнению Рё слишком бодрым для того, кому осталось спать от силы часа три. – Слушай, тебе что, совсем не холодно? Зима же… Уэда непонимающе моргнул. – Здесь тепло. – Зато на улице холодно. – Так я лучше чувствую музыку, её вибрацию. Всем телом. – Клиника! – припечатал Рё. Уэда даже бровью не повёл. Нишикидо подумал, что вот такой гармонии и взаимопонимания ему не хватало в прошлом, когда он был джунниором… Тацуя закрыл глаза и с удовольствием потянулся. – Результат покажем Каме завтра. Ему понравится. Наверное всё дело в усталости, но вместо облегчения Рё чувствовал разочарование. – Да. Мне пора, – Нишикидо встал, – гримёры убьют за синяки под глазами. – Ты мог уйти ещё час назад. – Смотрите, кто заговорил! – ощетинился Рё, оглянувшись в поисках куртки. Он кинул её где–то здесь, но не помнил где именно. Уэда тем временем собирал в пакет пустые стаканчики от кофе. Они столкнулись в дверях, когда Тацуя пытался закинуть на плечи рюкзак. Рё остановился, вздохнул, кашлянул и заговорил: – Было неплохо, – промолвил он. – Наше сотрудничество… – Согласен, – Рё с облегчением выдохнул. – До завтра, – зевнул Тацуя, прикрывая рот рукой. Кансаец едва удержался от желания зевнуть в ответ. В груди сладко заныло. Просидев в машине пару минут, Рё попытался расслабиться. «Уэда, – билась в голове мысль, – всего лишь Уэда… Расслабься, Рё». Да, это был всего лишь Уэда, но для Нишикидо уже само имя значило хаос. И ему до одури хотелось от него сбежать. *** Зайдя в уборную, после долгого поджаривания под осветительными приборами, Рё до упора выкрутил холодный кран. И едва не выругался, заметив у соседней раковины, Уэду. – Подвинься, – потребовал он. Настроение у него было и так отвратительным, так что цацкаться он ни с кем не собирался. Только Тацуя, кажется, плакал… – Что? – непонимающе пролепетал он. Голос у него был тихий и какой–то заторможенный, словно он не понимал, что обращались именно к нему. – Ногу убери, – пояснил Нишикидо. – Мешаешь. – А–а–а, – Тацуя отошёл в сторонку, горестно вздохнул и сполз по стенке, обняв руками колени. Сунув голову под холодную воду, Рё довольно зашипел. – Советую сделать то же самое, – он покосился на расхристанного Уэду. – Выглядишь ужасно. Ты что, не понимаешь, что так нельзя? Тацуя скользнул по нему равнодушным взглядом. – Без разницы, меня и так все ненавидят… Рё картинно закатил глаза. – Я видел, что ты пил с Аканиши кофе. – Мы одногруппники. Учимся общаться. – Только не в случае с Джином, – Рё намотал на руку бумажное полотенце, вытер лицо и посмотрел на Уэду. – Он так и не научился врать, поэтому здесь всё честно, – он присел перед Тацуей на корточки. – В этом мы с Джином похожи, – Нишикидо внимательно посмотрел в заплаканные глаза. – Мы не пьём кофе с теми, кто нам противен. – Да, ну? – с сарказмом протянул Уэда. Рё разозлился, у него никогда не получалась роль жилетки, в которую можно было поплакаться. Здесь явно не хватало Учи. Или Ямапи, который всегда знал, как утешить и что сказать. – Ручаюсь! Вставай! – Ага, спасибо! Расчесав волосы пальцами, Рё поспешил к выходу. Но в дверях затормозил, оглянулся через плечо и устало скривился. – Умойся. Ты похож на покойника. Нишикидо не видел, каким взглядом его проводили, но подозревал, что отнюдь не благодарным. Вернувшись к своим, Тацуя остаток дня старался держаться рядом с Джином. *** Музыка была для Рё якорем. Только музыка дала ему силы жить после ухода из NEWS. Реакция фанатов его угнетала, поэтому вместо того, чтобы хандрить, Нишикидо с головой погрузился в репетиции с Канджанями. На них с Пи вылили столько грязи, что даже думать об этом было противно. Рё не хотел в этом признаваться, но ему было обидно. Музыка спасала. Рейнджеры заканчивали запись альбома, – и это окрыляло. Музыка не давила, не ставила перед выбором, она просто расставляла приоритеты. *** – Ну, как? – Рё закрыл блокнот. Тацуя сидел за синтезатором и Нишикидо старательно отводил от него взгляд. – Нормально? Каме закашлялся. Уэда хмыкнул, но потом не выдержал и ухмыльнулся. Рё зажмурился. – Нет, Рё–чан. Вы создали хит! – Казуя облизнулся. Он был счастлив. Нишикидо глядя на него ничего не чувствовал, зато когда такое проворачивал Уэда, ему хотелось ругаться. Или закурить. – Да? – не поверил тот своим ушам. А потом произошло нечто из ряда вон… Не успел Рё и глазом моргнуть, как к нему подлетел Уэда и порывисто обнял. Нишикидо от изумления застыл соляным столбом, в висках застучало. Уэда пах весной... – Будь уверен! – заверил их Каме. – Мне не терпится это спеть, – он посмотрел на своих композиторов. – Спасибо, друзья! – Да, – подал голос Уэда. – Несмотря на отсутствие у Нишикидо навыков общения, у нас получилось. Выпутавшись из чужих объятий, Рё состроил злую мину. Улыбка Тацуи никуда не исчезла, Нишикидо сглотнул. И судя по тому, как недоумённо моргнул Уэда, он это заметил, но к большой радости Рё, слегка покраснел. Каме хлопнул в ладоши. – Кстати, вы сможете придти на запись песни? Я буду рад! – в основном Казуя обращался к Рё, расписание Тацуи он более–менее знал. Удивительно, но Нишикидо чувствовал себя так, словно родители поймали его ночью на кухне за воровством печенья. У него мгновенно взмокла спина. Встречаться глазами с Каме тоже почему–то не возникало желания. – Приду, – Тацуя одёрнул кофту. Рё молча кивнул. Когда ушёл Каме, Нишикидо не заметил, но когда очнулся, то понял, что в студии они с Тацуей остались одни. Уэда стоял, прислонившись к подоконнику, глядя на него немного задумчиво и отстранённо. – На что уставился? – Тацуя озадаченно нахмурился. Закинув сумку на плечо, Нишикидо пытался придумать, что сказать. В студии повисла неуютная пауза, а у него в голове было пусто и опять становилось нечем дышать. Вот тебе и перемирие – одно неосторожное слово – и всё стало по–старому. Будто и не было этих дней... – Оглох? – Я не уставился, – сухо поправил Уэда. – Только хотел спросить, – выглядел Тацуя помятым. Несмотря на аккуратный грим (наверняка только что со сцены), синяки под глазами были заметными. – Ладно… Забей, проехали! – Ну уж нет, – возмутился Рё. – Терпеть такое не могу. Сказал «а», говори и «б»! – Уэда покачал головой; обогнув напарника, он подошёл к дивану, положил в сумку блокнот, закрыл её и перекинул через плечо ремень. Одет Тацуя был в простую чёрную футболку без рисунка и длинный пушистый шарф. – Я жду! – Чего? Я просто хотел спросить… Может, кофе? – говорил Уэда спокойно, но в сторону Нишикидо не смотрел, Тому хватило и покрасневших ушей. Посмотрев на часы, Рё в сердцах ругнулся. – Не могу, – развёл он руками. – Прости. Уэда понимающе кивнул. – Я же говорил – забей! За дверь Тацуя вылетел, раньше, чем Рё придумал достойный ответ, к тому же он больно задел Нишикидо плечом. Мысленно сосчитав до десяти, Рё покинул студию. Уэда явно расстроился, в последний раз таким он его видел много лет назад, когда они столкнулись в уборной… Мы не пьём кофе с теми, кто нам противен. – Твою же мать! – это ж надо было так лохануться! Сдав ключи охраннику, Рё пулей понёсся к автостоянке. Уэду он увидел сразу; тот, ссутулившись, неторопливо брёл к своей машине. И на нём снова были шорты. Рё поёжился. – Погоди! Тацуя, засунув руки в карманы, обернулся. Нишикидо проклял его чёртову шапку. Ему нужно было видеть глаза. – Что? – сквозь зубы выдавил Тацуя. – Я не вру! Я правда не могу! – прокричал Рё, задыхаясь. Добежав до Уэды, он с облегчением упёрся руками в колени. – И не заставляй меня бегать за собой! – Даже не думал, – холодно сказал Тацуя. – Я всё понимаю, работа есть работа. Мы помогли Каме, а остальное… неважно. – Не говори ерунды, – выпрямился Рё. Он поёжился и втянул голову в плечи – холодный январский ветер пронизывал насквозь. Вздохнув, Уэда снял шарф и дважды обернул его вокруг шеи Рё. – Идиот. Если уж ты такой мерзляк, то одевайся теплее! Они не смотрели друг на друга, Тацуя отводил глаза, а Рё пытался согреть дыханием озябшие руки. – Не успел, боялся тебя упустить, – близость с Уэдой согревала Нишикидо лучше любой одежды. – Через полчаса у меня съёмки начинаются, – Рё посмотрел на часы. – Точнее уже через двадцать минуть, сам понимаешь, какой тут кофе… Тацуя недоверчиво моргнул и отстранился. – Понимаю, – он неловко развернулся, пытаясь уйти. Рё натянул шарф до носа. – Но зато я свободен завтра! Взгляд Уэды пронизывал, как рентген. – Хм… – на пухлых губах мелькнула улыбка. Рё сразу стало теплее. – Странно… – Шарф, – Нишикидо, попытался снять его, но тут его руки накрыла чужая ладонь. – Оставь. До завтра. Рё показалось, что его ударило током. Кажется он начал понимать, какой именно музыкой был Тацуя, в какую мелодию складывались тяжёлые ноты и почему он раньше никак не мог войти с ними в резонанс. *** Сосредоточиться на работе не получалось. Режиссер потихоньку зверел и даже киношный сын смотрел на Нишикидо, как тому показалось, осуждающе. А Рё нервничал в ожидании звонка от Уэды. Нервничал и понимал, что это ненормально. Он ведь совсем недавно считал, что такой странный тип, как Уэда не нуждается в настоящих друзьях, с него хватало воображаемых. Рё действительно так считал, но в целом его это не волновало. Зато страшно интриговало. Если бы они раньше общались по–настоящему, а не обменивались шпильками, Нишикидо бы понял, что Тацуя за человек, гораздо раньше. Несмотря на все странности и противоречия. – О чём задумался? – спросила помощник режиссёра, с наслаждением затягиваясь. – Уверена, что совсем не о работе. Рё плотнее запахнул пальто. – Извини, больше никаких личных проблем на съёмках. Обещаю. – Я не хотела задеть, – девушка виновато улыбнулась. – Просто женское любопытство… Нишикидо секунду подумал и тоже затянулся. – Люди иногда меняются в мгновение ока, – задумчиво протянул он. – Не успеешь оглянуться, как они уже совсем другие. – Неправда! – авторитетно заявила девушка. – Это значит, что ты просто невнимательно смотрел. – Возможно, – согласился Рё. Давно он не слышал от коллег столь искренних слов; наверное новенькая, то–то он её не помнил. – Люди не меняются, – продолжила девушка. – Они лишь открывают в себе что–то новое. Или старое – смотря с какой стороны посмотреть... *** Через пять часов его отпустили домой. После перекура он нашёл в себе силы и спас съёмочный день. Что не помешало ему продолжать нервничать. Так он не психовал даже, когда впервые приглашал на кофе Учи. Когда в обед ему позвонил Окура, Рё его отшил. – Прости, наш завтрак отменяется. – Почему? – расстроился Таччон. – Я же знаю, что ты свободен. – Потому, – наставительно начал Рё, – что ты не ешь, – он расхохотался. – Ты жрёшь, как голодный оборотень! В трубке возмущённо заскрежетали. – Я просто люблю покушать. – Кушаю я, а ты заглатываешь! Причём, не жуя, удивляюсь, что не вместе с посудой! – Зато быстро! – Не спорю, только я всё равно не могу. У меня на сегодня другие планы. – Какие планы? Ты ещё скажи, что у тебя свидание! – Я собрался пить кофе с Уэдой. Окура аж присвистнул. – Ни фига себе! Рё–чан, я горжусь тобой! – Заткнись, – не хватало, чтобы над ним ещё издевались. Смс–ка от Уэды застала Рё в душе, когда тот, довольный, подставлял голову под горячую воду, смывая с волос остатки лака. Высушив голову полотенцем и вытерев руки, Рё взял телефон. «Прости, кофе отменяется – перенесли тренировку». Нишикидо перечитал сообщение и застучал по кнопкам. «Можно посмотреть?». Как же он забыл, что Уэда боксёр! Ответ пришёл через пару секунд. «Давай адрес, подберу». *** Рё никогда не был на настоящем ринге, хотя двое его друзей играли боксёров. Но то играли, а Уэда им был. Нишикидо смотрел, как Тацуя наматывает на ладони эластичный бинт, его уверенные движения выдавали многолетнюю практику. По крайней мере, так казалось со стороны. – Почему именно бокс? Несмотря на то, что у него на коленях лежал любимый блокнот с песнями, он украдкой любовался игрой мышц под майкой Тацуи. Ни грамма лишнего веса, настоящий спортсмен. – По многим причинам, – Тацуя размял ноги. – Отличный способ всегда оставаться в форме. – Ну, да, – не поверил Рё. – Шикарный! Особенно для тех, кому нравится профессионально получать по морде. По принципу: морда, морда, я кулак! Иду на сближение! – Придурок, – с нежностью сказал Тацуя. Рё тут же заткнулся. – Бокс помогает сконцентрироваться. И учит просчитывать противника на несколько шагов вперёд, – натянув перчатки, он продолжил. – То, в чём я когда–то был слаб. – Какие сложности! Я думал, что всё куда проще – вышел на ринг, дал оппоненту в рожу – и все довольны! Рё одёрнул футболку; непонятно – то ли в зале было слишком жарко, то ли на него так действовал полуголый Уэда… – Не без этого, – ухмыльнулся Тацуя. – Иногда боксёрская груша – это всё, что у тебя есть для снятия стресса… – Меня не представлял? – с чувством юмора у Нишикидо было более, чем в порядке. – Впрочем, можешь не оправдываться… – Любому супергерою нужна Немезида, – ответил Тацуя. Сердце Рё застучало в такт с ударам его кулаков. Потом Уэду позвал тренер. Рё честно пытался сконцентрироваться на стихах, но быстро понял, что когда перед глазами такое зрелище, это невозможно. Закрыв блокнот он сосредоточил внимание на развернувшейся перед глазами картине. Когда тренер ушёл, Уэда с облегчением развалился на матах. – Извини, – обратился он к Рё. – Не скучал? – Ни капли. Было здорово. – Тренировка? – скептически спросил Тацуя. – Не совсем, добрая фея. Бокс. В правой руке, Рё держал блокнот, поэтому Уэде он протянул левую. Схватившись за протянутую ладонь, тот нехотя встал и с удовольствием потянулся. Нишикидо подумал, что судьба – злодейка, иначе за что этому типу одновременно и красивое лицо и шикарное тело? Где справедливость? – У тебя что, нет денег на нормальную нотную тетрадь? – Тацуя выхватил у Рё блокнот. – Я к этому привык, – блокнот снова перекочевал к хозяину. – Понятно, – ухмыльнулся Уэда. Рё впился в него взглядом. Кинул блокнот поверх тацуиной кофты и подошёл к боксёрской груше. Уэда смотрел на него с искренним любопытством. Замахнувшись, Нишикидо со всей дури двинул по ней кулаком. – Твою же..! – он недовольно покосился на грушу. Кулак горел адским пламенем. Уэда расхохотался. – Охренеть, как больно! – Рё посмотрел на него с подозрением. – Ты точно занимаешься этим для удовольствия? – И для самодисциплины в том числе, – отсмеялся Тацуя. – У тебя не поставлен удар. – Спец, да? – Рё прикусил язык. Вечно он сначала говорит, потом думает… – Дай, покажу! – подойдя к Рё, Уэда правильно сложил его пальцы в кулак. Нишикидо снова показалось, что его прошибло током; кожу приятно покалывало, если присмотреться, наверняка, можно было увидеть ожог. – Бей костяшками, а не пальцами, иначе переломаешь всё к чёртовой матери. И отдача не будет такой сильной. – Понял, – Рё надеялся, что это действительно так, потому, что нормально соображать, когда мозги плавились от близости, он даже не пытался. Уэда улыбнулся и отошёл в сторонку. Кивнув, он подал Рё сигнал. Всё прошло, как по маслу, кулак даже не вздрогнул, хотя пальцы болели. Расплывшись в совершенно хулигански–довольной улыбке, Нишикидо был по–детски счастлив. Когда они подходили к машине Уэды, тот снова предложил выпить кофе. Рё, наматывая на шею его шарф, (который он, конечно же, просто забыл отдать), помотал головой. – Не получится, – с сожалением произнёс он. – У меня через час важная встреча, надо ещё привести себя в порядок. Ага, а то продюсеры подумают, что он не джоннис, а звезда порнофильмов... Нишикидо правда, хотел ограничиться одним ударом, но Тацуя так улыбался, что Рё не заметил, как, сделал все пятьдесят. Мышцы спины и рук болели, как после многочасовой репетиции. – Тогда до следующего раза, – Уэда говорил тихо, но Нишикидо всё равно услышал вопросительные интонации в его словах. Стало стыдно, будто он отказывался не по серьёзной причине, а придумал гнилую отмазку, только для того, чтобы отшить парня. Что было в корне не верно, потому, что Рё, наоборот, хотел узнать Тацую получше. И наконец–то понять, почему именно в его присутствии чувствует себя так, словно нашёл лекарство от рака. Таких ощущений у Нишикидо прежде не возникало... – До следующего, – Рё посмотрел на свои кулаки; теперь его руки были очень похожи на руки Уэды. Дойдя до своей машины, он вспомнил о шарфе. И даже попытался его снять, но Тацуя его вовремя остановил. – Оставь, я не простужусь. Рё скептически посмотрел на его тонкую кофту. – Надеюсь. – Тебе он нужнее. – Спасибо. *** В следующий раз они встретились только на записи песни Каме, после обоим было не до кофе. А потом Рё потащил Уэду в бар в закоулках Роппонги. В баре подавали замечательное пиво, а по четвергам там можно было услышать лучших уличных гитаристов. Им повезло, они попали именно на четверг. Когда гитаристы начали играть, глаза у Тацуи заблестели от удовольствия – и даже Рё несколько раз позволил себе улыбку, хотя по пути в бар не переставал ворчать на Уэду за то, что тот снова влез в свои дурацкие шорты. – Иногда так здорово послушать что–то непопсовое, – перекрикивая толпу, воскликнул Тацуя. – Не то, чтобы я жаловался… – Понимаю, – кивнул Рё, в сотый раз ловя себя на мысли, что он действительно понимает. И не в первый раз… – У меня иногда такое чувство, что я разговариваю с ребёнком, – рассмеялся Уэда. – Ты либо глотаешь окончания, либо что–то недоговариваешь. – Краткость – сестра таланта! – Рё поднял бокал. – К тому же, ты меня всё равно понимаешь. Или завидуешь? – Было бы чему, – отмахнулся Тацуя. – Просто я гений коммуникабельности. – Твоё счастье, – важно сказал Нишикидо. – Хотя – практика, практика и ещё раз практика! – Угу! Глядишь, со временем и тебя разговаривать научим! Они приехали в бар из студии, и у Тацуи на губах оставался блеск, что невольно привлекало внимание. По крайней мере, последние его слова Рё прочитал по губам, потому, что из–за громкой музыки и криков публики ничего не услышал. – Думаешь? А разве это не твой язык? – удивился он, когда понял, что Уэда не сводит с него глаз. – Нет. На нём разговариваешь только ты! По крайней мере, со мной, – Тацуя улыбался. – Не волнуйся, у меня хорошая практика, дальше, думаю, будет ещё лучше, правда? – он сделал глоток из своего бокала и снова повернулся в сторону импровизированной сцены. Рё показалось, будто пиво в его стакане закипело. – Правда, – он был счастлив и ни о чём не жалел. В следующий раз они встретились в квартире Уэды, чтобы послушать окончательную версию их трудов. Каме тоже приехал. Он говорил, как заведённый – о костюмах, танцах и многом другом, от чего у Рё вскипали мозги. Тацуя слушал Казую краем уха и даже не пытался вникать, в конце концов, этого ему хватало на репетициях и совещаниях. Поэтому жаждавшего поговорить Каме он оставил на растерзание Нишикидо. Рё провожал его уход из кухни по–настоящему скорбным взглядом. Когда Каме наконец–то выговорился и упорхнул, сославшись на сотню неотложных дел, в чём, зная характер Казуи, никто не сомневался, Уэда решил провести для гостя небольшую экскурсию. – У тебя так много бабочек. Ощущение, что я в гостях у девушки. – Они мне нравятся, – пожал плечами Тацуя. – У меня с ними особые ассоциации. – Какие? – засунув руки в задние карманы джинсов, Рё закачался на пятках. – Радужный флаг? К Нишикидо подошла одна из собак. Кажется, Эри… Тацуя любил их ничуть не меньше бабочек. – Болван, – хмыкнул Уэда. – В самых красивых существ на планете они превращаются из противных, волосатых гусениц, – Тацуя опустил взгляд на ноги. Рё показалось или у него покраснела даже шея? – Разве не чудо? – Нишикидо подумал, что так смеяться можно только над собой. – Ладно, не грузись! У каждого свои заморочки… – Ты прав... *** «Где мои честно заработанные цветы?», – получив такой мейл от Учи, Рё расхохотался. «Обойдёшься! Хватит с тебя и флирта», – на глупые шутки Нишикидо в принципе не обижался. «Завёл подружку?» Рё недоверчиво перечитал послание. Он проспал – и теперь спешно пытался привести себя в божеский вид. Спокойно получилось только почистить зубы, на остальное времени катастрофически не хватало, поэтому, пытаясь отыскать в шкафу рубашку под свитер, он набрал Учи и включил громкую связь. – Рё–чан, куда пропал? – радостно заорал Хироки. Нишикидо закатил глаза. – Какая нафиг подружка?! Ты бы первый узнал, если бы она у меня появилась. – Ты исчез, – надулся Учи. – А, зная тебя – раз ты игнорируешь друзей, значит развлекаешься как–то ещё… Безупречная логика, в этом Хироки было не отказать. – Может, я просто устал от вас, клоунов и решил, что вы не достойны смотреть со мной «Himitsu no Arashi»? Хотя свободного времени у меня действительно в обрез. – Не заливай! Даже Ямапи признался, что давно тебя не видел. – Врёт! Три недели назад мы с ним завтракали, – ощетинился Рё. – А потом он и сам пропал. – Рё–чан, на кого ты нас променял? Ты ведёшь себя так, словно у тебя появилась девушка! – Вы незаменимы, успокойся! – заверил друга Нишикидо. – И девушки у меня нет! Ладно, потом перезвоню, опаздываю! Нажав на отбой, Рё задумался. «Ты ведёшь себя так, словно у тебя появилась девушка!», – он задумчиво побарабанил по рулю. Ничего подобного! Он просто встречался с Уэдой. Ему нравилось открывать в нём новые, неизвестные стороны. Обычно Рё не любил сюрпризы, но не в этом случае. Тацуя удивлял. Постоянно. В горле пересохло, а в голове что–то щёлкнуло. Взрослый Уэда нравился ему. И Рё хотел быть с ним. И плевать, как это называется! *** Музыка подобна открытиям. Любая песня, которую Рё слушал или пел, помогала ему понимать. Окружающих, самого себя, своё сердце. Знакомство с музыкой Уэды было открытием другого рода. Песни Тацуи отражали новый, дивный мир, понять который удавалось не всем. И не с первого раза. Нишикидо думал, что несмотря на их возможную схожесть, он даже и близко не приблизился к разгадке тайны, что рождала душа композитора Уэды. *** Они собирались посмотреть «Mouse Peace». Просто Нишикидо решил, что неплохо было бы увидеть Уэду и с профессиональной стороны. Тацуя не возражал; он был так измотан подготовкой к концерту, что напоминал тень. Когда Рё открыл ему дверь, то невольно присвистнул – на пороге стоял форменный призрак. Уэда ответил усталой миной. – Кто подложил тебе под матрас горошину? – Рё протянул гостю чашку с чаем. – У тебя всегда такая жара? – пожаловался Тацуя. – Прямо, как в печке… – Есть опыт? Я насчёт печек, – Рё изобразил сочувствие. – Я не врач, но уверен, что такие эксперименты плохо сказываются на здоровье, особенно на мозгах. И, кстати, нормальные люди всё–таки носят шорты летом. – Это не шорты, – зевнул Уэда, – а капри. – Без разницы. Я так понимаю, именно слишком близкое знакомство с печками заставило тебя одеваться не по сезону, да? И, чтобы ты знал, мужчины капри не носят! – Я – ношу, – Тацуя протянул ему DVD–диск. – А у тебя дома – лето. Сам поставь, мне даже вставать лень. – Как подготовка к концерту? – Нормально. У Каме всё под контролем. – Что и следовало ожидать, – хихикнул Нишикидо. – Каме можно запускать в клетку с тиграми, он даже их построит. – Вот поэтому КАТ–ТУН и не нужен лидер, – Тацуя сонно моргнул. – Может, поспать? Или душ?– Рё не знал, чем ещё помочь. – Я только что из душа. Нас сейчас на репетициях гоняют до смерти, почти привык. – Или ты плохо мылся, – Рё щёлкнул его по носу, сбивая блёстку. – Или ты гей. Тацуя залился румянцем, заставив Нишикидо сглотнуть. – Не гей, а джоннис, – поправил Уэда. – Хотя… кому я это объясняю? Уснул Тацуя практически сразу. Он банально отрубился и кулем завалился на Рё. Свет от экрана телевизора бросал на его лицо причудливые тени, заставляя сердце Нишикидо сжиматься от сладкой боли. Тацуя казался ему потусторонним гостем, миражом, привидением. Не выдержав, он протянул руку и кончиками пальцев обвёл высокие скулы; кожа была нежной и гладкой, как у девушки. Притянув к себе спящего, Рё уложил его головой себе на колени. И тут же, не сумев побороть искушения, запустил пальцы в короткие тёмные волосы. А когда Тацуя заворочался, устраиваясь поудобней, замер. И поставил мысленную галочку – посмотреть диск попозже, оторвать взгляд от уснувшего Уэды не было сил. Выглядел Тацуя так, словно спать на коленях у Рё было его истинным предназначением. У Нишикидо сердце кровью обливалось видеть его столь уставшим. – Я отрубился, да? – виновато спросил Уэда, когда проснулся аккурат под финальные титры. – Извини, вымотался. – Я и сам заснул, – отмахнулся Рё. – Хотя кое–что посмотреть всё–таки успел... – Ну-ну… – отвёл взгляд Уэда. Он смотрел куда угодно, только не на Нишикидо. – Спасибо, что на пол не спихнул! Рё надеялся, что в полумраке комнаты не видно его пылающего лица, уши хотя бы точно скрывали волосы. – Будешь должен, – улыбнулся он. – И вообще, я не настолько жесток. – Мне пора. – Диск оставляю, если интересно, досмотри. – Угу. – Кстати! Напомнил! – Тацуя вытащил из рюкзака свёрток. Кажется, Рё собирались подарить книгу. – А в честь чего? – За хорошее поведение, – хихикнул Тацуя, зашнуровывая ботинки. – Вчера Каме показал на репетиции нашу песню. Теперь номер официально включён в концерт. – Что–то припоминаю, – вроде бы Каме присылал ему об этом смс–ку, как всегда с кучей смайликов, сердечек и восклицательных знаков. В душе Рё гордился собой, они с Уэдой создали шедевр. И Казуе он понравился. – Увидимся, – за Уэдой уже закрылась дверь, а Нишикидо ещё пару минут буравил взглядом то место, где он стоял пока обувался. Пройдя на кухню, Рё налил стакан воды и развернул подарок. Это оказался дорогой блокнот в жёлтом кожаном переплёте. На первой странице уверенным почерком Уэды было начертано: «Нишикидо, нотная тетрадь тебе в помощь». Ниже шли ноты их музыки – вариант для гитары. Перед глазами Рё возникла картина – Тацуя склонившись над блокнотом, чуть прикусив нижнюю губу, аккуратно выводит нотные значки... На душе потеплело. «Спасибо», – набрал он смс, предварительно стерев три ответа с ошибками. «Не за что, просто не хочу, чтобы в тебе умер профессионал». Рё расхохотался, его распирало от эмоций, а за спиной раскрывались крылья… *** «Хочу есть», – Тацуя был, как всегда, лаконичен. Рё мгновенно просиял, в перерывах между съёмками эпизодов было ужасно скучно и переписка с Уэдой стала для него отдушиной, заставляя после каждой смс–ки расплываться в глупой улыбке. «Так иди поешь». «Некогда». Рё зарделся, а потом решительно набрал номер любимой кондитерской, в которой в огромном ассортименте водились всевозможные сладости. Пакет домашнего печенья будет в самый раз: во–первых – сытно, во–вторых – вкусно, в третьих – без вопросов пропустят в любую студию Джимушо. – Записку вкладывать? – принимая заказ, спросил продавец. Рё почесал нос. А что? Идея! – Да, пожалуй, –хихикнул он. – Напишите: «В половине из них мышьяк. Угадай, в которой!» – Это всё? – невозмутимо уточнил продавец. – «И удачной репетиции», – Рё очень надеялся, что он не перегнул – и Уэда по достоинству оценит его чувство юмора. О том, что печенье дошло до адресата, Нишикидо узнал в конце съёмок, получив от Тацуи войс–мейл. Нажав на кнопку, он услышал знакомый смех. «Спасибо за печенье! Судя по тому, что мы не можем найти Тагучи, отравленную половину съел именно он. Если серьёзно – было ужасно вкусно! Ещё раз спасибо!» Уэда не меньше Рё удивился подарку, но, судя по голосу, ему было приятно. Нишикидо стало одновременно хорошо и неловко. «Ни слова одногруппникам, испортишь мне репутацию», – отправил он и немного подумав, добавил. – «Если я разорюсь на печенье, виноват будешь ты». «Я – могила!», – Тацуя не пользовался смайликами, но Рё и без них видел его улыбку. *** Губы и язык ласкали шею, а ловкие пальцы невесомыми прикосновениями – грудь и живот. Рё выгнулся, пытаясь прижаться покрепче; в паху немилосердно горело. Он подался бёдрами вверх и протяжно застонал, услышав в ответ низкий, хрипловаты смех. Поцелуи, обжигая, спустились к животу, а потом горячий язык прикоснулся к пупку… – Нетерпеливый… – хрипло рассмеялись над ним, заставив Рё захлебнуться воздухом от предвкушения. Он запустил руки в мягкие волосы, дёргая за короткие прядки. А уже через секунду едва не заплакал от наслаждения. Эти губы, эти чудесные, прекрасные губы накрыли его член… Рё умирал, ему было так хорошо, как не могло быть при жизни. Такого минета, с такой страстью, желанием, самоотдачей ему не делали никогда, от этого буквально сносило крышу. Он зажмурился, до развязки оставалось меньше мгновения. Внутренним взором он видел знакомое лицо… … И тут же распахнул глаза, с сожалением понимая, что это всего лишь сон; он кончил. В квартире никого. – Твою же мать! – подвёл он черту… Рё не был идиотом и склерозом не страдал, он прекрасно запомнил, кто ему снился. Он узнал эти руки, эти пухлые губы и теперь вывод напрашивался сам собой. Уэда. Конечно! Рё застонал… По жизни он не искал лёгких путей!