Кризалис

― Я сегодня наткнулся на Малфоя, ― сказал Гарри, сидя за обеденным столом в коттедже. – На младшего, я имею в виду. Плавные движения ножа, которым Снейп резал свой стейк, на мгновение пресеклись. Крошечный миг неуверенности, замаскированный так искусно и минувший так быстро, что у Гарри были все шансы ничего не заметить, если бы он не наблюдал за зельеваром с таким вниманием. Он молча смотрел, как Снейп подносит вилку ко рту, как жует, глотает, как отпивает вина из бокала. Несколько минут прошли в молчании, а Снейп по-прежнему ничем не показывал, что слышал слова Гарри, за исключением хмурого взгляда, брошенного украдкой. Поэтому Гарри заговорил вновь: ― Тебе совсем не интересно, что произошло? ― Нет, ― ответил зельевар, солгав легко и непринужденно. Он продолжал невозмутимо есть, словно ничего необычного не произошло, и это болезненно напомнило Гарри о его блистательном шпионском прошлом. Лицо Снейпа было непроницаемо и нечитаемо. Гарри подозревал, что все его ментальные щиты сейчас подняты и приведены в полную боевую готовность. Перед мысленным взором возник Малфой, со всей страстью и отчаянием защищающий память Снейпа, и внезапно кровь Гарри забурлила от ярости. ― Ублюдок, ― выговорил он. Снейп продолжал молчать. Гарри с силой сжал нож, который держал в руке. ― Не делай этого, ― сказал он. Снейп отодвинул тарелку. ―Все, ― проинформировал он, словно речь шла об обеде, быстро поднялся и направился к выходу из комнаты. Гарри в отчаянии грохнул кулаком по столу. Мерлин свидетель, он любил этого человека, но иногда… ему хотелось хорошенько его встряхнуть, чтобы хоть так прочистить мозги. Вот как сейчас, например. Гарри нашел зельевара в подвале. Под котлом горел слабый огонь, а сам Снейп, казалось, целиком сосредоточился на процессе нарезания непонятного нечто, которое Гарри не потрудился идентифицировать. ― Ты не можешь вот так просто уходить от разговора, ― начал он. Ему стоило огромных усилий не дать гневу прорваться в словах. Снейп не озаботился даже поднять голову. ― А ты не можешь преследовать меня и навязывать этот разговор, когда я ясно дал понять, что не желаю говорить на эту тему, ― огрызнулся он в ответ. Гарри до боли прикусил губу. ― Нет, вообще-то, могу. Когда ты начинаешь вести себя как законченный ублюдок, кто-то же должен сказать тебе об этом. А сейчас как раз тот случай. Взглядом Снейпа можно было резать стекло. ― Ты думаешь, у меня остались некие обязательства, в этом все дело? Думаешь, я должен Драко Малфою, должен всем им? Он швырнул нож на скамью. Тот металлически звякнул, несколько раз перевернулся и, наконец, свалился на плиты пола. ― Неужели я еще недостаточно сделал? Недостаточно того, чем я жертвовал, что я утратил, что я ломал себя и притворялся в угоду посторонним идеям и вещам дольше, чем могу вспомнить – и за все это я не заслужил немного покоя, единственный раз за всю мою жизнь? Но нет, наслаждаться миром я не имею права – ты это хотел сказать? Гарри вздохнул. Он должен был догадаться, что все сведется к чувству вины, он знал Снейпа достаточно хорошо, чтобы предугадать это. ― Нет, глупый ты человек, ― сказал он, ощущая одновременно раздражение и нежность. – Я совсем не то хотел сказать. Конечно, ты никому ничего не должен, Мерлин упаси, только не ты. И если бы я искренне верил, что здесь ты в самом деле обрел покой, о котором говоришь, если бы искренне верил, что ты счастлив здесь – я бы никогда не поднимал эту тему, потому что другого и желать было бы незачем. Но это ведь не так. И ты несчастлив. ― Значит, несчастлив, ― передразнил его Снейп, исходя злым сарказмом. ― Твой пламенный взор пронзил до самых глубин моей порочной темной души и открыл тебе именно эту истину? ― Твоей порочной, темной… ради Мерлина, ты хоть сам себя слышишь? ― Гарри зарылся пальцами в волосы. – Это просто элементарная психология. Один в поле не воин… ну или как оно там. Ты можешь лгать самому себе, у тебя прекрасно это получается, но меня не обдуришь. Можешь твердить себе до конца времен, что тебе плевать на всех прочих, за исключением меня, только все равно правдой это не станет. Ты сказал – осторожно, Поттер, это твои собственные слова, когда думал, что я собираюсь высмеять нынешнее положение слизеринцев. Ты всегда переживал за них, и не смей этого отрицать. Я раньше, когда был твоим учеником, думал, что это всего лишь наглый фаворитизм – и в большинстве случаев так оно и было – но все не так уж просто, верно? Ты вступался за них, потому что больше некому было, потому что хотел дать им шанс, которого большинство из них были лишены, ведь так? Вспомни свою реакцию, когда я чуть не убил Малфоя, и мы оба знаем, что тогда ты не играл на публику. Ты просто до чертиков перепугался за его жизнь – разве ты чувствовал бы то же самое, если бы тебе было наплевать? Взгляд Снейпа, продолжавший сверлить Гарри, неуловимо изменился – в нем появился надлом и неуверенность. ― Прекрати, ― натянуто произнес он. ― И не подумаю! – запальчиво возразил Гарри. – Это словно другая сторона медали – и так как я знаю, что именно ее ты упрямо отказываешься признавать, то, помоги мне Мерлин, если понадобится, я насильно затолкаю эту истину тебе в голову. Есть люди кроме меня, которым небезразличен ты сам и твоя судьба, и я уверен, что Малфой – один из них. Он напал на меня, стоило только упомянуть твое имя – не волнуйся, я не проговорился, что ты жив, а он ничего плохого мне не сделал. Но все же, он пришел в неистовую ярость, подумав, что я бесцельно и беспричинно тревожу твою память. Он горюет. Шесть месяцев прошло, а он все еще оплакивает тебя, словно война закончилась только вчера. Взгляд Снейпа метнулся к рабочему столу. Он так сильно стиснул пальцами столешницу, что ногти глубоко впились в дерево, Гарри прекрасно видел это, даже находясь на другом конце лаборатории. ― А еще есть профессор МакГонагалл. Она была на твоих похоронах. И плакала, хотя хорошо прятала слезы. Уверен, она глубоко сожалеет о том, как все закончилось для тебя. Это я перечислил только тех, кто бросается в глаза. Просто мне показалось немного нескромным ходить и спрашивать всех и каждого, какого они мнения о тебе, но существуют люди – и их немало – считающие тебя достойным человеком, считающие тебя другом. И будет еще больше, если только ты дашь им шанс. Смех Снейпа подозрительно напоминал малфоевский. ― А еще неисчислимое количество тех, кто считает меня угрозой обществу, без сомнения. Что ты предлагаешь – огорошить своим воскрешением магический мир, который примет меня с распростертыми объятиями? Твоя наивность иногда превосходит все мыслимые пределы. Я все еще убийца Альбуса Дамблдора. Будучи директором, я позволял пытать детей, находившихся под моей опекой. Гарри скривился, острая боль резанула его по сердцу при напоминании об этих событиях. Он понятия не имел, как Снейп вынес все это, и не горел желанием узнать. Понимал только, что никогда не смог бы совершить то, что пришлось в свое время Снейпу. ― Тебя посмертно наградили Орденом Мерлина, ― сказал он. – Они признали, что ты действовал во благо, так или иначе. ― Да, я читал газеты. И еще я отдаю себе отчет, что общественное мнение так же непостоянно, как и подростковые привязанности. Одно дело – романтизировать действия шпиона, в конечном счете оказавшегося на стороне света, когда этот самый шпион так своевременно погиб. И совсем другое – внезапно обнаружить его живым и здравствующим, спокойно расхаживающим среди толпы родных и знакомых. А Министерство и Визенгамот заигрывают с общественным мнением, не забывай об этом. Гарри вздохнул. ― Кингсли теперь Министр, так что я бы с этим поспорил. По крайней мере, многие приговоры были удивительно мягкими. Малфои по-прежнему на свободе, хоть и лишились имущества, денег и весьма строго ограничены в использовании магии… кроме Драко. Но ты прав, вряд ли твое возвращение пройдет гладко. С другой стороны, множество доказательств говорит в твою пользу, даже если не принимать во внимание воспоминания и клятвы под Веритасерумом, многие люди с готовностью выступят в твою защиту, когда возникнет такая необходимость. Я понимаю, почему ты не хочешь проходить через все это еще раз, но поверь – теперь ты точно не останешься в одиночестве. Я постоянно буду рядом, и даже если что-то пойдет не так… мы всегда можем сбежать куда-нибудь в Аргентину или еще подальше. Я не позволю запереть тебя в Азкабане – если именно это тебя пугает. К тому же не обязательно решать все и сразу – можно действовать постепенно, шаг за шагом. Снейп сгорбился и опустил плечи. ― Я не готов, ― хрипло проговорил он, по-прежнему не отрывая взгляда от деревянной столешницы под своими пальцами. Но, по крайней мере, больше не цеплялся за стол с таким отчаянием. – Я просто… не готов. Гарри подошел ближе и взял его руки в свои. ― Хорошо. Если тебе нужно время, то ничего страшного. Ты этого заслуживаешь и… пойми, я не собираюсь принуждать тебя к чему-либо. Просто… просто пообещай, что подумаешь на эту тему, ладно? Снейп фыркнул, становясь с каждой минутой все больше похожим на себя ― прежнего. ― Как будто подобные мысли до сих пор не приходили мне в голову, ― проворчал он, высвобождая свои руки из рук Гарри и возобновляя нарезку ингредиентов. – Я прекрасно осознаю, что… изменения статуса нашего взаимодействия рано или поздно повлекут изменения уклада моей жизни. В первую очередь, ты не можешь постоянно лгать своим приятелям. Даже если бы такое поведение не шло вразрез с твоим характером, для тебя крайне затруднительно поддерживать ложное впечатление о себе любой мало-мальски длительный срок. Изменения статуса взаимодействия… определенно лучше, чем именовать то, что происходит между ними, местоимением «это». Гарри не смог сдержать широкую сияющую улыбку. ― Можешь называть это «отношениями», ― предложил он. – Серьезно, ничего не изменится, если использовать это слово. И я тоже скучал по тебе в праздники. Снейп бросил на него грозный взгляд. Можно даже сказать – угрожающий. Гарри в ответ улыбнулся еще шире, потому что эта реакция была такой до боли снейповской, а еще потому, что он знал, что не промахнулся в своих предположениях. Процесс понимания Снейпа в его воображении был сравним разве что с погружением в языковую среду иностранного государства – поначалу ужасно сбивает с толку и пугает, а потом, когда понимаешь основы и привыкаешь к чужим порядкам, дела идут легче и легче, даже прилагать дополнительные усилия не приходится. ― Я говорил тебе, что присутствовал при рождении Драко? – неожиданно спросил Снейп. Гарри был слишком взбудоражен, чтобы протестовать против такой очевидной попытки сменить тему. ― Нет, ― ответил он с искренним веселым удивлением. – В то время ты был настолько близок к их семье? Снейп усмехнулся. ― Черта с два. Вообще-то, я был приглашен на ужин, и прямо во время десерта у Нарциссы начались роды – на две недели раньше, чем ожидалось. Я попытался убраться оттуда со всей возможной скоростью, принеся соответствующие извинения хозяевам, естественно, но уже через несколько минут стало очевидно, что роды будут слишком стремительными. Нарциссу нельзя было транспортировать, и ни одна медиведьма не успела бы прибыть к ней на помощь вовремя. Люциус предсказуемо впал в панику, и кто-то должен был взять ситуацию под контроль, хотя бы ради бедной рожающей женщины. Гарри попытался нарисовать в воображении соответствующую картину, но его разум спасовал перед некоторыми деталями, слишком далекими от той реальности, в которой он жил. А другие аспекты наоборот представились ему с потрясающей четкостью – Люциус, хватающийся за голову, не беспокоясь о своей идеальной прическе, в беспомощном ужасе уставившийся на Нарциссу, и Снейп, оттесняющий его в сторону одним лишь тяжелым неодобрительным взглядом. ―Это, должно быть, было… что-то. На этот раз Снейп своей кривой ухмылкой попытался замаскировать искренний смех. Учитывая тему их недавнего разговора, Гарри расценил это как настоящее маленькое чудо. ― Именно. Никогда не забуду выражение лица Люциуса, когда я велел его супруге раздвинуть ноги. Гарри расхохотался. ― О, Боже, ― простонал он. – Просто великолепно. Надеюсь, это не показалось ей оскорбительным? Снейп тоже улыбнулся. ― Полагаю, тогда ей было немного не до того, чтобы беспокоиться о подобных вещах. Да, в самом деле, учитывая обстоятельства. ― Ну и как… На что это похоже? – полюбопытствовал Гарри. – Ну, та часть, когда рождается человек. Снейп состроил гримасу. ― Много крови, ― ответил он. – Много боли, если судить по крикам Нарциссы. Создавалось впечатление, что ему неприятно вспоминать об этом, лицо выражало одну лишь брезгливость, но за этим фасадом крылось что-то еще, что-то, спрятанное под поверхностной маской и угадывавшееся в линиях губ и морщинках вокруг глаз. ― Ты был в восхищении, ― не преминул уличить его Гарри. – Где-то в глубине своего маленького черствого сердца ты восхищался каждой минутой происходящего. Снейп вздохнул, но возражать не стал. ― Взгляд, которым Нарцисса смотрела на Драко, когда я передал его ей на руки, это было… чрезвычайно смущающее зрелище. Достаточно сказать, что я нисколько не удивился, узнав, что она предала Темного Лорда ради своего сына. Она всегда любила его больше, чем… ― он оборвал фразу, качая головой. Гарри пересмотрел свое первоначальное мнение. Без сомнения, Снейп был глубоко тронут случившимся на его глазах чудом рождения, но в то же время этот опыт наверняка оказался для него неизмеримо болезненным. Вообще, хоть что-нибудь бывает просто, если речь заходит об этом человеке? Гарри подозревал, что нет. ― Потом, ― продолжал Снейп, ― она и Люциус несколько недель ругались как кошка с собакой, обсуждая мою пригодность на роль приемлемого крестного. Он ухмыльнулся, словно идея до сих пор казалась ему абсурдной. ― Люциус во всеуслышание высказывался насчет моего нечистокровного происхождения, разумеется. В конце концов, они нашли компромисс. Я так и не стал официальным крестным, но Нарцисса настояла, чтобы я принимал участие в жизни Драко. Меня не на шутку обеспокоила эта новая роль, свалившаяся на мою голову, но тогда я был не в том положении, чтобы отвергать такого рода любезность, добровольно предложенную Малфоями, ― он покачал головой. – Я никогда не думал выходить за рамки формального выполнения социальных обязанностей крестного, но мальчишка каким-то образом умудрился протоптать дорожку к моему сердцу с прямолинейной грацией слона. Когда я распознал, в чем дело, было уже поздно. Гарри несмело улыбнулся. ― Да уж, ― сказал он. – Мы, мальчишки, все время вытворяем что-нибудь в этом духе. Снейп замер, прекратив нарезать ингредиенты, и в совершеннейшем ужасе уставился на Гарри. ― Прошу тебя, не подчеркивай так намеренно нашу разницу в возрасте, особенно в таком контексте. И в лучшие дни эта мысль угнетает меня чрезвычайно. А в остальное время я просто избегаю задумываться над этим ради сохранения тех жалких остатков здравого смысла, что у меня еще остались. Черт, черт, черт! Гарри с трудом подавил желание хлопнуться лбом о деревянную столешницу. Утешало лишь, что Снейп чувствовал себя вполне раскованно, чтобы вслух высказать свои соображения по этому поводу. Раньше он никогда прямо не говорил о таком – так что, пожалуй, можно засчитать это как значительный прогресс. ― Прости, ― извинился Гарри. – Даже для меня это было вершиной идиотизма. Я не хотел, чтобы это прозвучало так… как прозвучало. Он глубоко вздохнул. ― И знаешь, я не Драко. ― Нет, ― Снейп все еще сверлил его взглядом. – Определенно, нет. Он сгреб полный кулак нарезанного нечто – Гарри по-прежнему не волновало, что это было, сегодня вечером навыки по зельеварению ему определенно не помогли бы – тщательно взвесил их, и принялся один за одним бросать в котел, помешивая зелье против часовой стрелки. Гарри молчал и просто наблюдал за движениями его рук. В конце концов, Снейп тяжело вздохнул. ― У него не все в порядке, верно? – он скорее утверждал, чем спрашивал. Гарри нахмурился, вспоминая. ― Нет, ― ответил он. – Нет, если честно, выглядел он просто ужасно. Он никогда не признается, но я на сто процентов уверен ― Малфой приходил к профессору МакГонагалл, потому что она беспокоилась о нем и о том, что он хочет бросить школу, ― Гарри вздохнул и с отсутствующим выражением лица поскреб пятно на скамейке. – Не знаю, может, я просто хочу выдать желаемое за действительное, но надеюсь, что он все-таки прислушается к тому, что я сказал ― пусть даже поначалу ему не слишком-то это понравилось. Кто знает. ― И что же ты ему сказал? ― Ну… что-то насчет того, что если что-либо кажется труднодостижимым, ― Гарри улыбнулся, не в силах сдержаться, ― это не значит, что к этому не стоит стремиться. Сказал, что если одна дверь захлопывается, где-то непременно открывается другая, и ее надо просто отыскать. Сказал, что ты не хотел бы, чтобы он сдался, не хотел бы, чтобы он опустил руки и перестал бороться только потому, что мир в данный момент обернулся против него. Сказал, что ты заставил бы его доказать всем, что они неправы, доказать, что он на самом деле значит много больше, чем кто-либо когда-либо думал. Когда он поднял глаза, Снейп больше не глядел в котел, а пристально изучал лицо Гарри. ― Знаешь, когда ты так делаешь, это чрезвычайно нервирует, – сказал он. ― Когда я делаю что? Угадываю, о чем ты думаешь? Знаю, что бы ты сказал, если бы был там? ― Да, ― ответил Снейп. – Именно. Гарри улыбнулся ему с нескрываемой нежностью. ― Не волнуйся. Большую часть времени я понятия не имею, что происходит в твоей голове. Особенно, когда ты принимаешься читать эти зубодробительные трактаты по теории магии или что там привлекло твой интеллект на этой неделе. Снейп ухмыльнулся и вновь сосредоточился на зелье. ― Как там, кстати, та книга, что я тебе подарил? ― спросил Гарри. – Помнишь, про броуновское движение или что-то вроде того? Есть что-нибудь интересное? ― Местами весьма познавательна. В некоторых аспектах содержащиеся в ней теории чудовищно ошибочны, но это вполне ожидаемо. По-настоящему разумные новаторские идеи встречаются редко и ценятся на вес золота, даже если речь идет о элитарных литературных кругах. В некоторых случаях – особенно если речь идет о них. «Я люблю тебя» – вдруг с отчаянием подумал Гарри, просто так, без всякого видимого повода. Но счел за благо промолчать. ― Видишь, ― мягко сказал он вместо этого. – Вот и еще одна причина, по которой стоит влиться в ряды остального общества. Ты сможешь копаться в разных академических исследованиях с красными чернилами наготове и давать волю своему возмущению. Сможешь писать саркастические письма редакторам журналов по зельеварению. Тебе же нет равных в этом, я уверен. К тому же, наверняка разгром научных трудов приносит куда больше удовлетворения, чем работы несчастных первокурсников. ― Ох, помолчи-ка лучше, ― беззлобно проворчал Снейп. Сам он больше не произнес ни слова до тех пор, пока зелье не пришла пора разливать по фиалам, а Гарри рассеянно наблюдал за ним все это время, раздумывая, хватит ли у зельевара решимости в кои-то веки воспользоваться советом из его же собственного арсенала. Оставалось только надеяться. *** Гарри проснулся посреди ночи, потому что странным образом замерз. Не открывая глаз, он потянулся к той части кровати, которую занимал Снейп, чтобы притянуть его ближе, но его рука нащупала только прохладный хлопок простыни. Гарри озадаченно заморгал, щурясь в слабом свете растопленного камина, пытаясь избавиться от остатков сонного оцепенения. Почему Снейп не в постели? К тому же, Гарри самого что-то разбудило – и определенно это был не очередной кошмар, абсолютно точно нет. Для того, чтобы окончательно разобраться с этим вопросом, понадобилось некоторое время – и только тогда до Гарри дошло, что он слышит какой-то слабый звук, доносящийся из-за двери. Он слез с кровати и пошел на звук, стараясь определить, что это. Неужели музыка? Это в самом деле была она. Гарри явственно различил мелодичный перебор гитарных струн, приглушенный деревянной дверью, ведущей в гостиную. Гарри неслышно спустился вниз по лестнице. Он не хотел выдать свое присутствие каким-нибудь шумом – и это у него превосходно получалось, по крайней мере, до тех пор, пока со всевозможной осторожностью он не повернул дверную ручку и не толкнул тяжелую створку. Она предательски заскрипела, но резкий звук заглушил голос певца. «Зачем ты все же сменил – грустно вопрошал он ― свою цель на мираж?» Музыка раздавалась из приспособления, в котором Гарри узнал маггловский проигрыватель – потрепанный, древний, ― поставленный напротив книжного шкафа. Снейп сидел перед ним на полу, прижав колени к груди и обхватив их руками тем же судорожным движением, которым обычно заворачивался с ног до головы в свой черный халат. Таким, сжавшимся на полу, он казался совершенно потерянным. Гарри без дальнейших колебаний шагнул в комнату. «А душевный покой на невидящий взгляд» ― продолжал выводить голос, сопровождая каждый его шаг в сторону Снейпа. «А восход на закат» ― он опустился на пол рядом с зельеваром. «Рядового в строю на генерала в плену». Гарри скривился – слова песни отозвались в его душе, идеально наложившись на собственные мысли и переживания. Снейп ничем не показал, что знает о его присутствии, он неотрывно смотрел на крутившуюся виниловую пластинку, на тонкую иглу, бегущую по ее черной поверхности. Его лицо было воплощением невозмутимости, старательно лишенное каких-либо эмоций. Гарри теперь знал его достаточно хорошо, чтобы не попадаться на эту удочку, он знал, какой яростный вихрь смешанных чувств может бушевать под этой маской безразличия. Зазвучало соло гитары ― печальная, скорбная мелодия. По спине Гарри пробежал холодок, он подтянул колени к груди, скопировав позу Снейпа. ― Твоя мама очень любила эту песню, ― прошептал Снейп так тихо, что Гарри едва расслышал слова за льющейся мелодией. – Я не мог слушать ее с тех пор… с тех пор как она умерла. У Гарри не было времени, чтобы осмыслить сказанное, потому что мотив гитарной партии вдруг обрел силу и настойчивость, затянув его в музыкальный водоворот, где мыслям просто не было места. «Как жаль, что тебя здесь нет» ― выкрикнул певец, и при этих словах Снейп закрыл глаза. «Вопль кричащей души Слышат лишь камыши, Уж много лет. И один я стою на ветрах, Ощущая лишь страх. Нужен твой совет, Но тебя здесь нет». Сердце Гарри сжалось в груди, отозвавшись тупой, тянущей болью. Он даже приблизительно не мог представить, как должен был чувствовать себя Снейп. Опустошенным – наверное, это слово и близко не описывало его состояние, но оно было единственным, что пришло Гарри на ум. ― Ты все еще… тебе не хватает ее? ― спросил он, слыша, как на заднем плане выводит свою мелодию одинокая гитара. Снейп подавился словами, пойманный где-то посередине между смехом и рыданием. ― Все время, ― выговорил он, словно это признание слишком долго безмолвным грузом лежало у него на душе, отчаявшись вырваться на свободу. – Все это проклятое время. Гарри протянул руку, разжал пальцы Снейпа, которыми тот намертво вцепился в собственные колени, и переплел их со своими. Зельевар открыл глаза, посмотрев на их соединенные руки. ― Иногда я думаю, ― сказал он, – не тоскую ли я всего лишь… по части своей души, которую утратил с ее смертью. И чувствую себя так, словно предаю саму память о ней. Гарри погладил большим пальцем кожу ладони Снейпа. Он не знал, что ему сейчас думать, и как определить те чувства, которые он испытывал. Их нельзя было назвать ни сочувствием, ни сопереживанием, и в то же время это были именно они – и нечто гораздо большее. Странное, многослойное ощущение, темное и светлое одновременно и ужасно, ужасно запутанное. ― Я не думаю, ― начал он, ― не думаю, что все так просто. И если честно, наверное, это никогда не было так просто. Он вздохнул, думая о воспоминаниях, которыми Снейп поделился с ним на Рождество, о новых гранях, которые он привнес в их отношения. ― Я не думаю, что она осуждала бы тебя, если бы знала, ― сказал он. – Как бы там все ни закончилось, она любила тебя, я уверен. ― Любила, ― эхом отозвался Снейп, явно не уверенный, стоит ли придавать этому слову вопросительную интонацию или остановиться на утвердительной. Гарри крепче сжал ладонь. ― Любила, ― повторил он, нисколько в этом не сомневаясь. Песня, звучавшая фоном, закончилась. Свистящее эхо замершей мелодии сменила более быстрая, но не менее страстная композиция. Снейп поменял позу, снял иглу с пластинки, выключил проигрыватель и осторожно положил его обратно в футляр. Потом долгое время молча смотрел на изображенного на конверте пластинки охваченного пламенем человека, пожимающего руку своему зеркальному двойнику. Гарри тыльной стороной ладони коснулся шеи Снейпа и встал на ноги. ― Пошли в постель, ― мягко предложил он. Снейп поднял на него взгляд. ― Пошли, ― согласился он, откладывая пластинку в сторону. Они заснули, тесно переплетясь руками и ногами. *** Уже целых три пальца Снейпа глубоко погрузились в его тело, когда Гарри понял, что не сможет больше ни секунды бороться с мучительной потребностью. ― Ты не мог бы… ― задохнулся он, ― тебе… О, Господи, ты… если хочешь, ты мог бы… Снейп оторвал голову от груди Гарри и взглянул ему в лицо. ― Что? Гарри не стал даже пытаться гадать, действительно ли Снейп в самом деле не понимает очевидного или просто тянет время. На это у него не было ни желания, ни мало-мальски связных мыслей в голове. ― Трахни меня, ― выдохнул он. Снейп молча смотрел на него сверху вниз, в растерянности приоткрыв рот. Пристальное разглядывание затянулось и грозило обернуться неловкостью, тем более, что пальцы Снейпа по-прежнему находились внутри Гарри. Он смущенно заерзал – и это оказалось ошибкой, при движении кончики пальцев Снейпа задели простату, и все его тело обдало жаром. От неожиданности Гарри не смог сдержать стон и запрокинул голову, затылком вжимаясь в подушку. Снейп, все это время завороженно наблюдавший за ним, медленно извлек пальцы. ― В общем, ты не обязан, ― быстро сказал Гарри. – Если не хочешь, то все нормально. Мы можем просто… Снейп привычно заткнул его поцелуем. ― Я… да, ― ответил он, когда они оторвались друг от друга. – Да… я… да. Ого. Целых три «да», куда уж определеннее. Гарри улыбнулся, демонстрируя уверенность, которая неожиданно враз пошла на убыль. ― Думаю, я уже давно готов к этому. Снейп нахмурился. ― Ты уверен? Я не… Он резко замолчал, когда Гарри ухватил его пальцы и безошибочно вернул их на прежнее место, уверенно и легко протолкнув внутрь. И тут же широко распахнул глаза, когда вместе с пальцами Снейпа внутрь проскользнул и его собственный – растяжение стало максимальным, это было невыносимо и восхитительно, звенящее напряжение отозвалось в каждой клеточке его тела. ― Видишь? – ему пришлось приложить все силы, чтобы голос звучал ровно, и все равно получилось плохо. – Никакой боли. – Он закусил губу. – Никакой, совсем никакой боли. На этот раз пальцы Снейпа покинули его тело с явной неохотой. Они погладили Гарри по бедру, скользкому от смазки – и это движение тут же остро и мучительно отозвалось у него в паху. ― Тебе нужно... – начал Снейп, ― тебе будет легче, если ты… ― его рука описала в воздухе дугу, явно намекая, что Гарри стоит перевернуться. Гарри подавил в себе вполне обоснованные опасения так решительно, как только мог. Сейчас для них не время и не место. ― Так тоже будет вполне нормально, ― убежденно сказал он, несмотря на вдруг проявившуюся неуверенность в благополучном исходе. Сам он никогда не пробовал ничего подобного, но, если рассуждать логически, освоить эту позу будет не очень трудно. И вообще, он довольно гибкий и очень хочет заняться этим со Снейпом лицом к лицу. К черту ― «хочет!» Ему жизненно необходимо заняться этим со Снейпом лицом к лицу. Когда Снейп потянулся за лубрикантом, Гарри мягко оттолкнул его руки. ― Разреши мне, ― попросил он, смазывая пальцы и просовывая руку между их телами. Член Снейпа был более чем твердым, что немного ободряло, а его бедра неконтролируемо вскинулись вверх, когда Гарри погладил большим пальцем головку. Некоторое время он ласкал Снейпа, пока он не зажмурился, и пока руки, которыми он прижимал Гарри к груди, не стали чуть заметно подрагивать. ― Все нормально? – спросил Гарри, когда зельевар отстранился. Снейп напряженно кивнул. Потом они некоторое время не могли разобраться с собственными руками и ногами – возникла неловкая неразбериха, ― но в конце концов правильное положение было найдено. Гарри приподнял бедра, а потом, осененный светлой идеей, еще и подушку под них подложил. Снейп наблюдал за его манипуляциями с выражением предельной восхищенной сосредоточенности. Гарри направил в себя его член, и Снейп наконец-то погрузился в него ― мучительно медленно, заставляя каждую клеточку в теле гореть и пылать. Гарри обнял его, осторожно поглаживая ладонями напряженную спину. Мускулы под его пальцами казались отлитыми из железа, сейчас Снейп весь был словно туго натянутая тетива лука, его била мелкая дрожь. Несмотря на это, зрительный контакт они так и не разорвали. ― Ты в порядке? – спросил Гарри, когда Снейп замер, полностью войдя в него. Зельевар попытался изобразить свой фирменный ироничный взгляд, но предсказуемо потерпел неудачу. ― Перестань все время спрашивать, ― прошипел он. – Все отлично. Он попытался найти более устойчивое положение, оперевшись на предплечья по обе стороны от головы Гарри, и чуть передвинулся. При этом его член задел простату, что заставило Гарри издать жалобный звук, подозрительно похожий на всхлип. Несмотря на все свои прежние заявления, Снейп тут же замер. ― Тебе… тебе ведь не больно? Гарри едва сдержал истерический смешок. ― Поверь мне, ― хрипло ответил он. – Совершенно, абсолютно не больно. Снейп ощутимо расслабился. ― Верю, ― прошептал он, одной рукой скользнув по подушке и зарываясь Гарри в волосы. Самому Гарри казалось, что после этих слов его сердце увеличилось раз в десять по сравнению со своими обычными размерами, а ребра вот-вот треснут под напором резко и часто вдыхаемого воздуха. Прежде чем он смог собраться с мыслями для ответа, Снейп уже вовсю целовал его, глубоко проникая языком в его рот. Он целовал Гарри, словно не мог насытиться им, словно вся его жизнь зависела от танца их сплетенных языков, словно не было на свете такой силы, которая могла бы заставить его остановиться, и Гарри был более чем счастлив чувствовать это и принимать его ласки. Растворившись в поцелуе, он даже не сразу заметил, что Снейп начал двигаться осторожными, неглубокими движениями, настолько выверенными, что Гарри чувствовал напряжение, волнами исходившее от него, и ощущал под ладонями закаменевшие плечи. Он скользнул рукой вниз по спине Снейпа, сжал пальцы на пояснице, направляя каждое движение, безмолвно поощряя каждый толчок – сильнее, глубже, быстрее! Медленно, так неописуемо медленно, когда его тело умоляло о скорости и напоре… но он не мог не признать, что эта медлительность была по-своему прекрасна – завораживающая, немного неловкая и такая искренняя. Гарри был словно весь охвачен пламенем – разгоравшийся пожар пожирал его изнутри, дюйм за дюймом, частичка за частичкой. ― Хорошо? – умудрился выговорить он, когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. ― Ты даже… не представляешь, ― выдохнул Снейп. Он выглядел совершенно растрепанным – расширившиеся зрачки сверкали диким огнем, к вспотевшему виску прилипла прядь черных волос, которую Гарри отвел от его лица и заправил за ухо. Когда он опускал руку, мягко очерчивая контуры щеки Снейпа, тот безотчетно потянулся навстречу ласкающим пальцам, крепче вжимаясь в его ладонь. Гарри не мог подобрать слов, чтобы выразить чувства, переполнявшие его, шедшие из самой глубины души и грозившие разорвать сердце на клочки, и в то же время осознание их присутствия мантрой билось у него в висках, вознося на самый гребень волны и тут же бросая в бездонную пропасть ― точно так же, как жар тела Снейпа внутри него. Не в силах говорить, Гарри закинул ногу на бедра Снейпа, притягивая его ближе, отчаянно вжимаясь в него на пике очередного толчка. Снейп закричал, словно умирая прямо здесь и сейчас, и уронил голову в изгиб его шеи. Это было настолько открыто, настолько вне контроля и ограничений, что Гарри немедленно захотелось услышать этот звук снова, еще раз, прямо, черт возьми, сейчас, поэтому он изо всех сил оттолкнулся пятками от матраса, потом опять и опять, пока Снейп, словно вода, не растворился в этих движениях, каждый раз подаваясь бедрами навстречу. Гарри выгибал спину, встречая каждый толчок, хватал губами воздух, пахнущий мускусом, Снейпом и сексом и очень скоро напрочь забыл, где кончается он и начинается Снейп ― они стали единым целым, переплетением рук, ног, тел, толкающимся, содрогающимся, растянувшимся во времени и пространстве. Член Гарри, зажатый между их телами, пылал огнем, умоляя о прикосновении, но Гарри не обращал на это внимания. Он хотел кончить так, именно так, да и в любом случае, если он даст волю рукам, то кончит тут же, а время еще не пришло, нет, не пришло. Кожа Снейпа под его ладонями становилась горячей и влажной от пота, а его стоны – все отчаяннее. Обычно он не был таким шумным. И все же, несмотря на то, что Гарри наслаждался каждым издаваемым им звуком, он знал, что Снейп пытается сдерживаться, цепляясь за исчезающие остатки своего самоконтроля. Гарри чувствовал это по дрожи, пробегавшей по его спине, по напряжению, сковывавшему движения его бедер, по силе, с которой он вцепился в волосы Гарри – так крепко, что это могло бы, наверное, причинять боль, если бы в данный момент он не был бы так близок к кульминации. ―..се х'р'шо, ― кое-как, глотая слоги выговорил пьяный от наслаждения Гарри, водя подушечками пальцев по спине Снейпа. – Я тебя держу, я здесь, отпусти, отпусти… Снейп толкнулся в него раз, другой, а затем взорвался внутри него, и кругом все тоже взорвалось. Гарри со сладостной остротой ощутил, как рвутся непрочные нити, связывающие его с реальностью, превращаются в ничто в короткий миг между осознанием и следующим вздохом, а потом он кончил – сильно, до боли, и это было прекрасно, так невероятно прекрасно, что не могло просто завершиться, а длилось, и длилось, и длилось... Следующий вздох дался с трудом – дрожащий и трепетный, чему способствовал Снейп, мертвым грузом рухнувший ему на грудь. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее, и Гарри провел кончиками пальцев по шее Снейпа, чей пульс эхом отразил его собственный. Зельевар слабо вздрогнул в ответ на прикосновение, но не сдвинулся с груди Гарри ни на дюйм. Если бы они смогли остаться лежать здесь вот так до конца времен, Гарри был бы более чем доволен такой перспективой. С другой стороны, его ноги были от нее не в восторге – чувствительность понемногу возвращалась. Бедра болели после непривычной для них нагрузки, и Гарри осторожно заерзал и опустил ноги, позволив им соскользнуть со спины Снейпа. Зельевар тут же отстранился – на этот раз медленно, словно еще не мог до конца обрести контроль над своим телом. Гарри не смог сдержать вздох, когда член Снейпа выскользнул из его тела, ощутив вдруг чувство потери. Поднимаясь, Снейп коснулся его щеки тыльной стороной ладони – и Гарри мимоходом удивился, почему это пальцы зельевара стали вдруг мокрыми. На лице Снейпа на краткий миг отразилось такое же замешательство, как и на его собственном, и Гарри беспомощно улыбнулся ему, временно лишившись способности издавать какие-либо звуки, и боясь, что его молчание неверно истолкуют. Но Снейп не казался ни испуганным, ни виноватым – ни следа подобных эмоций. Он казался… вообще-то, Гарри понятия не имел, как это назвать. За долгие месяцы изучения малейшего изгиба этих губ, любого неуловимого изменения этих жестких черт он не видел ничего, даже приблизительно похожего на выражение, застывшее сейчас на лице Снейпа. ― Прошу прощения, ― прошептал зельевар и быстро скатился с кровати. Гарри некоторое время смотрел на дверь, покачивавшуюся на петлях после его поспешного ухода. Он не чувствовал сожаления ― ни единой секунды, ― один лишь изматывающий, липкий страх, что совершил ошибку, настояв на своем, что зашел слишком далеко. Может, Снейпу лучше сейчас побыть одному? Может, лучше дать ему немного времени – но нет, Гарри не мог этого сделать, не сейчас, когда существует хоть малейший шанс, что Снейп может неправильно истолковать его слезы. Он просто не имеет права пустить все на самотек. Гарри поспешно натянул одежду и босиком спустился по лестнице вниз. Входная дверь была приоткрыта, Снейп, совершенно обнаженный, сидел на каменных ступеньках, обхватив руками колени. Ночной воздух обжигал холодом, хотя последний снег сошел уже довольно давно. Гарри пробила дрожь при одном лишь взгляде на него. ― Господи, ты замерзнешь насмерть, если будешь так сидеть. ― Мне не холодно, ― ответил Снейп, но не стал возражать, когда Гарри сбегал в дом за одеялом, и послушно приподнялся, позволяя ему подсунуть под себя подушку и закутать в теплую шерсть. Гарри уселся рядом с ним на ступеньку. ― Знаешь, эти слезы… это не потому, что ты мне сделал больно, ― сказал он. – Совсем не поэтому. ― Я знаю. Не представляя, что еще можно сказать, Гарри молча смотрел на Снейпа. Он провел рукой по лицу, и почему-то этот простой жест показался Гарри самым ярким свидетельством его уязвимости среди всех, которым он был свидетелем. ― Прости, ― сказал Снейп. – Это просто смешно, ты не заслужил такого рода…. абсурдной демонстрации. ― Все нормально, ― ответил Гарри. – Честное слово. Снейп покачал головой и опять показался Гарри потерянным, совершенно потерянным. ― Нет, не нормально, ― прошептал он. Гарри уже вскинулся протестовать, когда он едва слышно добавил: ― И не было нормально. Никогда не было нормально. Гарри нерешительно поднял руку, чтобы прикоснуться к нему, и тут же отдернул. Потом еще раз поднял и замер, внутренне разрываясь от желания дотронуться и опасения навредить. В конце концов, он еле ощутимо провел ладонью по волосам Снейпа – не прикосновение, а легчайший намек на прикосновение. Это оказалось верным решением. По крайней мере, совершенно точно не ошибочным, потому что Снейп потянулся навстречу его руке, потом еще раз, а затем вдруг порывисто спрятал лицо на груди Гарри, словно это было единственным безопасным местом во всем мире. Гарри обнял его и сжал в объятиях – единственное, что он мог сейчас для него сделать, пусть даже этого и близко не было достаточно. У него ушло непростительно много времени, чтобы понять, что Снейп плачет, учитывая как близко они были друг к другу. Он плакал совсем не так, как другие люди, которых Гарри видел рыдающими, ― не было ни дрожащих плеч, ни задыхающихся всхлипов, ни взрыва эмоций. Снейп плакал молча, его выдавало только чуть сбившееся дыхание и слезы, впитывавшиеся в рубашку Гарри. Он плакал, словно никогда не делал этого раньше, или же совершенно разучился, похоронив это человеческое умение глубоко в сердце, ― и Гарри внезапно, как молния, пронзило понимание, что так оно и есть, что Снейп не плакал уже очень и очень давно, с самой смерти Лили, почти вечность назад. Что каждая непролитая слеза переплавлялась в его душе в ярость, горечь и стальной панцирь самоконтроля, и, может быть, то, что он позволил себе эти слезы теперь, принесет ему не боль, а облегчение. Между тихими вздохами Снейп что-то шептал, повторяя одно и то же как мантру. Долгое время Гарри пытался различить слова, а потом еще столько же ушло на постижение их смысла. «Он был таким юным» ― повторял Снейп, и Гарри долго не мог понять, почему он говорит о себе в третьем лице, пока не вспомнил кое-что из прочитанных гермиониных книг, и все встало на свои места. Он нашел объяснение и другим вещам – например, почему Снейп был таким неестественно спокойным, когда рассказывал ему про свое детство, словно все это случилось не с ним. Как бы он ни пытался отгородиться от прошлого, забыть, сделать вид, что его никогда не существовало, ― пусть и самым жестоким и разрушительным способом – оно всегда будет с ним и в нем. ― Да, ― прошептал Гарри, гладя Снейпа по волосам, ― ты был ребенком. И тут же, со следующим ударом сердца: ― В этом не было твоей вины. При этих словах по всему телу Снейпа прошла крупная дрожь, и он крепче прижался к нему. А Гарри подумал, что, может быть, первый раз в жизни, пусть даже на один крошечный миг, Снейп действительно поверил в это.