ID работы: 2394984

На одном дыхании

Слэш
PG-13
Завершён
56
автор
MurasakiHonoo бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
34 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
56 Нравится 12 Отзывы 14 В сборник Скачать

На одном дыхании

Настройки текста
Не помню, сколько раз в сердцах восклицал про себя, как же он мне надоел, хоть бы уже делся куда-то вместе со своими кошмарными заявлениями про любовь и смерть! Как так можно? Совсем меня не зная, говорить такие вещи! И на одном дыхании про любовь и про убийство. Как? Что у него в голове? Я не поцелуя тогда испугался, а вот этой вот дикости. Взрослый вроде человек, и вдруг такое! Но никуда от него было не деться, никак, он был повсюду, окружил меня, поймал. И я ворчал, что вот, навязался на мою голову, но все равно очень быстро привык к тому, что он всегда рядом. Особенно когда убедился, что он не лжет. Разумеется, я обвинял его во лжи. Потому что был совершенно уверен, что просто невозможно действительно думать и чувствовать то, что он говорит! Невозможно ведь, верно? Делать тем более! Вот я и считал, что он меня обманывает! Но оказалось, что он не лгал ни в чем. Вообще ни в чем. Мне не лгал точно, если только себе... Первый раз я ему поверил в истории с котом с острова Ириомотэ. А куда было деваться, когда он предъявил неоспоримые доказательства? Я ляпнул в сердцах первое что в голову пришло, думал или сам отвяжется или у меня будет повод прогнать его, а он пошел и сделал невозможное, угу. Было даже забавно. А потом я поверил, что он действительно способен убить. И вот тут уже ничего забавного не было, после боя с Бессонными, а потом и Зеро, какие еще нужны были доказательства? Он мог и был готов убивать. И делал это раньше, может и не раз. Только почему тогда посмотрел на меня с благодарностью, когда я запретил? А Сеймей значит не запрещал? Не запрещал, нет, наоборот. Приказывал. Вот еще одно, что бесило меня и выводило из себя. «Это приказ?» Что за вопрос дурацкий? Он что, действительно ждал, что я буду ему приказывать? Ужас в том, что да, ждал, и на самом деле был готов подчиняться. Он - мне, ага. Служить... А еще больше меня пугало то, с какой легкостью я все это принял. И стал ему приказывать, как будто так и должно быть, само собой разумеется. Не понимаю, как это произошло, но путь от страха и неприятия до полного согласия оказался у меня удивительно короток. И за это я тоже злился на него. Он вторгся в мою жизнь с бесцеремонностью стихийного бедствия и ломал подряд все мои барьеры. Потом я стал бояться, что рано или поздно выйду из себя настолько, что перешагну последнюю черту и все же накажу его. Потому что поводы он давал в избытке. То и дело доводил меня до белого каления! Вынуждал меня приказывать, а потом не слушался. Не отвечал на вопросы. А когда все же отвечал, то тут же становилось ясно, что лучше бы продолжал молчать! И не отставал, всегда был рядом, когда надо и когда не надо. Чаще, когда не надо. Смущал меня, сбивал с толку. Перетряхнул всю мою жизнь с изяществом сошедшего с рельсов локомотива, все с ног на голову поставил. Вынудил меня измениться, делать, думать и чувствовать то, что я не хотел, то, что я был уверен, что не могу больше делать, думать и чувствовать. Я злился на него, не верил ему, иногда даже боялся его, или может быть себя, того, как я менялся рядом с ним. Я дрожал от ярости и отчаяния и все больше оживал, все сильнее привязывался к нему. Вообще больше всего я злился, когда вдруг осознал, что стал привязываться к нему. Нет, все не так, я сам не понял, как это произошло, как и когда странный и пугающий чужак вдруг стал так нужен, так важен мне, стал близким человеком. Осознал все я уже постфактум, когда оставалось только констатировать, что я тоже его люблю. Вот, и в эти его слова я в итоге тоже поверил. Совершенно невозможно, но поверил. Вода камень точит, но дело не в том, что он постоянно мне это твердил, если вспомнить, то не так уж и постоянно, последнее время вообще не говорил, наоборот то и дело на словах этому противоречил, в итоге когда уже я вынуждал его это сказать, твердил что я ему только жертва, и все. Себя что ли пытался убедить? Дозаклинался, все получилось и... испугался? Но что бы он ни говорил, главное, как он вел себя! Обо мне, если подумать, даже Сеймей так не заботился... Так много и так искренне. Ради меня. Он всегда был рядом, встречал из школы, гулял со мной, играл со мной, делал со мной уроки, готовил мне еду, угощал мороженным, развлекал, водил в кино и на выставки, устраивал праздники, даже спать укладывал! И разговаривал со мной, на равных разговаривал, и всегда готов был слушать, тоже всерьез и на равных. Заботился обо мне, по-настоящему, как будто ничего не желая для себя. Отогревал меня, вдыхал жизнь. И я поверил. А слова... Ну, к тому времени я уже привык, что у него слова с делом постоянно расходятся. Вот как он ухитрялся? Все время говорить одно, делать противоположное и при этом не лгать? Но как-то ухитрялся же. Поступками доказывал свою искренность. В системе жертва стоит за бойцом, но в жизни он всегда был у меня за спиной, защищал и страховал, и я поверил, что если вдруг упаду, то он всегда подхватит. Но как бы я ни стал к нему относиться, что бы ни чувствовал, это вовсе не означало, что я перестал на него злиться. А потому что поводы он все равно давал! Правда, все меньше и меньше, как ни странно. Нет, он не стал вести себя по-другому, не перестал говорить и делать парадоксальные вещи, но я стал все чаще понимать его мотивы. И это было страшнее всего. У людей не может, не должно быть таких мотивов, это противоестественно. Но у него — были. Кажется, вообще только такие и были. Как будто он не с людьми, а с волками вырос! Откуда иначе вот эта дикость сплошная? А может так оно и было, в этой их школе? В звериных правилах и то наверное больше смысла и меньше жестокости. Получается, что он практически как Маугли, только волки, которые вырастили его не были ни мудрыми, ни добрыми, это были одержимые жестокие твари, нелюди какие-то. А он сумел при этом остаться человеком, и не просто так, а очень хорошим человеком! - не чудо ли? Как сил-то хватило? Я бы тоже хотел так уметь… Понимание мотивов, кстати, ни к чему путному все равно не приводило. Вот он говорит, что любит меня, а потом, что приказы Сеймея превыше всего, и что прийти ко мне и защищать меня, и даже полюбить меня, все ему приказал Сеймей... И он пришел, и действительно полюбил! Но — по приказу... И при этом я же видел, что никаких теплых чувств к Сеймею он не испытывал, вообще, он же его боялся! А может и ненавидел. Но приказы Сеймея превыше всего... И что я должен был почувствовать, обрадоваться, что ли? Он на что рассчитывал, когда это нес? Сначала наговорит всякого, а потом ходит за мной хвостиком и смотрит с таким отчаянием! И так во всем! Сплошные противоречия, путаница везде. И боль. Куда ни ткнись, везде натыкаешься на раны и шрамы. А потом я воочию увидел, что такое настоящая связь. И принуждение. В библиотеке я узнал и понял намного больше, чем хотел. В том числе и про него. Убедился, что он действительно боится брата. Или себя с ним? И того и другого, наверное, не знаю, чего больше. А еще не хочет быть с ним, совсем. Но приказа все равно не ослушается. Вот так вот. И про себя я многое понял. Понял, что я живу и чувствую и что не смогу простить Сеймея, и не смогу перестать любить. И это должно было бы меня совсем уничтожить, но нет, оказывается я все равно хочу продолжать жить и чувствовать. Потому что люблю не только Сеймея, а и его тоже люблю... А еще я понял, что все это скоро закончится, и что бы он ни говорил, насколько бы искренне ни признавался мне в любви, принадлежит он и будет все равно принадлежать Сеймею. Только и безраздельно Сеймею. Сеймею, который жив, и который все же утрачен для меня, даже больше, чем если бы он был действительно мертв. И тогда я впервые пожалел, что не согласился сбежать с ним. Конечно это не имело смысла, ни к чему хорошему не привело бы, да и нельзя же бегать всю жизнь. Но хоть было бы тогда немного надежды, что все будет хорошо. Неужели я даже на это не имею права? Сам знаю, что не имею. Не заслужил. А он? Ему-то это все за что? Разве с него уже не довольно? И вот надежды становилось все меньше и меньше. А у него кажется и вовсе не осталось. Мы жили как в дурном сне, в ожидании катастрофы. Злиться я, правда, на него почти перестал. Оставалось только на себя злиться. А потом... Потом случилось то, что я так призывал в самом начале, он наконец взял и исчез. Как я и думал, мой потерянный брат позвал его, и он ушел. Исчез из моей жизни. Делся, и от того, что я знал, куда, легче не становилось. И только когда его не стало рядом, я наконец понял, как много места он успел занять в моей жизни! Мне показалось, что теперь, без него, я окружен пустотой. И как же я злился на него за это! Не за то, что ушел, это было просто больно, а вот что успел так меня привязать... Как я просил, умолял не оставлять меня, цеплялся за него, плакал и не мог остановиться, как унизительно, а он все равно ушел... Больно, невыносимо больно! Я ведь знал, что он уйдет, но все равно цеплялся и плакал. И все равно обиделся. Или ревности было больше? Когда я немного успокоился, набегавшись под дождем, то как будто пропитался водой. У меня появилось странное чувство, что я смотрю вокруг через толщу воды, звуки стали тише, цвета приглушеннее, мысли медленнее, чувства... Чувства как будто притупились, мне казалось, что я вообще ничего больше не чувствую, и это было хорошо. Так уже случалось раньше, несколько раз. Но если тогда меня эта внутренняя тишина пугала, то сейчас я ей обрадовался. Это было облегчение. А еще мне казалось, что теперь многие его поступки и слова стали мне понятнее. Но я и в этот раз ошибся. Катастрофа свершилась, но я отчетливо понимал, что и это еще не все, это пока наша с ним персональная катастрофа, а будет еще и общая развязка, как же без нее. И я ждал. Окруженный пустотой, ничего вообще уже не понимающий, почти совсем отчаявшийся, и окончательно переставший бояться, я ждал финала. Чего бояться-то, все что можно плохое уже случилось и от меня больше ничего не зависит. Мне уже столько раз казалось, что я на самом дне, и хуже уже не будет, и каждый раз происходило еще что-то, и я опускался еще ниже. Но в этот раз я был уверен, что вот оно, теперь уж действительно дно, я достиг глубин отчаяния. И мне стало окончательно все равно. Осталось только дождаться и узнать, чем все закончится. Только я и теперь ошибся, причем по всем пунктам сразу. А потом он мне позвонил. И очень быстро, на одном дыхании, так что я даже не сразу его узнал, проговорил, что Сеймей планирует устроить большую встречу со своими сторонниками и друзьями, собрать их всех, и торопливо продиктовал мне место и время. Извинений я конечно не ждал, не смотря на то, как часто он раньше просил у меня прощения. Но тут не было не то что извинений, ни здравствуй, ни как дела, ни до свидания, вообще ничего не было. Вместо до свидания он сказал, что надеется, что я сумею распорядиться информацией наилучшим образом, и отключился, даже не попрощавшись. Меня потряс его совершенно неживой голос... И я решил, что это шанс все прекратить. И сообщил о встрече в школу. В обмен на помилование для брата, и они дали обещание сохранить Сеймею жизнь. Это была их идея, они спросили, что я хочу в обмен на информацию, я удивился, на вскидку ничего в голову не приходило, я уже ничего не хочу. Потом напрягся, и попросил за Сеймея. Кажется, на том конце провода сильно удивились, я тогда не понял, чему. И надо было на этом остановиться. Но я пошел в названное им время по указанному адресу. Чтобы убедиться, наверное. Чтобы убедиться, что школа сдержит слово, так я себе сказал. И втайне надеясь увидеть брата. И его, его тоже. Хотя это последнее держал в тайне от самого себя, так не хотел признавать. Пошел заранее, решил, что осмотрюсь и придумаю, куда спрятаться, участвовать в том, что там должно было произойти я не собирался, хотел только посмотреть. Посмотрел... Он тоже пришел заранее... Раннее утро, тихо, свежо и красиво, таким розовым утром даже эти задворки, которые выбрал Сеймей, кажутся красивыми. И посреди всего этого тумана, неба и задворок торчим мы, уставившись друг на друга. Я же хотел посмотреть? Вот, смотрю, не могу насмотреться. И не узнаю. Он какой-то другой. Времени прошло всего-то чуть-чуть, а он другой. Не пойму, что не так. Взгляд тусклый, и жутко тяжелый, у него такого раньше не было, держится неестественно прямо, движения скованные, и бледный, будто не здоров. Но это все не то, главное свет. В нем как будто свет выключили... А на меня смотрит как голодный на пряник. Я наверное так же на него смотрю. У меня все сжимается внутри... А он приходит в себя первым, как всегда. - Рицка... - снова тот же голос, что и по телефону, - Ты зачем пришел? - А ты почему один? - игнорирую его вопрос, почему я вообще еще не повис у него на шее? Это же единственное что я хочу сделать, что должен сделать... Броситься к нему, и... И вместо этого я говорю злую гадость, - Ничего не будет, это ты так меня сюда заманил, да? Хитро. И что теперь собираешься делать? Что я несу! Не понимаю, я совсем не это хотел сказать и сделать не это. Но стою, как прирос, и будто кто-то за меня говорит. А он отвечает. - Сеймей послал меня вперед, проверить место. - Ах, Сеймей послал... - и вот тут во мне поднимается что-то темное, жуткое, обида, злоба, ревность... Не мое, и мне не справиться. - Рицка, ты не должен был приходить. - Скажи мне еще что я должен! Совсем с катушек съехал? - что я несу?! Срываюсь в крик, - Ты вообще, что думал, когда мне звонил? Думал я в школу настучу? Я же и настучал! И знаю, что сделал правильно! - Рицка! - Ты думал, я предам брата? Да? Думал я смогу? - снова кричу. Почему кричу, не хочу кричать, не на него! И я же прекрасно понимаю, что Сеймея обязательно надо остановить... Но опять говорю гадость, - Хотел моими руками сделать то, на что сам не способен? - Нет. Но надеялся, что... - На что?! - я хочу только одного, броситься к нему и чтобы обнял, а вместо этого стою сжав кулаки и продолжаю выкрикивать ему в лицо то, что даже никогда не думал, не о нем, - Ты еще на что-то надеешься? - Рицка... - у него такой голос... Как будто ему больно. Это я своими воплями точно попадаю в цель, что ж я творю? А он договаривает едва слышно, - Ты изменился. - А ты как думал?! Ты же бросил меня! - а я не могу остановиться, продолжаю бить его точно чувствуя, куда ударить чтобы было больнее всего. - Рицка... - он на секунду прикрывает глаза, я снова попал в цель, кто бы сомневался, - Тут может быть опасно. - А я в отличии от тебя Сеймея не боюсь! - это же ложь, боюсь, зачем же я - так? Все, он опускает глаза. Знакомо, как знакомо, в самом начале я часто видел, когда он вот так прятал взгляд... А он говорит, так спокойно, очень спокойно, и кажется даже улыбается, как с больным ребенком разговаривает. - Рицка, это замечательно, что ты не боишься. Ты очень смелый, Рицка. Но тебе лучше уйти. - Это еще почему? - Так будет лучше. - Нет! - Рицка, - он подходит ближе, - Рицка, пожалуйста... - Не прощу!!! Никогда тебя не прощу! - да что ж такое, я уже простил, давно простил. Да и прощать нечего, я же знаю. Но все равно выплевываю ему все это, все то, что хотел сказать Сеймею, выкрикиваю ему... И не могу, не могу остановиться! Как будто все плохое, что копилось во мне годами, сейчас выплескивается из меня. Рицкоизвержение, а он будет моими Помпеями... - Рицка... - он вздрагивает, как от удара, от моих слов, но делает ко мне еще один шаг, - Конечно Рицка, я понимаю. Ты должен меня ненавидеть. - Я и ненавижу! - это же неправда, не слушай меня, не верь мне!! - Хорошо. Но пожалуйста, я прошу тебя, уходи. - Потому что я принял неверное решение? Так, да? Неверно распорядился? Ты так сказал? - может и мама так же? Все понимает, и просто не может остановиться? - Потому что тебе могут причинить вред. - Не делай вид, что я для тебя что-то значу! - он же прав! - Рицка, пожалуйста, - еще шаг ко мне, - Уходи. Или позволь я отправлю тебя домой. Куда скажешь. Только разреши, Рицка. Он протягивает ко мне руку и мне хочется только одного, чтобы он поскорее дотронулся до меня. Зажмуриться и нырнуть под ласковые пальцы, и чтобы гладил по голове, и все сразу станет хорошо. Но вместо этого я отталкиваю руку. Откуда только силы берутся. Как в замедленном кино вижу свой жест, медленный замах, слабый, но ему достаточно, я бью и он отшатывается назад. А я смотрю в его глаза, в которых гаснет последний свет. Вот я его и ударил… - Не прикасайся ко мне! - обними меня, это все что я хочу, обними меня, останови меня... Но он отступает. Улыбается, примирительно вскидывает руки, а глаза при этом как у побитой собаки. Что я наделал?! - Хорошо-хорошо! Тогда сам. Рицка, прошу тебя! - и тут у него звонит телефон. Он отвечает, не сводя с меня совершенно больных глаз. - Сеймей... Да, я на месте. Никакой опасности. Да, все в порядке, - убирает телефон и отворачивается, обнимая себя руками и низко опуская голову, - У тебя еще есть минут десять. - Чтобы я принял верное решение? - я упустил, упустил время! И его упустил... Надо было сразу броситься к нему, и умолять убежать вдвоем. Хоть попытаться... А теперь я все испортил. Зачем я наговорил ему все это? Ни слова правды... Или может еще не поздно? - Пожалуйста, Рицка… - Хорошо, я уйду. Разворачиваюсь, и не дожидаясь ответа, бегу прочь. Все кончено. Десять минут, у меня есть десять минут. Я как раз успеваю отбежать достаточно далеко, чтобы скрыться из виду, и оббежать этот пустырь. Место где спрятаться я успел приглядеть, оно с другой стороны, можно пробраться и не попадаясь ему на глаза. И я это делаю. Еще одна ошибка. Но после того что я ему наговорил, это уже не важно. А потом все происходит очень быстро. Сначала появляются какие-то люди. Некоторых я даже знаю. Потом Сеймей с Акамэ. А потом и школьные. Школа собрала большие силы, разумеется миром ничего не решилось и все ушли в систему, сражаться. Меня туда никто не звал, но я все равно каким-то образом там оказался, случайно затянуло или может система просто посчитала нас количественно, по парам. В общем, хотел быть свидетелем, вот и получай, свидетельствуй. Меня заметили далеко не сразу. И лучше бы вовсе не замечали. А еще лучше бы я дома сидел, или послушался и ушел, тогда может ничего бы и не произошло. Наивно было полагать, что это не произойдет. Не окажись мы в системе, может еще и был бы шанс. Но я же с самого начала понимал, что без боя не обойдется! В общем, когда меня заметили, то обе стороны попытались использовать меня в своих целях. К тому моменту я уже не понимал, в каких. И сторон тут было гораздо больше чем две, ну или мне показалось. Но я мало следил за боем - смотрел на них, на двух самых дорогих мне людей, которых потерял. Я впервые видел их вместе: властного - весь мир у его ног - брата и его - покорного, сломленного, тусклый взгляд в пустоту. Как тебе дело твоих рук, Рицка? Сеймей командовал будто и не людьми, и он подчинялся... как будто не человек. А я смотрел и не узнавал обоих, угу, пока меня не заметили. А потом меня попытались втянуть в бой. Но втянешь, как же, жертву без бойца? Он тут же попросил у Сеймея разрешения хотя бы сейчас сражаться за меня, чтобы защитить. После всего!! Ах, Сеймей, согласись, ну еще хоть разочек, последний раз, что тебе стоит?! Конечно, жди. Было бы странно если бы Сеймей ему не запретил, он и запретил: дескать я сам влез, сам за себя и отвечаю. О да, я отвечу... Такое ощущение, что я вообще за все в ответе. А потом... потом все произошло очень быстро, не могу, не помню, как именно. Но это и неважно. В какой-то момент я оказался втянутым в спор, Сеймей сказал, что я предатель, донес про сегодняшнюю встречу. И мне было нечего возразить. Догадывался ли, откуда я-то узнал? Очень хотелось надеяться, что нет. Я так и не знаю, ни кто бросил в меня заклинание, ни что это было. Кажется, все же не со стороны школы, те были более чем сдержаны, неужто потому что дали слово? А тут было что-то... жгучее, словно концентрированная ненависть. И этому человеку, которого я даже не знал, я тоже что-то сделал... Что – не помню. Все равно я уже привык, что порчу все одним фактом своего существования. Скоро все закончится, вот и хорошо. Но я даже не представлял, как скоро. И как страшно. Я все же увидел, успел увидеть, как летящие в меня легкие серебристые ленточки вдруг превращаются в острейшие лезвия. Успел подумать, что может это и не в меня, а просто я оказался на пути, и глупо будет вот так сейчас умереть, какое ж счастье, свобода, наконец. Потом меня закрыла тень, потом обдало горячим, что это было, я понять не успел. Зато убедился насколько острые были лезвия. Они прошили его насквозь, легко, как будто вообще не встретив сопротивления. И растаяли, сделав свое дело. Кровь брызнула во все стороны, и на меня тоже, горячая, какая же горячая... Дальше я не знаю, как и чем все у них завершилось, я уже не смотрел. Для меня все закончилось, когда я стер со щеки теплые капли, и увидел, что это кровь. Впервые — не моя кровь. А он свалился вперед, даже тут постаравшись не навредить мне, не придавить. Вокруг сверкало и полыхало, что-то взрывалось, взлетало, падало, грохотало и разбивалось, все кричали, после того как он упал все как с цепи сорвались. Наверное, я тоже кричал, не помню. - Соби!!! Бросился к нему, перевернул, вдруг такого тяжелого и неподатливого, вздрогнул, у него глаза были открыты, и он на меня посмотрел. Потом судорожно вздохнул, силясь что-то сказать. Вот не хватало, я и так знаю все, что он может мне сказать, или «Прости меня, Рицка» или «Я люблю тебя, Рицка». Но он опять меня удивил. - Рицка... Ты ... правильно... выбрал... Только... вернулся... зря... - Прости меня, Соби! - и у меня все оборвалось внутри. Да знаю, знаю я, что не должен был приходить, тем более возвращаться, но мне надо было увидеть... Он попытался еще что-то сказать, не вышло, улыбнулся мне, как всегда, виновато, и закрыл глаза. И я заорал, как всегда орал на него, только слова вырвались опять другие. - Не смей умирать! - попытался даже встряхнуть его, идиот, надеясь привести в чувство, чтобы посмотрел на меня хоть еще разочек, - Я люблю тебя! Мы как будто поменялись местами, и я выкрикнул ему все то, что обычно говорил мне он. Осталось попросить меня наказать. Хотя куда там, я и так уже достаточно наказан. Попросил за Сеймея, вот молодец, а Соби? Про него мне даже в голову не пришло попросить... Ведь мог бы догадаться. Неужели я все еще обижался на него? А ведь отлично же знал, что он не сможет противостоять Сеймею, с самого начала знал, но все равно обижался. Да и обижался ли? Ревность это называется, вот что! Ведь что бы он ни говорил, и как бы правдивы ни были его слова, я был уверен, что брата он все равно любит больше. И не по приказу. Поэтому и наговорил ему... Ну вот и дообижался, доревновался. И какая теперь разница, школа ли бросила это заклинание? Верно, никакой. Я все испортил. Опять. Как всегда. Зато теперь выясню, как это, жить, зная, что он умер по моей вине. А Соби, не смотря ни на что, вывернулся, и позвонив тогда, и сейчас. Ни разу не нарушил приказа Сеймея, хранил ему верность, ушел, когда тот потребовал уйти, не сражался за меня, когда тот приказал. Он просто закрыл меня собой. Выполнял приказ. И обещание мне тоже выполнял. Как он тогда сказал? Что скорее умрет сам, чем причинит мне вред. Вот же, вред не он причинял, а умирает за меня – из-за меня - все равно он. Мог ведь и защититься, прекрасно же понимал, куда лез. Но нет, подставился, за меня. Я его так обидел, я предал его, а он все равно... Хотел умереть? Как же он не понимает, если бы умер я, всем стало бы только лучше. Но он поменялся со мной. Забрал себе мою смерть. К кому же я ревновал? Сеймею он подчинялся, оставался верен ему, но любил меня, только меня... И не по приказу. Надо же, на него я обижался, потому что он ушел. А за Сеймея просил школу. А между тем, на минуточку, Соби ушел не сам, не хотел, пытался сопротивляться, я же видел как ему было плохо, видел и предпочел не замечать. Ревность еще себе придумал. Вот теперь сижу и смотрю на собственные руки, испачканные в его крови... Он теперь умрет, думая, что я его ненавижу! А я останусь совсем один, и не отмыть ни рук, ни души, как ни старайся. Я наклоняюсь и целую его, он рвано выдыхает мне прямо в рот и я чувствую солоноватый привкус... Кровь везде, много, слишком много, несовместимо с жизнью много. Пытаюсь стереть побежавший из угла рта красный ручеек, но он проворнее. Меня охватывает паника. - Прости, прости меня, прости, прости… прости... - я наверное тысячу раз это повторил, а он ни разу не услышал. Когда школьные взяли численным превосходством, он еще дышал, так что они успели доставить его в больницу живым. Всех доставили на свои места, его и других раненых врачам, Сеймея и его сторонников не знаю куда, наверное в школьный изолятор, или у них и своя тюрьма есть? Ну и меня тоже доставили, заодно. Сначала в больницу, а когда отскребли от чужой крови, то и в школу. В этот раз я не сопротивлялся, какой теперь смысл? Да и защищать меня все равно больше некому. Меня устроили в школе так, как будто я там останусь надолго. А мне все равно теперь, только мама... Маму обещали предупредить, сказали, что она обрадуется. Ну да, они сделают так, что обрадуется. Может оно и к лучшему, если я буду далеко, то она перестанет расстраиваться? Это я без нее не могу, а ей без меня наверняка будет лучше... Все равно я не тот, кто ей нужен. В школе со мной обращались на удивление хорошо. Даже предупредительно. И кажется немного настороженно, как будто не знали, чего от меня ждать. А что я сделать-то могу? Наорать? Не имеет смысла. Я посидел немного в пустой комнате, точно такой же, как та в которой мы ночевали с Соби. Только теперь я сидел там совсем один. А Соби... Надо бы заплакать, может станет легче. Но слез нет, давно уже нет. Пометавшись из угла в угол, я умылся холодной водой. Ткнул кулаком в зеркало, больно! - вот тебя я точно не прощу, все из-за тебя! И отправился искать кого-то из взрослых. Когда я попросил отвести меня к Соби, они сначала не согласились. Сказали, чтобы я шел к себе, он все равно еще в операционной, и мне сообщат, когда что-то станет известно. Я сказал, что никуда не уйду, буду ждать в лазарете. Думал, все равно прогонят. Не прогнали. И я просидел один в пустом коридоре наверное пару часов. Потом ко мне вышли и сказали, что сделали все возможное, но медицина не всесильна. Это так прозвучало, как в дурном кино, и я сразу понял, что последует дальше. И мне показалось, что стены опостылевшего коридора стали на меня надвигаться... Но нельзя им показывать свой страх, никому нельзя! И я принялся повторять, что мне надо его увидеть, мне необходимо увидеть Соби, отведите меня к Соби, почему вы сразу меня к нему не пустили, пока он еще не... Выговорить следующее слово я не смог. Но меня и так поняли. И сказали, что Соби еще жив. Они еще что-то говорили, но я услышал самое главное, он жив. И дальше только повторял, отведите меня к нему, пустите меня, мне нужно к Соби! Они сопротивлялись еще совсем немного, и все же отвели. Правда наговорили кучу какой-то чепухи про мою хрупкую детскую психику и как такое зрелище скажется на ней, и что лучше бы я себя поберег, нечего делать ребенку у постели умирающего, тем более, что все равно он без сознания и я ничем не смогу помочь. Как это не смогу? Раньше ведь получалось, хоть я и не знал ничего, а если мне наконец объяснят, что должна делать жертва, так может еще лучше получится? Психика, вот насмешили. Где вы были с вашей психикой, когда мы сражались в системе, когда в меня летела эта серебряная смерть, когда его кровь заливала мне лицо? Детская психика. Это у меня-то, после амнезии, после мамы переставшей меня узнавать, после ее приступов, после ухода папы, смерти и воскрешения брата, оказавшегося садистом-убийцей, после этой вашей системы! После того, что я сделал с Соби... Ну и чем после всего этого меня можно в больнице-то напугать? Единственное, чего я еще боялся, так это что мне ответят, что уже не к кому вести. Что он уже... Что все, поздно! И все же в первый момент, когда зашел в палату, я растерялся. Потому что просто не узнал его, опять. Соби... Он же всегда был как ураган, врывался в мою жизнь, переворачивал все с ног на голову, подхватывал меня и нес, как ветер сухой листок. Он всегда был яркий, весь из контрастов. А сейчас... Сейчас как будто выцвел, белые простыни вокруг, какие-то трубки, провода, аппараты жужжат, пищат и мигают лампочками. И в этих машинах больше жизни, чем в нем. Светлые волосы кажутся самым темным пятном, под безжалостным больничным светом кожа смотрится тоже почти белой, в тон простыням, ни кровинки в лице, губы серые, невозможные его синие глаза закрыты. А откроются, какого еще будут цвета. И кругом бинты, он же весь изранен. Тоже белое, только местами расцвечено красным, вот тут крови предостаточно... И неподвижность, лишь механические звуки медицинских машин нарушают тишину. И я почему-то подумал, что ему совсем не идет красный цвет, как бы его убрать? Синий гораздо лучше, или голубой. Да любой, кроме красного! Но синие тут только тени под закрытыми глазами. Хочется думать, что это тени от длиннющих ресниц. Мечтай. Как еще сил-то хватает? Я наверное впервые так внимательно его рассматриваю. Смотреть мне мало, и я дотрагиваюсь руками, будь он в сознании я никогда бы не решился, дурак, надо было когда мы там на пустыре встретились, у меня же был шанс... И я его упустил. И как упустил! А вот сейчас, когда уже поздно, не могу остановиться. Глажу по волосам, перебираю и перекладываю легкие пряди, отвожу челку со лба, прослеживаю пальцами линию бровей, разглаживаю наметившуюся между ними морщинку, вот, уже появляется, все потому что кто-то много хмурится. Осторожно, одним пальцем, касаюсь закрытых век, зато всей ладонью провожу по щеке, потом чуть притрагиваюсь к бледным губам. Не понимаю, что я делаю, но прекратить выше моих сил. Когда глажу его по бинтам на горле, чувствую, что руки у меня дрожат. А еще отмечаю краем сознания, что тут у него наверное единственные не испачканные в крови бинты... Кто-то за спиной говорит, что учить меня ничему не надо, я все делаю совершенно правильно, разве что не стоит все же сразу вот так вот выкладываться, побереги себя, мальчик. Голова начинает кружиться. Как выкладываться? Я ничего не делаю. И ничего не происходит. Вообще ничего! Я же чувствую! Спрашиваю в никуда, не в силах оторвать от него взгляд и обернуться. - Почему ничего не происходит? Я что-то неправильно делаю? Или просто нужно больше времени? - Нет, время тут ни при чем, - отвечает мне тот же голос, - Но он не принимает твою помощь. Ты ведь не его Жертва... - Его!! Он сам говорил! Что может выбирать и что выбрал меня! - можно ли кричать шепотом? У меня получается, - И раньше же принимал! - Значит что-то изменилось. - Что могло измениться? Я все тот же! - Возможно это он изменился... Я все никак не могу решиться и дотронуться до повязки на груди, там медленно расплывается красное пятно, я вдруг понимаю, что придись этот удар самую капельку выше и он бы умер на месте. Решаюсь и кладу ладонь над красным пятном и пытаюсь пальцами почувствовать, как бьётся сердце. Мне кажется, что едва-едва. Он изменился... Да, наверное. Сдался? Но ведь он еще жив, значит нет, еще борется! Говорю, снова не оборачиваясь. - Тогда пусть Сеймей его вылечит, уж он-то наверняка его жертва. За спиной какое-то шуршание, шепот. Что они там шепчутся? - Видишь ли, мальчик... - Да все я понимаю! Сеймей никогда... А вы заставьте! Ведь сможете. Сможете же? - Вероятно, смогли бы. Но у Сеймея тоже не получится. - Почему? - Понимаешь, мальчик... - Пойму, если объясните! - Возлюбленный должно быть испугался отката, и разорвал связь, когда... - я слышу нервный вздох, тоже вздыхаю и договариваю. - Когда понял, что его боец умирает. - Да, мальчик, так. Голос за спиной еще что-то говорит, про то, что Жертва, тем более Сеймей!, может быть и смогла бы его вытянуть, но без этого они, доктора то есть, бессильны, слишком большая кровопотеря, они просто не успевают восполнять, и слишком серьезные внутренние повреждения, они сделали все, что могли, никто бы больше не смог, но этого все равно недостаточно, так что извини мальчик, странно что он до сих пор жив. И еще что-то в том же духе, бла-бла-бла. А я уже не слушаю. Все понятно. Конечно, Сеймей испугался. И разорвать связь легко мог, у них же все было искусственное и одностороннее, теперь-то я знаю. Ничего не чувствую. Мой возлюбленный брат еще и трус. Ну и что, это все равно ничего уже не изменит. Я не смогу ни разочароваться в нем еще больше, ни простить. Ни разлюбить. Просто еще один факт. Досадный, потому что теперь вообще непонятно, что делать. Зато Соби хотя бы умрет свободным. Сам себя перебиваю, он же еще жив! Значит живет свободным. Живи, Соби... - Что делать-то? - спрашиваю назад, не отводя глаз от собственной ладони на его груди. - Ничего, мальчик, уже ничего нельзя сделать. Все что было можно, мы сделали. - И? - И остается только ждать. - Чего ждать? - Чуда. И вот я сижу в тихой белой палате и жду. Нет, не чуда, чудес я как-то опасаюсь в последнее время, так что просто сижу, и жду Соби. Ну в самом деле, не может же он меня еще раз бросить! Опять. Мне, идиоту, конечно поделом будет, я не заслужил хорошего конца. Но он-то заслужил. И я дождусь, он ведь всегда чувствовал когда я жду, когда нужен мне... Сижу и эгоистично думаю, что он мне нужен, как же он мне нужен! Не надо меня защищать, не надо сражаться за меня, но я просто хочу убедиться, что он меня услышал. И знает, что я его тоже люблю. Тоже просто так. И что он простил меня. Ну, что мне сделать? Не могу ждать, и кроме этого ничего не могу. Совершенно бесполезный, никому не нужный, глупый Рицка. И за что ты меня полюбил, а Соби? Тебя я жалеть не хотел, сижу теперь, себя жалею... Меня пытаются увести. Окликают. - Мальчик, эй мальчик... - достали! Ну очевидно ж, что я не девочка, не буду отзываться. - Loveless! - еще лучше, на это я точно никогда не отзовусь. - Рицка. - Что? - Я — Рицка. - Идем, Рицка... Да щаз! Я все же оборачиваюсь, и от меня сразу отстают. Люди в дурацких разноцветных пижамах кажется даже шарахнулись прочь. Вот что за идиотская мода у докторов на эти цветные костюмы? Они думают, что так их меньше боятся? Зря. Их меньше боятся, когда они ведут себя по-человечески. И пугать я никого не хотел, знать бы еще как это получилось, на будущее. Удобно же, просто посмотрел — и все, отстали. Хотя может теперь от меня и так отстанут? Зачем я им теперь-то? Я ведь им нужен был не сам по себе, а как брат Сеймея. Или нет? Да какая теперь разница, мне все равно. Без Соби мне всё все равно, и система эта точно не нужна, ничего не нужно. Трудно ждать. Я даже молиться попробовал, но потом испугался. Я не умею, я молился когда умер Сеймей, просил вернуть его мне. Знал, что это по-детски глупо, и все равно просил. И Сеймей вернулся... Только другой Сеймей. Так что теперь я боюсь просить, вдруг мне вернут другого Соби? Думаю, так и тут же корю себя за малодушие и эгоизм. Как же так? Мне значит надо, чтобы Соби не просто вернулся, а непременно ко мне?! А иначе не надо, пусть умирает? Снова пробую молиться, и никак не могу сконцентрироваться, мучаюсь так наверное не один час, а может и несколько минут, мне кажется, что время остановилось. Смотрю на свою ладонь, лежащую у него на груди, и вздрагиваю. Красное пятно расползлось так, что теперь мои пальцы лежат уже не на белом. От неожиданности отдергиваю руку, удивляясь, что пальцы не испачканы. Стыжусь своей реакции и кладу ладонь обратно. И в этот же момент я понимаю, что не чувствую биения сердца под пальцами. Меня как током прошивает: «Нет!!» Нет, вот все же удар. И снова пропуск. Хочу закричать, позвать на помощь, но не могу даже вздохнуть. А машины взрываются писком, мигает лампочка, я слышу как в коридоре срабатывает звуковая сигнализация, и почти сразу же вбегает медсестра. Она делает какой-то укол, следом еще один, и приборы затихают, сердце снова бьётся ровно. А медсестра пытается меня увести, говорит, что скоро все закончится, нечего мне на это смотреть. Я только отрицательно мотаю головой. Ладонь с груди я убрать не могу, никак не могу, поэтому накручиваю на свободную руку длинную светлую прядь, в надежде что силой меня от него все же не станут отдирать, они ж врачи, остерегутся навредить. И меня оставляют в покое. Я долго еще сидел около него, за окном стемнело, а я изучил обстановку палаты тщательнее чем что бы то ни было до сих пор, я выучил все надписи на приборах, разгадал назначение почти всех, вывел закономерность в смене показаний, пересчитал все квадратики на потолке и вдоль, и поперек, и по диагонали. Несколько раз заходила медсестра, меняла капельницы, делала какие-то уколы, проверяла приборы. Даже пыталась меня покормить... Стала было уговаривать меня все же уйти, но посмотрела повнимательнее, и перестала. Как они не понимают все, не могу я уйти, потому что тогда надо будет убрать руку, а мне кажется, что как только я уберу руку, его сердце сразу остановится… Меня еще пытались увести, я снова посмотрел как в первый раз, снова получилось. Пусть больше не приходят, не отвлекают, не заставляют оборачиваться! А в следующий раз я добавил к взгляду подносик на котором медсестра приносила шприцы с лекарствами, швырнул им в спрашивавшего. Прям как мама, опять... Дверь захлопнули так быстро, что я ни в кого не попал, жаль. Сижу, считаю удары сердца вместе с машиной, и вспоминаю вдруг, что ведь так и не сделал ни одной нормальной фотографии Соби, у меня есть только те, с нашей первой встречи. Ну и еще пара тоже неудачных. И одна смешная общая фотография из Йокогамы. И все. Как так получилось? Мы столько времени проводили вместе, а я его не сфотографировал, всех и все подряд фотографирую постоянно, а его так и не снял как следует. И нас вместе... В панике тут же провожу ревизию воспоминаний, не потерял ли чего? Вдруг уже потерял? И как я узнаю, если потерял? И отвлекаюсь на воспоминания. Как оказывается много у нас всего было! Интересного, веселого, хорошего. Я и не замечал, я искал подвохи. Вместо того, чтобы наслаждаться каждым мгновением! Вот как я мог решить, что он заботится обо мне только по приказу? А Юйко? С ней подружиться ему никто не приказывал, а она его обожает. Говорит, что он ей помогает. Интересно, в чем? Интересно, о чем они болтают, когда она ему звонит? Он и Юйко? Невероятно... А Нацуо и Йоджи? О них заботиться ему тоже никто не приказывал. А он возился с ними как... как мама! Как очень хорошая мама. Вспоминаю, как мы искали у него в квартире шкаф. Смешно было. Они рассказывали, что он им утром выдает чистую одежду... Он не просто пустил их к себе, он их лечил, учил ориентироваться с их нечувствительностью, чтобы они себе не вредили, кормил, развлекал. Он им хлеб пек! Моя помешанная на готовке мама и то так не делает. А он делал. Он много чего делал. Даже следил за температурой и влажностью воздуха, чтобы они не простужались! А я ничего вокруг себя не замечал. Любовь идет от сердца, так я думал. Ага, от сердца, от очень большого сердца, вот как у него. А мое оказалось так себе, маленьким и каменным... Я все время думал о себе больше чем о нем. И вот теперь теряю его. За окном глубокая ночь. Ожидание выматывает. А еще больше выматывает страх того, что все закончится и как. Чтобы было не так страшно я начинаю разговаривать вслух, разговаривать с Соби и в итоге меня окончательно захлестывает жалость к себе и я высказываю ему все, что накопилось, всю правду. Понимаю, что еще немного, и разревусь, наконец. - Соби, Соби... - наклоняюсь совсем низко, и шепчу в самое ухо, не хочу, чтобы кто-то еще меня слышал, хотя какая теперь разница? - Соби не оставляй меня. Соби, я боюсь... Вглядываюсь в его лицо, оно такое спокойное, я уже привык, и меня больше не пугает эта его неподвижность и мертвенная бледность, мне кажется, что он просто спит. Какой же он красивый, даже – особенно! - сейчас... И тут мне приходит идея, настолько неожиданно дурацкая, что я даже хихикаю. Наверное, это истерика подкрадывается. Но я сразу же осуществляю пришедшую идею, пока не начал думать и не испугался, и старательно, медленно, чтобы уж наверняка, целую Соби, разумеется в губы, стараюсь чтобы получилось по-настоящему, по-взрослому. Тут же пугаюсь, мне кажется, я не почувствовал его дыхания... И в тот же миг, когда я еще касаюсь его губ, и наверняка таращусь бешеными от испуга глазами, я замечаю, как вздрагивают длинные ресницы, Соби хмурится, вздыхает, опять мне прямо в рот, и наконец открывает глаза. Дурацкая ситуация, я почти лежу на нем, уже не целую, просто прижимаюсь губами, и представляю, какой у меня сейчас взгляд! А у Соби взгляд совсем туманный, может он в себя еще не пришел? Надо отстраниться, пока не пришел. Не смогу... А вот уже и поздно. Соби снова выдыхает в меня и спрашивает еле слышно: - Чего... боишься? И я отвечаю, как есть, правду. - Жить боюсь, - и добавляю, всю правду, - Без тебя. - Не бойся... - так тихо, что я наклоняюсь к самым губам. - А ты не умирай! - Я... не умираю... - Врачи говорят, умираешь! - Врут... - Точно? - Да... - Обещай, что не умрешь. - Обещаю... - Врешь же... - Чуть-чуть... - А я не вру. Я не смогу без тебя! - Рицка... Я же... Я тебя... Ну, сейчас начнется! «Я тебя предал, зачем я тебе!!» Фрр! Пока Соби собирался с силам чтобы договорить, я мигом представил все, что он может мне сейчас сказать, и тут же разозлился. Вместе со злостью во мне и остальные мысли проснулись. И я прыснул, уткнувшись Соби в шею, ну потому что в самом деле же смешно! - Это я тебя... А ты Соби, знаешь, ты больше не сможешь меня защищать! Совсем никак!! - в конце я дал петуха, сражаясь с рвущимся наружу смехом. - Рицка... - погоди, сейчас объясню! - Не пугайся, это истерика, - спокойно объяснил я и снова хихикнул, - Но сам понимаешь, я тебя поцеловал и ты проснулся. Ты догадываешься, что это значит? Неа, ничего ты не понимаешь, а вот за мою психику по-моему уже волнуешься. Все за нее волнуются и ты туда же! И не зря наверное, должен же я был наконец свихнуться! И вот, свершилось. И не сейчас, я еще на пустыре кажется съехал. Но это все ерунда, это все потом, сейчас другое важнее. - Это значит теперь ты - моя принцесса! Я тебя поцелуем разбудил. И защищать теперь буду! - вроде смех меня трясти перестал, и я просто довольно улыбаюсь. - Что? - ага, растерялся, да Соби? Я тебя сделал! - Кто. Принцесса. Ты. Моя. Что непонятно? Мне теперь тебя и защищать. И я тебя теперь от чего угодно защищу! Понял? - ты наконец тоже мне улыбаешься, и я сразу понимаю, что никогда еще не видел, чтобы ты улыбался вот так, одними глазами. - Какой воинственный Рицка... Тебе... головы дракона наперевес не хватает. - Да что угодно! - восклицаю я, - Если ты хочешь голову дракона, я достану! - Рицка... - Я за него! - Ты кто? - пытаешься мне подыграть, молодец, меня ж несет, не остановить. - Твой рыцарь! Забыл, что ли? - Надо поблагодарить рыцаря за спасение... - Даже не вздумай! Сейчас ты меня поблагодаришь, потом я тебя, непонятно куда нас это все заведет. И в итоге мне придется на тебе жениться! - меня снова разбирает смех, точно истерика. Ты тоже усмехаешься, тут же вздрагиваешь и чуть заметно хмуришься, явно стараешься чтобы я не углядел. Но, кажется, теперь тебе от меня ничего не скрыть. - Соби, что?! - Рицка, не смеши меня пожалуйста еще какое-то время... - Больно, да? - Да... - ох, ты тоже понял, что не надо от меня ничего скрывать? - Я позову врачей? - Сейчас сами придут. - Может они через час придут, я их знаешь, как выдворял? - У них наверняка аппаратура сработала. - А, точно. Я все равно не смог бы от тебя уйти. И что теперь с этим делать? Врачи действительно скоро пришли, и даже сумели как-то отлепить меня от тебя. Выгнать из палаты правда не смогли, это уж дудки. Осматривали они тебя долго и нудно, но в итоге констатировали, что видимо чудо таки свершилось, тебе гораздо лучше, и сейчас уже вполне можно говорить о шансах на то, что ты все же выкарабкаешься. Когда доктора наконец ушли, я тут же устроился как раньше, прижавшись к тебе и положив руки тебе на грудь. Оказывается, мне не просто надо рядом находиться, мне необходимо до тебя дотрагиваться. Последние минуты пока врачи не ушли, я чуть подвывать не начал, скорее, скорее же! В итоге как только мы остались одни, я разулся и залез на край кровати, для меня как раз достаточно места, мы подняли поручень, чтобы я не свалился, и ты даже меня немного приобнял. Совсем капельку, на что сил хватило, но все равно хорошо как... Мне давно не было так спокойно, кажется я уже и не помню, когда было. Даже с Сеймеем до его смерти меня все равно что-то постоянно тревожило и пугало. А сейчас — ничего. Вообще. Я не знаю, как, но почему-то совершенно убежден, что уж теперь все наладится и будет хорошо, точно. Даже с мамой... - Соби... Мне так хорошо сейчас. Это ведь неправильно, что мне хорошо? - Почему неправильно? Так и должно быть. - Столько всего ужасного произошло, а мне хорошо. - Все уже закончилось, все позади, благодаря тебе, между прочим. Так что тебе и должно быть хорошо. - Мне кажется, я не заслужил этого. Я ведь не хороший. - Ох, Рицка... Ты самый хороший человек из всех, кого я встречал. - У тебя просто круг общения узкий и неправильный, - ворчу и ерзаю, устраиваясь поудобнее. Ты почему-то снова хмуришься, на одно мгновение, но я все равно заметил. Тебе больно... Это я тебя толкнул, наверное. Вот так всегда, постоянно делаю тебе больно. - Тебе очень больно? - Нет, Рицка, все в порядке. - Опять врешь... - Нет, я честно. Когда не двигаюсь, вполне терпимо. - Терпимо.... А тут еще я верчусь и толкаю тебя. - Когда ты толкаешься, хорошо. - Ох, Соби... - что такое, почему у меня слезы на глазах? - Это ты хороший, по-настоящему хороший. Ты не оставляй меня больше, ладно? Я ведь не смогу без тебя. - Рицка, я... Прости меня... - нет!! Вот нет, не смей ни винить себя, ни тем более извиняться! Перебиваю. - Я все понимаю! И про приказы и про Сеймея, и ни в чем тебя не виню. И ты не смей! Тем более, что теперь все будет иначе. - Рицка... Не будет. Если он снова прикажет... я снова тебя предам... - ой, ты что? Точно, ты ж без сознания был, когда Сеймей струсил, и небось так и не знаешь, что теперь свободен. Ты трудно переводишь дыхание и продолжаешь. - Рицка, ты держись от меня подальше... Я опасен... для тебя тоже... Ты что такое говоришь? Перебиваю. - А я говорю, что теперь все будет иначе! Будет! Прислушайся к себе, ну же! - Рицка... - Ты можешь просто сделать, что я говорю? Смотрю, как ты замираешь, как будто действительно прислушиваешься. И меняешься в лице. - Ну? Убедился? - Он решил, что я умираю, - да, а ты моего брата знаешь лучше чем я... - Ты и умирал! И если не позволишь, наконец, мне тебе помочь, врачи уверены, что и умрешь, - ты растерянно смотришь на меня и я продолжаю наседать. — Ну что ты себе придумал? Почему от меня закрылся? Или... Тебе приказали? - Нет. Я просто... Решил, что недостоин тебя... - Ну надо же! А я тебя? Я тебя достоин? Что я сделал, кроме глупостей? - Я зато много сделал. Предал тебя. И не раз. - Ты не мог иначе. - Это ничего не меняет... - Это все меняет! - сажусь на кровати, изумленно смотрю на тебя, чувствуя, что внутри у меня все дрожит, и кажется сейчас оборвется. - Рицка... - Прекрати!! Ты мне жизнь спас. Ценой собственной. Даже если ты считаешь себя в чем-то виноватым, то, по-моему, мы квиты. Ты не мог иначе! И все равно меня спас. А я мог, у меня-то был выбор, я был свободен, и что сделал? Это я должен прощения просить! - Ты имел право... Я имел право?! Так с тобой обращаться? Да ты что, серьезно?! - Не имел!! И я не думал ничего из того, что наговорил тебе! - Но это было справедливо... - Что?! Да я вообще не знаю, почему все это сказал. Наверное, я с ума сошел... Я тебе еще нужен, вот такой, глупый, все портящий и сумасшедший? - Любой... - Любой... Любой нужен... Правда? - и меня наконец скручивает рыданием. Захлебываюсь слезами, действительно наверное веду себя как безумный. Но истерика все же догнала меня. Меня трясет, реву в голос, как маленький, отворачиваюсь, закрываю лицо, не смотри на меня, не смотри! Мне стыдно, за все сразу, пытаюсь задержать дыхание и успокоиться, но это только усиливает рыдания. Еле выталкиваю слова. - Я.. я се-сейчас, сейчас ус-успокоюсь. Не волнуйся. Те-тебе нельзя... Про-прости меня, прости, прости... - и все, больше кроме этого «прости» ничего не могу сказать, так и бормочу «Прости, прости!», а слезы льются рекой. А ты тянешь меня за вылезшую полу рубашки. Это все, что ты можешь сейчас, иначе давно бы уже обнял меня. Это же я должен о тебе заботиться, а я даже сейчас, когда ты лежишь тут едва живой, пострадавший из-за меня, вместо меня, все равно не могу, и опять только о себе. Прости меня!! - Рицка, Рицка, ну что ты? - и я кажется впервые слышу в твоем голосе испуг, - Все хорошо, Рицка, теперь все будет хорошо... - Не бууудет.... Со мной то-точно не... Я все ис-испорчу! Это я опасен, я тебе не нужен, держись от меня по-подальше.... - Ну и порть, ты все равно мне нужен. - Ну-нужен? Правда? - Да. - Простишь? - Не за что прощать. - Есть, есть... Я же, я... Собиии!! - да что ж такое, что ж я никак не успокоюсь? - Я виноват, я так перед тобой виноват... - Рицка, хорошо, все, уже простил, - ты снова тянешь меня за рубашку, пытаешься притянуть поближе. - Я больше тебя никогда не обижу, я тебя защищу! И дальше из меня как все кости вынули, падаю к тебе мешком. Мешком слез и соплей. Ты охаешь, ах я дурак, вот как ты со мной поправишься? Грохнулся на тебя со всей дури, а на тебе ж живого места нет, очень больно, да? Пытаюсь отстраниться, пока еще тебя не покалечил. И снова меня накрывает очередным приступом рыданий. А ты быстро шепчешь. - Рицка, нет, пожалуйста, лежи. Иначе мне тебя не достать, - ты прикусываешь губу и резко выдохнув все же обнимаешь меня, тут же целуешь в макушку, шепчешь в самое ухо срывающимся голосом, - Рицка, хороший мой, ну успокойся, все, все позади, теперь все будет хорошо, обещаю, ты же знаешь, я не говорил бы просто так... - Угу, потому что ты повелеваешь словами... - Нет, просто теперь действительно все закончилось. Мы еще долго лежали так, я все всхлипывал и всхлипывал. А ты все говорил и говорил что-то успокаивающее, на самом деле уже чепуху какую-то говорил, но это неважно, я ведь действительно успокоился. Наверное, я в итоге задремал, угревшись у тебя под боком. Еще неделю назад я бы рехнулся от страха и неопределенности, и весь бы на нервы изошел, обнаружь я себя спящим вот так, прижавшись к тебе. Зато теперь подумаешь, всякие условности, когда это самое спокойное, самое безопасное место во всем мире. И чего я раньше бесился? Наверное, еще маленький был и глупый. А теперь взрослый и умный, ага. Был бы умный не довел бы ситуацию вот до этого. А с другой стороны... Все в итоге очень неплохо обернулось, и все живы, и ты свободен. А значит между нами теперь ничего не стоит. Мда, взрослый я или маленький, умный или глупый, но цинизма мне кажется не занимать, вон чего думаю... Воистину брат Сеймея... А ты похоже тоже спишь. Это хорошо, тебе надо много спать, во сне организм быстрее восстанавливается. Приподнимаюсь на локте и заглядываю тебе в лицо. Оно уже не такое бесцветное, как раньше, краски возвращаются вместе с силами, ты живой, как же хорошо. Не смотря на мои усилия тебе явно лучше. Еще бы я нервы тебе не трепал и не пинался... Совсем я тебя измучил. Не знаю, что на меня находит, но я придвигаюсь поближе, и прослеживаю губами весь тот путь, который раньше провел пальцами. Очень осторожно, едва касаясь, чтобы не разбудить, не потревожить, целую в лоб, провожу губами по бровям, замирая от восторга дотрагиваюсь до нежной кожи век, трусь щекой о щеку, еле сдерживаю улыбку, чмокнув тебя в кончик носа. Мой, больше никому не отдам! Перед губами замираю, дрожа от собственной наглости, секунду набираюсь смелости, и все же целую. Целую... Я целоваться не умею совершенно, ну ничего, ты меня потом научишь, да? И вдруг пугаюсь. Я конечно очень осторожен, но ты-то всегда был такой чуткий, ты бы все равно сто раз уже проснулся бы! Соби? Опять сознание потерял?! И снова ровно в этот миг я чувствую, как твои губы приоткрываются, и ты целуешь меня в ответ. Мне кажется, или ты делаешь это так же неумело, как и я? Со стыда провалиться! Но нельзя же так и остаться теперь зажмурившимся навсегда. Открываю глаза — ага, так и есть, смотришь на меня, и в твоих глазах смешинки. Развеселил я тебя, да? Опять торчу на тебе хвостом к небу и с перекошенной рожей... Что, все еще нравлюсь? Снова зажмуриваюсь, и утыкаюсь тебе куда-то в шею, носом в бинты. - Рицка... Ты что? - Испугался, показалось... Всякое. - Не бойся. Тебе больше ничего не надо бояться. - Угу... - Рицка? - А мама? Представляешь, меня ведь может быть долго не будет. Наверное, она уже в полицию позвонила... - Думаю, ты можешь уйти из школы в любое время. - Думаешь, я уйду отсюда без тебя? - Рицка! Ты не... - Соби! Это ты не!! Ерунду не говори! - Рицка... Хорошо, что больше ты не пытаешься никаких глупостей наговорить, а то я бы вспылил, точно. Мы молчим какое-то время, потом я спрашиваю. - Может маме позвонить? - вздыхаю, и добавляю, не успев поймать себя за язык, - Хотя тебе наверное все равно, ты же ее терпеть не можешь! - Рицка... - откуда столько укоризны в голосе? - Я не ее терпеть не могу, а то, что она с тобой делает. - Это только мое дело! - ну вот, не хватало еще поругаться.... - Нет. Вы не вдвоем на необитаемом острове живете, вокруг тебя много людей, которым ты дорог, и которые переживают за тебя. И им всем очень больно от того, что с тобой происходит. - Да кому я нужен... Кто будет за меня переживать? - разве что Кацуко-сенсей, тут же додумываю про себя, но про нее ты не знаешь. - Например Юйко очень переживает, она обо всем догадывается. Думаю, что Яёй тоже переживал бы если бы знал. Даже Нацуо с Йоджи беспокоятся о тебе. И твоя классная руководительница. - Шинономе-сенсей?! - Да. - Да неправда, это ты сейчас придумал. - Нет, это она мне сама сказала. - Ко... когда? - Мы разговаривали по телефону, она звонила чтобы об этом поговорить. - О маме?! - Да. - Они... Это все равно не их дело! И они не будут вмешиваться. - Это их дело, Рицка. Они тебя любят, поэтому их дело. А учительница собирается вмешаться, и думаю, что сделает это. - Соби... - И я сделаю. Это не может больше продолжаться. - Мама, она... Соби, ты не понимаешь! - Что я не понимаю? Что ей плохо и она нуждается в помощи? - Она? - Да. - Почему ты так думаешь? Ты... Что ты знаешь? - Не знаю наверняка, но могу предположить. - Что? - Что Сеймей что-то с ней сделал. - Соби... - И если ты мне позволишь, и поможешь, то может мы сможем это исправить. - Соби! Ты уверен? - Нет. - Но думаешь, стоит попробовать? - В этом я уверен. - Уверен? - мне очень трудно дается это решение, - Хорошо... Да, хорошо! Мы попробуем. А пока все же надо ее предупредить. - Рицка, из школы наверняка уже об этом позаботились, и поговорили с ней. Они отлично умеют это делать, и волноваться она не будет. - А потом я явлюсь домой... - Ты не хочешь оставаться в школе? - Зачем? - Чтобы учиться... - Соби... Учится сражаться, да? - Ну да. - Скажи, а тебе нравится сражаться? - Что ты имеешь ввиду, Рицка? - В смысле? То, что спросил и имею ввиду. - Я не понимаю. - Ты хочешь сражаться? Тебе это нужно? - Я боец, Рицка, это моя обязанность. - А желание? Чего ты хочешь? Ты сам? - Я? Мои желания не имеют значения, - как заученное повторяет, не задумываясь… - Теперь имеют!! Чего хочешь ты, Соби? - ну, и что ты замолчал? - Ответь пожалуйста, а? Это очень важно. - Я не... Рицка, я... - Ну что такое? Ответь мне, это ведь простой вопрос, чего ты хочешь? - Я не уверен, что умею хотеть, - ужас какой-то, вот оно опять, полезло нечеловеческое... - Как это? Все умеют! - Значит я забыл... - Вспоминай! Давай, захоти! Прислушайся к себе, и... Мне очень надо знать. - Я хочу... - такое ощущение, что тебе непривычно начинать фразу с этих слов, и ты их пробуешь на вкус, очень осторожно, пусть тебе понравится! - Я хочу быть рядом с тобой, Рицка. И чтобы у тебя все было в порядке. - А для себя? - Это для себя. - А еще? - Хочу рисовать... - А еще? - Ты знаешь, оказывается я много чего хочу! - улыбайся Соби, вот такой улыбки я у тебя точно еще никогда не видел, и она замечательная! - А сражения среди твоих желаний есть? - Рицка, к чему ты ведешь? - К тому, что я не хочу сражаться. И я даже объясню, почему, - ты вопросительно поднимаешь брови, и я объясняю, - Это все бессмыслица какая-то, я не понимаю зачем все это. - Это как раз просто, это борьба за власть, - отвечаешь ты. - Действительно просто, на самой поверхности... Вот, а мне это не нужно. - Мне тоже. - Так может ну ее? - Школу? - Ага... - Это тебе решать. -Нам! - Рицка... - Я... Тебе... Соби, я... - да что ж так трудно-то? - Рицка, что такое? - Я тебе нужен? - Да, очень. - И как... пара? - Как боевая пара? - Ну как эта самая... как все остальные... - Рицка? - Соби! - Ты же не хочешь сражаться. - А ты хочешь? - вот и договорились, тупик какой-то... - Нет. Рицка, я никогда раньше не думал о том что можно выбирать. Но если так, то не хочу. Совсем нет. - Значит мы не можем быть парой? - Рицка, ты кого сейчас пытаешься запутать, меня или себя? - Обоих... - У тебя получилось. - Соби! Не смейся надо мной! - Я совершенно серьезен, Рицка. Ты вдруг хочешь быть моей жертвой? Тебе же это всегда не нравилось. - Я не хочу быть только жертвой! А ты... - А я свободен выбирать. - Между чем и чем? - Между Нелюбимым и Рицкой. - И что ты выбираешь? - у меня сердце сейчас выпрыгнет из горла! - Если выбирать необходимо, то я выбираю Рицку. Естественно. А ты сомневался? - Прости... Немножко. Я во всем последнее время сомневаюсь... - ты лукаво улыбаешься, и такой улыбки я тоже у тебя не знаю. - На самом деле я все же предпочел бы весь комплект. Но тут будет так, как решишь ты. - Я? - Конечно. - Почему? - Потому что я приму любое твое решение... Опять какой-то тупик... А еще мне очень хочется в туалет, давно, мы много проспали, рассвело уже. И я пользуюсь ситуацией и сбегаю в ванну. Когда через пару минут возвращаюсь, меня уже трясет! Как можно так быстро думать? Я за эти минуты в ванне успел представить сто миллионов кошмарных бед, которые произошли с тобой в мое отсутствие. Руки мою чувствуя, что меня уже колотит и рыдания снова на подходе. Да что такое со мной?! Вбегаю в палату, чуть не поскользнувшись на кафеле, и больно приложившись коленкой. Дверью еще шарахнул. Не специально, просто так спешил, что сорвалась с руки. И тут же понимаю, что ты за это время пережил что-то подобное, потому что ты пытаешься дотянуться до кнопки вызова медсестры, а на лице у тебя неприкрытая паника, я такого выражения у тебя никогда еще не видел и больше не хочу. Вот значит, как... - Рицка... Ты в порядке? - На себя посмотри! - Я почему-то успел вообразить себе столько гадостей... Совершенно безумных, вплоть до землетрясения в отдельно взятом туалете или как ты поскользнулся на кафеле. - Я тоже... - кафель, надо же, и потираю ушибленную коленку. - Ты... - Угу, - заползаю обратно на кровать, наверное это очень неуклюже выглядит, кровать какая-то ненормально высокая, а еще надо тебя ненароком не пихнуть, - В общем понятно, если что, сходить с ума мы будем вместе. - Ты хочешь сказать, что и помешательство у нас одно на двоих? - Я хочу сказать, что не понимаю, как мы теперь жить будем. Если я приведу тебя домой, и скажу маме, что-то в духе «Мам, привет, это Соби, он теперь будет жить с нами потому что я не могу его ни на шаг отпустить», то как думаешь, что она сделает? - с перепугу тараторю, и выбалтываю без остановки все подряд, - А как мы теперь учиться будем, ты подумай? Наверное, через день будем ходить то ко мне в школу, то к тебе в университет. Я-то с удовольствием посмотрю, где ты учишься. А ты не возражаешь ещё раз посидеть в школе? Знаешь, я мечтал иногда, как здорово было бы, если бы мы учились в одном классе, и вот сбудется.... - Рицка... - ну и что ты так улыбаешься? - Мы что-нибудь придумаем. - Что? Я уже все придумал! - Все проще разрешится. - Как? - Я думаю, это с нами происходит потому что ты слишком щедро поделился, а я не проконтролировал ситуацию, и взял все, что давали. - Вот и хорошо! У меня много, бери и не думай, тебе же нужно сейчас. А то когда ты начинаешь контролировать... - и сам себя перебиваю, - Что ты имеешь ввиду? - Что эффект постепенно ослабнет. Зажмуриваюсь и снова утыкаюсь носом тебе в шею, который уже раз за этот бесконечный день. Хотя рассвело же! Другой уже день… И не знаю, рад ли я что это пройдет. Совсем запутался. - Рицка? - Мне вообще-то нравится... - Мне тоже. - Это и есть настоящая связь? - Не знаю, настоящей у меня никогда не было. Провожу пальцем по бинтам на твоем горле, сажусь поудобнее, и начинаю очень осторожно их разматывать. - Рицка, что ты делаешь? - Не сопротивляйся, я хочу посмотреть... - Зачем? - Проверить кое-что хочу. Разреши, пожалуйста! И ты не возражаешь, даешь мне снять бинты, даже помогаешь по мере сил. Смотрю внимательно. Первым делом удивляюсь на себя, я кажется привык, и меня уже не так пугает то, что я вижу. А потом понимаю, что да, я правильно угадал. Все заживает. Причем стремительнее, чем остальные раны. - Соби... - Что там? - ты спрашиваешь таким тоном, как будто боишься, что голос сорвется. - Там все хорошо. Заживает. Может... Может исчезнет совсем. - Рицка... - Что? - Даже если не исчезнет, это все равно только шрамы. - Только? - Да. - А ты говорил, что это для тебя другое... - Я этого больше не хочу, - ты улыбаешься, - Ты меня научил! Боюсь поднять на тебя глаза. - А... Соби, а ты... - Рицка? - Наверное сейчас не время. Да и... Ты только от одного освободился, и тут я! - Рицка, просто скажи, что собирался. Просто скажи... А если это не просто? Но если я не спрошу, то наверное меня разорвет. - Соби, а ты... случайно... - а, была не была, выпаливаю скороговоркой, - Ты случайно не хочешь разделить со мной имя? - Случайно? - Совсем случайно... - Рицка... Почту за честь. Неслучайно. - Правда?! - Да. - Спасибо! - Рицка, это тебе спасибо. Ложусь как раньше, уткнувшись носом. Бинтов больше нет, и я прикрываю буквы на твоем горле ладонью. Пусть скорее исчезнут! - Только Соби... - Мм? - Мне не нравится мое имя. Совсем! - Рицка, ты не обидишься, если я скажу, что мне тоже? - Не нравится мое имя?! - Совсем не нравится. - И что же делать? - Что-нибудь придумаем. - Что?! Что тут можно придумать? Сам же говорил, что имя дается нам еще до рождения, и что это судьба! - Понятия не имею, что придумать. Но мне почему-то кажется, что все само собой решится. - Соби, как? - Судьба... Рицка, у тебя неплохо получается менять судьбу, - замираю, не могу поверить в то, что ты говоришь. - Ты имеешь ввиду... - Да. - Что я смогу изменить судьбу? - Да. - И поменять имя? - Да. - Но оно же мое... - Кто сказал? - Ты... Они... Все! - Они еще много чего говорили. - Но... - И где оно, Рицка? - Ну... Еще не проступило. - Значит у тебя нет никаких доказательств, что оно твое. - Соби! - Что? - Я тебе верю. - А я тебе. - Только... - Что, ты передумал? - это ты так шутишь? - Нет, конечно! Но я должен еще что-то важное сказать... - Что, Рицка? - Просто если мы будем парой... В общем, я не буду приказывать. Никогда! И ты замолкаешь. Надолго. Ну вот, так я и знал... Нельзя было так сразу... - Соби, что ты делаешь? - Думаю. - О чем думаешь? - Думаю, что мне понравится. - Что?! Так ты согласен?! - Рицка, конечно! Спа... - Нет! Не вздумай благодарить! - и закрываю тебе рот ладонью. И ты меня тут же целуешь туда, в самую серединку, щекотно же! - Соби! - Все равно спасибо! - ах ты! Ну и ладно. Отвыкнешь постепенно. - Тогда... - Что? - Нам надо выбрать имя. - Нам? - Ну это же будет наше имя! - Твое... - Наше!! Одному мне оно не нужно, никакое! Только... - Что? - Я ничего вырезать не буду!!! - Рицка… - Что? – надуваюсь, ничего не могу поделать, - Я тебя разочаровал? - Рицка… - ты так произносишь мое имя, с каким-то значением, которого там нет… - Рицка. - Ну что? - Я и не дамся. - Что? - Ты хотел сказать почему? - И то и другое! – что ты меня путаешь, когда я и сам справляюсь? - Потому что с меня кажется довольно, - ой! - То есть… Ты… - Я больше не буду делать того, чего не хочу. - А я? Соби тебе все же не нужно мое имя? - Нужно! - Но ты же сказал… - ты улыбаешься, - Соби! Ты кого сейчас пытаешься запутать? - А у меня получается? - Соби!! Надо попросить у медсестры блокнотик… - Зачем? - Буду записывать на память, сколько раз я тебя покусаю, когда ты поправишься! - Аа… Это важное дело. Тут действительно надо ничего не упустить, - издеваешься, да? – Вместе попросим! - Соби! – ну вот что ты в такой важный момент меня подначиваешь и сбиваешь? – И что мы все же будем с именем делать? - Ничего, наверное. - Как это? Но имя?... - Пусть само как-нибудь... - Само? - Оно справится. - Соби... А ты не передумаешь? - Конечно нет! - Тогда и выбирать будем вместе, - и не смотри на меня так! Ты прикрываешь глаза и задумываешься. Совсем я тебя замучил... - Если исходить из того, что мы творим, то нам подойдет что-то вроде бескомпромиссных... - начинаю рассуждать я. - Творим? Рицка, мы не творим, мы вытворяем! - Тогда неудержимые? - Скорее уж безбашенные. - Соби, не смеши меня, такое серьезное дело, а ты... - Ты первый начал. - Соби! - Рицка!- ну ладно, ладно, начал. - Если серьезно, то все что угодно будет лучше Нелюбимых... - Пожалуй, да... - А вообще без имени никак не обойтись? - Не знаю, но мы можем попробовать. - Соби, я согласен и на безымянных! - В какой-то степени имя отражает внутреннюю суть пары...- задумчиво говоришь ты. - Угу, особенно у вас с Сеймеем! - ой! Зря я это сказал. - Ну, ты же меня полюбил! - что?! Это ты сейчас пошутил? - Соби!! - Я к тому, что может просто подождем? - И узнаем что-то о себе? - Да. - Тебе не страшно? - С тобой — нет. Тогда и мне не страшно. Мне с тобой вообще ничего не страшно! Мы еще долго дурачились придумывая себе имя. Потом снова заснули вместе. Я так и держал ладонь у тебя на горле, и мне казалось, что шрамы исчезают на глазах. А потом мы проснулись одновременно, потому что оно у нас появилось, наше общее имя. Вот так просто и быстро, нашего общего желания оказалось достаточно. Проступило не на самом видном месте, но удобно. Хотя мы все равно драться не собираемся. И показывать его тоже. Это будет наша тайна. Наше общее имя. Мы действительно узнали о себе кое-что новое. Но абсолютно довольны и этим знанием, и именем. И вовсе не потому что что угодно будет лучше Нелюбимых! 10-25 августа 2014
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.