То, что нас связывает

В нашем подъезде жила бабушка. Типичная бабуля, от которой пахнет старостью и нафталином. Она носила допотопный цветастый платок и часто сиживала на лавочке у подъезда, позвякивая спицами. Она все время что-то вязала, и мы прозвали ее Паучиха, с подачи кого-то из старших, конечно. Она прикармливала кошек и гоняла нас хворостиной, когда мы пытались привязать им к хвостам консервные банки. Рассказывала нашим родителям, если кто-то из нас прогуливал школу или попался с сигаретой. Ворчала на современную молодежь, которая пакостит в лифтах и расписывает стены. Мы думали, она нас ненавидит. И ненавидели ее в ответ, искренне, самозабвенно, как умеют дети. Сейчас я вспоминаю то время со стыдом, но тогда мне казалось, что Паучиха - настоящий враг. Она всегда была на посту, всегда все знала и видела. А потом на какое-то время она вдруг пропала. Мы с дворовыми строили глупые догадки и мечтали, чтобы она не возвращалась. Но она вернулась: какая-то враз постаревшая и бледная, а вместо цветастого платка на голове была черная косынка. Тогда же с ней поселился наш ровесник, ее внук. Он почти не выходил из дома, я видел его мельком пару раз до наступления первого сентября. А потом выяснилось, что он со мной в одном классе. Моя ненависть к Паучихе перенеслась и на новенького, по инерции. Тем более, что был он тощим, тихим и бледным. С совсем светлыми, почти белыми волосами, бровями и ресницами. А еще у него был жуткий взгляд - слишком взрослый. Светлые глаза смотрели так, будто он знает все обо всех. Каждый грешок, каждую пакость и постыдную тайну. В тринадцать лет мы все пытались казаться круче и опытней, чем есть. Мы хотели выглядеть сильными и смелыми, и нам нужна была жертва. Паучихин внук идеально подошел на эту роль. Он почти ни с кем не разговаривал, только смотрел исподлобья. Он оказался слабым и болезненным, и победить его смог бы и второклашка. К тому же он был не похож на нас и у него было дурацкое имя - Май. Как мы, тринадцатилетние крутые пацаны, могли пройти мимо такой замечательной кандидатуры на роль жертвы? Естественно, его стали задирать: выбрасывали учебники в мусорное ведро, мочили тетради в раковине, натирали сумку мелом, ставили подножки, когда он шел к доске, цепляли на спину дурацкие записки. Он никак не реагировал: не отвечал, не психовал, не жаловался, только опускал голову и молчал. Все тычки, шлепки и удары он сносил безропотно. На следующий день приходил с залатанными советским белым пластырем учебниками и тетрадями, с сумкой в разводах от мела, прихрамывая. Такая безответность делала его легкой добычей и убивала всякий интерес. К тому же, учителя стали поглядывать на нас неодобрительно. И мы перестали его трогать, физически. Просто насмехались и дразнили, обзывая молью, беляночкой, снеговиком. Он стал для нашего класса чем-то вроде отщепенца, немного чокнутого одиночки, в которого тыкают пальцем, но бить считают ниже своего достоинства. Казалось, что он сам не прочь, чтобы его считали фриком. Он отращивал свои блеклые волосы и однажды притащил в школу... вязание. Он вязал все перемены напролет, будто специально нарывался. И к бледной моли добавились новые прозвища - педик и пчелка Майя. Мы росли, но не взрослели. Время шло, а мы оставались все такими же узколобыми и ограниченными. Так бывает с детьми, которые счастливо живут и не знают лишений. Человек взрослеет, проходя через испытания, преодолевая себя. На тот период самым страшным испытанием для меня была внезапная контрольная. О чем тут говорить? Мы все так же подкалывали его из-за бледного вида, из-за того, что он ходил почти всегда в одних и тех же вещах, из-за его отвратительного почерка, из-за его дурацкого вязания. Кто-то из девчонок рассказал, что Паучиха торгует на улице вязаными носками и прочей ерундой, и мы принялись дразнить его еще и за это. А потом просто стали игнорировать. Всё было настолько привычно и знакомо, что я пропускал это через себя на автомате, ни о чем не задумываясь. Я не помню когда всё стало меняться, когда я изменился. Может началось все с моей мамы? Я, как истинный мужик, не любил ходить с мамой по магазинам. Но к середине девятого класса до меня дошло, что если я не проконтролирую процесс обновления гардероба, то буду еще долго ходить в футболках со спайдерменом и в других, милых маминому сердцу, детских вещах. Мне надо было выглядеть круто. Тогда я еще не постиг великую истину, что быть крутым и круто выглядеть - это разные вещи. С тех пор я периодически подвергал себя этой пытке. Конец ноября, десятый класс. За лето я вытянулся и вырос из всей более-менее приличной одежды. Пришлось идти на шоппинг. Я потратил кучу нервов и времени, а мама кучу денег. И все было неплохо, за одним небольшим исключением - нам попался отличный свитер. Такой... крутой, модный - он смотрелся на мне шикарно. Без ложной скромности скажу, уже тогда я знал, что довольно симпатичный: темные волосы, зеленые глаза и полное отсутствие прыщей. От папы достался высокий рост и отличная подтянутая фигура, безо всяких усилий с моей стороны. От мамы - густые черные ресницы и ямочки на щеках, от которых таяло большинство особей женского пола от пяти до восьмидесяти пяти. Чем я, признаюсь, бессовестно пользовался. Так вот. Свитер. Он был просто-таки предназначен для меня, но стоил баснословно дорого. Брендовая шмотка. Мама хмурилась и теребила замочек на кошельке, но так и не решилась на покупку. Я расстроился, но истерить не стал, не девчонка же, в конце концов. Бросил последний прощальный взгляд на витрину и потащился за родительницей по оставшимся семи кругам ада... э-э-э, двум этажам торгового центра. Через пару недель, утром, загадочно улыбаясь, в мою комнату заглянула мама. Протянула нарядный пакет и, погладив по голове, как маленького, умчалась на работу. Я был озадачен - еще не Новый год и не мой день рождения. Вообще, на удивление непраздничный день, если верить гуглу, так к чему подарок? Почесав маковку, я пожал плечами и вытряхнул содержимое пакета на кровать. Это был он, тот самый свитер! В школу я поперся, конечно же, в нем. Обновку заметили, и я собрал свой урожай восторженных девчачьих "ахов" и нарочито грубых: "Ну классно, чё" от пацанов. Я даже заметил на себе пристальный взгляд светлых глаз Паученка. А наша заядлая модница Диана, знающая наизусть всех дизайнеров и кучу другой ненужной хрени, заявила: - Классная имитация, Илюш. У кого заказывали, я бы тоже не отказалась? - В смысле имитация? - не догнал я сразу. - Ну это же на заказ явно связано по мотивам дизайнерской шмотки, - пожала плечами девушка и встала из-за парты, чтобы дотянуться до моей шеи и отогнула воротник, - вот, лейбла нет. И немного по-другому сделано. По-моему, даже лучше, чем оригинал. Так у кого заказывали? - Не знаю, но спрошу если хочешь, - улыбнулся я, чтобы скрыть смущение. Подделка. Черт возьми, подделка. Это почему-то меня жутко взбесило. - Спроси пожалуйста, а то Фирсова знает, но не колется, овца, - падая обратно на стул, поделилась печалью Диана. Тем же вечером я устроил маме допрос: - Мам, а свитер этот ты ведь не в магазине купила? Мама удивленно подняла брови. - А почему ты спрашиваешь? - Потому что мне сказали, что это подделка... и попросили узнать, где ты его заказывала. - Подделка? Так и сказали? - Ну имитация, какая разница? - Да никакой. А ты хотел свитер или лейбл от него? Может и с ценником бы ходил? - спросила мама ласково и прищурила глаза, папа в кресле вжал голову в плечи и замер. - Да при чем здесь это? - мама у меня ругается редко, но если решила устроить скандал, то это будет эпично. А меня заносит на поворотах, вот и в этот раз я не заткнулся вовремя. - При чем здесь это? Ни при чем. Ты, дорогой, объясни мне, что у тебя за претензии ко мне? Вещь некачественная, сидит на тебе плохо или мало за нее заплачено, на твой вкус? Что не устраивает вас, юноша? - Мам... - Лариса Иннокентьевна сделала все отлично! Я на работе показала, все обзавидовались, а тебе, значит, не по рылу каравай?! - Лариса... кто? - Лариса Иннокентьевна, из нашего подъезда, у нее жена директора пальто заказывала вязаное... - Паучиха что ли? - возмущенно завопил я, осененный догадкой. - Что?! Какая она тебе паучиха?! Хоть каплю уважения имей! - Фуууу, этот свитер Паучиха связала своими вонючими руками?! И ты ей еще деньги платила? Она ненавидит меня, и внук у нее фрик. Что б я его еще раз одел... Лучше буду в обносках ходить. Я бы много еще чего наговорил, наверное, но мама закрыла лицо руками, всхлипнула, и я понял, что она плачет. Моя. Мама. Плачет. Очевидно, из-за меня. - Сережа, кого я вырастила? - тихо спросила мама у отца. - Мам, ну ты чего? - растерялся я. - Ничего, Илья. Мне обидно и стыдно, и противно. Ты не мужчина, ты - слепой, ограниченный, капризный мальчишка. Ты не сделал своими руками ничего стоящего, не заработал ни копейки, получаешь все даром, не прилагая усилий. У тебя есть все: дорогущий телефон, фотоаппарат, стоимостью в две мои зарплаты, модные вещи, дом. И ты воспринимаешь это все как должное. Думаешь, что так и должно быть, не видишь, как живут другие люди. Начнем с того, что ты неблагодарная свинья! Позволяешь себе обзывать пожилую женщину, которая тебе ничего плохого не сделала, которая старалась, по ночам работала, чтобы успеть к сроку. Но ты ни во что не ставишь ее труд. Мой труд не ценишь. Я ведь не на деревьях деньги нахожу. И ты еще имеешь наглость обижаться. Господи, мне сейчас так стыдно, что ты мой сын! Я думала ты лучше, умнее. А ты пластмассовый... пустышка... Мама не повышала голоса. Она смотрела так, будто я у нее на глазах оторвал голову котенку. Лучше бы она накричала на меня, наказала. Только не эта бездна разочарования и обиды в ее глазах. И слезы. Я чувствовал себя последней тварью. Я был виноват и мысленно корчился от стыда. Как будто она станет меня меньше любить. От этих мыслей и чувств у меня перехватило дыхание и задрожали руки, а в ушах эхом звучало: пустышка... пустышка... пустышка. Мама вытерла слезы, прошла мимо меня в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь. Я стоял, как оплеванный, и был отвратителен сам себе. Я был растерян, испуган, зол на себя и на нее. - Ты только что обидел и разочаровал человека, который любит тебя больше всех на свете, - печально вздохнул папа, - я тоже считал тебя взрослым, умным, хорошим парнем. Радовался, что из тебя вырастет настоящий мужчина... - А теперь, - попытался возмутиться я, - решил что не вырастет? Подумаешь, бабулю обозвал! Да её так весь двор зовет. Типа, я из-за этого стал слабаком, не мужиком? - Кто такой настоящий мужчина, Илья? По-твоему, какой он должен быть? - Сильный. Смелый. Крутой. Тот, кто может постоять за себя! - Только за себя? В чем крутость, если ты отвечаешь только за себя, если доводишь до слез собственную мать? И о какой силе речь? Физической? Мужчина - это не наличие мускулов и крутого вида. Мужчина - это поступки! Поступки, за которые можно уважать. Как думаешь, ты совершал такие? - Мне шестнадцать лет, когда мне было совершать поступки? - М-дааа, ответ очевиден. Жаль... Я долго еще обдумывал тот разговор. Пытался понять, почему родители мной недовольны. Что имел в виду папа, когда говорил про поступки. Я решил доказать им, во что бы то ни стало, что не маленький, не глупый и не пустышка. Я прокручивал в голове их слова и решил, что самый простой способ доказать, что я мужчина - самостоятельно заработать денег. Устраивался я в несколько мест. Промоутером, расклейщиком объявлений, курьером. Заработать нормально никак не удавалось. Я работал, мотался по городу в предпраздничной декабрьской суете, но выхлоп был до слез маленький. В один из самых морозных ветреных дней я умудрился посеять перчатки, а мне надо было еще расклеить объявления в трех дворах. Я плелся злой, зажав пакет с объявлениями под мышкой и пряча руки в рукава, что, впрочем, не особенно помогало. Пальцев я уже не чувствовал. Плевать на работу, если я не отогрею руки в ближайшее время, у меня обморожение будет, подумал я и пошел в сторону автобусной остановки, блуждая взглядом по прохожим. Сначала я увидел прилавок, складной стол, накрытый застиранной вышитой скатеркой, потом тех, кто за ним сидит. Паучи... Лариса Иннокентьевна и Май. Женщина пыталась что-то вязать, но внук осторожно отнял у нее спицы и вручил исходящий паром пластиковый стаканчик. В его жестах было столько... нежности и заботы. А еще он улыбался. Май улыбался, и это совершенно его преобразило. Потом он поднял глаза и увидел меня. Улыбка его моментально померкла, а мне стало как-то... странно жаль. И еще немного стыдно, будто я в замочную скважину подглядываю. Поэтому я отвернулся, укутался как мог и стал дышать на руки, в надежде их хоть немного согреть. Процесс так меня увлек, что я вздрогнул, когда мне под нос сунули нечто пушистое. - Не дыши на них, еще хуже сделаешь, лучше потри друг об друга и надень варежки, - это был Май. Его голос сейчас вовсе не был тихим и безжизненным. И, несмотря на то, что он был ниже меня и слабее, я смотрел на него, как кролик на удава. Он вздохнул, покачал головой и натянул одну за другой рукавички на мои окоченевшие руки. - У меня денег нет... - начал было я, но он только фыркнул, мотнул головой и пошел обратно к бабушке. Я так задумался, что не заметил, как доехал до дома. У меня рушились стереотипы и это было очень неожиданно. Я подумал, что совсем ничего не знаю о человеке, с которым учусь вот уже третий год. Что я вообще мало знаю о людях. А они, как выяснилось, могут удивлять. Мне стало любопытно и тогда я взялся наблюдать. Когда смотришь внимательно, можно многое увидеть. Темные круги под глазами. Обед состоящий из одной булочки. Заплатки на джинсах. Ловкие пальцы и длинная тонкая шея. Бледное лицо, покрывающееся легким румянцем, когда он ловит мой взгляд и не отводит глаз. Какой ты интересный, Май Мирошенко. Мама всю последнюю неделю обижалась на меня, накладывала ужин и уходила из кухни, а я молча пялился в тарелку. В этот раз я набрался смелости, посмотрел на нее и спросил: - Мам, а почему Май живет у бабушки? Где его родители? Мама моргнула от неожиданности, посмотрела на меня через плечо и отвернулась к плите. Я думал, ответа не будет, но она заговорила: - Май сирота. Его родители погибли - авария. Мальчик сам еле выжил. Из родственников осталась только бабушка, вот она его к себе и забрала. Живут на ее пенсию и те копейки, что она зарабатывает вязанием на заказ. - В смысле, еле выжил? - Он долго лежал в больнице. Был в коме, потом долго восстанавливался. - Ни фига себе... - озадаченно выдохнул я. Как мало я, оказывается, замечал. И как меняется мнение о человеке, стоит лишь узнать обстоятельства его жизни. Вот почему он такой бледный, вот почему носит одни и те же шмотки. И вяжет он, наверное, в помощь бабушке. Что-то внутри меня сдвинулось. Мне вдруг захотелось увидеть его. Посмотреть на него сейчас, другими глазами, глазами человека, который не просто смотрит, который видит. Я быстро доел свой ужин под маминым удивленным взглядом, схватил в комнате деньги, которые удалось заработать, и вышел в подъезд. До второго этажа я спустился по лестнице и нажал на звонок, пока не успел передумать. Дверь открыл Май, и сказать, что он был удивлен, значит, ничего не сказать. - Привет, - брякнул я. - Привет, - вздернул светлую бровь мой одноклассник. - Хм, я тут... короче, хотел за варежки поблагодарить и заплатить. - Проявил я завидное красноречие. Май нахмурился, просканировал меня взглядом, видимо опасаясь, что я буйный. - Рад, что пригодились. Не надо денег. Пока... - кивнул парень и попытался закрыть дверь. Маневр почти удался, но во мне опять взыграли любопытство, природная наглость и какое-то иррациональное желание отдать долг. - Ладно, не хочешь брать деньги, может, я могу просто помочь в ответ? - предложил я. Честно говоря, предложил без особой надежды на согласие, но Май заколебался и в итоге сказал, отводя глаза: - Вообще-то, да, наверное, можешь... У тебя же есть интернет? Меня вопрос удивил безмерно. У кого в наше время нет интернета? Нет, ну серьезно? - Конечно есть... - я вопросительно уставился на парня, а он смутился еще больше. - Мне нужно одну схему перерисовать... ты бы мог? - Пошли, посмотрим, что за схема. Может проще распечатать? - я сделал шаг к лестнице и замер в ожидании. Май прожег меня очередным своим пристальным взглядом, потом крикнул в квартиру: - Бабуль, я выйду ненадолго, скоро вернусь, не теряй меня. - Хорошо, Маюша. А ты далеко? - послышался голос Пау... Ларисы Иннокентьевны. - Нет, к однокласснику зайду и вернусь скоро, - отчитался Май, захлопнул дверь и двинул за мной. Мама очень удивилась, но Мая поприветствовала с искренней радостью. Я включил ноут и жестом пригласил гостя располагаться. Парень был не то, чтобы дуб дубом в компах, но чувствовалось, что практики ему не хватает. Пока он искал свою загадочную схему, я разглядывал его. Дома Май выглядел совсем не так как в школе. Светлые волосы были собраны в хвостик на затылке, из дыр на драных застиранных джинсах выглядывали белые коленки, на плечах болтался светлый свитер на пару-тройку размеров больше чем надо, зрительно делая тонкую шею еще тоньше и оголяя выступающие ключицы. Тем не менее, смотрелось это на нем очень естественно. Лучше, чем черная потрепанная толстовка, в которой он ходил в школу. - Вот эта схема... я перерисую? - спросил Май, оглядываясь на меня. Я заценил, что он там откопал. - Это что за пиктограммы? - похлопал я глазами. - Схема узора, - тихо сказал парень и еще тише добавил: - для вязания. - И ты в этом что-то понимаешь? - я был шоке. Там сплошные черточки, треугольнички и прочая хрень. Май нахмурился, но кивнул. - Лады, а почему надо ее перерисовывать? - Ну я так всегда делаю, когда бываю в интернет-кафе. - У тебя нет компа? - поинтересовался я, хотя уже знал ответ. - Тебе-то что? - ощетинился одноклассник. - Так, выдохни. Схему эту я тебе сейчас распечатаю. Может, есть еще что-то, что надо найти и распечатать? У меня интернет безлимитный, лови момент, - я улыбнулся и подошел к Маю, чтобы отправить картинку на печать. - Уже поздно, я не хочу мешать. - Ты не мешаешь. Я бы не позвал, если бы мне было некогда. Давай, посмотри, может надо что-то еще? - Хорошо, спасибо... Я вернулся на диван и продолжил изучать объект, который изучал какой-то форум. - Май, а ты это для бабушки ищешь? - поинтересовался я через некоторое время, устав от тишины. - Нет. Для себя. - Ты ей помогаешь, да? - Какая... - Май повернулся ко мне, собираясь отшить, но почему-то передумал, - Да. У нее артрит страшный, спицы и крючок держать очень больно. Но кроме её пенсии, соцвыплаты и заказов, другого дохода у нас нет... - Погоди, так заказы тогда кто выполняет, ты? - опешил я. Он ничего не ответил, но я понял, что угадал. - И свитер мой тоже ты вязал? Серьезно? Сам? - вот теперь я точно офигел. Я считал всегда, что всякие виды рукоделия мужчина не может освоить по определению. И вообще, меня всегда поражали люди, которые могут создавать что-то из ничего. - Слушай, что тебе надо? Не нравится он тебе или что? Чего ты мне допрос устроил? - возмутился Май и вскочил со стула, с намерением уйти. Я тоже встал и перекрыл путь к выходу. Положил руку ему на плечо, развернул к компу и заставил сесть. - Успокойся, истерика! Я просто удивлен. Вязание не самое типичное хобби для парня нашего возраста. И он мне понравился - отличная работа! Вон даже Дианка заценила. Май посмотрел на меня недоверчиво, потом мотнул головой и вернулся к своему форуму. Я помолчал еще некоторое время, но долго не выдержал: - А почему ты сам не носишь вещи, которые связал? - Зачем? - отстраненно поинтересовался Май. - Ну как, это же, по сути, реклама, - я пожал плечами, - у нас народ как обычно покупает? - Как? - Май вздохнул, приняв тот факт, что покоя я ему не дам, развернулся ко мне лицом, сложил руки на спинку стула и опустил на них острый подбородок. - Стадное чувство. Один купил, остальные захотели. Тем более, тебе это больше идет, чем твоя унылая толстовка... - я прикусил язык, но было уже поздно. Май недоверчиво уставился на меня. - Что? Ты сейчас на человека похож, а в школе на посланника смерти, - попытался оправдаться я. - То есть все дело в одежде? - Ты о чем? - Вы меня все ненавидите потому, что я в толстовке хожу? - Май иронично усмехнулся. - Нет... мы тебя не ненавидим... я, по крайней мере, просто мы... придурки, - признался я, покраснел и в этот момент понял, о чем толковали мама и папа. Понял, что нет ничего крутого в том, чтобы быть сильнее толпой и травить того, кто слабее. Что мужчина не тот, кто машет кулаками, а тот, кто способен помочь и защитить. Тот, кто плевать хотел на мнение окружающих, кто просто делает, что должен, что может. Май меньше и слабее меня, но он намного больше достоин зваться настоящим мужчиной. - Понятно... и что дальше? - Дальше... я постараюсь не быть придурком.