МакФасси-ФассЭвой

Иногда про головную боль говорят: как раскаленный прут ввинчивается в череп. Это всё глупости тех счастливцев, которым не приходилось сталкиваться с настоящей головной болью. «Раскалывается», «в голове в набат стучат», «как молотком по затылку» – это всё цветочки, это всё даже соображать позволяет. Майкл соображать категорически не мог, боль не давала. Как можно назвать старшую сестру боли? Или мать? Едва Майкл пришёл в себя, он тут же об этом пожалел, как никогда в жизни не жалел ни о чём. В голову будто со всех сторон медленными, тяжёлыми ударами вбивали гвозди, одновременно с этим череп распиливали примерно по линии глаз циркулярной пилой. В глазах была жуткая муть и даже за закрытыми веками картинка ужасно шумела и шла пятнами. – Фассбендер, – голос хотя и был тихим, резанул по ушам, и Майкл тихо завыл, стараясь сжаться в комок и закрыть голову руками. Не получилось – почему-то руки не двигались. – Фассбендер! – позвали громче, но без толку – Майкл человеческую речь явно не воспринимал и фамилию свою не узнавал. Его тряхнули за плечо, и чьи-то пальцы впились в подбородок, заставляя поднять лицо. Фассбендер тяжело задышал, пытаясь отвернуться, а руки всё так же не слушались. – Тьфу ты, надо же так наебениться, – голос фыркнул. Подбородок не отпускали, и Майкл всё же сделал усилие, заставляя себя разлепить веки. Ресницы как будто стали металлическими и сплавились все вместе, не позволяя открыть глаза. Когда наконец удалось это сделать, Майкл пожалел снова. Даже приглушённый свет, кажется, выжигал сетчатку, и вот теперь – да, это были два раскалённых прута, которые ввинчивались ровно в зрачки. Свет заслонило лицо – смутно знакомое. По крайней мере, Майкл был почти уверен, что эти голубые глаза он уже где-то видел. – Очухался, – произнесло что-то красное под глазами. «Рот», – догадался Майкл и ответил: – Нет, – короткий простой звук, но чего ему стоило выдавить его из себя. Лицо с голубыми глазами поморщилось, чуть отстраняясь. – От тебя несёт как от моей покойной тётушки. А она, на минуточку, пролежала в шкафу три недели после своей смерти. Майкл в рассказ о тётушке вникнуть не мог и не хотел, он снова попытался отвернуться, и на этот раз у него получилось. Только он сразу охнул – слишком резко мотнул головой, и всё тело, начиная от шеи, отозвалось тянущей тугой болью. К телу возвращалась чувствительность, и Фассбендер вовсе не был рад этому. Мерзость во рту он пережить мог, не впервой, но как же всё болит, чёрт возьми… Наконец он снова открыл глаза и посмотрел вниз. Вот оно что. Щиколотки его были привязаны к ножкам стула, на котором он сидел, а руки – за его спинкой, судя по ощущениям. Майкл хотел было что-то спросить, но вышло только издать невнятный вопросительный полустон-полурык. Достаточно жалкий. – Блядь, связался же, – знакомый уже голос досадливо сплюнул. Запахло табачным дымом. – Слушай сюда, Фассбендер, я с тобой долго возиться не намерен. Не будет денег через полчаса – прострелю твою пропитую башку и свалю, как хотел сделать в самом начале. – Чего? – наконец смог произнести Майкл, отлепляя язык от нёба. И тот, и другое превратились в песок и, кажется, грозилось осыпаться прямо сейчас. – Это ты так набрался или всё же это я тебя так приложил? – в голосе послышался интерес, и Майклу снова стало видно голубые глаза. – Джеймс, – наконец выдал он. Память с трудом воскресала, кажется, натурально восставала из мёртвых, и теперь там было это имя. Джеймс МакЭвой, точно. Они ведь вместе вчера пили. Господи, такого похмелья у Майкла в жизни не было. Почему тогда МакЭвой не скулит от боли? И почему сам Майкл на стуле и связан? – Что? – в лицо полетел дым. – Я же не смогу работать, – с каким-то начинающим формироваться ужасом понял Майкл. – Конечно, не сможешь. Ты, парень, через полчасика вообще ни черта больше в этой жизни не сможешь. Веришь в реинкарнацию? Если да, то, может, поработаешь в следующей. Фассбендер наконец смог держать голову более-менее ровно и уставился в глаза напротив. – Джеймс, ты что несёшь? Нас обоих ждут на площадке наверняка… – Ага, на площадке перед полицейским отделением или твоим особняком, – усмехнулся МакЭвой. Красиво усмехнулся, чёрт возьми, и облизнулся по привычке. – Я привязан. – Ага. – Схуяли? – устало спросил Фассбендер, сложив брови домиком. – Схуяли? – Джеймс рассмеялся – звонко, заливисто, чтоб его, от этого в голове зазвенело тоже, и Майкл резко зажмурился, простонав сквозь зубы. – Парень, ты не понял? – из-за пояса МакЭвой достал пистолет. Майкл как раз приоткрыл один глаз и вопросительно поднял бровь. – В течение получаса мне должны прийти деньги. Ну, знаешь, деньги, такие, зелёные. Выкуп, знаешь? Парень, ты сидишь привязанный к стулу в полутёмном подвале, напротив тебя стоит говнюк с пистолетом, которого ты вчера видел в первый раз в жизни, а ты говоришь «схуяли»? Шевели извилинами, Фассбендер, или они у тебя все о черепушку стёрлись? – МакЭвой, что за чушь ты несёшь? – Майкл болезненно поморщился. Всё, это уже перестало быть смешным. – Мы с тобой сейчас на съёмках, и если ты не прекратишь – нас обоих отметелят. Мне лично уже заебалось отгребать пиздюли. МакЭвой присвистнул. – Слушай, может, и зря я тебя так головой приложил-то. Ты только пил вчера? Не знаю, ты выходил в туалет, может, нюхал чего? Ты не колешься? Вы, богатенькие, на это горазды, это я в курсе. – Хватит, не смешно, – тихо – насколько горящее горло позволяло – рыкнул Майкл. – Въебу же я тебе, шотландская морда. – Да как же, – заулыбался Джеймс и присел напротив Майкла на корточки, совсем близко. Прямо перед лицом у него был пистолет, к стволу которого он прижался носом. Как бы ни хотелось этот нос сейчас разбить, Майкл не мог не подумать о том, как оружие идёт МакЭвою. Чёрт возьми, сложно найти что-то, что ему не идёт, но оружие – оружие идёт особенно. Невинные голубые глаза, так говорят? Пиздёж, никто просто не присматривается. Они наглые до полного охуения, как и весь Джеймс, и пистолет – это штрих-дополнение, точка над i, подтверждение: наглая сволочь, такая должна улыбаться и убивать. – Ты заигрался, МакЭвой. Мне дерьмово, развяжи, я хотя бы воды попью. – А хуй тебе не пососать? – А может и пососать! – раздражённо отозвался Фассбендер и пробно дёрнул руками, пытаясь освободиться. – Даже не думай, – Джеймс резко поднялся на ноги, а дуло пистолета теперь почти упиралось Майклу во всё ещё ужасно гудящий лоб. – Я тебя месяц выслеживал, грёбаный месяц, Фассбендер, я выучил, что ты пьёшь и когда, и как подкатить выучил тоже. Мне плевать, что у тебя там в голове помутилось и кем ты меня считаешь теперь… – Ублюдком. – …но если полчаса – уже не полчаса – двадцать минут мне не отзвонятся по поводу денег твои ребятки, твои мозги будут красоваться вон на той стене. Не постесняюсь твой гладкий лоб дыркой изуродовать, знаешь ли. – Да уж, ты точно нихуя не стесняешься в этой жизни, – Майкл хотел было закрыть глаза, но почему-то не смог. Джеймс был собран и сосредоточен, пистолет держал уверенно и ровно. Красивый кадр, очень красивый. Эффектный. Это могло бы быть промо-фото к какому-нибудь фильму про… ну, про парня, который похитил другого парня с целью получения выкупа, например. – Да уж, ты точно нихуя не соображаешь в этой жизни, – передразнил МакЭвой и фыркнул. – Знаешь что? Я потом наябедничаю Энн-Мари, – хмыкнул Майкл. – Это ещё кто? – Джеймс изогнул бровь – так, как только он умеет, неповторимый говнюк. Да, вот теперь кадр стал просто идеальным. – Слушай, ты извини, конечно, что рукоятью тебе так заехал ночью, но ты заслужил, – хмыкнул МакЭвой. – Учитывая, что ты пил – и вероятно нюхал – не удивительно, что ты что-то напридумывал теперь. Травма головы, плюс стресс, – он покачал головой, чуть поджав губы, поцокал языком, как будто что-то прикидывал в уме. Пистолетом он тоже покачал, и Майкл заворожено проследил за этим. Он почувствовал, как сквозь боль пробивается похоть. Слишком хорош кадр. – Ты кем себя считаешь-то? – Майклом Фассбендером, ирландским актёром, который набьёт морду своему другу и коллеге Джеймсу МакЭвою в ближайшем будущем. – Ого, – Джеймс вскинул брови и снова присел, на этот раз он опёрся локтем о бедро Майкла и подпёр щёку рукой. Вторая рука с пистолетом в ней устроились на второй ноге Фассбендера, и у того нервно дёрнулся кадык. Или не только кадык. – Эк тебя знатно накрыло. Ладно актёры, но чтоб я твоим другом был? Хочешь, охуеть, Фассбендер? С таким как ты уродом, который держит людей за животных, продаёт их и покупает, измывается в своё удовольствие, – Джеймс выразительно сплюнул, попав ровно Майклу на ботинок, – это с тобой-то я дружить должен? – Да ты охуел в конец? – Фассбендер растерянно поморгал, забывая на время про свою больную голову и затекшее до ужаса тело. – Ты за кого меня держишь? – За того, кто ты есть. Один из самых богатых рабовладельцев, – МакЭвой сощурился. Майклу показалось, что из-за ресниц пробивается голубоватый свет. – Во-первых, рабовладение отменено и запрещено хуеву тучу лет назад, а во-вторых, ты что, охуел в конец? – повторил Майкл, неверяще глядя Джеймсу в глаза. Смотрел и не узнавал его глаза больше. И своё отражение в них тоже. – Если бы оно было отменено, мне не нужны были твои блядские деньги, – сквозь зубы процедил МакЭвой. – Знаешь, вот честно: я думал, пристрелю тебя сразу. Вот сразу же, как увижу. А потом понял: ну нет. Пользы от твоей смерти будет дохрена, но можно, чтоб было ещё больше. Финансировать с денег самого богатого рабовладельца восстание рабов – тонко, правда? Иронично. Я собой горжусь, – вишнёво-красные губы растянулись в шальной улыбке, ноздри дрогнули, Джеймс был похож на хищника, который близок к добыче, у которого в крови переливается азарт, но ещё не время дать ему волю. – Какие… деньги, Джеймс… – Майкл выдохнул, чувствуя, как к бедру прижался холодный металл пистолета и стал греться. В голове была каша. С комочками и кусочками каких-то непонятных то ли фруктов, то ли овощей. Фассбендер помнил точно, кто он и кто Джеймс. То есть, пока считал, что помнил точно. Реальность ускользала с каждым уверенным словом Джеймса и с каждым новым приступом головной боли, вдобавок все мышцы нестерпимо ныли, не давая сосредоточиться. Ко всему этому так не вовремя примешивалось возбуждение – как вообще можно возбуждаться, когда всё так болит? МакЭвой как будто мысли прочитал, встал на колени, приподнимаясь, и провёл пистолетом по паху Майкла снизу вверх. – Ёбаный извращенец, – спокойно констатировал он, глядя прямо в глаза. А, нет, не мысли читал. Видимо, просто заметил, как натянулась ткань брюк в паху. – Что за чёрт, – процедил Майкл сквозь зубы, чувствуя, как пистолет сильнее давит на ширинку. – А знаешь, твоим ребяткам десять минут осталось, – Джеймс улыбнулся почти ласково. Снисходительно и спокойно. В голове всё смешалось ещё больше. Рабовладение, актёрство… Нет, да не может же это всё быть на самом деле? Что последнее Майкл может вспомнить, что-то, что было бы совершенно точно реальным? Кроме МакЭвоя и выпивки? Это какой-то не тот МакЭвой, не знает про Энн-Мари… Или прикидывается? Больно убедительно тогда. – Думаешь, успеют? Или им насрать на тебя и мне стоит исполнить последнее желание обречённого на смертную казнь? – желание Майкла росло с поглаживаниями пистолетом, и он бессильно откинул голову назад, прохрипев и тяжело задышав. Всё лицо покрылось испариной, в мокрую шею впился воротничок рубашки, ставший будто наждачным. МакЭвой точно читал мысли: не давал даже пытаться рассуждать, а как только Майклу стало казаться, что он абстрагировался от прикосновений и вот сейчас точно сможет всё вспомнить и понять, он прав или МакЭвой, Джеймс резко дёрнул его ремень, и холодный металл коснулся уже члена. Фассбендер почти взвыл, резко вскинув бёдра, но получалось только неловко извиваться на стуле. Вдобавок от каждого движения всё тело пронизывали судороги, сведённые мышцы отдавались жалобным, но беспощадным покалыванием, а внизу живота всё равно всё горело. Было ошибкой сфокусировать взгляд на Джеймсе. Джеймс с пистолетом смотрелся просто порнографически нецензурно, а теперь к этому добавился член Майкла. – Меньше пяти минут, – прохладный металл сменили тёплые пальцы, и Фассбендер закусил губу, чтобы не скулить. В рот как будто кто-то железа впрыснул – это из губы пошла кровь. – Что… Сука, закончи! И отвали нахуй, развяжи меня! – Майкл снова рванулся. – Сидеть, – повысил голос МакЭвой, но Майклу почти не было слышно его за стуком крови в ушах, его слишком сильно накрыло – всем вместе: болью, жаром, животной похотью, отчаянными попытками разобраться в реальности. – Минута. Майкл был готов поклясться, что сам прострелит Джеймсу голову – тот убрал руки ровно тогда, когда Фассбендер готов был кончить. А потом прямо над ухом раздался выстрел, и Майкл оглох. От громкого звука, от страха, от боли, пронзившей голову с этим звуком. От оргазма, которым свело и тело, и мозг. Он бы не смог разобраться, видел вспышку от выстрела или вспышку в собственной голове. «Он же застрелил меня», – пронеслось где-то на периферии сознания, и за веками потемнело. – Охренеть, – голос Джеймса звучал одновременно обеспокоенно и восхищённо. – Эй. Ну? – он мягко похлопал Майкла по щекам. – Никогда не видел, чтобы кого-то от оргазма отключило, – признался МакЭвой, улыбаясь уголками губ. – Я тоже, – Фассбендер говорил шёпотом. Он и глаза-то едва открыл в очередной раз. На удивление тело больше так не болело. – Долго? – Нет, секунд десять. Майкл понял, что лежит на полу, а Джеймс навис над ним. – МакЭвой, – настороженно позвал Майкл. – Рабство ведь отменили? Джеймс громко, заливисто рассмеялся, приземляясь рядом на задницу и закрывая лицо руками. В одной из них ещё был пистолет. – Твою мать, ты ведь правда поверил! Правда поверил! – Охуеть как смешно, – Фассбендер закрыл глаза, чтобы не видеть, как этот шотландский мудозвон покатывается со смеху. – Больше не будешь пить ту дрянь, – почти серьёзно сказал Джеймс, отсмеявшись. – А то однажды спутаешь себя с персонажем, так ещё неизвестно, какой из сыгранных тобой мерзавцев – худший вариант. Джеймс помог Майклу подняться на ноги и выйти из кладовки, которая играла роль подвала, в гостиную съемной квартиры. – Ты слишком хороший актёр, слишком, – покачал Майкл головой и повалился на диван. Джеймс улыбнулся и бросил свой пневматический пистолет на столик. Потом на столике появился стакан воды, две чашки кофе, пепельница и сигареты. Когда Фассбендер допил воду, оба медленно, с удовольствием закурили. – А если бы я сдох? – От чего? – От оргазма. – Я бы так полиции и сказал: кончил и кончился, можете посадить за решётку мой актёрский талант, – немного помолчав, МакЭвой добавил: – В следующий раз возьму с тебя расписку. Мол, в случае безвременной кончины ты просишь меня не винить.