Сказки для взрослых или имел в виду я ваши сказки!

Доброжиру нынче спалось плохо. Медовуха оказалась слишком забористой, да к тому же, судя по вкусу, она изрядно перестояла, кислая капуста была чересчур кислой, а в жареного поросёнка переложили хрену… Да и вообще, всё вчера было как-то чересчур. Но самое большое «чересчур» как оказалось, поджидало его ночью, в собственной постели. Кто бы мог подумать, что его скромница Аленушка способна на такое?! Купца бросило в жар, когда перед его глазами замелькали картинки прошедшей ночи. Непроизвольно рука потянулась вниз, и осторожно зажала самое дорогое, то, что отличает человека от женщины, и даёт ему право быть ее хозяином. Вышеупомянутое отличие распухло и болело. Не сильно, но вполне ощутимо, как раз настолько, чтобы помнить о нем постоянно. Нет – нет - нет, мужское достоинство и женские зубы не совместимы! Ну, если только совсем чуть-чуть… Едва-едва… Доброжир довольно хмыкнул, и представив себе это самое «чуть-чуть», непроизвольно сжал пострадавший орган сильнее и звонко, переливчато взвыл. Дворовые собаки за окном терема дружно поддержали хозяина, что-то загрохотало, а одна из чернавок тоненько заверещала: - Батюшки-светы, Пантелеймон в котел свалился! Доброжир, жалобно поскуливая и прихрамывая, добрался до окна и, отмахнувшись от огромной, бьющейся о слюдяное окно, мухи, выглянул наружу. Посреди купеческого двора был разложен костёр, вокруг которого сейчас суетилась чернь. Над кучей курящихся дымком дров, на громадной, из цельных брёвен треноге, висел соответствующий по размеру котел. Над краем посудины периодически мелькала чья-то голова. - Пантелей, дурень, лови веревку! - Та какая веревка, он там сварился, ужо, поди! Котел опрокидывайте! - Чего там – сварился, водичка чуть теплая, поди, и еще намоется на год вперед! - Да чо ему мыться? Мы с ним всего-то месяц, как до речки купаться ходили, чистый он! - Пантелей, за край хватайся! Эх ты… Опять на глубину ушел… Не желая больше глядеть на бардак устроенный слугами, Доброжир сплюнул, и отвернулся от окна, с размаху наступив кому-то на обе ноги. - Ай! – взвизгнула «Аленушка», на свою голову незаметно подобравшаяся к купцу. - Ой! – отозвался тот, хватаясь за сердце. – Напугала-то как, сс… Сердешная! Что ж ты так тихо ходишь, а? - Прости, любый мой! Потревожить тебя боялась, а оказалось, только хуже сделала… - ведьма жалостливо всхлипнула, и поклонилась «мужу», который был ниже ее почти на голову, в пояс. – Накажи меня, свет очей моих, да посуровее! - Нет уж, только не сегодня! – отшатнулся от нее Доброжир. – Я пока это… Отдыхать буду, устал я нонеча, изнаказывался за всю ночку-то… - он непроизвольно придержал прыгнувшее от резкого движения пузо, перевешивающееся через край кумачовых красных штанов, и демонстративно спрятал его за белой вышитой рубахой, как бы показывая - продолжения банкета не будет! Растрепанные с ночи русые волосы безвольно поникли, как уши у кроля, абсолютно круглый сизоватый нос слегка подергивался, ровно у собаки, унюхавшей колбасу, второй и третий подбородки испуганно дрожали. Девушка смущенно потупилась: - Жирик, сокол мой, я тебе намажу мазью целебной, и будешь краше прежнего… - Хм… Знаешь, ладушка, я лучше так… Без этих твоих… И чего это ты в целительство ударилась? Раньше такого вроде, не было… Скажи-ка мне лучше – доколе у нас во дворе вот эта бандура будет стоять, да дрова кругом валяться? Что за странные идеи? А эти точильщики булатных ножей меня просто в могилу сведут! Неужто тебе так нужно это светопреставление ради одного несчастного, малюсенького козленка, а? Нельзя было его в обычном печном горшке уварить, что ли? И, потом, прости, конечно, может я чего и путаю, но ты же говорила, что это твой братишка? Ты же не эта… Как там дикари называются… Куни… Кони… А, конебалы, во! Ты ж не ешь человечину, ведь правда же? – купец весело подмигнул ведьме, он-то с самого начала был уверен, что весь этот лепет насчет братика-козленка сущий бред. Ведьма насупилась, на мгновение черты ее лица словно размылись, но тут же приняли прежний вид. Доброжир растерянно моргнул несколько раз, думая, что ему что-то попало в глаза, оттого и примерещилось черти что. - Никакой это не козлёнок, а злой колдун Потатуй. До сих пор я была под его чарами, он внушил мне, что он мой брат, и я сама верила в это. А сейчас чары спали, и все оттого, что полюбил ты меня беззаветно, сила твоей любви спасла меня! Ведь еще немного, и Потатуй бы надругался над красою моею девичьей, а опосля сам бы и съел. Страшно подумать, что с тобою он сотворил бы… Купец в ужасе открыл рот. Приоконная муха немедленно воспользовалась предоставленной возможностью и радостно влетела туда. - Вот видишь, - печально произнесла Лжеаленушка, глядя, как мужчина откашливается, пытаясь избавиться от мухи. – Эти твари - верные слуги Потатуя, его сейчас рядом нет, а мухи следят за нами, и все передают хозяину. А то и случая навредить не упустят… Эх… Она жесткими пальцами зафиксировала подбородок Доброжира и, не обращая внимания на ошалевшие выпученные глаза мужа, посвистела ему в рот. На зов оттуда мгновенно выскочило насекомое, и скрылось в глубине комнаты, очевидно, торопясь привести себя в порядок и успокоиться от пережитого стресса. Купец, забыв закрыть рот, растерянно смотрел на жену. - Охо-хонюшки, ничему-то ты не учишься, любый мой, - покачала головой ведьма, и захлопнула челюсть пострадавшего. – Так и другой мухи дождаться недолго… А давай-ка, мы охотников пошлем на поиски колдуна, а? Пущай поймают его, а мы с него шкуру-то и спустим. Да в котелке сварим, чтоб наверняка. Только этим способом с такими чудовищами и можно бороться… Да, - завороженно глядя на вновь расплывающиеся черты любимой, прошептал Доброжир. – Сейчас же кликну охотников…