Желание выжить

Кивнув подбородком самой себе – чтобы подбодрить – Линда решительно шагнула в чужой для нее мир кино, скрывавшийся за глухой черной дверью. Первым делом ее ослепил свет софитов. Съемки уже шли полным ходом, и ее пригласили непосредственно во время съемочного процесса – об этом Линда забыла, и оттого за ее первым шагом не последовало второго. Удивление подавило ее, заставив чувствовать себя уязвимой. Не забывая про позорное кофейное пятно, Линда вовсе не спешила расстегивать, а тем более и снимать куртку, хотя то ли от яркого света осветительных приборов, то ли от собственного подскочившего адреналина ей стало жарко. После темного коридора контраст был для нее нешуточным. - О, мы, кажется, ждем именно вас. Проходите, мисс Шнайдер, - мягкий, словно растопленное масло, голос, раздался откуда-то из глубины палящего словно тысяча солнц, прямого, желтого с белым луча света, светившего, казалось, отовсюду. - Выключите, наконец, приборы, пока они не перегрелись к чертям, - послышался второй голос. Щелк, щелк, щелк – лампы выключились одна за другой, подмигивая круглым бельмом. Остался лишь легкий свет от обычных светодиоидных ламп, которых было немного, и оттого помещение, представшее перед Линдой, теперь освещалось ровным, но слабым, словно сумеречным светом. Словно пелена спала с ее глаз – помещение, до этого казавшееся ей небольшим, оказалось огромной съемочной студией с несоизмеримо высокими потолками, которые прятались среди стальных конструкций. За одну секунду перед ней выросли как минимум две полностью обставленные декорации – комнаты с обстановкой, дышащей семидесятыми, будто в них жили сами Боб Марли и Дженис Джоплин, собравшие весь самый стильный и одновременно дряхлый скарб в свои каморки. Всюду мерцали блики видоискателей камер, и даже людей Линда заметила не сразу. Первым из них был высокий человек с серебряной гривой волос, второй, чуть пониже – худощавый мужчина, весь в черном, с вороньим прищуром, с длинными руками и пальцами, при его худобе казавшимися неестественными, как будто его поразил синдром Морфана (генетическая болезнь, которой страдал маэстро Паганини). И если в одном из них Линда узнала гения и мастера артхаусного кино – Джима Джармуша, то лицо второго было ей смутно знакомо, но имени его она вспомнить не могла. - Добрый день, мистер Джармуш. Я боюсь, это ошибка, что я так сразу нахожусь здесь, - начала Линда, действительно решившая, что очень уж скоро ее толкнули в тайную комнату, где создается настоящая киноиндустрия. - О, вы не правы, ваше место – здесь, - прервал ее мэтр, - Никакой ошибки в этом быть не может, - добавил он, - я сам настоял на том, чтобы обучение велось в момент съемок ради экономии времени. Думаю, это вам не помешает. Линда поняла, что попала впросак – возразить собеседнику она не может, поскольку тот строит фразы таким образом, что невозможно не поверить в их неоспоримость. И не смотря на то, что ей и словом не обмолвились о немедленном начале работы сразу после подписания контракта – видимо, об этом забыл ей сказать тот самый то ли менеджер, то ли продюсер, имя которого Линда всегда забывает – она решила не возражать, поскольку причины для этого не было. Инструмент был у нее с собой, сумму за работу платят немаленькую, да и к тому же, Линде самой не терпелось приступить к исполнению своих обязанностей. Она кивнула, решив не говорить лишних слов, отчего возникла неловкая пауза. Тот, второй, длинный и худощавый, с интересом посмотрел на нее. Джармуш, смерив того вскользь взглядом, вновь взглянул на Линду. И, наконец, догадавшись, что они оба не знакомы, поспешил исправить ситуацию: - Это – наш актер и ваш ученик, Том Хиддлстон. Вам должны были сказать все сразу и заранее познакомить вас, но сложно соблюдать все тонкости, когда четко определен график съемок, а продюсер занят множеством дел. Кино – искусство, которое требует больших затрат, понимаете ли, - со слегка отстраненной манерой сказал режиссер, махнув в сторону Тома. Тот широко улыбнулся, чем удивил Линду – с его внешним видом (а одет он был в какое-то растянутое тряпье, отдаленно напоминающее майку и штаны цвета одеяния монаха-бенедиктинца, то есть, глухого черного цвета) подобное отражение эмоций никак не вязалось. - С музыкой в этом плане легче, не так ли? – спросил он, и Линда, обладавшая тонким музыкальным слухом, узнала в нем того, чей голос она впервые услышала, войдя в студию. Джармуш хмыкнул: - Ты слишком наивен. Один инструмент Линды стоит столько же, сколько половина нашего оборудования. Я прав? - Я не сильна в подобных тонкостях, но все вполне возможно. То, что он древнее века на три – так это точно, - поддержала полушутливый разговор Линда, не спешившая заявлять о цене своего антикварного австрияка, подаренного ей каким-то щедрым ценителем-меценатом. Не Гварнери и не Страдивари, но она и не была такой уж важной птицей в мире музыки, чтобы успеть заработать право на владение шедеврами. Звук отличный, а Линде большего и не надо было. Том удивленно присвистнул: - Моему герою, как ни странно, почти столько же. Думаю, мы с вами сработаемся. Линда не сразу отреагировала на его протянутую для рукопожатия руку, на секунду подумав, что он слишком много улыбается. В тот же момент краем глаза она усмотрела багровеющую на его губе каплю крови – непривычную деталь, которая в раз все изменила. Улыбка нового знакомого тот час же стала казаться Линде зловещей. В мягком свете за спиной Тома неожиданно появился светлый силуэт. - О, у нас новые лица. Джим, где ты ее нашел? Отличный типаж для твоего фильма, не правда ли? Линда не могла оторваться от разглядывания Тильды Суинтон, вдруг возникшей у нее под носом – белолицая женщина с длинными белыми волосами, в объемном малиновом балахоне казавшаяся тощей, как смерть, и оттого идеально подходившей в пару к Тому, только что так ее напугавшему, смеющимся взглядом разглядывала новую гостью. Никаких капель крови на ней не было, но она, казалось, будто шагнула с египетских фресок или же на самом деле была забытой скандинавской богиней. Том и Тильда были похожи на древних мифических существ, вдруг объявившихся в другом времени и тщетно пытавшихся прикинуться обычными людьми. Вспомнив про каплю крови на лице Тома, а так же его слова о возрасте своего персонажа, Линда догадалась, что эти двое играют вампиров. И удивилась мастерству Джармуша, который настолько четко попал в типаж актеров, что она моментально поняла его задумку. Его фильм был не о фриковатых психах из семидесятых, как ей показалось сначала. Все было гораздо интереснее. - Прости, но здесь ты промахнулась. Линда Шнайдер – консультант по вопросам музыки. А именно, она будет учить меня мастерству игры на скрипке, - поправил Тильду Том, вновь посмотрев на Линду, - а знаешь, ты все-таки права. Типаж очень подходит. - Гранж из девяностых с налетом викторианской готики. Цвет волос даже темнее твоих, - шутливо добавила Тильда, указав на черные волосы Линды. Та лишь пожала плечами, не приняв слова госпожи Суинтон всерьез. Натуральности в ее образе, которым так восхищалась Тильда, было мало – Линда, будучи обладательницей истинной арийской внешности (тонкий нос, губы, ярко-голубые глаза) по причине своего происхождения, а, следовательно, и редких, блеклого цвета волос вкупе с невзрачными, светлыми бровями и ресницами, вот уже как последние пять лет аккурат раз в два месяца красилась в яркую брюнетку. Благодаря качественной краске цвет выходил совершенно натуральным, что многих обманывало, как сейчас попались на эту удочку и новые знакомые. - Ладно, ладно, не вгоняйте девочку в краску, иначе Тому придется искать нового учителя за свой счет, - остановил своих подопечных Джармуш, тем не менее почему-то внимательно вглядевшись именно в черты лица Линды. Она, в свою очередь, вцепилась в скрипичный футляр, дабы напомнить этим помешанным на кино людям, кто она такая и зачем вообще здесь находится. - У нас в планах в ближайшем времени отснять сцену, где Том играет на скрипке двадцать четвертый каприс Паганини. Сколько потребуется времени для подготовки? - перешел на деловой тон режиссер, уловив невысказанный намек Линды. Та удивленно округлила глаза. Каприс считался одним из сложнейших произведений для скрипки соло, и не все технически натасканные скрипачи за него брались. Конечно, она его играла, когда училась в колледже, но то был лишь детский лепет - Линда работала над ним сутки напролет, чтобы добиться хотя бы мизерного результата того, как можно исполнить эту вещь. Возможно ли научить хотя бы бегло ставить пальцы и водить смычком в такт человека, который впервые взял в руки скрипку? Линда не хотела показать, что принимает поражение, и потому сказала совершенно другое: - У Тома музыкальные пальцы. Думаю, при совместных усилиях можно справиться за недели две. Том зажмурился, причмокнул, словно в предвкушении чего-то совершенно фантастического, и, вновь растянув рот в улыбке и приоткрыв один глаз, посмотрел на Линду: - Это просто отлично! Я готов начать прямо сейчас, - почти промурлыкал он, видимо, поленившись открывать рот, чтобы четко проговорить фразу. - Ну, для начала, Линде неплохо было бы сменить рубашку или хотя бы отмыть пятно. Да, дорогая, я с самого начала догадалась, отчего ты застегнулась по самые уши при такой жаре, - рассмеявшись, прервала неловкую паузу Тильда Суинтон, - у нас с тобой почти одинаковый размер, сейчас найдем тебе что-нибудь на замену в костюмерной. Линде казалось, что она нырнула на глубину без аквалангического оборудования – кружилась голова, и от шока и неожиданности немного давило на виски. Многих усилий ей стоило не то, чтобы полностью подавить это состояние (в данном раскладе дел это было бы невозможно), но хотя бы постараться, чтобы оно не было так заметно на первый взгляд. Малознакомые люди, которые были умопомрачительно знамениты, кружились вокруг нее в хороводе, стремясь запутать и завести в тупик – так ей казалось. Их улыбки и доброжелательное отношение Линда не принимала как что-то естественное и исходящее от всей души, будучи привыкшая к многоликости представителей мира шоу-бизнеса. Она посчитала, что ее либо держат здесь за дурочку, либо попросту пытаются «проверить на вшивость» и ждут, когда она потеряет бдительность и совершит ошибку. А этого Линда допускать не собиралась.