Сказки для взрослых или имел в виду я ваши сказки!

В пещере всё стихло. Кощей, растерявшись, попытался сделать шаг в сторону, камни под его ногами заскрежетали и Добрыня, стремительно развернувшись на месте, заметил его. То ли потому что он до конца еще не проснулся, то ли попросту растерялся, но Бессмертный не успел ничего предпринять, когда храбрый, благородный богатырь, с воплем: - Кия! – своей ножищей привычно засветил ему промеж ног. - Опять... – еле слышно пискнул несчастный и, закатив глаза, съехал по каменной стене вниз. - Вот и пришла к тебе смертушка, погань страхолюдная! – торжествующе провозгласил Добрыня свет Никитович, и замахнулся над валяющимся почти в бессознательном состоянии Кощеем своей палицей, намереваясь сделать контрольный удар, размозжив его голову, на случай, если закрытого перелома иглы окажется недостаточно. - На себя посмотри, кабан – переросток! – правое ухо богатыря опалило нестерпимым жаром так сильно, что оно кажется, моментально увяло и свернулось в трубочку. Не успел он пикнуть, как ребра богатырские немилосердно сжали, а самого Добрыню вдруг потащило куда-то вверх. Богатырь мужественно зажмурился – что поделать, он с детства не выносил качки и высоты, и именно поэтому ходил всюду пешком. На своего же верного тяжеловоза Коня Педального – кличку ему присоветовала крайне разносторонне образованная баба Яга, а Добрыне и понравилось, - садился в исключительных случаях. Например, когда в соседнем селе затевалась большая попойка, то есть – пир горой, среди богатырей. Та же баба Яга как-то мудрёно называла эти славные посиделки, после которых все поля и огороды окрест оказывались вытоптанными, а сельские девки поголовно в тягости, правда Добрыня позабыл это слово, но звучало похоже то ли на киску, то ли на миску... Почему богатырь именно сейчас всё это вспомнил, с ужасом, несвойственным ему, пялясь, как стремительно он приближается к жуткой, разгневанной драконьей харе, рядом с которой реют ещё две таких же, было непонятно. Да и не важно. Страшенная громадная пасть, глубокая, как задница, в которую в этот раз угодил сын Никиты, широко раззявилась, ощерившись кошмарным копейным частоколом, и Добрыня понял, что пришёл его последний час. Уже практически засунутый шлемом в пасть чудовища, богатырь ощутил, как обычное тугодумие внезапно оставило его, а голову словно осветило понимание, и он вспомнил... Он вспомнил! Изо всех сил, будто только от этого и зависит его жизнь, Добрыня вскричал в исходящую жаром пасть: - Вписка!!! Движение богатыря в сторону жуткой, тёмной, пульсирующей глотки остановилось. Ещё несколько мгновений Добрыня рассматривал свою будущую смерть, с трудом сдерживаясь, чтобы позорно не заверещать от жара и запаха палёного волоса – как он подозревал, его собственного. А затем лицо обдало блаженным свежим ветерком, а в глаза ударил солнечный свет. Драконья морда заняла весь обзор, но спасатель Василис мужественно не стал жмуриться, хотя, судя по всему, его решили не есть, а сначала хорошенько прожарить... - Э? Что ты сказал, юродивый? – изумлённо поинтересовалась средняя голова, в том время как левая и правая были явно недовольно остановкой в начинающемся обеде. - А? – не понял богатырь, с трудом осознавая, что с ним пошли на диалог. - Что ты там вякнул, я спрашиваю? Слово какое? Повтори! - Это... Как его... – окончательно растерялся Добрыня. – А, вот! Вписка! - Вписка? – Димка ошарашено разглядывал зажатого в кулаке мужика, начиная осознавать, что только чуть не совершил непоправимое – он его едва не сожрал! И ведь хотел сожрать, точно! Очень хотел! Прямо жаждал... От ярости, когда он увидел валяющегося на земле беспомощного старика, и замахнувшегося на него своего дубинищей здоровенного качка, в его мозгах что-то сдвинулось. И сдвинулось капитально, потому что он натурально озверел. Будто проснулись в нём не его - человеческие, а драконьи инстинкты, которые на самом деле, никуда не делись, а просто были глубоко и, как оказалось, не слишком надёжно спрятаны. И только знакомое слово из его мира, которого тут никак быть не могло, привело Димку в сознание. Парню отчаянно захотелось побиться башкой о скалу, чтобы выбить из неё всю эту первобытную, звериную дурь. – Откуда... Откуда ты знаешь такие слова, и причём здесь вписка?! - Баба Яга так называла наши ночные попойки, смеялась, попрешница старая, - буркнул богатырь, пытаясь поудобнее устроится в когтищах, и делая только хуже. – Ай! Жри меня уже, чудище поганое, токмо добро завсегда побеждает зло! И за мою погибель други мои люто отмстят! - Нужен ты мне больно, жрать всякую дрянь... – сплюнул Димка, чудом не угодив своей огненной слюной в уже начавшего шевелиться Кощея. Он старался этого не показать, но всё его драконье существо содрогалось при мысли, что он только что едва не наделал. К горлу подкатил очередной комок жара, не тот обычный огонь нет, а противный, тошнотворный, казалось – ещё чуть-чуть и его вырвет. В оба уха что-то успокоительно зашептали, обдавая его брызгами воды, что было весьма кстати – дурнота стала рассеиваться, трепетание в утробе понемногу успокаиваться. - Что тут происходит? – послышался дребезжащий, надтреснутый голос, так не похожий на обычный бодрый голос Кощея. Он завозился, стараясь сесть, но громко охнув и схватившись за свою промежность, прилёг обратно, с ненавистью глядя на воспарившего Добрыню. - Что ж ты гадина подколодная всё по ядрам бить норовишь, а? Какой же ты мужик опосля эдакого? - Сам виноватый, покуда не упрятал тудыть смертушку свою, все гнушалися по мошне-то* вдарить! Тако и ты не человече! Нету в том позору, нечисть оприходовать со всем удовольствием! Бо и педагогоном* поучить опосля незазорно, дабы окончательно обезжилити* гноище лихое! - А давай всё же мы его съедим! Надоел мне этот хулитель, аки заноза в гузке! – вмешалась Ладушка. – Або доблести мужицкой лишим разом – пшик, и всё. А тамо и в гарем басурманский отдадим, пущай, как мечталось ему, среди бабонек житие своё влачит. - Я согласная! – влезла Василиса в обсуждение, поправляя на себе мокрое платье, срочно нацепленное поверх мокрой же сорочки. – Скоко баб попортил, да и мужей тоже, не перечесть. Пусть со своим удом обезглавленным посередь мужатиц* красы необыкновенной сидит, аки волк беззубый посередь овчарни, и лютует от злобы бессильной! - Чур, я буду обезглавливать его уд! – обрадовался Ванятка. – Я ещё никогда этого не делал! Как надо – с корнем вырвать, али просто откусить? Токмо, ежели откусить – то я съем! Слыхивал, что мандарины оченно уважают такое в собственном соку! Барана да говяда, правда, но чем этот – не баран?! - Фу, такое в рот совать? – сморщилась Ладушка, и Василиса согласно кивнула, похоже скривившись. – Пущай лучше Димитрий прижжёт борзо, и всего делов. Токмо бы не пожёг всю нижнюю половину, бо Мелкий ишшо не сподобился, как следует силушкой своей управляться... Слушающий эти пререкания Добрыня, съеживался с каждой минутой всё больше, казалось – ещё чуть-чуть, и он просто выскользнет из сжимавших его когтей. Ему было так страшно, как не было ещё никогда. - Нет, не надо обезглавливать... Это... Делайте со мной, что хотите, токмо доблесть не троньте! – возопил он, наконец, не выдержав, и заколотившись в Димкиной лапе изо всех сил. – Хоть птицей, хоть кабаном обратите, токмо ТАМ не трогайте! - А это идея, - выдохнул Димка, сумев загнать на место выпученные от такой милой беседы, глаза. Больше всего его поражала кровожадность не Кощея и двух боковых голов, а Василисы, которая до сих пор казалась ему нежным цветочком, неспособным на злодейские мысли и месть. – Кощеюшка, скажи, ты ведь умеешь людей в животных обращать? – лапа дракона уже буквально отваливалась от долгого удерживания на весу такого упитанного – действительно, по выражению Василисы – многоплотного богатыря, и потому медленно опустилась на землю, не разжимая, однако, своей хватки. - Что баешь, друже? – не понял Бессмертный, встав на ноги и осторожно приседая, дабы убедиться, что всё в порядке. – От, ирод! Чуть в кашу не размякушил! А была б там игла, точно конец бы мне пришёл! Об чём я токмо думал, помещая смертушку свою туда... - Ну, была же сказка, что ты одну из Василис в лягуху превратил! - Каких ишшо Василис?! – встрепенулась девушка. – Я такая одна! И никакая не эта... Лягуха! - Да не ты лягуха, она лягуха! То есть... Тьфу! – окончательно запутался Димка. – Это просто сказка и всё. Но в ней, Кощей, говорится, что ты умеешь девиц в жаб и лягушек превращать, правда, или выдумка? - А-а, - облегчённо выдохнул Кощей, с блаженным лицом копаясь у себя в штанах, проводя инвентаризацию. – А? А! Ну да, мог когда-то, лет пятьсот назад. Я уж и позабыл, что да как. А что? - Ну, так вспоминай, и давай вот этого быстренько в лягуха превращай и пойдем обедать, а то проголодался я от всех этих волнений, сил нет, целую корову сожру, и не посмотрю, что живая... - Не надо меня превращать, я пошутил! – завопил Добрыня. - Протест отклонён, - отозвался Димка, с интересом глядя на Кощея. – Давай, Мерлин, колдуй! - Да не помню я, как надо! – возмутился тот. – Да и силов нетути – я всё на вызов этой ведьмы грохнул, пока варево её стряпал! Я сейчас как котёнок слаб, думаешь, был бы в силе, этот лаятель меня так просто врасплох застал бы? - Не над его превращать! Давайте кастрируем! – внесла свою лепту Лада. – Я хочу его кастрировать! - И я! – поддержала Василиса. - Только отгрызать буду я! – радостно дёрнулся Ванятка. - Уууу! – донеслось из пещеры. Видимо, Волчара Позорный тоже был не прочь поучаствовать в дележке Добрыни на запчасти, но показаться стеснялся. - Не троньте меня, погань лесная! Нет у вас управы супротив богатыря русского! – внезапно обнаглел Добрыня. - А-а-а, всем молчать! – озверел Димка. – Молчать! Молчать! Молчать! Мгновенно все стихло, только камни неспешно посыпались с ближайших скал. Все замерли в тех позах, в каких стояли – Кощей с одной рукой в штанах, с другой воздетой к небесам, Василиса грозящая злодею кулаками, а боковые головы с раззявленными пастями. Добрыня же застыл с надутыми щеками, отчего походил на Борея*, как его изображали на вазах древние греки – он как раз собирался плюнуть Димке в рожу. - Ты!!! – рявкнул окончательно сошедший с катушек Горыныч. – Урод! В жабу! Шнель! Он разжал кулак, выпуская пленника, и зачем-то выдохнул поток огня, странно-бесцветного, нежаркого, обдавшего героя дня с головы до ног. Добрыня оглушительно охнул и мгновенно съежился, словно воздушный шарик, из которого не только выпустили весь воздух, но и наступили сверху для ускорения процесса. - Вот это да... – заворожённо произнёс Кощей, забыв изменить положение рук. – Впервые собственными очами вижу, аки Горыныч колдует. Нет, я слыхивал, что бывает такое, но настолько редко, что считал, будто бы сие сказки есть... - Ква! – сказал Добрыня, возмущённо прыгая по площадке. - Ой, любый мой, а что ж он такой... Агромадный? И страшенный... Я таких лягушек и не видывала... – поспешно отступая назад, поинтересовалась Василиса, не сводя глаз с Добрыни. Ладушка согласно завизжала: – Убери эту гадость немедленно! Я её боюсь! - А дайте, я его сожру! – жизнерадостно сказал Ванятка. - Это жаба-ага, - сам находясь в шоке от того, что натворил, выдавил Димка. – И того... Вань, он ядовитый, не лезь к нему. - Охренеть! – пришёл в восторг Кощей. – Ты нереально крут! - Вы что натворили, поганцы? – на площадку из пустоты ступила какая-то тётка – вне всякого сомнения, баба Яга. Выглядела она в этот раз как эффектная женщина средних лет, правда, знакомый Димке оранжевый халат на ней висел клочьями, прическа торчала лохмотьями, под глазом темнел огромный бланш, а в руке у неё истерически дёргалось... Родное Димкино тело, отчего-то затянутое в розовые, явно женские джинсы со сверкающими стразами, в прозрачную, розовую же блузку, а на губах блестела... Помада? Димка в ужасе захрипел, глядя на такое кощунство, и с размаху уселся на свой хвост, отчего Ванятка и Ладушка синхронно взвизгнули. Центральный же боли не заметил, ему было не до того. - Эта дрянь, Золушка, чтоб её, вытворяет непонятно что в твоём теле, и ты туда же? – разорялась, продолжая трясти некогда Димкиным, а теперь, видимо – Золушкиным телом, фея Крёстная. – Вы почто Добрыню в жабу обратили, паразиты? Как я теперь за вами всё это расхлёбывать буду? - Да твою ж за ногу... – простонал Димка, в ужасе глядя на своё тело. – Твою ж, сука, за ногу... _____________ Уд, педагогон - старорусское обозначение мужского полового органа Мошна - мошонка Обезжилить - обессилить Мужатица - замужняя женщина Мандарины - китайцы Борей - бог северного ветра у древних греков