МакФасси-ФассЭвой

Детектив Бэйкон обычно не жалел подчинённых. Он не был бессердечным — наоборот, вряд ли хоть кто-то в отделении смог бы назвать его холодным. Бэйкон, старина Кев, был приятелем всем и каждому — в пределах разумного, но и гонял всех так, как того требовала работа. В целом это лёгкое непринуждённое товарищество создавало баланс, уравновешивало тяжелую работу, и отделение не выло на луну. Но жалеть? Нет, Бэйкон был не из жалостливых. Если ты пришёл в Скотланд-Ярд, будь добр соответствовать. Сам Кевин знал, что это собачья работа, и ждал понимания этого от каждого сотрудника. Когда идёшь работать в полицию, то заранее знаешь, на что подписываешься. И это не чистенькие блестящие ботиночки, не заварной африканский кофе и не хромированные дипломаты в холёных руках. Даром что штаб-квартира теперь на Бродвее, прямо рядом с офисом правительства Фолклендских островов. От этого работа полицейского чище не становится. Бэйкон не был неряшливым, но его ботинки редко оставались чистыми. Такая работа — не постесняться вступить в грязь, чтобы понять, что за чертовщина из неё вылезла на этот раз. Это касалось не столько ботинок, сколько совести — или что там могло быть на её месте. Детектив Бэйкон осознавал, что не может быть чистым, белым и всем нравиться, как фунт стерлингов. И никто из них не мог. Те, кто начинал вести учёт компромиссов со своими убеждениями, со своими желаниями, уходили быстро. Такие не могли терпеть, когда закон и обязанности шли вразрез с их ощущениями. Отсеивались они в первые пару месяцев работы. Только не Майкл Фассбендер. Бэйкон не мог сказать, что испытывает жалость к нему, но более адекватного и подходящего слова не находил. Фассбендер работал в Скотланд-Ярде уже больше года. Он пришёл под Рождество, и от него пахло Рождеством. Он мог сколько угодно пытаться имитировать злой оскал, но ранние морщинки в уголках глаз выдавали добродушный характер. И пахло от его тёмного тренча всё равно корицей и гвоздикой. Как будто он вешал его над варящимся глинтвейном. Фассбендер ни капли не расстроился, когда Кевин сразу же с улыбкой влепил ему дежурство в праздничную ночь. Дежурили вдвоём — всё честно. Фассбендер принёс пакетик молотой корицы и сыпал себе в кислый растворимый кофе. В новогоднюю ночь, когда только-только наступил семьдесят третий, он заявился в отделение с пакетом фруктов, спокойно пояснил, что праздник будет у всех, и достал термос с безалкогольным грогом. Ересь та ещё, Кевин несколько брезгливо относился к безалкогольным вариациям алкогольных напитков, но отказываться тогда не стал. В целом всё было более чем славно до самого марта. Бэйкон даже начинал думать, что Майкл быстро получит повышение. Остаток зимы Фассбендер производил впечатление идеального по меркам Кевина сотрудника. Рубашки гладил аккуратно, но не боялся запачкать светлые манжеты. Статьи из Уголовного кодекса цитировал наизусть, но законсервированным занудой не был. Он вписывался в схему Кевина «весёлое товарищество и тяжёлая работа» — и тем самым подкупал непосредственного начальника. В Марте в Лондоне взорвались сразу две бомбы. Третья должна была взорваться на Бродвее. «Временная» ИРА* снова стала нарывать, как старая больная рана. Кевин лично переступал через обломки рядом с Олд-Бейли, лично наблюдал, как увозят раненых на скорой. Какая ирония: бомба у здания уголовного суда. У Майкла Фассбендера были выходные, и он проводил их дома. В Северной Ирландии. А когда приехал, получил на руки хмурых соотечественников и их уголовные дела. После этого никуда не исчезла корица, не исчез весёлый оскал Фасса, как его успели прозвать в Скотланд-Ярде. Просто тренч больше не пах специями, а морщинки в уголках глаз стали не такими явными. Зато пролегла складка между бровями. Майкл был бледным, когда передавал дела в суд. Среди прочих он передал дело своего брата. К ноябрю Майкл потух окончательно, стал больше курить, а двигался скорее по инерции, чем сознательно. Кевин отлично знал это состояние, много раз видел: человек выключается изнутри. Ещё какое-то время он ходит, делает то, что привык. Потом кончается заряд, он останавливается и больше не приходит в Скотланд-Ярд. Останавливается до тех пор, пока что-нибудь другое его не заведёт. В полицию часто идут за справедливостью, но у каждого она своя. В полиции ни у кого нет чистых ботинок. — Я могу взять дежурство на Рождество, — вызвался Фассбендер на одном из ноябрьских собраний. Он задумчиво вертел в пальцах карандаш, а свободной рукой почёсывал рыжую щетину. Та была уже достаточно густой, и Кевин сделал вывод, что Майкл вовсе не собирается бриться в ближайшее время. Ему было просто всё равно. Бриться или нет. Дежурить в праздничную ночь или нет. — Я утвердил график, — отмахнулся детектив Бэйкон и перешёл к другим вопросам. В канун Рождества Кевин крепко сжал плечо Майкла — чтобы быть уверенным, что он никуда не денется. Он всё ещё не жалел Фассбендера, но и холодным его ведь назвать было нельзя. Они шли пешком минут десять, не больше, но в итоге завернули в такую подворотню, что трудно было поверить, что это центр Лондона. Майкл всю дорогу двигался послушно, размеренно переставлял ноги, отвечал Кевину, когда требовалось. Он даже улыбался, но смотрел уже сквозь собеседника, не видя. Только в подворотне он слегка оживился и удивлённо поднял брови. — А ты не смотри, что вход неказистый. Киви тоже на вид волосатый и несъедобный, а поди же, — и Бэйкон подтолкнул Майкла к двери в паб. В пабе было удивительно тихо, по телевизору шёл какой-то совершенно не рождественский боевик, а за барной стойкой никого не было. Единственный человек обретался за единственным бильярдным столом и играл сам с собой в пул. — Девушка динамит или друзья прокинули? — пока Майкл оглядывался, перед ним появился невысокий молодой человек с кием в руках и испачканными в мелу пальцами. Кроме пристрастия к бильярду у него были тёмные вьющиеся волосы, крупный нос в веснушках и язык, который часто скользил по нижней губе. — Не дают поработать на праздники, — заулыбался Фассбендер. Невысокого парня ответ, кажется, удовлетворил, и он усадил их за один из столиков. Следом на столе появилось нефильтрованное пиво и объёмный стакан виски. — Я же ещё не заказывал, — поморгал Майкл, закуривая. Кевин хотел было что-то объяснить ему, но бармен, который так и не избавился от мела до конца, опередил его: — А я лучше знаю, что тебе надо, — он широко усмехался. Майкл только хмыкнул и отпил из стакана, не отрывая от бармена взгляда. Над столиком поплыли густые клубы дыма. Бэйкон похлопал по карманам в поисках собственных сигарет, недовольно цыкнул и направился к стойке, где бармен всё пытался оттереть пальцы. — Твой? — бармен снова заговорил первым. — Младший инспектор Фассбендер, — Кевин взял у бармена мягкую пачку и вытряхнул из неё сигарету. — Фасс, — сразу определил тот и покивал со знанием дела. — Всё-то ты знаешь, Макэвой, — хмыкнул Бэйкон и сощурился, чтобы дым не попал в глаза после первой затяжки. — Работа у меня такая, понимаешь ли. — Это вообще-то моя работа. — Не придирайся, — Макэвой весело фыркнул. — Держи сразу, — Бэйкон отдал бармену несколько мятых купюр за пиво и сигареты. — Что так? — В отличие от вас двоих, мне есть с кем отмечать Рождество, — Кевин снова щурился. — А ты всё жаловался, что у тебя тут пусто на семейные праздники. Погоняете шары, глотнёте скотча, — он пожал плечами и кивнул на бильярдный стол. Макэвой задумчиво смотрел на Фассбендера, а тот смотрел перед собой совершенно бездумно. Виски он всё ещё в руках грел — и глотка не сделал. — Сомневаюсь, что он выходил из квартиры в последний месяц. Если только не на работу. — Уволь его, — покачал головой бармен. — Сам не уйдёт. — И куда его потом? — Мне, — Макэвой вдруг широко, очень светло заулыбался. — Он мне нравится. — Что, столешницы полировать и наливать пиво? — Думаешь, это хуже, чем рассматривать лужи крови на асфальте? Кевин молча отошёл от барной стойки. Майкл сосредоточил на нём внимание на ближайшие пятнадцать минут, пока Кевин пил пиво и докуривал. Когда он засобирался, Фассбендер тоже было хотел встать, но ему в грудь тут же упёрся мелованный кончик кия. На тёмном свитере осталось голубоватое сыпучее пятно. — Сыграем? — улыбка бармена была всё такой же широкой. Пока Майкл замешкался, Бэйкон успел махнуть рукой и скрыться. — Я не играю в бильярд, — Майкл покачал головой. — Ладно, — легко отступил бармен. Он вручил Майклу его недопитый виски, а в следующую секунду уже сидел на столе и болтал ногами. — Ты когда-нибудь трахался на бильярдном столе? Фассбендер, который успел на автомате сделать глоток, поперхнулся. Макэвой заботливо постучал его ладонью по спине — от души, так, что Майкл несколько раз дёрнулся от ударов. — Смотри-ка, ожил, сразу на человека стал похож, — довольно усмехнулся он и прислонил кий к краю стола у себя между ног. — Шутки у тебя... — Джеймс. — Шутки у тебя, Джеймс, не рождественские. — Это ещё почему? — искренне возмутился бармен. — Праздничный секс после долгого воздержания — очень в духе Рождества, разве нет? — А это тоже в духе? — Фассбендер ткнул пальцем в телевизор. Там Брюс Ли бодро колотил плохих парней**, а ведь они даже не хотели испортить Рождество. — Что, включить тебе «Чудесную жизнь»***, чтобы секс был по-настоящему рождественским? — Всё равно шутки твои... — А это не шутки, — закатил глаза Джеймс, и Майкл снова поперхнулся виски. На этот раз он предусмотрительно отодвинулся, чтобы Джеймс не стал колотить его по спине. Пришлось вытирать щетину, превращающуюся в бороду, платком — бумажные салфетки были на столе за спиной Джеймса. — За счёт заведения, — бармен великодушно махнул рукой. — Так, значит, в бильярд ты не играешь, на сукне не трахался. Тебе, небось, и не отсасывали толком никогда. — Кто тебе сказал, — вдруг отозвался Майкл и фыркнул. В уголках его глаз собрались морщинки. Макэвой закусил губу, чтобы снова не разулыбаться во все ещё не выбитые зубы. Майкл ему нравился и так, а ожившим нравился ещё больше. — Это я тебе говорю. Можем поспорить на всю твою полицейскую зарплату — и ещё плюс пенс. Давай, сравнишь, — Джеймс спрыгнул со стола на пол и отставил кий к стене. Губы у Майкла были горячие, целовался он отчаянно, а щетина отросла достаточно, чтобы быть почти мягкой. — А потом ты включишь «Чудесную жизнь» и научишь меня играть в бильярд, — пробормотал Майкл, пока Джеймс расстёгивал ремень на его брюках. * В марте 1973-го «Временная» Ирландская республиканская армия действительно взорвала две бомбы в Лондоне. Третью обезвредили до взрыва. ** Речь идёт о фильме «Выход дракона», который как раз вышел в прокат в 1973-ем году. *** «Эта чудесная жизнь» — это как «Ирония судьбы», только у англоговорящих.