Кризалис

Вскоре после ухода Снейпа Гарри опытным путем обнаружил (к своему невыразимому облегчению), что наконец-то может уснуть. Когда он брел в спальню, вымотанный до предела, то все же мало на что рассчитывал, хотя от утренней порции кофеина в его организме почти ничего не осталось. Однако в ту же минуту, как его голова коснулась подушки, Гарри вырубился как выключившаяся лампочка. Конечно, сон его не был мирным и целительным – когда Гарри опять открыл глаза, щурясь на послеполуденное солнце, просачивавшееся сквозь окно, он чувствовал себя так, словно его всю ночь жевал гиппогриф и выплюнул из жалости лишь под утро. Желудок отчаянно ныл. Судя по временным чарам, наступил новый день, а это значит, что он проспал почти целые сутки. Усталый организм все-таки взял свое, наплевав на мнение и волю хозяина. Первым пунктом в списке неотложных дел была еда. Гарри рылся в кухонных шкафчиках, попутно осознавая, что в течение долгих дней обходился одними тостами. Аппетита по-прежнему не было, но, тем не менее, он решил приготовить горячий завтрак. Полузабытый запах готовящейся еды и поджаренного бекона был упоителен, и Гарри торопливо сглотнул слюну. Определенно, нужно было поторопиться с готовкой. Гарри едва успел разбить два яйца на сковородку, как вдруг прямо перед глазами у него рассыпался сноп искр, заставивший в испуге отскочить в сторону. Когда чары рассеялись, в воздухе проявился пергамент, медленно планирующий на пол. Гарри поймал его и развернул. «Поттер, ― прочел он выведенные знакомым четким почерком строчки, ― ниже вы найдете координаты для аппарации. Если вы до сих пор не имеете представления о таком способе перемещения – выучите. И советую уделить координатам пристальное внимание – письмо самоуничтожится через десять секунд после прочтения. В субботу, ровно в семь вечера. Не заставляйте себя ждать». Далее следовал перечень рун и цифр. Гарри торопливо перечислил их вслух, одновременно вслепую пытаясь дотянуться до ближайшего пера и при этом не перевернуть стол. Он как раз заканчивал царапать координаты на тыльной стороне ладони, когда пергамент вспыхнул ярким пламенем и осыпался пеплом на его рубашку. Глупо, но он не мог позволить себе перепутать хоть одну цифру. А если подумать, вообще ситуация выходит какая-то дурацкая. Гарри ухмыльнулся. Письмо самоуничтожится через десять секунд после прочтения. Серьезно? Снейп что, насмотрелся маггловских шпионских фильмов? Все еще улыбаясь, Гарри водрузил яичницу с беконом на ломоть хлеба, тщательно полил кетчупом и майонезом и прихлопнул другим ломтем сверху. Откусив первый кусок, он потащил тарелку с гигантским бутербродом с собой в библиотеку. На всякий случай нужно было освежить знания по аппарации. *** На следующий день Гарри прощался с воспоминаниями. Наверное, глупо было устраивать подобный ритуал, словно эти воспоминания были чем-то одушевленным, а не просто набором разрозненных фрагментов, оживающих только в чаше думосбора. Хотя Гарри чувствовал именно это – вместе с воспоминаниями он терял друга и компаньона, который был рядом с ним в самые невыносимые дни, неся утешение и поддержку, когда никто другой не мог помочь. И ему совсем не улыбалась перспектива лишаться этого, от одной мысли мурашки бежали по коже, и хотелось покрепче вцепиться в фиал и вообще никогда не выпускать его из рук. Но, с другой стороны, ему представился шанс найти общий язык со Снейпом, и если ценой тому будут воспоминания – что ж, это справедливо. В конце концов, они статичны и неизменны, а Снейп – живой, дышащий, способный разговаривать с Гарри и спорить с ним. Он может взглянуть на воспоминания еще раз, в этом же не будет ничего дурного. Последний раз – последнее искушение, которое слишком велико, чтобы ему противостоять, тем более, что оно отвлекает от действительно важных вещей. Гарри тяжело вздохнул, выливая содержимое фиала в думосбор. Ему действительно будет не хватать знакомого завихрения тумана и его молчаливого обещания спокойствия и умиротворения. Но он должен был сделать то, что необходимо. Глубоко вдохнув, он приблизил лицо к чаше думосбора, стремясь насладиться вереницей чужих воспоминаний в самый последний раз. *** Время, оставшееся до субботнего вечера, то тянулось слишком медленно, то вдруг ускорялось до световых скоростей. Чем больше Гарри думал, что должен будет сказать Снейпу и о чем спросить, тем меньше уверенности у него оставалось на благополучный исход встречи. Слишком непредсказуемой казалась реакция Снейпа на те или иные фразы, и это нервировало Гарри до крайности, заставляя изводиться тревогами. Он перебирал в памяти недавний разговор, размышляя о словах Снейпа, когда одна деталь их разговора, раньше остававшаяся без внимания, вдруг приобрела первостепенное значение – откуда тот знал о сомнениях Сортировочной Шляпы при распределении Гарри на факультеты? О своем возможном зачислении в Слизерин Гарри не распространялся, как раз наоборот. Он, конечно, рассказал Дамблдору на втором году обучения, и директор, должно быть, поделился со Снейпом… но что-то тут не сходилось. Если он и вынес что-то из каждодневного просмотра воспоминаний, то это была уверенность, что Дамблдор скрывал от Снейпа не меньше (если не больше), чем от самого Гарри – еще одна сходная черта их жизней. У Гарри ушло два дня, чтобы припомнить уроки окклюменции и сообразить, что злополучное распределение было в числе тех воспоминаний, которые мог увидеть Снейп, когда вторгался в его разум. Сам профессор никогда не упоминал, сколько и чего подглядел в голове Гарри, но вполне возможно, что именно этот неоднозначный факт гарриной биографии глубоко засел в его памяти. Наверное, так все и было. И вообще, странно, что он так много думает о подобной ерунде. У всего есть рациональное объяснение. Но чем ближе была суббота, тем больше Гарри тревожился по поводу аппарации – хотя сам по себе процесс казался довольно легким, по крайней мере, в теории, которую он вызубрил наизусть просто на всякий случай, чтобы в решающий момент чего-нибудь не напутать. Но теория и практика – вещи разные. Гарри совсем не улыбалось при первой же самостоятельной попытке аппарировать по координатам расщепиться в пространстве – хотя в его случае такой исход был бы неудивительным. Но Снейп вряд ли оценит иронию ситуации. Наконец, наступил субботний вечер, и время неумолимо приближалось к семи. Гарри бросил последний взгляд на собственное отражение в зеркале, поймав в глазах своего двойника подозрительный лихорадочный блеск, который чрезвычайно ему не понравился. Он пригладил мантию, попытался придать приличный вид волосам, но растерянно опустил руки, чувствуя себя окончательным болваном. Какая разница, как он будет выглядеть? Вообще, какого он вдруг так озаботился своим внешним видом? Гарри помотал головой, сделал глубокий вдох, постаравшись сфокусироваться на координатах аппарации, которые помнил так хорошо, что мог бы без запинки воспроизвести будучи разбуженным посреди ночи. И аппарировал. Когда неприятное ощущение давящего кручения исчезло, Гарри обнаружил, что стоит на опушке леса, позади в кронах деревьев гуляет ветер, и все части его тела до сих пор в наличии. Перед ним, теряясь в высокой траве, вилась тропа, ведущая прямо к маленькому, выкрашенному в белый цвет коттеджу, крытому черепицей. Справа поблескивал небольшой пруд, окруженный деревьями. В свете заходящего солнца Гарри заметил нескольких уток, величаво плывущих по спокойной глади воды. Судя по всему, коттедж был единственным строением на многие мили вокруг – за ним не было ничего, кроме полей, простиравшихся вокруг насколько хватало глаз. Это была самая умиротворяющая и идиллическая картина, которую Гарри когда-либо приходилось наблюдать. Отметя в сторону неуместные мысли, что он, должно быть, перепутал координаты – это место ну никак не ассоциировалось со Снейпом – Гарри зашагал к двери. Конечно, дверной звонок предсказуемо отсутствовал. Гарри нерешительно постучал три раза. Дверь отворилась, и он оказался лицом к лицу со Снейпом и его неизменно хмурой гримасой, как будто он почти надеялся, что Гарри не придет, и теперь был глубоко разочарован одним лишь фактом появления гриффиндорца на пороге своего дома. Весь вид Снейпа никак не сочетался с уютной маленькой гостиной, на видимую часть которой Гарри с любопытством косился через плечо профессора. ― Ну, входите, раз пришли, ― бросил Снейп, отступая от двери. – Не маячьте без толку на пороге. Гарри повиновался, не зная толком, что делать дальше, и бестолково топтался возле обитого темным бархатом дивана. У Снейпа, казалось, были схожие проблемы – он бросил полный сожаления взгляд на стоящее неподалеку кресло, но вместо того, чтобы удобно устроиться в нем, решительно скрестил руки на груди и устремил пронзительный взгляд на Гарри. ― Я… ― начал было Гарри, но замолчал, не зная, как, черт возьми, продолжить фразу. ― Надеюсь, вы принесли мои воспоминания? – когда Гарри утвердительно кивнул, Снейп шагнул ближе, протягивая руку. – Давайте их сюда. Если только вы не решили отказаться от ваших обязательств теперь, когда я выполнил свои? ― Конечно, нет! – Гарри торопливо зашарил в карманах мантии, чувствуя, как руки неожиданно наливаются неподъемной тяжестью. Для того, чтобы отыскать в складках одежды фиал, ему потребовалось подозрительно много времени, но он справился, и решительно передал воспоминания Снейпу – бездумно и торопливо, чтобы не выдать своей внутренней борьбы. Их пальцы на мгновение встретились, а затем Снейп быстро спрятал фиал в складках мантии. ― Что это за место? ― Мой дом, ― Снейп не добавил – «это же очевидно», но его интонации не оставляли никаких сомнений в том, что он считает вопрос идиотским и точно так же считает идиотом человека, его задавшего. Не очень-то хорошее начало. ― Ну, ясно… В смысле, это ясно, но… ― Гарри запнулся, украдкой оглядевшись вокруг. Теплый свет магических светильников заливал комнату, скрадывая многочисленные ниши и эркеры. На диване были разбросаны мягкие подушки, портьеры цвета сумеречного неба тяжелыми складками спадали до самого пола. Вся обстановка казалась Гарри очень… домашней. – Просто не похоже, что все это действительно ваше, ― неловко закончил он. Брови Снейпа сошлись на переносице. ― Дом принадлежал Альбусу, ― сказал он. – Он передал его мне ввиду своей неизбежной кончины, на случай если мне понадобится впоследствии надежное убежище. Такое объяснение вас устроит? Это многое меняло. Гарри легко мог представить себе Дамблдора, сидящего на этом диване, прихлебывающего чай или кормящего уток на пруду. Он снова кивнул, отчаянно жалея, что в его голове что-то явно заклинило, и он не может сказать ничего мало-мальски подходящего к ситуации. Установившаяся тишина нервировала и удручала, не говоря уже о возрастающем смущении. Кажется, Снейп тоже находил молчание раздражающим. ― Знаете, Поттер, для человека, который настаивал на том, что ему так много нужно сказать и столько спросить, вы потрясающе немногословны. Гарри отчаянно покраснел. ― Моя мама… ― выпалил он. ― Я не намерен с вами обсуждать эту тему, ― Снейп угрожающе вздернул подбородок. Напряжение, исходившее от его фигуры, было физически ощутимо, губы сжались в тонкую линию. В голове Гарри предупреждающе зазвенели тревожные звоночки, но он их проигнорировал – его несло, и остановиться он уже не мог. ― Но вы любили ее! – выкрикнул он. Несмотря на все, это было и оставалось самым непостижимым фактом, который он не мог охватить разумом. Сама идея о том, что Снейп мог любить кого-то, и даже более – что этим кем-то оказалась его мать, ― не укладывалась в голове. Осознание того, что в свои последние минуты (ну или в то время, которое Гарри раньше считал его последними минутами) Снейп смотрел на него, а видел Лили, неожиданно сильно его взволновало – одновременно грело душу и смутно тревожило, так что Гарри никак не мог просто принять чувства Снейпа как должное. И не мог понять, почему и что с ним происходит. ― Какая часть словосочетания «не намерен обсуждать» отсутствует в вашем прискорбно ограниченном словаре, Поттер? – на бледных щеках Снейпа расцвели слабые красные пятна, а глаза полыхали яростным огнем. – У меня нет времени выслушивать ваши безнадежно романтические нелепые интерпретации событий, которые никогда не имели и не будут иметь к вам никакого отношения! ― Я просто пытаюсь понять, ― попытался возразить Гарри. Все происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Он не мог взять в толк, почему Снейп так зол на него, почему не может понять отчаянное стремление Гарри покончить с вопросами и недомолвками, отравляющими его существование день за днем. Он вспомнил бесплотный призрак матери, ее рыжие волосы, теплую улыбку, поддерживавшую его на пути к неминуемой гибели. – Она была моей мамой, но почти никто ничего мне о ней не рассказывал, никто не знал ее и вполовину так хорошо, как вы. И что значит «безнадежно романтические нелепые интерпретации»? Я думал… ― Вы думали о том, что вас никоим образом не касается! – на этот раз Снейп сорвался на крик, брызгая слюной на мантию Гарри. ― Но… ― смысл предъявляемых ему претензий окончательно потерялся. – Но вы же сами сказали об этом Дамблдору. Вы сказали – всегда, и ваш Патронус… то, как вы к ней относились… ― То, что Лили значила для меня, Поттер, вам никогда не понять, ― теперь Снейп дрожал мелкой дрожью всем телом. Он подался вперед и Гарри невольно отступил, прижавшись к стене. Снейп нависал над ним, грозный, словно карающий ангел. ― Ваша мать была единственным ярким лучом, единственным источником света в этом мире, но она никогда не была объектом моего любовного интереса! ― Я не понимаю, ― честно признался Гарри. ― И не поймете, даже если всю жизнь положите на это. А теперь убирайтесь из моего дома! ― Но… ― Гарри ляпнул первое пришедшее на ум безумное возражение. – Но мой час еще не прошел. На какую-то секунду ему показалось, что Снейп собирается его ударить. ― Вы потеряли право на оставшееся время, потому что как обычно пытались влезть туда, куда не просят! Вон! Он ухватил Гарри за мантию и потащил к двери, с неистовой силой швырнув его через порог. ― Убирайтесь с глаз долой! Грохот захлопнувшейся двери поставил эффектную точку в разговоре. Гарри долго рассматривал ее, пытаясь унять дрожь в коленях и думая сразу о многих вещах. Но в основном все перебивала горькая мысль, что как обычно он все испортил. *** Вся следующая неделя была посвящена размышлениям. Где-то в перерывах между привычной издерганностью от ночных кошмаров и всплесками ужаса при внезапных громких звуках Гарри снова и снова прокручивал в голове неудавшийся вечер. Каждое слово и каждый взгляд подвергались тщательному анализу – по крайней мере, Гарри пытался быть объективным и посмотреть на ситуацию с точки зрения Снейпа. И тем не менее слишком многое оставалось за пределами его понимания – например, почему Снейп пришел в такое неистовство при упоминании Лили. Как Гарри ни старался, никакого обоснования этому он так и не придумал. Снейп ясно дал понять, что не собирается обсуждать с ним что-либо, касающееся его мамы, поэтому выбора, в общем-то, не оставалось – Гарри должен был просто принять это и все. Таким образом, бесконечный список запрещенных тем для разговоров пополнился еще одним пунктом. С остальным Гарри более-менее разобрался, подключив логику – и очень надеялся, что на этот раз она его не подведет, ― и даже разработал план грядущей встречи, призванный минимизировать риск непредвиденных осложнений. Если, конечно, в следующий раз Снейп вообще пустит его на порог. В своих логических выкладках Гарри малодушно решил не рассматривать такую возможность. При одной мысли у него учащалось дыхание, дрожали руки, кружилась голова, а паническими атаками он и так был уже сыт по горло. Без просмотра воспоминаний, обычно отмерявших его дни, Гарри не знал, чем себя занять и изводился от беспокойства, которое не мог заглушить. В результате он вычистил дом от чердака до подвала, разгреб завалы в заброшенных комнатах, безжалостно выбросив все, что казалось ему ненужным хламом. Он подмел полы, протер потолки и даже подумывал заняться каталогизацией книг в библиотеке, сортируя их по алфавиту. Это обеспечило бы его занятием на долгое-долгое время. В процессе сортировки книг Гарри с удивлением обнаружил, что чтение кулинарных рецептов ― необъяснимо успокаивающее занятие. Там давались четкие указания и пошаговые инструкции: возьмите 100 грамм сливочного масла, добавьте 75 грамм сахара, просейте муку, хорошенько перемешайте. Запасов на кухне неожиданно хватило на приготовление печенья – некоторые ингредиенты вдруг обнаружились в шкафчиках, то ли нечаянно призванные Гарри во время чтения рецептов, то ли просто сработала какая-то неизвестная магия. Результат кулинарных подвигов получился вполне съедобным и даже вкусным, хотя Гарри промахнулся с количеством, и в итоге печенья оказалось слишком много для него одного. Сам дом казался ему теперь пустым и одиноким. Он гнал от себя мысли о Снейпе, который чуть не вытолкал его взашей, о Роне и Гермионе, которых он выставил сам, и старался сосредоточиться на рецептах. К концу недели он перечитал их столько, что вполне мог составить конкуренцию Молли Уизли – пусть даже в теории. *** К немалому облегчению Гарри, аппарировавшему субботним вечером по знакомым координатам, дом стоял именно там, где и в прошлый раз. Глупо, но в глубине души Гарри боялся не обнаружить по прибытии ничего кроме полей и деревьев, поскольку Снейп так возненавидел саму идею присутствия гриффиндорца рядом, что переместил дом силой воли (и магии, конечно), только бы никогда больше его не видеть. Хорошо, что это оказалось только больной фантазией. Гарри осторожно постучал, стараясь унять дрожь в руках. Долгое время ничего не происходило, и он уже прикидывал, будет ли уместно постучаться еще раз или лучше не искушать судьбу, как дверь вдруг распахнулась. Снейп выглядел в точности как и в прошлую субботу, когда они виделись в последний раз, – но, к счастью, не казался невменяемым от ярости. Гарри ощущал, скорее, исходившее от его фигуры скрытое раздражение, бурлившее в нем словно кипящее зелье под крышкой котла. ― Поттер. Полагаю, вам мало того, что уже сказано? В какую сферу моей жизни вы желаете вторгнуться сегодня? ― Ни в какую, ― быстро ответил Гарри как можно более уверенным тоном. – Ну, за исключением вашего дома. В прямом смысле, я имею в виду. Если вы, конечно, меня впустите. Некоторое время Снейп явно колебался, потом отступил назад. Это прямое разрешение дополнялось скрещенными на груди руками и хмурым недружественным взглядом. Гарри постарался не обращать на это внимания – и вошел в дом, плотно притворив за собой дверь. ― Я хотел бы извиниться за прошлый визит, ― сказал он. – Мне действительно жаль, что для нас все началось так… по-дурацки, причем, по моей вине. Мне нужно было остановиться, когда вы сказали, что я зашел слишком далеко. Поэтому… я прошу прощения. Он глубоко вздохнул. Снейп стоял неподвижно с абсолютно нечитаемым выражением лица. Гарри ожидал подобной реакции и не позволил сбить себя с толку. ― Вообще-то я хотел извиниться за многое, ― продолжил он. – Все эти годы вы говорили мне правду, а я не верил ни одному слову, потому что не мог допустить мысли, что вы можете быть правы. Я всегда думал… ― Гарри помотал головой. Неправильно было замыкать все на себя. – В общем, неважно. О чем я?.. Ах, да. Я хочу извиниться, что не проявлял должного уважения к вам как к преподавателю, хотя должен был ― независимо от того, как я к вам относился. Вместо этого я подозревал вас, думал, что вы шпионите за мной, чтобы передавать информацию Волдеморту. Несмотря на то, что многие говорили, что вы присматриваете за мной для моей же безопасности, я не слушал, не верил, не мог принять… Я хочу извиниться, что в свое время не практиковался в окклюменции. Это было низко, глупо и едва не стоило мне жизни, ― горло перехватило при мысли о Сириусе. – Вы были правы, я никогда не придавал этому должного значения. Если бы я слушал вас, многих ужасных событий можно было бы избежать, но я... не слушал. Еще хочу извиниться за то, что залез в ваш думосбор, ― Снейп при этих словах ощутимо напрягся, ― я не имел никакого права вторгаться в вашу жизнь. Простите. В любом случае, увиденное меня не порадовало. Не думайте, я ведь прекрасно знаю, каково это… ― когда тебя травят, мог бы сказать Гарри, это было бы самым точным определением, ― когда с тобой обращаются как с полным ничтожеством. Вы говорили правду – мой отец и Сириус в самом деле вели себя по отношению к вам как полные придурки. И за это… я тоже хочу извиниться. Так, лучше бы ему не задерживаться на этом пункте, судя по выражению лица Снейпа. ― Еще я прошу прощения, что чуть не убил Драко Малфоя тогда в туалете. Я не должен был использовать заклинание, о котором понятия не имел, это безрассудство и глупость. И за то, что солгал вам про учебник – я тогда был напуган до чертиков, но врал не поэтому, а потому что знал, что поступаю неправильно, и это было не так уж здорово. Простите, что жульничал на Зельях, используя ваши наработки, ― на самом деле, большой вины за это Гарри не испытывал, потому что в конце концов маленькая ложь помогла ему сблизиться со Слагхорном и разузнать о хоркруксах, но лучше было об этом не упоминать. – Простите, что использовал против вас ваши же заклинания. И мне действительно жаль, что я обозвал вас трусом в ту ночь. Не представляю, как вы должны были чувствовать себя сразу после того, что вам пришлось совершить… Но вы кто угодно, только не трус, и никогда им не были. Если честно, я считаю вас самым храбрым человеком из всех, кого я знаю. Гарри опять судорожно вздохнул. ― Простите, что просто сидел и смотрел, когда вы умирали. В смысле, сейчас-то я знаю, что вы выжили, но все то время, пока думал, что вы мертвы, я не переставал винить себя за это. Я должен был сделать что-нибудь – что угодно – а вместо этого просто сидел и смотрел, как вы истекаете кровью. Ну… это все, наверное. Уверен, что многое упустил, но основные пункты перечислил. Не считая того, что в последнее время практически поселился в воспоминаниях Снейпа без всякого на то разрешения – и как он не подумал об этом раньше? Но будь он проклят, если скажет хоть слово Снейпу, которому совершенно незачем знать ни о чем подобном. Хоть молчание и не спасало Гарри от угрызений совести. Грубое вторжение в личные воспоминания, да еще и на регулярной основе, было ничуть не лучше его настойчивых расспросов о маме неделей ранее. Впервые Гарри искренне порадовался тому, что Снейп забрал воспоминания обратно. Гарри бросил осторожный взгляд на бывшего преподавателя. Во время его покаянной речи тот чуть подался назад, словно неосознанно стремился увеличить расстояние между ними. Теперь же он в изумлении смотрел на Гарри, словно тот в одночасье превратился в диковинное двухголовое чудовище, беззвучно открывая и закрывая рот в безуспешных попытках что-то сказать – просто воплощение абсолютной растерянности. ― Вы не обязаны отвечать, ― быстро проговорил Гарри. – Понимаю, наверное я перевернул ваши представления об этом мире с ног на голову – как же, Гарри Поттер оказался способен признавать свои ошибки, но я… О, погодите, за это мне тоже нужно извиниться ― ну, что все эти годы я постоянно проявлял по отношению к вам свои худшие качества, был груб, несдержан, агрессивен и вообще вел себя как последний идиот, хотя на самом деле обычно я… не такой. Наверное, это все потому, что вы казались мне опасным, но в любом случае… ― ох, кажется, он начинал нести всякий вздор. – В общем, можете мне ничего не отвечать. Я, собственно, и не жду… Мне просто нужно было выговориться… сказать то, что я должен был вам сказать еще давно. Если вам так нравится, можете и дальше оскорблять меня, возражать не буду. Некоторое время Снейп молча разглядывал Гарри. Потом, словно очнувшись от ступора, повернулся, обогнул стойку, которая отделяла кухню от гостиной, достал с полки чайник, налил в него воды и поставил на огонь. ― Вы забыли извиниться за свой жуткий почерк, который не потрудились улучшить за все годы пребывания в Хогвартсе, ― проворчал он, отмеряя порцию чайных листьев для заварки. – Проверять ваши работы было настоящей пыткой. ― Ну, я в любом случае никогда не обращал внимания на ваши правки. Так что здесь, думаю, мы в расчете. Снейп пробормотал нечто неразборчивое. Он залил кипятком чайные листья, помешал их, прежде чем закрыть чайник крышкой и взять с полки чашку. Одну. Ободренный отсутствием язвительных замечаний, Гарри отважился спросить: ― Могу я тоже рассчитывать на чашку чая? Снейп замер, не закончив движения, и сердито зыркнул на Гарри. ― Я полагал, что наше соглашение не включает в себя снабжение пропитанием в качестве обязательного условия. Но все же достал еще одну чашку. Гарри поспешно потянулся к ней, едва только Снейп наполнил ее чаем, благоразумно не дожидаясь предложения молока. Лучше не испытывать удачу. ― И прекратите слоняться по кухне, ― бросил Снейп, усаживаясь в кресло. – В футе от вас находится вполне удобный диван. Гарри молча повиновался. Диван оказался мягким и уютным, как и вся прочая обстановка гостиной. Этот дом так отличался от его собственного на Гриммо, мрачного и темного, с огромными пустыми комнатами, и Гарри это нравилось. Чай был горячим и немного отдавал пряностями – наверное, к лучшему, что без молока. Долгое время они сидели в тишине и просто пили чай. И хотя никакого напряжения между ними больше не ощущалось, молчать все равно было неловко. ― Могу я спросить? – поинтересовался наконец Гарри. ― Вы только что это сделали, ― заметил Снейп, со стуком поставив чашку на блюдце. – И без сомнения на этом не остановитесь, невзирая на мое мнение. Так что спрашивайте. ― Как вы выжили? Мы ведь были уверены, что вы мертвы. Там было… ― Гарри поежился, вспоминая, ― было столько крови. Странно, что он только сейчас сообразил задать этот вопрос. Наверное, и в самом деле в последнее время слишком зациклился на себе и своих переживаниях, игнорируя весь окружающий мир. Странно, но почему-то это его больше не беспокоило. ― Чертов феникс… Он не показывался весь предыдущий год, и вот, ― губы Снейпа изогнулись в презрительной усмешке, ― в час крайней необходимости он вдруг возник из ниоткуда. По крайней мере, я так полагаю, потому что он сидел у меня на груди, когда я очнулся. ― Но яд Нагини… ― Я почти всегда носил с собой противоядие. Не мог позволить себе преждевременно скончаться, не успев передать последнее сообщение, ― он покачал головой. – Думаю, я тогда был очень близок к смерти, Фоукс успел как раз вовремя, еще немного – и все его усилия были бы бесполезны. На то, чтобы трансфигурировать груду поленьев в убедительное подобие моего тела, а затем аппарировать сюда, у меня ушли все силы. Потом пришлось целую неделю пить кроветворное зелье… Вот и объяснение. Гарри мысленно задавался вопросом, почему Снейп явно злится на Фоукса за свое спасение. А потом слова Снейпа о том, что он был практически мертв, всколыхнули в душе Гарри пугающие ассоциации. Он уткнулся в свою чашку. ― Когда вы… почти умерли, ― медленно проговорил он, ― вы видели что-нибудь… там? В смысле… ― а, да катись оно все! – Смерть выглядела для вас как станция Кингс Кросс? Взгляд Снейпа, до этого лениво блуждавший по книжным полкам, метнулся обратно к Гарри. Он нахмурился, на лбу залегли глубокие морщины. ― Что ты несешь, мальчишка? Кажется, Гарри промахнулся. ― Ничего, ― поспешно ответил он. – Всякие глупости, не обращайте внимания. Снейп продолжал сверлить его взглядом. И хмурить брови. ― Я… когда Волдеморт… когда я… умер, ― ну вот, он сказал это, и для пущей уверенности повторил еще раз. – Когда я был мертв, посмертие выглядело как станция Кингс Кросс, только все вокруг было белое. И ослепительно яркое, как будто смотришь против солнца. А еще там был Дамблдор, мы говорили, а потом он сказал, что все это происходит только у меня в голове, и я очнулся. Рассказ дался Гарри тяжело. Никогда он еще не говорил о своем посмертном опыте – ни с кем, даже с Роном и Гермионой – по крайней мере, в детали точно не вдавался, ограничившись кратким пересказом событий, случившихся после битвы. ― Смерть в образе станции Кингс Кросс, ― недоверчиво повторил Снейп. – Вы действительно не в себе, Поттер, вы в курсе? Гарри заерзал под его пронзительным взглядом. Что ж, нельзя не признать, что вся эта история отдает безумием. ― Смерть в образе станции Кингс Кросс, ― Снейп все никак не мог успокоиться. ― В жизни не слышал ничего более восхитительного. Он резко, отрывисто рассмеялся, и Гарри вдруг совершенно успокоился. Он понимал, что должен был, напротив, рассердиться за такого рода насмешки, но смех Снейпа словно вернул его обратно в тысячу раз виденные в думосборе воспоминания – те, которые он любил больше всего, полные солнечного света, тепла и ощущения родства. Гарри сам не заметил, как несмело улыбнулся в ответ. ― Я рад, что вы не умерли, ― просто сказал он, словно это был самый очевидный итог всего их разговора. Снейп отсалютовал ему чашкой. ― И снова повторюсь – вы явно не в себе. Он одним глотком допил чай и поставил чашку на стол. ― И ваше время вышло. Гарри не хотелось уходить. Он не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо и спокойно. Но со Снейпом лучше не спорить. ― Я приду на следующей неделе? – он не смог удержаться и не спросить, пока шел к двери. Снейп насмешливо, но беззлобно усмехнулся. ― Не задавайте глупых вопросов. В этот раз, переступая порог, Гарри уносил в душе ощущение тепла и покоя. *** Воодушевленный успехом последней встречи со Снейпом, подталкиваемый любопытством и удачным опытом приготовления печенья (а прочитанных рецептов становилось все больше), Гарри отважился совершить вылазку из дома, чтобы пополнить запас продуктов. Поразмыслив, он решил, что появление в пределах Диагон аллеи в его нынешнем состоянии – плохая идея, учитывая всеобщее навязчивое внимание, ― но вот в маггловский Лондон он может выбраться без проблем. Маггловские деньги у него имелись… и ведь не может же он провести остаток жизни, запершись в доме. В любом случае небольшая прогулка ему не повредит, а проветриться будет даже полезно. В конечном итоге все обернулось настоящей катастрофой. Возможно, он выбрал неудачное время для шоппинга – никогда еще на его памяти Теско не был так переполнен посетителями. Люди были везде – налетали друг на друга, толкались в проходах между полками, задевали Гарри тележками, прижимали его к стенам. Он изо всех сил пытался не обращать на толпу никакого внимания, но это оказалось невозможно. Ассортимент товаров тоже сбивал с толку. Стеллажи ломились от всевозможной продукции самых разнообразных марок ― десятки вариантов одного и того же. Гарри растерянно осматривался, окончательно запутавшись в наименованиях и не в силах вспомнить, что именно хотел взять. Надо было заранее составить список покупок, но когда он выходил из дома, то прекрасно знал, что собирается приобрести, и любое планирование казалось бессмысленной тратой времени. Просто… в магазине было слишком шумно. Писк платежных терминалов, бормотание тысяч голосов сливалось в один сводящий с ума гул, который обрушивался на Гарри, грозя опрокинуть и похоронить его под собой. Краем глаза он поймал внезапную вспышку света – дернулся, инстинктивно разворачиваясь и отступая назад, наткнулся на полку с сушеными бобами и свалил их на пол. Конечно, не было ни наставленных на него палочек, ни готовых к сражению Упивающихся. Напротив Гарри стоял человек, державший в руке банку с диетической колой, и глядел на него как на особо экзотический экземпляр городского сумасшедшего. ― Извините, простите, ― задыхаясь, пробормотал Гарри. Не в силах оставаться на месте ни единой секунды дольше, он разжал руки, уронив все ранее набранное на пол, и бросился прочь, к спасительной двери. Выйти наружу оказалось не так уж просто – он попал в бурлящий людской водоворот. Гарри протискивался сквозь него, беспрестанно извиняясь, чувствуя себя загнанным в угол, пойманным, связанным по рукам и ногам ужасом, природу которого не мог объяснить. Наконец, он оказался на открытом воздухе и бросился прочь, не разбирая дороги, только бы подальше от людей, оживленных трасс и сводящего с ума шума, пока не очутился где-то на задворках плотно примыкающих друг к другу домов. Гарри пробовал успокоить дыхание – слишком поверхностное, неритмичное, быстрое, ― но воздуха не хватало, каждый вдох превращался в судорожный всхлип. Кружилась голова, и Гарри без сил опустился на асфальт, наблюдая, как окружающий мир медленно выцветает и теряет краски. Сердце билось в груди с такой силой, что казалось, еще немного, и оно взорвется. Какая ирония – выжить в битве с самым могущественным темным волшебником современности, чтобы бесславно умереть в подворотне из-за неудавшегося похода в магазин. Как глупо, глупо, глупо! Гарри спрятал лицо в ладонях, раскачиваясь взад и вперед. Взять себя в руки оказалось непросто. К счастью, он не потерял сознания, но когда, наконец, отважился подняться на ноги, оказалось, что колотящая его лихорадочная дрожь никуда не исчезла. К тому же пошел моросящий дождь, только добавляя к общему паршивому самочувствию мерзких ощущений. Когда Гарри вернулся в относительно теплый и относительно безопасный дом № 12 – без продуктов, конечно – на кухонном столе его дожидалось письмо с печатью Хогвартса, которое он развернул все еще подрагивающими руками. «Мистер Поттер», ― прочел он. – «Новый семестр начинается через несколько недель, и я взяла на себя смелость пригласить вас на личную встречу, где хотела бы в неофициальной обстановке обсудить ваше возможное возвращение к учебе. Я понимаю, что присутствие в Хогвартсе может быть мучительным для вас, учитывая события последнего года, и просто хочу удостовериться, что мы сможем пойти навстречу вашим пожеланиям относительно формы обучения, поэтому не тревожьтесь. Я намеревалась написать вам раньше, но приготовления к учебному году заняли все мое время ― примите мои искренние извинения по этому поводу. Если пожелаете, во время вашего визита я буду рада показать вам, сколько всего было сделано ― а сделано было немало ― для восстановления замка. Можете воспользоваться каминной сетью, настроенной на мой кабинет, думаю, так будет удобнее нам обоим. Если не последует возражений, я буду ждать вас в десять утра в среду на следующей неделе. Искренне ваша, Минерва МакГонагалл, Директор и профессор Трансфигурации, обладатель Ордена Мерлина 1 ст.» Гарри читал письмо со смешанным чувством беспокойства и неуверенности. Он не мог вернуться в Хогвартс, просто не мог. Если паническая атака случилась с ним в результате банального похода в магазин, то что же будет с ним там, в месте, где все и случилось? Он боялся даже думать об этом. Боялся думать вообще о чем бы то ни было.