То, что нас связывает

Август подкрался незаметно и распластался по высушенной июльской жарой земле. Небо стало чуть ниже, трава выцвела и первые редкие жёлтые листочки валялись по утрам у бордюров. В моем родном городе было странно. Вроде был он другим - более ярким, более современным и в то же время что-то такое знакомое проглядывало из-под всего этого. Старый двор, где мы с пацанами дрались, гаражи, по крышам которых мы лазили, покосившиеся ворота на футбольном поле за домом. Я не был здесь несколько лет. Наш подъезд обзавелся новой дверью, но внутри всё осталось как прежде. Из подвала тянуло кошками, скрипели дверцами незапертые почтовые ящики, и надпись красной краской по серой пыльной побелке всё ещё возвещала, что: "Буркова овца прастетутка кончиная". Дом, милый дом! Май замер возле двери своей квартиры. Она больше не была его, конечно. Там давно жила большая семья. Сварливая тетка, её работяга муж и трое детей. - Май? - позвал я, и мой парень отмер, прекратил медитировать на рыжую металлическую дверь, улыбнулся мне и нырнул в лифт. - Ты уверен, что стоит так сразу? Может подготовишь их как-нибудь? - спросил Мирошенко. В сотый раз спросил. Всё время после нашего разговора, состоявшегося тогда в мастерской, он волновался о реакции моих родителей на знакомство с "невесткой". - Я взял с собой валидол, - оповестил я его с серьёзной физиономией. Май уставился на меня круглыми, как блюдца, глазами, но быстро понял, что я прикалываюсь, и залепил мне подзатыльник. - Бьёт, значит, любит, - мечтательно прикрыв глаза, потёр я тыковку и урвал поцелуй. - Это на тебя город так влияет? Мне кажется, мы всё ещё в десятом классе, судя по твоим тупым шуточкам, - фыркнул Май, но от поцелуя отбиваться не стал. Наоборот, расслабил плечи и тихонько вздохнул. Дверь открыл папа, улыбаясь, будто выиграл миллион, обнял меня. Родителей о своём приезде я предупредил, но говорить, что приеду с Маем не стал, сказал только, что не один. На шум из кухни выскочила мама, бросилась на шею, расцеловала в щёки. Насилу отбился. - Здравствуйте, - папа рассматривал моё белобрысое недоразумение. Мама выглянула из-за моего плеча, ахнула. - Май? Мирошенко Май? - Здравствуйте, Оксана Валерьевна, - кивнул он. Папа покосился на любимую жену и сделал шаг назад. Мама выпустила меня из захвата и подошла к Мирошенко. От резкого звука пощёчины я вздрогнул. У Мая глаза были как плошки, особенно, когда после возмущённого: "Засранец! Я тут волнуюсь о нём, ищу, переживаю, а он не позвонил даже ни разу!" мама прижала его к себе и погладила по голове, как маленького. - Извините... - прошептал Май. Я точно слышал всхлип, хоть он и ушёл в несознанку. - И пока вы в эмоциональном угаре, - широко улыбаясь, начал я, - Познакомьтесь - это мой парень. Мы встречаемся, в смысле живём вместе. Мирошенко обреченно прикрыл глаза рукой и прошептал: "Придурок..." - Ну вот, Оксан, а ты переживала, что она залетела, раз Илья нас решил познакомить, - хихикнул папа, нарушив удивлённую тишину. Мама шлёпнула мужа полотенцем и буркнула что-то вроде: "Чё ты палишь меня!", но я не могу ручаться за то, что слышал, ибо был в глубоком шоке от такой реакции. Я, конечно, не предполагал, что родители от меня откажутся, но ожидал разговоров в духе: "Ты еще слишком молод. Это просто эксперименты." - Ой, ну что ты на нас так смотришь? - всплеснула мама руками, - Когда Май пропал, только слепой или слабоумный бы не понял, что с тобой происходит. Мы с папой ни на зрение, ни на мозги не жалуемся. Так что был вариант, что ты приведёшь парня, а не девушку. Что встали в коридоре, проходим, не толпимся... - Мам, пап, я вас так люблю! - Да, да. Только в моём доме никакого разврата! До свадьбы ни-ни, ясно?! - Мааааам!!! - Оксана Валерьевна! - Ксюха! Встреча одноклассников должна была состояться на следующий день. В приглашении было указано: 18:00, актовый зал школы. Поэтому днём, взяв папину старенькую Мазду, мы отправились на кладбище. Место Май нашёл, сверяясь со схемой, присланной ему агентством ритуальных услуг, которое он нанял, чтобы за могилами его бабушки и родителей ухаживали. Я впервые был здесь. В оградке стояло три памятника: Прохоров Геннадий Владимирович, Прохорова Лариса Иннокентьевна, Мирошенко Анна Геннадьевна и Виктор Борисович. У Мая были мамины глаза и ямочки на щеках. Она и его отец улыбались так радостно, солнечно с выпуклых фотографий. Они были такими молодыми. - Когда очнулся, никого не было в палате, - тихо сказал Май и присел на лавочку, стоящую в оградке. Я присел рядом и посмотрел на него. - На самом деле из комы не выныривают, как в сериалах. Я приходил в себя постепенно, а потом лежал, глядя в потолок, потому что даже пошевелиться не мог. Мне было очень страшно. Я не понимал где я, почему нет рядом никого и почему я не могу двигаться и говорить. Я долго провалялся. Мне потом объяснили, что ко мне медсестра заходила утром и вечером. Я ж коматозный, а если в первые же дни не очнулся, вряд ли уже... они бы меня отключили, но бабушка не дала. Вот вечером медсестра зашла, а я в потолок пялюсь. Что там началось! Врачи набежали, давай меня колоть, стучать, вопросы задавать. Я когда смог говорить попытался спросить первым делом, почему я один, где мама с папой. Мне было так страшно. И очень обидно было, что они меня оставили одного и что не пришли до сих пор. Стал накручивать себя, что они меня бросили или не знают где я или ещё что... а на следующий день, рано утром пришла бабушка. Она так постарела... знаешь, она ещё и рта не раскрыла, а я уже понял, что она сейчас скажет что-то плохое. Май помолчал. Лицо его было спокойно, но руки, держащие цветы подрагивали. - Я ненавидел их! Я злился на них, за то, что они умерли, за то, что поехали в дождь, за то, что я остался один. За всё. А ещё я боялся, что бабушка тоже меня может бросит, что она однажды не придёт. Но она всегда приходила. Сняла комнату рядом с больницей. Нашу-то квартиру мы снимали. Вещи потребовали срочно забрать, а она же не потащит на себе! Собрала мне немного шмоток, ноут мой прихватила. Остальное продала хозяевам квартиры. На больницу уходила практически вся её пенсия. И все сбережения, какие у неё были, она потратила на меня. Верила, что я очнусь. Меня выписали полудохлого. Руки двигались плохо, говорить было тяжело. Я и на неё злился, за то, что приходится переезжать в другой город, за то, что это к ней мы ехали, за то, что она вяжет всё время что-то, в общем - за компанию. Злился, злился... пока ночью не пошёл попить. А она там сидит на кухне, включила лампу настольную, тусклую, не видно ни черта, вяжет и плачет. И я... перестал злиться. Мы друг у друга одни остались. А потом я стал вязать. Мне врачи посоветовали развивать мелкую моторику, потому что в мозге двигательный и речевой центры рядом находятся, движения рук стимулируют речь. Пазлы мне быстро надоело собирать, да у нас на них и денег не было. Перебирал сначала бусины и пуговицы, а потом взял крючок. Так и поехало, и мне понравилось. У бабушки артрит усилился после всей этой нервотрепки, но она всё равно вязала. По ночам, с этой тусклой лампочкой, чтобы меня не будить. А потом на остановку шла или на рынок с самого утра... она меня вытащила, Илья, понимаешь?! Она меня не отпустила туда, к родителям. Всё мне отдала... родителей я очень люблю, а бабушку обожаю и каждый день благодарю бога за неё. Мне как-то стих попался в интернете, точно про нее... Май замолчал. - Какой стих, Май? - тихо спросил я. Он вскинул на меня удивлённые глаза и понял, что для меня важно каждое его слово, всё, что он чувствует. Что я слушаю и слышу, и хочу разделить с ним его печаль. Май улыбнулся грустно и заговорил: Я свяжу тебе жизнь Из пушистых мохеровых ниток. Я свяжу тебе жизнь, Не солгу ни единой петли. Я свяжу тебе жизнь, Где узором по полю молитвы — Пожелания счастья В лучах настоящей любви. Я свяжу тебе жизнь Из веселой меланжевой пряжи. Я свяжу тебе жизнь И потом от души подарю. Где я нитки беру? Никому никогда не признаюсь: Чтоб связать тебе жизнь Я тайком распускаю свою. ((с) Валентина Беляева, 2001) Последние слова повисли в жарком воздухе. Я был благодарен Ларисе Иннокентьевне за то, что она не оставила надежды, за то, что верила. За то что научила Мая быть таким сильным, вытащила его из депрессии, за то, что любила его и действительно, старалась дать ему всё, не жалея себя. Я приобнял Мая за плечи и прижал к себе. Его глаза влажно блестели, но он не плакал. Только улыбался всё так же грустно. Так мы и сидели долго-долго. На вечер выпускников мы опоздали. Не сильно, минут на двадцать, но это спасло нас от нудной речи завуча и церемонии вручения картонных колокольчиков. Не скажу, что я сильно скучал по школе. Да, было здорово вспомнить эти коридоры и классы, но вернуться в то время мне не хотелось бы. Май был молчалив и задумчив. Он выглядел здесь, на провинциальной встрече выпускников, как голливудская звезда. В лёгком, нежно-голубого цвета костюме. Приталенный пиджак подчеркивал широкие плечи, а брюки обтягивали великолепную задницу и демонстрировали длинные ноги. Белая рубашка, тёмно-синий галстук, запонки, небрежная поза, блестящие, как платина, длинные волосы. Мать, мать, сам себе завидую! Стало даже неинтересно выискивать в толпе знакомые лица. Гораздо интереснее было смотреть горячим взглядом в эти светлые глаза, обещая жаркий подростковый трах в туалете любимой альма-матер, если господин Мирошенко не притушит слегка сей же час свое сияние. - Илья? - услышал я и обернулся. - Да... Оля? - Самойлова с возрастом определённо похорошела. - Как я рада тебя видеть! Ой, ты такой красивый стал, - бесхитростно радовалась она. А я почему-то вспомнил, что ей нравился Май. - Кто тут красивый, так это ты, - галантно вернул я комплимент, - отлично выглядишь. - Ну, глупо было бы выглядеть плохо, когда являешься хозяйкой салона красоты, - похвасталась Оля и засмеялась. - Думаю, дело в том, что тебя любят, - ласково сказал незаметно подошедший Май, - вон тот элегантный джентльмен, если я не ошибаюсь. Больно кровожадно он на тебя смотрит, Мельников. - МАЙ?! Мирошенко Май? Но ты же... тебя же... поверить не могу... - лепетала Ольга. Май улыбнулся и пожал плечами. - Ты его всё-таки нашел, - Самойлова светилась от радости, глядя на меня. Я кивнул и немного выпятил грудь, будто говоря: "А то! Это ж я!" - Надо же! Такие взрослые, а я всех помню школьниками. Ну кроме тех, кого встречала здесь в городе. Фирсова тут "жена олигарха", Мишка за невестой как-то заходил в салон. Дианка умотала в Москву, а потом в Штаты, мы с ней переписываемся. Ромка Матросов женился, но уже развёлся. Бабыкин физру преподает в нашем ПТУ, представляете? Оля чирикала и чирикала, рассказывая обо всех, кого встречала за эти годы. Наконец, подошел её муж и увёл неугомонную. Мы шатались по залу, встречали знакомых. Все удивлялись приезду Мая. Меня пытали на предмет наличия жены. Я отбивался, мол, пока ещё нет, но я подумываю. На вопросы о невесте, говорил, что лучше не бывает. Май зыркал на меня и ехидно улыбался. В общем, вечер был довольно томным. Пока в какой-то момент мы не разделились с Мирошенко. Я очухался и пошёл его искать. Вот тут я в полной мере понял, что такое дежавю. Май подпирал спиной стенку в коридоре. Как и тогда на новогодней дискотеке. Напротив стоял мужик и что-то говорил, ухватившись одной рукой за отворот его пиджака, во второй он держал мобильник и тряс им перед носом Мая. Вид у Мирошенко был напряженный. - Не помешаю? - поинтересовался я. Мужик резко повернул в мою сторону голову и я его узнал. Роман Матросов. Время его не пощадило. А может водка. Он выглядел старше нас, намного старше. Когда-то приятное лицо было теперь отёкшим и будто грязным. Несмотря на то, что был в брюках и рубашке, выглядел он не солидно, а жалко. - Блядь, Мельник, свали отсюда, разговор у нас, не видишь? - сиплым голосом зло бросил Роман. - Вижу, отчего же нет. Но сдаётся мне, Мирошенко не очень нравится способ вашей коммуникации. - Чего? - Грабли, говорю, припаркуй в карманы, а то лишиться можешь, - я сменил дурашливый тон на злой и сделал ещё один шаг. - Илья, не надо. Я сам разберусь, - мотнул головой Май. - Правильно, пчёлка, сами разберёмся. Ты все понял, куколка? - спросил он у Мая, похабно улыбаясь и обдавая лицо Мирошенко несвежим дыханием. Дожидаться ответа Матросов не стал, уронил телефон во внутренний карман пиджака Мая, отступил и прошёл мимо меня, явно борясь с желанием задеть плечом. Как в школе, чесслово. Май был бледен, но достаточно спокоен, хотя руки немного подрагивали. Но это могло быть от злости. Он стоял, прислонившись затылком к прохладной крашеной стене с прикрытыми глазами. - Чего он хотел? - спросил я и поморщился, когда услышал: - Ничего... - А, ну да. В прошлый раз ты так же ответил... - тихо сказал я, склонив голову, и уставился в пол. Мне не хотелось снова поднимать эту тему. Но я видел, что он понял о чём я говорю. Прошлый раз закончился его унижением и моими злыми словами. - Илья... - Что "Илья"? - с досадой спросил я. Что он может мне ответить? Всегда есть эта граница, которую мне не позволено пересекать. Я ближе всех, но недостаточно близко. У него есть тёмная мрачная комната "Синей Бороды" и в ней мысли, которые он тщательно охраняет от меня, чувства, которые скрывает. Секреты. Мне в такие моменты страшно, потому что я понимаю, что совсем не знаю его. Не знаю на что он способен, чего хочет больше всего, как на самом деле относится ко мне. А ещё - понимаю, что я устал не знать.